Волчья стая

Глава 11 БЕЗНАКАЗАННЫЙ «ГРОМОВЕРЖЕЦ»

Соловей знал, что это за машина. Помнил с детства. И отец многое рассказывал, и в действии довелось ее увидеть еще совсем зеленым пацаном. Самолет был высоко; иногда в облаках проступал черный зловещий силуэт, который медленно бороздил небо. И по разбитой, ухабистой дороге тянулся длинный караван беженцев. В те времена еще кто-то воевал, кто-то сопротивлялся, кто-то на что-то надеялся; иные даже упоминали государства, столицы которых были погружены в термоядерный смрад, а границы — сметены всесокрушающими ударными волнами. Новая эра никак не хотела мириться с упоминаниями об эпохе, легкомысленно воплотившей в жизнь апокалипсические кошмары. Соловей Юрьевич Черный относился к числу людей, чей возраст позволял помнить те времена. И он помнил. Одним из ярких воспоминаний выпавшего на его долю детства стал большой и медлительный четырехвинтовой самолет, истреблявший колонну уставших и отчаявшихся беженцев.

Лучше всего юному Черному запомнились не разорванные в клочья и обгоревшие тела женщин, стариков и детей. Не крохотная ручонка, без туловища, сжимавшая куклу и валявшаяся на обочине затянутой гарью дороги. Не стоны и крики выживших в этом кошмаре. Нет. Похожего он навидался и после. Ярче запомнилась отчаянная, абсолютно бессильная злоба, сводящая с ума тем фактом, что проклятый самолет, сделав свое дело, легко и просто улетел. Медленно. Гудя моторами. Они с отцом смотрели ему вслед и ненавидели не столько самолет, сколько причины и следствия, из-за которых невозможно было защитить людей от налета или хотя бы наказать летающего убийцу.

И потом отец рассказал, что это был за самолет — тот самый АС-130 Spectre, или просто «ганшип». Вооруженный двадцатипятимиллиметровой пятиствольной пушкой GAU-12, сорокамиллиметровой пушкой «Бофорс», которая способна выдавать до сотни выстрелов в минуту, и стопятимиллиметровой гаубицей, умеющей за то же время сделать до десяти выстрелов. После того налета отец часто сетовал на то, что, когда он воевал в двух войнах, развязанных гнилым режимом последних десятилетий его родины, ему и товарищам по оружию отчаянно не хватало такой машины. И многого другого — например, крохотных беспилотных шпионов, которые наводили «ганшипы» и ракеты на ничего не подозревающих безответных людей. Он говорил, что благодаря такому вот небесному пирату удалось бы спасти многие тысячи молодых необученных пацанов, которым вручили автоматы и отправили умирать. Эти выжившие парни могли бы выучиться военному ремеслу и пригодились бы в новое, страшное лихолетье. А возможно, этого лихолетья и не случилось бы, или оно не было бы таким страшным, если бы страна давала своим солдатам, ползающим в грязи под шквальным огнем врага, все нужное для их грязной и кровавой работы. Однако не спаслись и те, кто делал эти «ганшипы», все они канули в ныне малопонятное былое. Теперь человеческий мир состоял из разрозненных пятачков — Оазисов, — разделенных бескрайними просторами диких бандитских пустошей и резерватов, а местами — чадящим сумраком Чертогов.

Очевидно, дело было не только в оружии. Людскому сознанию не хватало чего-то еще. Но катастрофа состоялась и уже пребывала в далеком прошлом. А в настоящем возник тот самый проклятый «ганшип», который Соловей ненавидел с детства. Машина, словно зловещая тень той проклятой эпохи, что похоронила большую часть мира, нависла над ним и его людьми, напоминая о себе. В свое время он не сказал отцу, что на самом деле думает о жалобах на отсутствие подобной техники в его армии. А думал он примерно следующее: «Если бы тебе помогал такой самолет, ты был бы не лучше, чем эти мрази, расстрелявшие колонну беженцев…»

Сейчас Черный не вспоминал о сетованиях отца. Он помнил лишь то, что было нужно сию секунду, — о вооружении «ганшипа» и о том, что в его батальоне нет ресурсов для противодействия удару с неба. Любые средства противовоздушной обороны были в дефиците. Возможно, агенты Оазисов делали все мыслимое, чтобы торговцы оружием, распространявшие свой беспроигрышный во все времена бизнес на пустоши и резерваты, не торговали средствами поражения воздушных целей. Это подвергло бы жизнедеятельность Оазисов огромному риску. Они налаживали торговые, политические и экономические связи между собой и все чаще пользовались для этого самолетами. А тем приходилось большую часть пути проделывать именно над дикими территориями.

Соловей давно и безуспешно пытался раздобыть для своих людей ручные зенитные ракеты и сейчас проклинал себя за то, что не достиг цели. Он либо был недостаточно настойчив, либо не думал всерьез, что в обозримом будущем придется столкнуться с подобной угрозой. Черный ругал себя за долгую подготовку к операции вместо того, чтобы сразу окунуться в Острогожскую сумеречную зону, найти неизвестную зенитную установку, из которой был сбит самолет — обломки сейчас находились где-то там, в Чертоге, — из-за которого вышел весь сыр-бор. Да. Именно так и следовало поступить. Но он сплоховал, не просчитал варианты. И заплатить придется бесценными жизнями его людей.

