Воскресенье, 19 августа 1877 года.
— Конкурс начинается, — произнес Волшебник.
Он указал морщинистым пальцем вдаль, на самую окраину уличного празднества.
Невысокий мужчина в цилиндре медленно взбирался по ступеням импровизированной сцены, на фоне которой возвышалась странная башня. В одной части закругленная, а в другой — квадратная, эта башня росла из самого центра Освальд-парка некой бесформенной тенью. Остроконечная пирамидальная верхушка едва виднелась сквозь туманные облака, на несколько сотен футов в вышину. Дюжины столов, расставленных по краю сцены, мерцали в свете ночников, окруженные безупречно одетыми гостями торжества.
Журчание вежливых разговоров заполнило ночной воздух, и тринадцатилетняя Уна Крейт со скрещенными на груди руками откинулась на спинку своего стула, глубоко погрузившись в собственные мысли. Она едва ли слышала дядины слова, как и уделила мало внимания коротышке, поднимающемуся по ступенькам.
Из всех гостей, наверное, только Уна чувствовала себя неуютно на вечернем торжестве, проходящем в Освальд-парке. Названный в честь Освальда Великого, самого могущественного из давно умерших магов древности, громадный парк был местом, где три года назад разыгралась трагедия — несчастный случай, забравший жизни мамы и малышки-сестрички, оставивший Уну с мучительной верой, что это ее неправильное заклинание убило родных. С тех пор парк стал для девушки ненавистным местом. Местом, избегать которого надо было любой ценой.
Но три месяца назад случилось нечто необычайное…
Будучи под впечатлением от расследования самого трудного криминального дела в ее жизни, связанного с таинственным исчезновением дядюшки и по совместительству Волшебника, Уна решилась взглянуть своему страху в глаза и посетить Ежегодный полуночный маскарад. Впервые она ступила на зеленую парковую лужайку с тех самых пор, как магия однажды вырвалась из-под ее контроля. Тогда же впервые она танцевала с молодым человеком.
Та бальная ночь была волшебной, кавалер Уны — благопристоен и красив, и перед уходом она решила, что с чувством вины за смерть родных покончено раз и навсегда. Как бы то ни было, три месяца спустя девушка осознала, как чудовищно ошибалась.
Сегодняшний визит в парк стал вторым после жуткого происшествия, и, к сожалению Уны, не было ни танцев, ни парня, которые отвлекли бы от грустных мыслей.
Сцены трагедии сновали туда-сюда перед ее внутренним взором, как назойливые мухи: искры, выстреливающие из ее импровизированной волшебной палочки — лучи света, опрокинувшие дерево и швырнувшие его на землю, собственный панический крик, который настиг Уну вместе с ударной волной в тот момент, когда на маму и Флору рухнул массивный ствол поваленного дерева.
Она изо всех сил старалась прогнать печальные мысли, сосредоточившись на соревновании, которое вот-вот должно было начаться — знаменитое Состязание Волшебной башни, проходящее каждые пять лет — но даже волнение Уны, вызванное этим событием, не отвлекало девушку полностью. Она качала головой, озираясь в поисках вещи, на которой можно было бы сконцентрироваться.
«Дайте мне пищу для ума!» — подумала сыщица и сфокусировалась на окружающем.
Столы были сервированы лучшим хрусталем и фарфором, еда и напитки — высшей пробы. Уна и раньше бывала на светских мероприятиях — ее дядя очень любил вечеринки — но с ночи маскарада трехмесячной давности она не видела так много местных богачей, собравшихся вместе.
Уна теребила рукава платья — серо-белого вечернего платья с высоким воротом, более официального, чем она привыкла носить. Наряд отнюдь не был таким же экстравагантным, как те платья, что носили девушки из Академии благородных девиц, так же как и ее украшения не были столь же стильными и сверкающими, и Уна понимала, что гости поглядывали в ее сторону исподтишка не столько из-за наряда. В конце концов, девушка была в какой-то мере знаменитостью Темной улицы: самая молодая ученица Волшебника за последние сто с лишним лет, и ни для кого не являлось тайной, что она была естественным магом, то есть принадлежала к наиболее редкому и наиболее могущественному виду волшебников.
Как оказалось, такой сильной Уну делала кровь древних фей, бегущая по ее венам. Все знали, как погибли ее мама и сестренка, а сплетни о невероятных магических трюках, которые та способна делать, по большей части выдуманные, разлетались по улице, словно листва, гонимая ветром от крыльца к крыльцу.
Последний слух, долетевший до Уны, был о том, как она превратила дядюшку в лягушку, потому что тот наказал ей почистить зубы. Полнейший бред…
«Прежде всего, дяде Александру никогда не нужно было напоминать мне чистить зубы, потому что чистка зубов — просто разумный способ избежать гнойных процессов во рту. Следовательно, нет нужды напоминать об этом. А во-вторых, дядю Александра действительно превратили в жабу, но это случилось почти три месяца назад, и я к тому не причастна», — мысленно оправдывалась сыщица.
