Когда я уснула, наконец, мне приснилось бурное норвежское море. Будто бы я стою на пустом пирсе, вокруг меня мяукают голодные кошки, а я смотрю вдаль и жду траулер, на котором Дайра должен вернуться с лова.
Но впереди только шторм, темнота и дождь, и мне тоскливо, одиноко и страшновато. Таких ощущений и наяву хватало, обидно еще и во сне все это переживать… Но, к счастью, я как только осознаю, что сплю, сразу же просыпаюсь. Когда снится что-то приятное, это так обидно, но сейчас оказалось очень даже кстати.
Норвежское море растворилось, осталась лишь моя постель в загородке да окно с полосатыми шторами. А кошки тем временем продолжали мяукать. Точнее, одна. Маська, собрав лапы в одну точку и с трудом удерживая равновесие, стояла на тонкой гипсокартонной перегородке прямо у меня над головой. Ее глаза отсвечивали тусклой зеленью, а поза говорила о том, что она вот-вот сиганет сверху прямо на меня.
— Только попробуй, — сказала я как можно строже. — Ремень возьму!
Что такое ремень, Маська ни разу не видела. Не было в доме ремней. С прокачанных бедер Дайры штаны не падали, с моих округлостей тем более. Но Маська правильно подозревала, что ремень — это нечто нехорошее, потому что вскоре после его упоминания частенько что-нибудь прилетало, в переносном, а иногда и в прямом смысле. Только подозрения Маську редко останавливали. Еще немного покачавшись на перегородке, она прыгнула вниз, спасибо, хоть не на голову, а на колени. Будто из-за нее там мало синяков! Я зашипела, кошка бросилась прочь с кровати.
На половине Дайры все еще горел тусклый свет.
Я встала с постели и заглянула за край загородки. Оттуда сквозь арку было прекрасно видно княжеское ложе на постаменте. Дайра сидел, спустив ноги с кровати и понурив голову. Спать голышом он теперь стеснялся, поэтому был в полосатых пижамных штанах.
Я прошла к нему и села рядом.
— Почему не спишь?
— Видимо, не устал, — усмехнулся Дайра, не разгибаясь. — А ты почему?
— По мне Маська скачет.
Он коротко вздохнул и, чуть сморщив нос, украдкой потер висок.
— Голова болит?
Дайра промычал что-то и отмахнулся:
— Да, пустяки. Пройдет.
— Дай, я посмотрю! — я потянулась к его вихрастому затылку, но Дайра резко отстранился от моей руки и глянул сердито.
— Не надо! — твердо сказал он. — Говорил же: никогда не вглядывайся в меня больше и не лечи! Говорил?
— Что ты заводишься?
— Я не завожусь. Я хочу, чтобы ты вспомнила, о чем я тебя просил.
— Да я помню. Только…
— Что? — с досадой уточнил Дайра.
— Только я так и не поняла, почему?! Почему ты отказываешься? Мне же это совсем не трудно!..
— Просто не хочу, — ответил он уже спокойно. — Надоело. Брат всю жизнь в моей душе ковырялся, читал, что чувствую, о чем думаю. Я ему запретил, разумеется, но даже проверить не могу, послушался он или нет. И ты теперь еще будешь в моих кишках копаться и разглядывать их? Не хочу.
— При чем тут кишки?! Почему «копаться»?! Ты не понимаешь, это не так происходит!..
— Да не важно, как это происходит! Просто не делай этого!
— А если?!..
— Алиша! — строго оборвал меня Дайра и, поймав мою воздетую к потолку ладонь, положил ее себе на колено и уверенно прижал. — Что ты так волнуешься? На свете существует множество простых способов вылечить головную боль.
— Да и черт с ней, с твоей головой! — буркнула я. — А если будет что-то посерьезнее головы?
— Серьезнее головы, Аля, ничего быть не может! — засмеялся он. — Так что давай уж, как договорились, хорошо?
