Самолет добрал нужную высоту и перед новым заходом на цель стал увеличивать скорость, чтобы иметь ее в запасе при крене на крыло, когда она снова начнет падать.
Капрал Ширин молча смотрела на приборную панель и водила средним пальцем между кнопками, собирая пыль. Затем растирала большим пальцем средний и начинала заново.
— Лейтенант, — заговорила она. — Вы сами все слышали. Вы же понимаете: мы только что потеряли отряд «Бора».
— Понимаю. И что ты хочешь этим сказать?
— То, что нам больше нечего здесь делать, пора убираться отсюда. Мы сожгли много топлива и потратили впустую достаточно боеприпасов. Зачем ухудшать и без того плохой рейтинг вылета?
— Капрал, тебе не кажется, что в последнее время ты слишком много себе позволяешь? — процедил Гильмири.
Он с трудом сдерживал гнев и пытался унять непреодолимое желание наказать Ширин за дерзость.
Та уставилась на старшего оператора:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Все прекрасно ты понимаешь, — ответил Гильмири. — Ты будто специально ждешь моей неудачи, чтобы перехватить инициативу и показать руководству свою компетентность и профессионализм. Хочешь выбить меня из этого кресла, дрянь?! — Он ударил кулаками по подлокотникам.
— Послушайте! Все не так!
— Закрой свой рот!
— Но лейтенант! Вы же не в себе!
— Что? — Он привстал с кресла. Какие-то крохи рассудка отделяли его от того, чтобы схватить эту девку за волосы и все-таки впечатать лицом в монитор. — Итак, ты твердо решила вести свою, очень нехорошую линию?
— Какая линия, командир? Зачем нам новый заход на атаку?! Чтобы отомстить и выпустить пар?
— Ширин, ты сейчас сказала главное в нашем разговоре слово. — Гильмири вцепился в подлокотники, чтобы скрыть дрожь в руках, и медленно опустился в кресло.
— Какое?
— Командир. Я твой командир. И не забывай об этом, капрал! Я руководствуюсь логикой и только логикой. Да, мы потеряли группу. Но отряд «Бора Биляль» был самостоятельной единицей. У них был автономный рейд. И его гибель не наша вина.
— Но мы же нанесли по ним удар.
Никак не уймется девка. Гильмири стиснул зубы. Ему и самому казалось, что он сейчас не в себе, и эта дрянь делала все, чтобы спровоцировать его на непоправимые действия. Тогда ему точно не выкрутиться.
Он начал тщательно проговаривать каждое слово.
— Это. Стало. Следствием. Того. Что. В регионе. Действуют профессионалы. Враждебные нам.
— Но это лишь мнение…
— Замолкни и не перебивай. Дикари знали о готовящейся акции. Им было известно, что конвой придет к городу, на который упал тот чертов самолет. И они очень грамотно разделались с этим конвоем. Потом профессионально и быстро избежали крупных потерь, когда в игру вступили мы. Потом появился лазерный целеуказатель, которым они сбили нас с толку. А это означало, что они прослушивали наш радиоэфир и понимали язык. Все это, считай, даже не косвенные, а прямые улики в пользу того, что здесь работают профессионалы из конкурирующего Оазиса. И вот за это командование не посмеет повесить на нас всех дохлых собак. Это не наша вина, облажались разведка и аналитический отдел.
— Но может быть, тут вовсе нет профессионалов. Может, просто недооценили дикарей?..
— Тогда это тоже, черт возьми, останется на совести разведки и аналитиков!
— И вы, лейтенант, надеетесь, что высшие чины разведки корпорации не сделают из нас козлов отпущения?
— Высшие чины разведки — не совет директоров. Провал операции настолько очевиден, что этим делом будет заниматься руководство корпорации, а не внутренняя комиссия военного ведомства. А у нас есть телеметрия. У нас есть записи. Так на чьей ты стороне, Ширин? На нашей? Или на стороне высших чинов разведки, которые спишут провал на нас? Если делом займется совет директоров, они обречены.
— Конечно, я на вашей стороне, командир. Я с вами.
«Как-то неубедительно, — подумал Гильмири. — Впрочем, все бабы лживы». Во всяком случае, она понимает теперь, что лезет в сферы, уровень сложности и масштаб которых не в силах постичь своим умишком. Чертова политика эмансипации, проповедуемая главами корпорации. Зачем вообще здесь понадобилась баба? Хотя понятно, что по части подлостей в карьерных делах мужчины нисколько не отстают.
Ширин упорствовала:
— Мне все равно непонятно, зачем продолжать атаку.