И все это правда. Именно дядин адвокат, мистер Рейвенсмит, в сговоре с самым известным авторитетом криминального мира, Кровавым Мартином, провернули это отвратительное дельце.
«И в-третьих, я никогда не использую магию, если могу что-то сделать сама!» — размышляла девушка. Несмотря на ее недавнее возвращение в подмастерья Волшебника, магия, по ее убеждению, оставалась крайне непредсказуемой штукой.
Если же этого было недостаточно для оправдания всех колких взглядов, в запасе оставался тот факт, что Уна была здесь единственным человеком с вороном на плече. Говорящим вороном, к тому же. Впрочем, Уну совершенно не волновало, кто и что об этом думает. Дьякон был девушке не только верным спутником, но и служил кладезем всевозможных фактов и уймы полезной информации.
— Всем добро пожаловать! — разнёсся над площадью громкий голос. Гомон гостей попритих, и все взгляды устремились на вышедшего на сцену приземистого человечка в плотно подогнанном костюме и высоченном, почти с него самого, цилиндре. Маленькими глазками мужчина быстро пробежался по богатым зрителям. — Добро пожаловать в Волшебную башню. Я Натаниэль Буря, архитектор башни.
Раздались аплодисменты. Уна хлопать не стала.
— Не уверена, что смогла бы этим гордиться, — прошептала она Дьякону.
Башня опасно покачивалась на ветру, создавая впечатление, что может рухнуть в любой момент. Средняя часть накренилась к югу под углом почти на тридцать футов, а потом, изогнувшись, наклонилась к северу. Шаткие ступени спиралью огибали башню снаружи, и где-то на седьмом этаже вся конструкция выгнулась, словно большой змей, проглотивший яйцо. Звук скрипучего дерева можно было услышать даже возле Железных ворот.
— Посмотри на это уродство, — снова прошептала девушка.
Дьякон подавил смешок, когда Волшебник неодобрительно взглянул на племянницу с соседнего кресла. Одетый в традиционный колпак и мантию, Александр выглядел импозантно, как подобает главе всех магических дел Темной улицы. Какое-то мгновение Уна рассматривала дядю. Несмотря на то, что единственными живущими магами здесь были лишь Уна с дядей, должность Волшебника все еще имела вес в обществе, и однажды должна будет перейти Уне.
— Каждые пять лет, — продолжил человек в цилиндре, — строится новая башня и начинаются новые состязания. Этой традиции уже сотни лет. Любой, кто достаточно храбр, чтобы войти, — мужчина выдержал паузу, указывая на перекошенную дверь в основании башни, — получит шанс пройти испытания первого дня. Но лишь первые четыре конкурсанта, которые справятся с заданием отборочного тура, продолжат состязание на второй день. После этого будет предложено еще два испытания: тесты на интеллект и физическую подготовку. Каждый день участник состязания, пришедший последним, будет удаляться, пока не останутся двое. На четвертый, последний день соревнований, оба финалиста будут иметь возможность пройти последнее испытание на вершине башни. Задание настолько тяжелое, что за всю историю игр еще никому не удалось пройти его до конца.
Толпа безмолвствовала. Запрокинув головы, все разглядывали пирамиду на вершине башни. Она устрашающе раскачивалась в ночном воздухе, едва видимая на фоне темного неба. Эта конструкция напомнила Уне Башню гоблинов на кладбище Темной улицы, на верхушке которой она спасла дядю от заточения, — с той только разницей, что Волшебная башня, казалось, вот-вот рухнет, а Башня гоблинов простояла почти пять сотен лет.
— Соревнование начнется завтра в полдень, — прокричал архитектор. — Я — единственный, кто знает обо всех заданиях и тайнах, которые поджидают участников внутри, — он поднял кожаную сумку, — и только у меня есть ответы на головоломки, ожидающие смельчаков.
Снова взрыв аплодисментов наполнил парк, и на этот раз Уна к ним присоединилась. Действительно, из всех собравшихся только сыщица аплодировала энергичней всех. Наконец-то брошен вызов, который она готова принять. Ей было неприятно признаваться, что дела в детективном агентстве продвигались ни шатко, ни валко. За последние три месяца появилось лишь два дела: одно — о пропавшей пилочке для ногтей, а на другое дело Уну наняла шестилетняя девочка, чтобы выяснить правду о существовании так называемого Пасхального кролика. Последнее более всего удручало.
Наконец перед ней было стоящее испытание. Знаменитое Соревнование Волшебной башни.
— Пожалуйста, наслаждайтесь вечеринкой, — сказал архитектор, перекрикивая аплодисменты, после чего спустился со сцены и смешался с толпой.
Волшебник повернулся к Уне:
— Как я понимаю, ты планируешь участвовать в этом заведомо провальном мероприятии?
— Ты прав, дядя, — ответила Уна. — Не только участвовать, но и победить.
— А в чем смысл? — поинтересовался с ее плеча Дьякон.