— Как скажешь, — кивнул я, так ничего и не поняв. — Мне кажется, что ты не был таким упрямым даже, когда был котом.
— Вот именно, тебе лишь кажется, — нервно усмехнулся он. — Я просто не успел тебя по-настоящему достать. Другим повезло меньше.
Я ничего не ответила.
Он по-прежнему прижимал мою руку к колену, словно боялся, что она убежит. Я смотрела на его огромную ладонь, на заметные выпуклые вены, и невольно вспомнила, как я любовалась его руками, когда он три дня возился с перепланировкой в квартире, делая замеры, отпиливая, приклеивая и приколачивая. Его руки были не только удивительно красивыми, но и умелыми, привыкшими к сложной и тяжелой работе, словно он и не князь вовсе. Глаз было от него не оторвать, и я прямо горда была до невозможности, когда Дайра звал меня на помощь реечку придержать.
Дайра тоже помолчал немного, потом повернул голову и уставился на мою грудь.
— Ты что?
— Когда я был котом, это давало определенные преимущества, — задумчиво проговорил он. — Например, мне не надо было спрашивать разрешения, чтобы потрогать этого мутанта…
Я даже представить не могла, что моя старая пижама с Микки-Маусом на груди может вызвать ностальгию.
— Вот проблема-то, — фыркнула я. — Хочешь — потрогай. Разрешаю.
Дайра усмехнулся, вытянул палец и осторожно почесал Микки-Мауса между ушей. Потом взглянул на меня:
— А давай чаю попьем?
— Во втором часу ночи?!.. — странное предложение вдруг показалось на редкость удачным. — А давай!
— Иди к себе, — улыбнулся Дайра. — Сейчас принесу.
Я ушла к себе в загородку, забралась в постель, поставила к стенке две пухлые подушки, чтобы было удобнее сидеть.
Под шкворчание воды в чайнике Дайра принялся бренчать чашками. Он был совсем рядом, прямо за моей спиной. Я слышала его дыхание, и как он что-то пробормотал себе под нос.
Я не хотела, чтобы что-то менялось. Не хотела никаких Норвегий. И сама туда не собиралась, и не хотела, чтобы Дайра куда-то уезжал. Сейчас все было замечательно. Я в безопасности, никто не норовит разорвать меня в клочки. И никто не пытается меня использовать. Рядом понимающий друг, который ничего от меня не требует, да еще работа и новые знакомые. Вот и от бабушки много важного узнала. С сестрой помирилась, ну, почти… Все хорошо, и ничего мне пока больше не надо, это бы все не спугнуть.
Дайра поставил передо мной кружку, кивнул в ответ на мое «спасибо» и осторожно, стараясь не расплескать свою, забрался с ногами на подоконник.
Некоторое время мы молча тянули чай.
— И что ты думаешь?
— О чем? — встрепенулся он.
— О том, что мне рассказала бабушка.
Дайра пожал плечами:
— А ты уверена, что хочешь это обсуждать? При упоминании Морлескина у тебя обычно резко портится настроение. Что, конечно же, объяснимо…
— Морлескин, знаешь ли, можно по-разному упомянуть, — буркнула я, уткнувшись в чашку. — Кстати, не было времени тебе рассказать… У нас в отеле два постояльца из Морлескина. Странная парочка, похожи на тайных агентов-неудачников.
— Почему неудачников? — хмыкнул Дайра.
— Такое ощущение, будто бы они сюда приехали, не зная, какая погода их тут ожидает. Одеты, как клоуны. Точно морлескинцы, я их разговор случайно услышала.
Дайра неопределенно пожал плечами:
— Да наших тут всегда много шатается, по разным делам. Может, и правда, агенты чьи-нибудь. Не обращай внимание.
— Да я так, к слову… Так что ты думаешь про моего странного деда?
— А что я могу думать? Мы и без того подозревали, откуда ноги растут у твоего дара. Так что ничего особо нового. А что бабушка имя-фамилию деда не назвала, так не расстраивайся. Все равно ничего бы вы не нашли, хоть всю сеть перерыли бы.