— Машина. Зенитно-ракетный комплекс. Ты сознаешь, что он остается в руках местных дикарей? А что это значит? Невдалеке от резервата проходят коммерческие маршруты торговой авиации для связи с Оазисами в Северной Европе. Дикари уже знают, кто направил на их территорию конвой. Торговые маршруты оказываются под угрозой. Мы либо рискуем самолетами, либо налаживаем обходные пути, а это дополнительные расходы на топливо. Товары подорожают, партнеры тоже повысят цены. Тебе это ясно? Машина должна быть уничтожена, и это покроет все неудачи сегодняшнего вылета.
— Женщина-рейтар?! — Возмущение Павла было под стать презрению на его лице. — Дожили! А щи варить кто будет?!
— Парни, он вам живой еще нужен? — спросила Химера, обратившись к Соловью и Тахо.
Пленный рыскун — очевидно, проводник спецгруппы Оазиса — нервно задергался. Не иначе он решил, что речь шла о нем, но девушка навела свой обрез на Ходокири.
— Ты что, девочка! Конечно нужен. — Соловей отвел ее ствол. — Ты не смотри, что он с виду говно. Внутри он лапусик. Ребята, вы целы?
— Да не вполне, — мрачно ответил Артем, глядя на Малона. Интерес к мотоциклистке сменился недоумением в связи с чудесным воскресением Тахо.
— Ну, во всяком случае, на ногах вы стоите, и то хорошо. Ладно, мы теряем время. — Соловей врезал пленному ногой под дых, схватил его за ворот комбинезона и потащил к дому.
Последовал удар кулаком в лицо: командир карательного батальона приступил к допросу. Химера встала рядом, держа рыскуна на мушке.
— Так ты живой? — Артем недобро смотрел на Малона Тахо, но то и дело косился на женщину.
Спасибо, оба находились в поле зрения и можно было не вертеть башкой.
Тахо небрежно повел плечами:
— Выходит, что так, господа. Живой.
— Хотел нас кинуть?
— Кинуть? — Малон сделал удивленное лицо. — Что это значит?
— А как на твоем языке звучит «поиметь»? Кинуть, обмануть, развести, не заплатить деньги за работу.
— Just fucked, может быть. — Тахо опять пожал плечами. — Не знаю, право. Только позвольте спросить: если вы считаете, что я вас решил, как вы сказали, кинуть, то почему вдруг появился? Почему не убрался восвояси? С какой стати помог вам? А вы, коли уж предъявляете мне претензии, должны еще и себя спросить: почему не пришли мне на помощь, услышав взрыв? Возможно, меня ранило. Да, там была ловушка, и я ее вовремя обнаружил. Я ее взорвал. Но вы решили, что я уже мертв. Так было удобнее? Впрочем, чего это я. Читать лекции о морали сейчас излишне — тем более что я не имею к вам претензий. — Он извлек из одного кармана, коих на его жилете было множество, увесистый кожаный мешочек. — У нас была сделка. Вы согласились на три условия. Все они выполнены. Конвой корпорации уничтожен. Сбитый самолет найден, и я получил бортовые самописцы. Они оказались в зенитной установке. Она тоже под моим контролем, что также являлось частью сделки. Держите. Здесь сто шестьдесят золотых монет, имеющих хождение в вашем резервате. Вам троим и вашему четвертому другу Ивану. Работа сделана. Контракт выполнен.
Он протянул деньги Артему.
— Вот ваш заработок. Пересчитайте, пока я еще здесь…
Тем временем Соловей нанес пленному очередной удар в печень.
— Говори е…(раскат грома)… й ублюдок! Где схрон? Да не мямли, сука!
— Папаша, не матерись при мне. Это мерзко, — поморщилась Химера.
— Ушки заткни! Прикажешь раскланяться перед ним и вежливо попросить?
Полукров раскрыл мешочек. Проверил пару наугад, но пересчитывать не стал.
— Ладно, парни. Идем. Надо еще Ваньку забрать. Доковыляем как-нибудь до соловьевских ребят да попросим довезти до Шелкопряда. Там и залижем раны.
Хотелось поскорее убраться. Конечно, порядком осточертело рисковать непонятно ради чего. Ныла собственная рана, и увечья товарищей беспокоили Артема не меньше. Однако помимо этого его растревожила женщина. По этой части он был в их братстве, пожалуй, самым сдержанным, у него случались мимолетные приключения, но прелесть их заключалась именно в непродолжительности. Его жизнь была достаточно насыщена более важными вещами, будучи жизнью негласного лидера остатков некогда могучей и многочисленной «волчьей стаи». Артем и Мустафа двинулись мимо длинного здания, наполовину разрушенного воздушной атакой, в направлении пятиэтажки, где находился Булава.
Павел Ходокири продолжал стоять, чуть согнувшись и опираясь на свой автомат.
