Ворон и медведь

Исцеление Змея

- Ну-ну, успокойся! Выпей лучше это!

К губам ткнулась костяная плошка с резко пахнущей темно-зеленой жижей, в которой плавали листья и травинки. Редвальд, с трудом выпил дурно пахнущее снадобье и бессильно повалился на устланное шкурами ложе. Голова его была тяжелой, словно налитая горячей водой, перед глазами плыли красные круги, дыхание вырывалось свистящим хрипом. Бок, обвязанный бурой, от засохшей крови, повязкой, горел, будто выжигаемый раскаленным железом.

Стоявшая у ложа старая женщина в одеянии из шкуры неведомой твари равнодушно убрала пустую плошку. Рядом с метавшимся на ложе воином, она выглядела настолько маленькой, что напоминала карлицу. Тощими, покрытыми пигментными пятнами, руками она принялась сдирать присохшую повязку, вызвав у раненого новый стон боли. Наконец повязка поддалась, обнажив сочившуюся красноватой сукровицей воспаленную рану, от которой расходились багрово-черные полосы. Старуха надавила на нее и брезгливо отдернула руку, когда на нее выплеснулся грязно-желтый гной.

-Плохо дело, - шелестящий голос напоминал змеиное шипение, - может и не дожить до завтра.

-Я вызвала тебя из Линдси не затем, чтобы он помер у тебя на руках, - отозвалась стоявшая у входа Энгрифледа, - а чтобы ты поставила его на ноги. Ты можешь, Атла, я хорошо тебя знаю – так что принимайся за работу и поскорее!

Женщина уставилась на молодую королеву зелеными, как у кошки глазами, после чего тонкие губы раздвинулись в слабой улыбке.

-Все такая же упрямая, - пробормотала она, - хорошо, Фледа, я сделаю все что могу.

- Уж постарайся, - надменно бросила Энгрифледа и, повернувшись на каблуках, вышла на улицу. Старуха, слабо усмехнувшись, повернулась к воину. Тот уже лежал без сознания, хрипло дыша и уставившись в потолок невидящими глазами.

Раненого разместили в полуразрушенном храме на западной окраине города. Стены здесь покрывали чудом сохранившиеся изображения змей с человеческими головами и великанов со змеями вместо ног. Подобные барельефы украшали и алтарь из черного мрамора, под которым разместили ложе, где лежал воин. На алтаре лежали связки трав, стояли глиняные горшочки, наполненные дурно пахнущими зельями и небольшие идолы из дерева, бронзы и камня. Тут же лежал и нож, с костяной рукоятью, покрытой рунами, и с навершием в виде головы дракона. Старуха взяла этот нож и полоснула им по ране. Кровь и гной, хлынули ручьем, заляпав руки старухи почти до локтя, пока она невозмутимо расширяла порез. Закончив, она взяла в руки небольшой кувшин и достала извивающихся белых опарышей. Сделав еще несколько надрезов, расширяя рану, Атла положила в нее червей. Поверх них она прикрепила нашлепку из мха, смоченного дурно пахнущей мазью. Выпрямилась и, посмотрев в искаженное страданием лицо Редвальда, коротко бросила.

-Отдохни пока! – и вышла из зала.

Покрытый испариной воин метался в кошмарном бреду, в котором перед ним проносились видения прошлого и настоящего. Вот он снова сражается с данами на Лангобардской равнине, приносит кровавые жертвы на вершине Брокенберга, отбивает натиск франков на Люнденбург. Всякий раз в небе над ним клубились иссиня-черные тучи, то и дело проливавшиеся кровавым дождем. Алые реки текли по земле и в них извивались, раскрывая зубастые пасти, мерзкого вида твари, напоминающие одновременно червей, змей и рыб. А потом Редвальд поднимал взор и видел, что дождь из крови проливается от страшных битв в небесах, где крылатые воины, в ослепительно белых одеяниях, сходятся в жестокой битве с воинством мертвецов, валькирий и диких псов, возглавляемых одноглазым стариком на восьминогом коне. А над всем этим мерно раскачивалась голова черного дракона, с глазами цвета синего льда и жуткой пастью оскаленной клыками длиной в скрамасакс. Раскрывались огромные крылья и в кожистых складках, словно могильные черви, шевелись полусгнившие тела мертвецов.

Из этих кошмаров Редвальда вырвало ковыряние ножа в ране – это старуха Атла, с трудов вытаскивала из него глубоко зарывшихся червей. Наконец, знахарка, довольно хмыкнув, выковыряла извивающихся опарышей, еще толще, чем раньше.

-Славно они на тебе отъелись, - хмыкнула она.

Из другого кувшинчика она достала несколько жирных пиявок, которых Атла положила на раскровавленную вновь рану. После она простерла над Редвальдом руки и монотонно затянула.