Уна покачала головой:
— Смысл, дорогой мой Дьякон, в том, чтобы быть первой. Найти решение. Разгадать тайну. Разве этого мало?
— Что ж, думаю, я могу освободить тебя от ученических обязанностей на четыре дня — пока идет соревнование, — сказал Волшебник. — Могу попросить Самулигана приглядеть за тобой.
Уна благодарно улыбнулась. Помощь эльфа Самулигана, камердинера Маятника, была бы весьма кстати.
Волшебник глянул в сторону ближайшего стола, его лицо показалось из-под капюшона, открывая взорам крючковатый нос и длинную седую бороду. Уна, привлеченная громким голосом, обернулась в ту же сторону. Голос принадлежал сэру Балтимору Разерфорду, одному из наиболее известных людей высшего общества Темной улицы. Красивый мужчина за пятьдесят, с густыми бакенбардами и выступающими бровями, сэр Балтимор размахивал едко пахнущей сигарой и громко смеялся собственной шутке. Его соседи по столу сидели, как вкопанные.
— Как я говорил, — пророкотал сэр Балтимор, — когда я был подростком, всего несколькими годами старше, чем сейчас мой сын Родерик… Где он, кстати? Наверно, ушел с новой подружкой. К нему липнет больше девушек, чем я в состоянии сосчитать. — Так вот, когда я был в его возрасте, я тоже участвовал в соревновании и дошел до вершины. Тогда нас осталось двое — я и Брэдфорд Крейт.
Сердце Уны подпрыгнуло при упоминании ее отца. Естественно, она знала, что папа — бывший старший инспектор полицейского управления Темной улицы — участвовал в состязании, но об этом она узнала не от него самого. А если и так, то была слишком мала, чтобы это помнить. Все ее знания о папиных юношеских приключениях и участии в конкурсе пришли из книг. Уна загрустила. На самом деле, было слишком много того, что Уна не знала о своем отце и, скорее всего, никогда не узнает — об этом почти три года назад позаботилась пуля, выпущенная из ружья грабителя. Потеря папы, всего за несколько месяцев до потери мамы и сестры, была чудовищным землетрясением, перевернувшим ее жизнь с ног на голову.
— Из нас двоих Брэдфорд был умнее, — продолжал сэр Балтимор, — но у меня было преимущество — моя фантастическая память. В нашем семействе это норма, знаете ли. Я помню все услышанные когда-либо анекдоты.
— О, это прекрасно. Хотела бы я запоминать анекдоты, — сказала угрюмого вида женщина за столом сэра Балтимора. — Но, увы, они в одно ухо влетают, в другое — вылетают.
— Как я уже сказал, это семейная черта, — произнес сэр Балтимор, резко повернувшись на своем стуле. — Говоря о наследственности семейных черт, разве это не юная мисс Крейт собственной персоной? — он дружелюбно улыбнулся. — Вспоминаю времена, когда мы с твоим отцом дышали друг другу в спину, соревнуясь в башне. Мне было пятнадцать, а он, кажется, был на несколько лет старше. Испытанием третьего дня стал лабиринт, где…
— Па-а-а-пуля! — послышался крик, прерывающий речь знаменитости. Голос был звонким и пронзительным.
— Да, дорогая? — откликнулся сэр Балтимор, поворачиваясь к юному созданию, сидящему возле него. На вид девочке было не более семи лет, и Уна знала, что ее зовут Пенелопа Разерфорд.
— Папуля, почитай мне сейчас мою историю! — потребовала девочка и сунула книгу отцу.
— Я рассказываю свою историю, Пенни, — ответил сэр Разерфорд.
— Нет! — сорвалась на крик девочка. — Хочу, чтобы ты читал из моей книжки! Моей любимой книжки!
Сэр Балтимор вздохнул:
— Но разве ты не хочешь послушать, как папочка воспользовался своей невероятной памятью, чтобы выбраться из лабиринта?
— Нет! — воскликнула Пенелопа. — Я хочу послушать о Бун-Буне, попугайчике-людоеде.
Сэр Балтимор закатил глаза, перед тем как снова обратиться к Уне:
— Да, не важно. В конце концов твой отец победил меня вне лабиринта. И я никогда не узнаю, как это у него получилось.
— Потому что мой младший брат был не менее умен, — заметил Волшебник.
Глаза сэра Балтимора слегка сузились:
— Ты прав, Александр. Брэдфорд был умным.
— Ты все еще завидуешь, Балтимор? — поддел его Волшебник.
— Конечно же, нет. Я приболел накануне последнего испытания и был не в состоянии четко мыслить. Иначе, я бы не ошибся на последней загадке. Брэдфорд ответил правильно, естественно, но провалил последние физические испытания. Он не смог открыть сундук с секретом, как и все предыдущие финалисты до него. Не забывай об этом, Александр, — сэр Балтимор затушил сигару о тарелку, выхватил книжку из рук дочери и поднялся. — Пойдем, Пенни, поищем более спокойное место, где можно почитать.