— Парни, подождите, — громко попросил он, затем повернул голову к Малону, который собирался принять участие в допросе пленного. — Тахо! Куда вы теперь?
— У нас есть еще одно, последнее дело, — отозвался Малон.
— Какое?
— Вам это ни к чему. Вы свою работу выполнили.
— Паша, ты идешь или где? — позвал Полукров.
Ходокири взглянул на него и разочарованно покачал головой.
— А я не могу идти, парни. Болит жопа-то. Но еще больнее знаете что? Грызет внутри хрень, называется «совесть». Слыхали?
Артем, хромая и рыча от боли, поспешил к товарищу.
— Пошутить захотел?
— Да уж какие шутки, брат, — вздохнул Павел. — Послушай. Ну неужели все только из-за денег? Должны же мы быть лучше горстки говнюков, зарабатывающих на крови.
— Слушай, Паша, мы все заплатили сполна за это золото. И ты, и я, и Булава. Мы уже получили приветы от смерти.
— А я? — подал голос Мустафа.
— А что ты? — Артем повернулся.
— У меня тоже… Того. В ушах звенит.
— Ну это не одно и то же, брат.
— Но звенит же…
Полукров отмахнулся и снова вперил взгляд в Павла.
— Ну так что, Паша? — Он потряс перед ним мешком с деньгами. — Заслужили мы или нет?
— Послушайте, — вмешался в разговор Тахо. — Там, в облаках, летает самолет. — Он указал рукой на небо, с которого по-прежнему лил дождь. — У него несколько мощных пушек. Быть может, вы слышали о «ганшипах»?
— Ну, приходилось, — кивнул Полукров.
— Тогда знайте, что прямо сейчас он охотится на эту вот машину. Потому что нельзя оставлять в резерватах такое оружие. Это не автомат, не пулемет и даже не танк. Это очень серьезный аргумент, противник постарается его уничтожить. А мы попытаемся уничтожить самолет и поставить в этом деле точку. Но вы, оставаясь с нами, подвергаете себя большой опасности. Мы могли бы сбить этот самолет, но так уж вышло, что в пушках «Панциря» не осталось снарядов, а последнюю ракету я потратил на шаровую молнию, которую увела от вас эта девушка. Уходите. И как можно скорее. Самолет не будет отвлекаться на четырех человек. Он предпочтет искать нас и установку. Уходите, если хотите жить.
Рука Артема с мешочком золота так и повисла в воздухе. Он замер и уставился на Тахо, а тот вспомнил, что шел к Соловью, и зашагал прочь.
— Малон! Есть! — Черный пнул проводника. — Этот урод говорит, что тут неподалеку находится схрон группы. И там есть еще две ракеты!
— Отлично, — кивнул Малон. — Пусть ведет, или я сниму с него скальп.
— Слыхал, говнюшко ты мое ненаглядное! — И новый удар ботинком под ребра. — Показывай схрон, шкура!
Артем вздохнул, посмотрел в сторону Химеры. Та была в шлеме, за темным стеклом не было видно лица. Но он ощущал, что она знает о его колебаниях и ждет решения. Да, похоже, все так и было. Она смотрит сквозь свое непроницаемое стекло именно на него. И именно его решения ждет. Смотрит в его сторону, чуть повернув голову. И тут Полукров понял, что шанс избавиться от этой, можно сказать, новоявленной аномалии, которая магнитом тянула его к себе, он упустил пару секунд назад. Теперь он уже не сможет уйти, забрав деньги и вильнув хвостом. Он точно знал, что совесть его заест. В небе парит вражеская летающая крепость, которая терроризирует его родную землю, а он свалит, оставив разбираться с этим иноземца, товарища Черного и странную девицу. Это не только поступок, недостойный рейтара. Это деяние, которое вообще не красит мужчину. Однако совесть совестью, но его пригвоздила к месту полуповернутая голова в шлеме. Все. Он обязан остаться. Не только ради того, чтобы помочь, но и с намерением разобраться в происходящем между ним и нею. Полукров еще раз тяжело вздохнул и уставился на Павла.
— Брат, это наша земля. И мы на ней не гости. Даже этот нерусский. — Ходокири кивнул на Засоля.
— Ты сам китаец! — воскликнул Мустафа.
— Я пошутил насчет китайца.
— Это папаша твой пошутил, чертов идиот!
— Брат, заткнись ненадолго. Артем, ну так что? Здесь наш дом, и неважно, кто есть кто — русский, китаец, даргинец, баба. — Он украдкой взглянул на Химеру. — Или ты, Полукров. Мы здесь дома. А вот их, — Павел ткнул пальцем в небо, — никто сюда не звал. Так почему этот напыщенный заморский индюк беспокоится о защите нашей земли больше, чем мы? Не совестно?