В сложившейся ситуации он смог отдать всего несколько команд, призванных минимизировать ущерб от налета «ганшипа». Во-первых, всем его людям следовало незамедлительно покинуть транспорт. Во-вторых, выключить все средства связи — вообще любые приборы, имевшиеся в наличии. И рассредоточиться. Последняя команда перед отключением радиосвязи звучала так:

— Не сметь приближаться друг к другу более чем на пятьдесят шагов! Одинокий человек — плохая мишень!

Да, сейчас весь батальон должен был броситься врассыпную, оставив технику. При случае раствориться в подвалах, но опять же не скапливаться, не сметь собираться даже парами. И ждать. Когда у «ганшипа» останется топлива лишь на обратный путь, он скроется. Правда, не было гарантии, что на смену не прилетит другой.

Существовал и второй вариант, предпочтительный.

Именно ради него Черный мчался сейчас на трофейном квадроцикле по заброшенным улицам Острогожска. Он намеревался найти зенитную установку, затаившуюся где-то в городе. Она была важнее жизни. Овладев ею, он получит козырь, сумеет не только отвести беду от бойцов, но и реабилитироваться перед самим собой, а заодно поквитаться за отчаянную, бессильную детскую злобу. И за оторванную руку ребенка, сжимающую куклу на обочине покрытой останками тел дороги. Война, прокатившаяся по планете много лет назад и лишившая его детства, лично для него так и не закончилась. Тот самолет попросту улетел. Нарочито медленно, демонстрируя свою полную безнаказанность.

К своему великому неудовольствию, экипаж «ганшипа» обнаружил, что после первого захода на атаку и поражения нескольких единиц техники живая сила неприятеля стремительно растеклась, причем не группами, как это обычно бывало. Бойцы бросали машины и по одному уходили в леса, болота и разрушенные строения. Пилоту пришлось совершить дополнительный маневр, огибая подступавший с севера грозовой фронт, и вышло так, что «ганшип» дал врагу небольшую фору в несколько минут.

Инфракрасные приборы четко фиксировали тепло моторов и человеческих тел, но групповых мишеней не находилось, а пальба по отдельным людям из бортовых орудий летающего линкора была бы экономически нецелесообразным расточительством. Вольности здесь не допускались, ибо все прицельное оборудование оружия было оснащено специальными камерами, фиксировавшими работу «ганшипа». Никто не хотел лишаться денежных премий за то, что потратил на жизнь одного дикаря дорогостоящий 105-миллиметровый снаряд. Стоимость последнего превышала месячное жалованье стрелка. Что касается техники, то и здесь действовали определенные правила. Машина, будь то легковушка или грузовик, не говоря уже о мотоцикле, не считалась достойной мишенью без людей или крупнокалиберного оружия. Другое дело — бронетехника, которая на вражеской территории подлежала атаке в любом случае. Во время первого боевого виража компьютер счел наиболее удобной и приоритетной целью плотно идущую колонну грузовиков. Из-за большого расстояния и ограничения узлов наведения бортового оружия бронетехника, обнаруженная датчиками неприятеля, находилась в зоне маловероятной досягаемости. Поэтому «ганшип» работал именно по колонне, и весьма результативно. Две очереди по три выстрела из сорокамиллиметровой пушки и две очереди из пятиствольного GAU-12 ее практически уничтожили. Второй заход должен был направить самолет на бронетехнику противника, однако оператор с тревогой открыл, что та исчезла. Она не могла испариться, но приборами больше не фиксировалась. Это наводило на мысль, что у врагов имеются специальные чехлы, которые маскируют бронемашины в инфракрасном диапазоне и ряде других. Более того — действия боевиков показывали, что им хорошо известно, кто именно обрушился на них с неба. В радиосканере пропали все переговоры, хотя их и так было трудно прослушать из-за постоянной смены частот. Люди бросили машины и не приближались друг к другу, но вполне могли общаться путем простого перекрикивания. Все это стало неприятным сюрпризом для экипажа, привыкшего играючи расстреливать мечущихся людей, которые в панике спешили друг к другу вместо того, чтобы разбегаться с площадей.

Зато мониторы четко показывали на разгромленную колонну, на выручку которой и был отряжен самолет, опоздавший из-за своей тихоходности и неожиданности удара, пришедшегося на военизированный конвой Оазиса. Танки и бронемашины тлели на дороге, скорбной цепью растянувшись до самого проклятого города, которого так и не достигли. Среди них белыми пятнами светились еще не остывшие тела убитых. Их было мало, зато бледное бесформенное пятно в болоте слева от дороги свидетельствовало о том, что враги сбросили трупы в топь. Проклятые дикари! Оператор боролся с искушением отдать команду расстреливать одиночные цели. Но черт возьми! Это же деньги! Никаких бонусов! Дисциплинарные взыскания! И очень плохая статистика для карьеры!