- Глупцу не понять, сколько ползает змей под Иггдрасилем: Пустошник, Подземельник, - Волка Могильного дети, - Серый и Скрытень, Снотворец и Витень,- все постоянно корни грызут. Вот прилетает черный дракон, сверкающий змей с темных вершин. Нидхегг несет трупы под крыльями… О дракон, подгрызающий корни всего мироздания, нерожденный, но бывший от века – как ты с Волком пожираешь мертвечину, так подобие детей ваших, да пожрут всю гниль в том кто всегда давал вам поживу.

Она говорила еще много чего, но ее невнятное бормотание становилось все тише, пока Редвальд проваливался в сон. Грудь снова жгло как огнем, но странным образом этот огонь уже приносил облегчение – теперь он не сжигал его изнутри, но уничтожал все то, что приносило ему такие мучения. В забытье, куда он впал, воин видел себя со стороны – лежащего голым, только почему-то не на полу храма, а на черной земле в корнях исполинского древа, чья крона исчезала в облаках. Тело воина обвивали огромные змеи, что, присосавшись к его ранам, жадно пили кровь и гной. В те же краткие мгновения, когда он приходил в себя, сакс слышал, как бормотание старухи заглушает детский плач и собачий скулеж, пока Атла, склонившись над алтарем, копошилась в некоем красном месиве. Однако потом Редвальд вновь погружался в спасительное забытье.

Он сам не понял, когда вдруг очнулся: голова больше не болела, а рана лишь несильно зудела. Кроме страшной слабости, охватившей тело, Редвальд почти не чувствовал неприятных ощущений.

-Оклемался? – над ним нависла знахарка, - есть хочешь?

-Хочу, - кивнул Редвальд и вправду ощутивший вдруг жуткий голод. Атла поднесла ему глиняную плошку, исходящую ароматным дымком. Она протянула ее саксу и тот, с огромным аппетитом, выпил наваристый бульон с кусочками мяса.

- Молодец, - сказала Атла, - а теперь спи. Выпей только.

Она поднесла к губам Редвальда еще одну плошку, на этот раз с травяным настоем, и воин, не колеблясь, выпил и его. От этого снадобья его вновь сморило – почти сразу он провалился в сон, который не смогло прервать даже то, что Атла вновь принялась копаться ножом в его ране, вычищая остатки гноя и поливая рану щиплющим отваром. Когда же Редвальд проснулся, то получил еще одну плошку бульона, с размоченной в нем ковригой хлеба.

-А можно еще? –спросил воин, протягивая пустую плошку.

С тех пор он быстро пошел на поправку. Воспаление спало, рана быстро заживала, затягиваясь розовой корочкой, жар и слабость отступили. Вскоре Редвальд уже сам вставал с ложа, чтобы взять кувшинчик с настоем и плошку с похлебкой. Вскоре после этого он стал получать и более твердую пищу - большие и сочные куски незнакомого мяса, приготовленного с кровью.

За все это время его так никто и не навестил – как объяснила Атла, никому не стоило видеть то, как лечили Редвальда. Сакс невольно заподозрил, что пока он лежал в забытьи над ним творилось немало такого, о чем он и сам не захотел бы знать – поэтому он и не приставал к Атле, с вопросами, поинтересовавшись лишь тем, кому был посвящен этот храм.

-Старое, очень старое место, - губы колдуньи раздвинулись с слабой улыбке, - римляне тут чтили богов, а до них кельты, а до них – боги ведают кто еще.

-Богов? – спросил Редвальд, - тех же, что призывала и ты?

Атла бросила на него косой взгляд.

- Богов, что вырвали тебя из рук Хель, - сказала она, - это все, что тебе нужно знать.

-Королева тоже их чтит? - настороженно спросил Редвальд и ведьма, криво усмехнувшись, помотала головой.

-Фледа, конечно, храбрая девочка, - сказала она, - и была такой еще когда совсем малолеткой случайно забрела вглубь Линдсийских болот, где стояла моя землянка. Я вывела ее к родителям – и в благодарность за ее спасение, король Линдси даровал мне свою защиту и назначил меня наставницей принцессы. Но даже она не стала чтить богов, которым поклоняюсь я – эти боги не для королей и воинов. Энгрифледа служит Девам-Воронам, что шествуют рядом с Одином, упиваясь смертью и кровью павших, а также их грозной Матери. Но порой, она обращается за помощью и ко мне – как в этот раз, когда мы снова встретились в болотах Линдси.

-Когда туда пришел Эдмунд? – спросил Редвальд и ведьма, оскалив острые мелкие зубы, довольно кивнула.