Однако они направились не к выходу из парка, как можно было ожидать, а к группе людей, окруживших столик архитектора.
— Звучало грубовато, — заметила Уна, удивленная дядиными обвинениями в том, что Балтимор завидовал ее отцу.
Волшебник улыбнулся:
— Да, полагаю, что грубовато. Но они были давними конкурентами, твой папа и Балтимор Разерфорд. Еще до того, как Балтимор удрал в Англию, как-то раздобыл рыцарский титул, и стал зваться сэром.
— Согласно справочнику «Темная улица в лицах», — вмешался Дьякон, — сэр Балтимор Разерфорд выиграл свое рыцарство в карты у графа Дадли.
Уна благодарно улыбнулась ворону. Дьякон был дядиным подарком к одиннадцатому дню рождения — заколдованная птица, чья обширная память содержала не только полную энциклопедию Арканны и все издания Оксфордского словаря английского языка, но также и несколько полезных томов, быстрый доступ к которым часто был нужен Уне в ее розыскной работе, включая справочник «Темная улица в лицах», — книгу, описывающую фактически каждого, кто когда-либо жил тут.
— Да, — подтвердил Волшебник, — если и есть какая-либо семейная черта, более отличительная, чем память Разерфордов, — так это их страсть к азартным играм.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Уна.
Дьякон ответил приглушенным голосом:
— Ходят слухи, что сэр Балтимор загнал себя в такие долги перед Кровавым Мартином, что был вынужден передать право собственности на их фамильный дом в счет оплаты. Довольно сильное унижение для такой уважаемой семьи. Леди Разерфорд, его жена, настолько сконфужена, что почти не показывается на публике. Разерфорды до сих пор живут в этом доме, но теперь они платят арендную плату корпорации «Белладонна», принадлежащей Кровавому Мартину.
При упоминании Кровавого Мартина Уна сжала зубы. Криминальный главарь Темной улицы залег на дно из-за причастности к делу о покушении на Волшебника. А с тех пор, как Уна узнала, что именно Кровавый Мартин виновен в смерти папы, она больше всего хотела бы увидеть мерзавца за решеткой, рядом с презренным мистером Рейвенсмитом. Но Кровавый Мартин не явился на судебный процесс и многие верили, что сейчас он прячется где-то на улице, до сих пор контролируя преступный мир.
Но Уна владела информацией, о которой большинство и не догадывалось. Она знала, что Кровавый Мартин нашел лазейку в Стеклянном портале — огромных стеклянных воротах на юге Темной улицы, которые были закрыты заклинанием более пяти веков — и провозил контрабандой разного вида магические штучки через кордон Чудоземья на протяжении сотен лет. Одной из них был корень турлока, волшебный клубень, которым негодяй натирал свою кожу, чтобы не стареть. Из этого сыщица сделала вывод, что Кровавый Мартин скорее всего скрывается в Чудоземье.
Сердце девушки учащенно забилось, когда она, оглядываясь по сторонам, узнала в толпе знакомое лицо: татуированное лицо Адлера Айри, того самого юноши, сопровождавшего ее на ежегодном полуночном маскараде. Поскольку семейство Айри проводило несколько месяцев в году, проживая на улицах Нью-Йорка, Уна не видела Адлера с той самой бальной ночи. Он присел возле дальнего конца сцены, красивое лицо застыло над открытой книгой, лежащей на столе. Уна очень обрадовалась встрече.
В тринадцать лет Адлер был самым юным студентом-юристом в Юридическом союзе волшебников и за короткий период учебы его щеки уже украшали рунические знаки союза, каждый из которых указывал на успешное завершение нового курса. Одетый в свой привычный потертый плащ и поношенный цилиндр, казалось, юноша не замечал Уну, но ее сердечко прыгало в груди при виде Адлера.
— Извини, дядюшка, — сказала Уна. — Мне бы хотелось кое с кем поговорить.
Девушка шла через парк под густыми кронами деревьев, увешанными фонариками, и нервничала все больше. Последний раз она видела Адлера три месяца назад. Хочет ли он до сих пор общаться с ней или совершенно забыл обо всем? Она уж точно его не забыла и то серьезное выражение лица, когда юноша сосредоточился на вальсе, а татуировки извивались вокруг его глаз, и боль в пальцах от того, что на них регулярно наступали, хотя это и не было неприятным воспоминанием. К тому же, надо признаться, в том была и ее вина.
Поскольку большинство приглашенных стояли, Уна быстро скользила меж пустых столов, ловко пробираясь сквозь плотное море смокинговых хвостов и шуршащих платьев. По пути девушка играла с собой в маленькую игру: старалась никого не касаться, приседала и наклонялась, как вдруг ее чуть не сбили с ног. Она удивленно отступила назад, поспешно огляделась и обнаружила, что столкнулась с движущейся кучей тряпья. Дьякон громко каркнул на плече от неожиданного столкновения.