— Почему это? А вдруг он называл ей свое настоящее имя?
— Даже если так, — покачал головой Дайра. — Не думаю, что твой дед здесь. Если бы он оставался в этом мире, он нашел бы твою бабушку и своего ребенка. А раз пропал, значит, или его давно нет в живых, или он по каким-то причинам больше не смог прийти в этот мир.
— Из Морлескина?
— Возможно, — неохотно отозвался Дайра. — Но, кроме Морлескина, есть еще места… как бы это поточнее назвать… о! проходные дворы.
— В каком смысле?
— В таком, что в эти миры можно проникнуть и даже пройти их насквозь, — пояснил Дайра. — Не все могут, конечно. Я вот, например, только по открытому заранее проходу и только в сопровождении.
— И что это за миры?
— Разные.
— И в каких ты побывал?
— Да ни в каких, кроме этого, — отрезал Дайра. — Если о чем и знаю, то только понаслышке.
Тон, которым это было сказано, говорил вполне однозначно: на эту тему Дайра распространяться не хочет.
— Вот всегда ты так: скажешь что-нибудь интересное, и замолкаешь. Это нечестно, — обиделась я. — И вообще, ты сегодня какой-то странный.
— Это чем же? — усмехнулся он.
— Сначала ты сделал все, что можно, чтобы убедить бабушку, что мы… что мы с тобой… ну, это…
Дайра вскинул брови и ободряюще дернул головой:
— Давай, давай, произнеси вслух эти страшные слова.
Я засмеялась.
— Не переживай, — серьезно сказал Дайра. — Иногда бабушкам надо дать услышать и увидеть то, в чем они уже себя убедили. Вреда в этом нет. Тем более, что бабушкино заблуждение… хм… довольно приятное, и оно мне польстило. А ты сегодня весь вечер зачем-то дергалась… Хотя, я тебя понимаю, конечно. Мешаю я тебе. Но мой добровольный отпуск и правда можно быстро прервать, только скажи.
— Ты так говоришь, будто бы это ты живешь у меня, а не наоборот! Это же я поселилась тут, заставила тебя нарушить планы…
— Ты не заставляла!.. — запротестовал Дайра. — Я сам!
— Ага, сам, — хмыкнула я. — Ты остался здесь со мной, переделал квартиру… Так кто кому мешает?!
— Не выдумывай! — строго сказал Дайра и решительно отставил чашку.
— А, ладно, — безнадежно отмахнулась я. — Но сейчас-то, когда уже не надо притворяться перед бабушкой, сейчас-то что с тобой такое?
— Ничего, — моргнул Дайра.
— Угу, как же. Тебя что-то гнетет, и как бы ты не старался это скрыть, это очень заметно.
— Правда? — буркнул Дайра, похоже, чтобы лишь бы что-нибудь сказать.
— Кривда!.. Да ну тебя! — рассердилась я.
Дайра подавил вздох, взглянул на меня и улыбнулся.
— Да что ты все время улыбаешься, когда на меня смотришь?!
Он пожал плечами, не переставая улыбаться.
— Что, такая смешная?!
Дайра опустил голову и все-таки тяжело и медленно вздохнул.
— Нет, — произнес он уверенно. — Не смешная. Но я улыбаюсь, потому что мне хорошо, когда я тебя вижу, вот и все.
Весь мой дурацкий праведный гнев мгновенно испарился, и стало стыдно.
Я все время гнала от себя мысли о том, что должен чувствовать Дайра, постоянно сталкиваясь со мной на ограниченной жилой площади. Не видеть друг друга за перегородками, но постоянно слышать и ощущать присутствие — это неплохая идея. Для меня. А для молодого здорового мужчины, который не скрывает, что влюблен? Да еще этот древний стих, будь он неладен. Первые недели я постоянно ждала, что Дайра сделает шаг к… Ну, к чему-то большему, чем дружеские объятия. Мне казалось, он должен хотя бы попытаться.