— Ты сам хотел поскорее убраться, — прищурился Артем, хотя уже точно знал, какое решение сейчас примет. Да, собственно, он его уже принял.
— Я ошибся. Признаю.
Полукров сжал мешок с монетами и покачал головой.
— Тахо! Эй! Погоди!
— Что?
— У тебя сильные обезболивающие есть?
— Есть. Но это в условия нашего контракта не входило. Вы получили деньги.
Артем размахнулся и швырнул золото чужаку. Тахо ловко поймал мешочек.
— Сделай нам уколы и объясни задачу. Мы платим тебе за возможность защитить родной край.
— Балда, — зашипел Павел, — деньги-то на хрена отдал?
Тахо улыбнулся. Повернулся к Химере и тихо сказал:
— Не ошибся я в них.
Он быстро снял с себя ранец и извлек оттуда пластиковую коробку аптечки.
— Сами себе уколы сделать сумеете?
— Конечно…
Тахо быстро обошел Ходокири и взглянул на его рану.
— В чем дело? — Павел нахмурился.
— Не вертитесь, пожалуйста. — Малон задумчиво потер подбородок. — Вам нельзя идти.
— Почему? Если укол…
— Нельзя. — Иноземный гость категорично мотнул головой. — Это, похоже, осколок оборонительной гранаты. У него очень острые края.
— Да я знаю, черт тебя дери. Он же в моей заднице как-никак.
— Это не пуля. Будете двигаться, и осколок нанесет вам еще больше увечий. Останьтесь пока здесь. Химера, я тебя прошу побыть с ним. Остальные — в машину, и поскорее.
— А этого? — Соловей кивнул на окровавленного пленника. — Предлагаю привязать его к фаркопу и протащить по Чертогу. Устроить ознакомительную экскурсию по родным краям, которые он продал, сука.
— Понимаю ваш порыв, господин Черный. Но субъект еще должен показать нам дорогу. Тащите его в кабину.
Ходокири с тоской наблюдал, как его товарищи спешно грузятся на диковинную машину. Даже хромой, с пулей в бедре, Артем. Смотрел, как Соловей отоваривает пленника ударами, затаскивая его в переднюю кабину. Всегда неприятно стоять в стороне, когда товарищи в деле. И вот машина с громким шелестящим звуком начала разворачиваться. Освещаемая молниями, она протиснулась в узкий переулок и скрылась, оставив небольшое облако выхлопных газов, которое вскоре расколошматило дождем.
Подошла Химера, в руках у нее был шприц из аптечки Малона.
— Повернись. Мне нужно обколоть твою рану. — Она сняла шлем.
— Ой, — вырвалось у Павла.
— Что такое?
— Ты это… Как же ты так?
— Что именно? — нахмурилась Химера и недобро взглянула на него единственным глазом.
— Ну, глаз. Как Циклоп Комаровский?
— Что?
— Ну, рейтар, который ехал быстро, и ему майским жуком глаз выбило.
— Ты сам заткнешься или тебе помочь? — резко ответила девушка.
— Только не обижайся. У меня ведь тоже, знаешь ли, осколок в заднице.
— Я рада за тебя. Повернись уже, я сделаю укол.
— Зато у меня все остальное на месте! — продолжил Ходокири и подмигнул. — Я парень хоть куда!
Девушка неторопливо убрала шприц в коробку. Засунула аптечку в карман кожаной куртки. Извлекла из чехла за спиной обрез и направила стволы прямо Павлу в пах.
— Еще один намек, и я устрою тебе симметрию. Спереди будет, как сзади.
— Убери волыну! — Ходокири поспешно прикрылся ладонью. Второй он продолжал опираться на автомат, как на посох. — Уж лучше сразу в голову.
— Повернись уже, чтобы я могла сделать укол.
— А обойти не судьба? Ноги-то у тебя две… Ой… Извини, черт меня дернул…
Та заорала:
— Поворачивайся живо!
Ворча и морщась, он наконец повернулся к ней порванной задницей.
— Коли, ведьма.
Химера стояла и мрачно смотрела Павлу в спину.
— Ну и? — вымолвила она, прождав некоторое время.
— Что? Что «ну и»? Чего ждешь-то?
— А штаны кто будет спускать — я, что ли?
— Я бы не отказался, — ухмыльнулся Ходокири.
— Вот козел, — прошипела девушка и, размахнувшись, вогнала иглу на всю ее длину в ягодицу Павла близ рваной раны с запекшейся кровью.
Над Чертогом полетел душераздирающий вопль, заглушить который не смог даже очередной раскат грома.