— Тысяча извинений, — сказала куча тряпья, и сердце Уны подпрыгнуло — больше от неожиданности, чем от сильного толчка. А потом она осознала, что перед ней не гора лохмотьев, а женщина, с головы до ног замотанная в неопрятную одежду. Выглядела она ужасно неуместно здесь, среди богато одетых гостей.
— Пожалуйста, простить меня, — сказала женщина голосом старческим, шелестящим, словно древние обои. Резкий запах мяты плохо маскировал ее смердящее дыхание. Уна отступила назад, чтобы не вдохнуть мерзкое амбре. Женщина продолжала говорить с грубым иностранным акцентом:
— Я есть мадам Романия из Румынии. Я здесь рассказать судьбу этих прекрасных гостей.
— А, гадалка? — удивилась Уна, не сумев скрыть скептицизма в голосе.
— Хотите сказать вашу судьбу, барышня? — спросила мадам Романия из Румынии. — Мой фургончик припаркован вон там, и я могу сказать ответы на очень много вопросы.
Уна покачала головой, подумав, что если на какой-то вопрос и правда нужно найти ответ — то это как вылечить такое ужасное дыхание.
— Нет, спасибо, — поблагодарила девушка. — Я ищу кое-кого, но спасибо за…
Рука гадалки метнулась, словно змея, схватив девушку за запястье и крепко сжав. Уна замерла в оцепенении, испугавшись от неожиданности.
— Ты не есть виноват за то бремя, которое несешь! — прохрипела гадалка быстро и тихо.
— Отпусти ее немедленно! — потребовал Дьякон, балансируя на плече у хозяйки, готовый броситься в атаку.
Слова женщины буквально загипнотизировали Уну. Она удивленно моргала, глядя незнакомке в глаза, потому что лишь глаза гадалки были не скрыты. Затем мадам Романия из Румынии перестала удерживать руку сыщицы и спрятала свою обратно в разноцветные лохмотья.
— Пожалуйста, простить меня, — извинялась иностранка. — Я не хотеть напугать юную мисс. Но мадам Романия из Румынии видеть…
Уна потёрла запястье, вид у неё был настороженный.
— Что значит, я не ответственна за бремя, которое несу?
Впрочем, Уна догадывалась, о чём толкует цыганка. Смеющиеся лица матери и младшей сестры всплыли в воспоминаниях.
Гадалка пожала плечами:
— Мадам Романия из Румынии сама не уверена, о чём говорит. Чтобы в этом разобраться, надо спросить совета у чаши.
— У чаши? — недоуменно переспросила Уна.
— Да, — женщина подступила на шаг ближе к девушке. — Чаша-оракул даровать тебе все ответы, — гадалка указала на дальний край сцены, где был припаркован похожий на гигантскую коробку фургон-вардо1. Бубенцы свисали с окошек и звенели на ветру. — Я есть прятать чашу внутри. Для безопасности. Вы можете приходить, если желать знать ответы.
Женщина резко повернулась на каблуках и поспешила в сторону фургона.
Уна колебалась, и пока она провожала взглядом цыганку, кто-то дотронулся до ее плеча. Она повернулась и увидела Исидору Айри — сестру-близнеца Адлера Айри — стоящую позади нее в призрачном свете фонаря. Великолепная красотка, всего на несколько месяцев старше Уны, Исидора улыбнулась, а ее огромные голубые глаза блестели в мерцающем сиянии. Исидору сопровождал настолько красивый юноша, каких Уна еще не встречала в жизни — коротко подстриженные, ухоженные светлые волосы, высокие скулы и волевой подбородок — вдвоем с Исидорой они составляли прелестную пару.
— Уна, милая, — промурлыкала Исидора, словно они были лучшими подругами, — рада тебя видеть.
Исидора была одета в прелестное сине-белое узорчатое платье с причудливой розовой шалью. Уна не могла сообразить, почему Исидора так любезна. Они не очень ладили между собой, и вежливость красавицы насторожила сыщицу.
— Привет, Исидора, — осторожно ответила Уна. — Выглядишь очаровательно.
Исидора быстро осмотрела внешность Уны, но не вернула комплимент. Она указала на хорошо одетого юношу.
— Это мой ПАРЕНЬ, — сказала она с таким напором, что Уна чуть не отступила на шаг назад.
Парень улыбнулся Уне, демонстрируя ряд безупречно ровных зубов:
— Родерик Разерфорд, — представился он, протянув сыщице руку.
По лицу Исидоры пробежала тень, будто она была готова отдернуть руку Родерика, но каким-то образом ей удалось сдержаться. Уна ответила на рукопожатие.
— Сын сэра Балтимора, — важничая, произнес Дьякон с Униного плеча.
— Точно, — подтвердил Родерик.
— А я уже упоминала, что он мой ПАРЕНЬ? — спросила Исидора.
Уна с трудом сдержала улыбку:
— Кажется, говорила, Исидора. И вы отлично смотритесь.