Сначала я придумывала, как я буду избегать таких ситуаций и как стану потактичнее отказывать, если понадобится. Но таких ситуаций ни разу не случилось. Мне достался то ли дружелюбный сосед по коммуналке, то ли общительный заботливый брат. Но ведь слова-то были произнесены. Я их помнила, и они не давали мне покоя.
Да, я была влюблена в Ольгера. Так сильно влюблена в его великолепную загадочность… Но первая и последняя ночь все расставила по местам. И теперь если и снились мне холодные васильковые глаза, то только в тягучих и тревожных кошмарах.
А Дайра был теплым во всех смыслах. И я все чаще ловила себя на мысли, что, если бы он попытался обнять меня немного сильнее и нежнее, чем по-братски, ни отталкивать, ни избегать его я не стала бы.
Но он не пытался, вот в чем все дело-то.
Поэтому, когда Дайра заявил, что ему хорошо, когда он меня видит, молчать дальше было невозможно.
— Дайра, а ты можешь взять обратно?..
Я замолчала, не зная, как сказать, чтобы не показаться совсем дурой. Он подождал немного, потом нахмурился:
— Да говори уже.
— Возьми обратно свой стих.
Он недоуменно заморгал. Искренне так, будто ничего не понял.
— Тот древний стих, где «аур-тэ» в конце. Ольгер мне объяснил, откуда это повелось и что означает… Возьми назад эти слова.
Нет, он правда вначале не понял. Потому что сейчас его брови медленно приподнялись, и глаза округлились.
— Аля, ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Я понимаю. Я не могу так. Не хочу. Ты этого не заслужил…
Дайра вскинул руку с вздернутым указательным пальцем:
— Подожди-ка!
Некоторое время он молчал, закусив губы, потом сказал без улыбки:
— Послушай, что скажу…
За этой фразой у него обычно не следовало ничего хорошего.
— Не надо, — робко возразила я.
— Надо! — уверенно сказал Дайра. — Я просто обязан объясниться, иначе мне с самим собой не ужиться будет.
— Хорошо, давай.
— Можно, я рядом сяду?
Я засуетилась, расправляя одеяло, и подвинулась, освобождая ему место. Дайра присел на постель, как-то боком и наполовину: подогнул под себя правую ногу, оставив левую на полу. И несколько долгих секунд молчал, не поднимая глаз.
— Алиша, я очень тронут тем, как серьезно ты это восприняла, — проговорил он неторопливо. — Но ты должна понять: ни этот стих, ни мои слова не накладывают на тебя абсолютно никаких обязательств. Никаких, понимаешь?
— Я понимаю, но…
Он покачал головой:
— Никаких — это значит без «но». Ты мне не обязана. И надеюсь, что я ничем не показал, будто должно быть иначе… А насчет того, чтобы взять слова назад… — он вскинул голову, и его золотые глаза взглянули на меня уверенно и серьезно. — Это так не работает, Аля. Я тебе ни в чем не клялся. Я поклялся себе. Это происходит в той самой глубине души, которая на самом деле управляет человеком. С этим ничего нельзя поделать по желанию. Этот стих просто сообщает о том, что уже состоялось.
— Ладно, извини меня, я вечно какую-нибудь глупость ляпну… — пробормотала я, не зная уже, как выпутаться из этого разговора.
— Тебе просто надо было заговорить об этом сразу же, как только ты почувствовала себя неловко. Я ж не Ольгер, я мысли читать не умею, — осторожно, но с плохо скрытой горечью заметил он. — Я не мог оставить тебя одну, поэтому привел сюда. Со стороны, возможно, кажется, что я тебя коварно заманил и теперь жду чего-то…
— Ничего подобного мне не кажется! — прошептала я, глядя на всякий случай в пол.