Он попытался отследить излучение ручных зенитных ракет. Человека с ПЗРК можно атаковать из всех стволов, иначе он собьет самолет, а тот стоит дороже снарядов. Но он не засек ни одного зенитно-ракетного комплекса.

Правда, приборы зафиксировали, что к разбитой колонне врага, вокруг горящих машин которой еще копошились раненые, стекаются люди — примерно шестнадцать человек. Вероятно, хотят помочь раненым. Какой глупый в своем благородстве порыв! Пушки летающего «Громовержца» только и ждут, когда они все окажутся в радиусе поражения гаубицей или в зоне покрытия очередью из пятиствольной пушки. И все это запишут камеры. Видеозапись хорошо повлияет на карьерный рейтинг. Денежные премии! Дополнительные баллы в аттестационном листе! Давайте! Помогайте своим раненым! Подходите к ним! Проявите сострадание! И мы сделаем себе карьеру на ваших останках!

Оператор сообщил пилотам координаты цели. На данном вираже экипаж пытался достать бронетехнику врага, которая, увы, исчезла с экранов, и для нового захода на поверженную колонну не хватало углов наведения оружия. Придется маневрировать и менять курс. В этот раз грозовой фронт можно проигнорировать. Один шанс из миллиона, что самолет собьет молния — обычно ее удар остается вообще незаметным для экипажа. Намного выше риск повредить чувствительные датчики наведения огня, но ставки высоки. Бонусы! Плюсы! Карьера! Еще один безрезультатный заход на вираж снова даст неприятелю фору, а израсходованное топливо не оправдает и разбитая в первый налет колонна, и это минус в карьерную статистику.

— Лейтенант, — позвала оператора его помощница.

— Да, капрал. — Офицер не сводил глаз со своих мониторов и не повернулся к женщине-капралу.

— Мне не нравится эта цель. Север. Человек на квадроцикле.

Лейтенант щелкнул тумблером и перевел на свой экран вспомогательную картинку с дисплея помощницы.

— Он направляется в город?

— Так точно.

Лейтенанта бросило в жар. В городе находилась машина, для которой их летающий линкор был легкой мишенью, — «Панцирь». Конечно, он принадлежал корпоративной армии их же Оазиса — диверсионному отряду, выполнявшему здесь секретную миссию и подлежавшему эвакуации конвоем, разгромленным местными дикарями. Но! Совсем недавно с этой машиной прекратилась связь. А до того диверсионный отряд сообщил, что в городе действуют некие враждебные силы.

— Командир, если они захватят машину, нам конец.

— Какова вероятность, что дикари справятся со сложными системами «Панциря»?

— Если не ошибаюсь, именно они когда-то создали эту машину.

— С тех пор многое изменилось. Я уже не говорю о модернизации, которую она прошла у нас.

— Лейтенант, наши электронные системы как раз облегчили управление. Между прочим, эти дикари за пять минут спрятали от нас свои бронемашины и сразу сообразили, с кем имеют дело. О том, как они расправились с конвоем, я вообще молчу.

— Тем не менее не все из них соображают. Вон толпятся вокруг раненых. — Лейтенант ткнул пальцем в экран.

— А что, если они отвлекают нас от того человека? Он уже пересек мост.

— Дьявол! — Старший оператор хмуро смотрел на движущуюся метку. Характерный ромбик показывал, что углы наведения позволяют вести огонь, но расстояние было слишком большим — никаких гарантий поражения. Надо принимать решение. И быстро. Капралу хорошо говорить, не она будет отвечать за расход боеприпасов. Отчитываться придется именно ему. Но он вдруг впервые за время полета подумал не о бонусах и баллах, а о собственной жизни. Ведь если этот дикарь доберется до машины… Собственно, зачем ему ехать в город на такой скорости? Это ведь опасные Чертоги. Да еще в грозу… Черт возьми, ну конечно, он спешит за машиной! И на кону сейчас не чертовы денежные бонусы! На кону сама жизнь!

— Внимание! Новый приоритет цели!

В переговорном устройстве послышался голос первого пилота:

— Мы будем вынуждены пересечь границу грозового фронта. Вы подтверждаете новый приоритет по указанному азимуту?

— Так точно, подтверждаю! Противник осуществляет попытку захвата зенитно-ракетного комплекса «Панцирь»! Наша задача — не допустить захват либо, в крайнем случае, уничтожить установку!

— Вас понял! Меняю курс!

— Уничтожить собственность корпорации? — Черные брови капрала поднялись. Она уставилась на старшего оператора.

— Все лучше, чем подарить эту собственность местным шакалам. И уж тем более лучше, чем подохнуть вот в этой собственности корпорации, — он хлопнул ладонью по стенке самолета, — от огня другой собственности этой корпорации.

Он переключил переговорное устройство и обратился к стрелкам бортового вооружения:

— Господа, сейчас на волоске висит не только наша карьера, но и наши жизни. Если вы облажаетесь, я выкину вас из самолета раньше, чем совет директоров отправит нас всех на биржу труда! И это при условии, что нас не собьют нашим же оружием!