Далее последовала длинная неловкая пауза — Исидора и Родерик, казалось, пытались позировать. Уна заметила грязное пятно на плече хорошо подогнанного пиджака Родерика. Она прищурилась и поняла, что весь его рукав целиком пропитан грязной жижей. Юноша уловил взгляд сыщицы, но ничуть не стушевался.
— А, это? — произнес он, неопределенно махнув рукой в сторону цыганского фургона. — Исидора чуть в лужу не залезла. Там очень грязно.
Уна покачала головой:
— Но как эта грязь очутилась у тебя на плече?
— Мой ПАРЕНЬ не хотел меня тащить в обход, — пояснила красотка, — поэтому мой ПАРЕНЬ бросил пиджак к моим ногам, чтобы я не испачкала подол своего платья, — она крепко сжала руку Родерика с таким видом, будто держала новую дорогую игрушку. — Ну, разве не замечательный у меня парень?!
— Благородство! — произнёс тот, словно отвечая на некий незаданный вопрос. — Всё дело в благородстве. Как у рыцарских короля Артура. Нет деяний слишком незначительных, нет невыполнимых поручений. Всё для моей дамы сердца. Стоит ей только попросить, и я взберусь на городские стены, сражусь с морским чудищем, повергну дракона или напеку печенья. Я современный рыцарский.
Дьякон содрогнулся:
— В отношении человека не говорят «рыцарский»! Это прилагательное. Правильнее будет «рыцарь».
Родерик, казалось, не услышал замечания. Он пропел: «Ры-ы-ы-царство! Ры-ы-ы-царство! Ры-ы-ыцарство!» и замолк, умиляясь собой.
Какое-то время Уна не знала, что ответить. В конце концов она указала на спину женщины, стоявшей неподалеку. Ее экстравагантное лилово-синее платье струилось вниз.
— Исидора, это ведь твоя матушка? — спросила Уна. — Уверена, что видела это платье в витрине ее бутика буквально на прошлой неделе.
Уголки Исидориного рта поползли вниз:
— Это и мама не моя, и платье не ее. Это копия… Подделка.
Исидора обернулась, указывая в сторону толпы у сцены. Там, возле архитектора, стояла настоящая мадам Айри, почтенная женщина с пышной грудью, которая считалась самой эксклюзивной швеей на всей Темной улице. Ее платье выглядело идентично тому, что было на женщине по соседству.
Уна как раз хотела раскланяться с Исидорой и Родериком и сосредоточиться на розыске мадам Романии из Румынии, когда возле стола архитектора началось какое-то волнение.
— Мое платье! — кричала мадам Айри. — Вы залили его супом!
Уна только сейчас смогла различить фигуры архитектора и мадам Айри, лежащие на земле. Ошеломленный мужчина пытался подняться, отталкиваясь одной рукой, так как вторая была занята пустой тарелкой.
— Мне так жаль, мадам. Пожалуйста, простите меня за неловкость, — сказал он, когда несколько рук из толпы протянулись, чтобы поднять упавших на ноги.
— Не несите чушь! — сказал огромный мужчина, стоявший неподалеку. Уна узнала в нем мистера Хлопа, старшего заместителя министра в Юридическом союзе волшебников. — Я видел, как все было, и это именно она в вас врезалась.
Архитектор выглядел смущенным:
— Ну, я не знаю, что произошло, но пожалуйста, прошу вас принять мои извинения, мадам.
— Теперь мне придется возвращаться домой, чтобы сменить наряд! — огласила мадам Айри перед тем, как довольно театрально удалиться из парка.
— Бедная матушка, — сказала Исидора. — Можно ли придумать что-то хуже, чем пролитый на платье суп?
— Я могу назвать бесконечное множество вещей хуже, чем… — начал Дьякон, но Уна прервала его.
— Чудесно поболтали, Исидора, — солгала Уна, — и я была рада познакомиться с вами, мистер Разерфорд. Прошу меня простить.
— Мне также очень приятно, — ответил Родерик.
Уна развернулась как раз в том момент, когда Исидора нахмурилась:
— Не забудь, что ты МОЙ ПАРЕНЬ.
— Конечно, Исидора, моя королева! Я только сказал… — но, углубившись в толпу, Уна уже не слышала Родерика. Желание выяснить у цыганки смысл предсказания перевесило первоначальную цель сыщицы встретиться с Адлером Айри.
Фургон гадалки напоминал огромную коробку, украшенную витиеватой лепниной и увешанную жгутами из блестящего материала. Сбоку большими черными буквами было выведено:
«Мадам Романия из Румынии! Внутри вас ждет предсказание будущего, гадание по руке, разгадка тайн!»
— Ты ведь не собираешься в самом деле общаться с той гадалкой, правда же? — спросил Дьякон.
Уна покраснела и остановилась на ступеньке, ведущей к двери фургона.
— Она просто заберет твои деньги и наговорит кучу туманной ерунды, — добавил ворон.