По словам Атлы Эдмунд попал в ловушку в Линдси: с одной стороны его зажало объединенное войско Энгрифледы и Аудульфа, а с моря высадились даны Сигифреда, совместно с королевским флотом. Король Уэссекса, ожидавший, что молодая королева станет отстаивать свою столицу, оказался застигнут врасплох. Тут же вспыхнули раздоры в его многочисленной, но разношерстной армии - между саксами и кельтами, между убежденными христианами и теми, кто приняв для виду новую веру, подспудно хранил верность старым богам. В жестокой сече, длившейся три дня, вражеское войско оказалось наголову разбито. Что случилось с Эдмундом Редвальд так и не понял – судя по зловещим намекам Атлы, Энгрифледа взяла его в плен живьем и отдала болотной колдунье, в благодарность за некую «помощь». В чем она заключалась и какова была дальнейшая судьба короля Уэссекса, колдунья не стала говорить – да Редвальд и не особо хотел знать.

После победы королева поспешила к Люнденбургу – и поспела как раз вовремя, чтобы разбить еще и франков. После этого, приставив знахарку к умирающему Редвальду, она вновь покинула город, железом и кровью усмиряя мятежную страну. Атла даже на расстоянии каким-то образом узнавала о ее деяниях, с кровожадным смакованием рассказывая Редвальду о кровавых подвигах своей воспитанницы. Со всей горячностью юности, не приемлющей двуличия и измены, она обрушилась на Кент, жестоко покарав всех, кто был уличен в связях с франками. Отпавший от Христа Суссекс сдался почти без боя – поэтому Энгрифледа не стала его жестоко наказывать, также как и островное королевство Вихтвара, все еще державшееся старых богов. Зато Уэссекс, вотчина Эдмунда, сполна расплатился за деяния своего короля, также как и Уэльс. Тогда же Энгрифледа объявила себя королевой-бретвальдой – владычицей Британии. Когда она возвращалась, путь ее был овеян дымом горевших церквей и залит кровью принесенных в жертву христиан.

День, когда Энгрифледа вернулась в Люнденбург стал одновременно и днем, когда Редвальд, наконец, решил выйти из храма. По настоятельной просьбе Атлы он направился в прилегающую к храму купальню, также еще римских времен.

-Рабы уже нагрели там воду, - сказала она, - а ополоснуться тебе не помешает – от тебя все еще несет гнилью и хворью. Самое время смыть ее с себя окончательно.

-Как скажешь, мудрая женщина, - усмехнулся Редвальд, выходя из храма. Колдунья смотрела ему вслед и в ее зеленых глазах читалась странная насмешка.

Купальня оказалась обширной комнатой, с мозаикой на стенах изображавшей дев с рыбьими хвостами, самих рыб и прочих морских тварей. Посреди же комнаты виднелся большой бассейн, наполненный горячей водой. От нее шел пар, наполнявший купальню. Редвальд скинув грязное тряпье, соскользнул в воду, чувствуя, как все его тело окатывает приятное тепло. От удовольствия он простонал – и словно эхом в ответ раздался негромкий плеск.

-Кто здесь?! – сакс сел в купальню, озираясь по сторонам. В ответ вновь раздался плеск, за ним озорной смешок – и из курящегося над водой пара выступила чья-то стройная фигурка.

-Энгрифледа! - Редвальд ошеломленно уставился на представшую перед ним совершенно голую королеву, - что ты тут делаешь?

-То же, что и ты, - девушка рассмеялась, - это ведь моя купальня. Я часто прихожу сюда…правда до сих пор в одиночестве.

Она наклонилась, качнув перед глазами Редвальда упругими грудями. Ее рука погладила заросшую щетиной щеку принца, потом опустилась ему на грудь, заставляя сакса вновь лечь в воду. Лукавая улыбка искривила пухлые губы, когда Энгрифледа вдруг впилась в мужской рот жадным поцелуем. В тот же миг губу сакса пронзила острая боль и он невольно оттолкнул девушку, вытирая кровь из прокушенной губы.

-С ума сошла?!

- Атла говорила, что удовольствие всегда начинается с боли, - рассмеялась Энгрифледа, лизнув нанесенную рану, - увы, до сих пор я так и не испробовала этого. Моя брачная ночь, - она поморщилась, -оказалась не слишком удачной. Этельвульф был ни на что не годен как мужчина – хотя он и честно старался. И в конце концов, ему удалось угодить мне - пусть на моих бедрах потом несколько дней не сходили ссадины от его щетины. Но все же…от мужчины я жду совсем иного.

Ее рука скользнула еще ниже, сомкнувшись на затвердевшей мужской плоти. В следующий момент она прильнула к саксу, оплетая его бедра длинными ногами. Редвальд, подхватив королеву за округлые ягодицы, резко поднялся, чувствуя, как девичьи руки сомкнулись на его шее. По всей купальне разнесся сладострастный стон, когда восставший ствол, прорвав податливую преграду, вошел в тесную расщелину, истекавшую влагой и кровью.