— Ну и хорошо. Хорошо, — проговорил Дайра, кладя ладонь на мою. — И не считай ты меня святым страдальцем! — засмеялся он вдруг. — У меня все в полном порядке.
— Разве?
Он посмотрел мне в глаза так серьезно, но через мгновение снова широко улыбнулся:
— Ну, конечно!
— Но разве ты не хочешь, чтобы я… чтобы мы…
Дайра не стал вытягивать из меня проклятые слова, которые почему-то мне никак не давались.
— Врать не буду, — негромко сказал он. — Сам себе завидую, что ты здесь, рядом, только руку протяни… Но я тебе еще раз повторяю: ты не должна ничем отвечать на мои слова. Мало ли, какие я там стихи тебе читал!
Разговор пошел на новый круг. И, наверное, впервые я почувствовала раздражение от того, что Дайра — не Ольгер и не умеет считывать эмоции. Умел бы — не стал бы оправдываться, а понял бы, как я к нему на самом деле отношусь.
— Ладно, Дайра, плюнь и забудь, — я вытащила руку из-под его ладони. — У меня на почве сегодняшних семейных новостей нервы сдали, вот и пристаю со всякой ерундой.
— Глупышка ты, — усмехнулся он.
— Ага. А ты… ты — лучше всех, Дайра.
— Это спорно, — промычал он и, наклонившись, боднул меня косматой макушкой. — Не делай поспешный выводов. Откуда ты знаешь, может быть, я коварно скрываю от тебя свою черную сторону?
— А ты не скрывай. Я пойму.
Дайра усмехнулся, выпрямился.
— Даже не сомневаюсь, что поймешь, — кивнул он.
Зазвонил телефон Дайры. Он раздраженно нахмурился:
— Кто там с ума сошел, звонить среди ночи?..
Он встал и ушел куда-то в лабиринт перегородок. Телефон все звонил где-то между кухней и прихожей.
Наконец, звонки прекратились.
— Да? — послышался голос Дайры. — Кто это?.. Не узнал. Что случилось?.. Неужели?.. А потому что говорю, как мне удобно… А это обязательно прямо сейчас?..
После этого вопроса Дайра долго молчал и слушал.
— Я понял, — отозвался он. — Хорошо. Где?.. Да, знаю… Да… Нет… Ни в коем случае… Я сказал «нет», это не обсуждается… Тогда жди.
Было слышно, что Дайра пошел к себе одеваться.
— Кто звонил? — окликнула я его.
— Да ты все равно не знаешь, — ответил Дайра и через секунду выглянул из-за перегородки. — Ты ложись, засыпай.
— А что случилось?
— Да ничего, — беспечно отмахнулся он. — Надо кое с кем встретиться и поговорить.
— А ночью-то зачем?! Утра не дождаться?
Дайра многозначительно развел руками, дескать, не дождаться.
— Там холодно, одевайся теплее.
— Угу, — кивнул он и ушел к себе.
Еще несколько минут я слышала, как Дайра ходит, шуршит одеждой, открывает и закрывает ящик комода, стучит своими тяжелыми башмаками в прихожей.
— Я пошел! — крикнул он от двери. — Я оставил включенную лампу у кровати, чтоб тебе не страшно было. Ты спи, не жди меня.
Я ждала, когда захлопнется дверь, но было тихо.
— Аля?!
— Что?
— Не жди, говорю.
— И не собираюсь, — фыркнула я. — Иди уже.
Щелкнул дверной замок.
Не то, чтобы слишком часто, но время от времени Дайра пропадал из дома на ночь. Обычно это тоже называлось «встретиться и поговорить», а поутру от него иногда слегка пахло духами, иногда спиртным. Я никогда его не расспрашивала, и старалась подавить раздражение. В той роли, которую он на себя взял, он имел право на собственную личную жизнь.
Так что смысла дожидаться Дайру, действительно, не было никакого. Поэтому я поправила одеяло, подвинулась к стене, освобождая место Маське, выключила ночник и закрыла глаза.