— Я… Да, думаю, ты прав, — отозвалась Уна, не желая объяснять, что слова цыганки зажгли в ней искру надежды, которая давно погасла. — Но можно повеселиться.
Уна шагнула на вторую ступеньку. Одна из рекламных листовок, объявляющих об открытии соревнования, была пришпилена к двери. Она гласила:
«ПРОЙДИ ИСПЫТАНИЕ, ПОЛНОЕ ОПАСНОСТЕЙ.
СЛЕДУЙ ПО СТОПАМ НАСТОЯЩИХ ГЕРОЕВ.
ОТКРОЙСЯ МАГИЧЕСКОМУ ТАЙНОМУ ЗНАНИЮ.
ПОЗНАЙ НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ РАЗУМА.
ДОБЕЙСЯ ВЕЛИКОГО.
СОСТЯЗАНИЕ БАШНИ ВОЛШЕБНИКА.
ДО УЧАСТИЯ ДОПУСКАЮТСЯ ЛИЦА В ВОЗРАСТЕ ОТ ТРИНАДЦАТИ ЛЕТ.
ПОБЕДИТЕЛЬ УДОСТОИТСЯ ПАМЯТНОЙ ТАБЛИЧКИ В МУЗЕЕ
И ВПИШЕТ СВОЁ ИМЯ НА СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ВОЛШЕБСТВА».
Уна подошла к дверной ручке. Ее рука замерла. Внезапный крик со стороны сцены привлек ее внимание.
Это был архитектор.
— Планы! — кричал он. — Планы соревнования пропали из моей сумки! Кто-нибудь, вызовите полицию!
Пульс Уны участился, а на лице расцвела улыбка.
— Новое дело! — прошептала сыщица.
— Да, новое расследование! — воодушевился Дьякон.
И Уна помчалась в сторону суматохи, Дьякон тенью парил прямо над ней. Когда девушка пробилась сквозь толпу, сердце готово было уже выскочить из груди.
— Что случилось? — спросила она.
— Кто вы? — спросил архитектор. Коротышка побледнел, как смерть.
— Уна Крейт. Я слышала, были украдены планы.
В толпе робко перешептывались.
— Да, да, — архитектор похлопал по своей сумке. — Планы лежали внутри. Все секреты башни. Их необходимо отыскать, или состязание придётся отменить.
Уна оглянулась, всматриваясь в толпу, размышляя, мог ли похититель все еще быть там. Она увидела много знакомых лиц: мистер Хлоп, Исидора Айри и Родерик Разерфорд столпились возле ее дяди. Адлер Айри, в съехавшем набекрень цилиндре, встал из-за стола, загадочные татуировки сморщились, выражая обеспокоенность. Женщина в поддельной версии платья мадам Айри прижимала ко лбу руку в перчатке, будто собираясь упасть в обморок. Сэр Балтимор и мистер Гламп, куратор Музея истории волшебства, успокаивали ее.
Уна вглядывалась в лица потенциальных подозреваемых и была настигнута врасплох громким восклицанием Дьякона:
— Вот же они!
— Кто они? — девушка развернулась и обнаружила, что Дьякон сидит на земле почти у края толпы. Клювом ворон указывал на несколько листов пергамента.
Толпа расступилась, чтобы разглядеть страницы.
— Планы, — ответил Дьякон.
— Но… Почему они на земле валяются? — удивилась Уна.
— Потому что вы их там уронили! — раздался высокий, колкий, словно лезвие ножа, голос. Уна зажмурилась и потрясла головой. Она знала обладателя голоса. Чересчур хорошо знала. Сыщица обернулась и увидела выступившего из толпы инспектора Уайта из полицейского управления Тёмной улицы. Тот наклонился, чтобы собрать бумаги.
— Несомненно, — продолжал инспектор, — это именно вы, мисс Крейт, украли планы в надежде получить в состязании преимущество.
— Чуши не несите, — Дьякон взлетел на Унино плечо. — Она и близко к архитектору и его сумке не подходила.
Уна упёрлась руками в бёдра.
— Кроме того, — возразила она, внезапно обеспокоенная тем, что её могут не допустить до участия, — я бы никак не успела их прочитать.
— Ага, конечно, — саркастически согласился инспектор.
— Возможно, планы просто случайно выпали? — предположил архитектор.
Уна перевела взгляд на его кожаную сумку с толстым ремнём и тяжёлой медной пряжкой и подумала, что вряд ли такое могло произойти.
Инспектор Уайт встал на колени, чтобы получше рассмотреть сумку. Медленно ощупывая ее одной рукой, во второй он по-прежнему держал найденные планы.
— Уверен, вы правы, — наконец констатировал он и передал бумаги назад архитектору. — Планы сами по себе выпали, — он выпрямился. — В этот раз вам повезло, мисс Крейт. Но имейте в виду, я буду пристально следить за ходом соревнования. Малейшие признаки нечестной игры — и вас тут же дисквалифицируют. О тюремном подвале уже промолчу…
Уна растерялась. Она привыкла к обвинениям инспектора Уайта, что из нее ничего
путного не получится, или что она совершила то или иное преступление, но угроза дисквалификации из соревнования задела за живое. Чем спорить с некомпетентным человеком, девушка предпочла оставить в покое историю с планами. Подумаешь, что планы почти наверняка не могли сами выпасть из сумки? Ну правда, кому какое дело? Их нашли в целости и сохранности.
— Все хорошо, что хорошо кончается, и вы их обнаружили, — сказала Уна инспектору. — Кто знает, к какому беспорядку это могло бы привести.
Инспектор встал подбоченясь, очень довольный собой.
Уна медленно пошла назад через парк. Она почувствовала легкую досаду из-за ложной тревоги. Здорово, если бы подвернулось реальное дело.
Ворон, казалось, прочитал ее мысли:
— Может, это к лучшему, что нет дела? Башенные состязания потребуют твоего полного внимания.
— Ты как всегда прав, — ответила сыщица. — Но ты же знаешь, что бумаги не выпали сами по себе.
Дьякон задумчиво кивнул:
— Так-то оно так, но их нашли.
— Отличная наблюдательность с твоей стороны, Дьякон.
— Не стоит благодарности.
Уна подняла глаза, снова оказавшись перед цыганским фургончиком. Она заметила, что буквы на вывеске свежевыкрашенные и даже почувствовала запах краски.
— Смотри, — обратил ее внимание Дьякон, — мадам Айри возвращается.
Мать Исидоры, мадам Айри, шла обратно через парк на вечеринку, на этот раз одетая в великолепное новое платье изумрудного цвета с белыми кружевами и турнюром на спине настолько большим, что он напоминал верблюжий горб.
— Быстро переоделась, — заметила Уна.
Дьякон пожал плечами:
— Ты все еще хочешь связываться с этой гадалкой?
Она посмотрела на дверь фургона и покачала головой. Дьякон был прав. Смешно и нелепо советоваться с такой женщиной, но, как только Уна собралась уходить, дверь в задней части фургона открылась, и мадам Романия высунула свою руку.
— Да, да. Я знать, что ты придешь. Я иметь видения, как делала моя мама, и как ее мама, и как все матери в моем роду, давно-давно.
Дьякон содрогнулся от ужасного акцента, но держал клюв на замке.
— Пожалуйста, заходить! Смелей, смелей, — гадалка поманила сыщицу пальцем, замотанным в лохмотья.
Через дверь доносились запахи ладана и шалфея, а снаружи фургона звенели колокольчики. Уна колебалась. Любопытство переполняло ее, но она также чувствовала, что Дьякон прав, предостерегая ее против общения с такой подозрительной личностью. Однако желание услышать, что хотела сказать женщина, было слишком сильно, чтобы сопротивляться. Уна глубоко вздохнула и последовала за старухой в фургон.
Драпировка из бусин задребезжала, как только девушка ступила в прокуренную комнату. Стены были занавешены толстыми бархатными тканями черного, фиолетового и золотого цвета. С потолка свисали серебряные амулеты и связки палок, перетянутые веревкой. В центре находился низкий круглый стол, обложенный подушками. Мадам Романия из Румынии исчезла через щель в красной бархатной занавеси, и Уна слышала, как она ходит за ней.
— Пожалуйста, занимать место за столом, — прокричала цыганка. — Я вызывать чашу. Ты можешь задать один вопрос, и она даст тебе правдивый ответ.
Уна неохотно присела, нервничая и не совсем понимая причину беспокойства. Она проглотила нервный ком и нерешительно опустилась на мягкую подушку, испытывая сомнения — зачем вообще сунулась сюда.
Старуха продолжала двигаться за шторой, которая отделяла переднюю часть вагончика от задней. Спустя мгновение она вновь показалась через щель с деревянным сундучком на руках.
— Здесь чаша спать, — объяснила гадалка. — Она должна отдыхать, по крайней мере, пять минут перед каждый вопрос.
— Ага, ясно, — неубедительно притворилась Уна.
Мадам Романия из Румынии поставила сундук на стол и начала возиться с защелкой.
— Защелка упряма. Приклеиваться. Я должна ее ремонтировать. И…Ох, поддаваться. Сейчас мы посмотрим, что чаша говорить о… — но мадам Романия из Румынии испуганно замерла, а затем испустила такой громкий вопль, что волоски на руках девушки встали дыбом.
Дьякон взлетел в воздух, когда Уна подскочила:
— Мадам Романия, что случилось? — всполошилась Уна..
Цыганка полностью открыла сундук, выпучив глаза. Руки задрожали, челюсть отвисла, обдав лицо девушки отвратительным мятным дыханием. В таком состоянии мадам Романия из Румынии пребывала долгих десять секунд, пока, наконец-то, не выдохнула, рыдая:
— Чаша-Оракул! Ее нет! Ее кто-то украсть!