Волчий гребень. Часть вторая

157. Рыжий и Пушистый. Звёзды и розы. Аминазин и скополамин.

Мы доехали к месту битвы последними. Денис уже вставал с земли, а его противник лежал без сознания и с ножиком в боку. Рядом с раненным хлопотала Мария. Когда она освободила «пациента» от одежды – а так же от ножа – тот пришёл в себя и попытался дёрнуться в её сторону. Мы не успели среагировать, но Мария и Иван быстренько сами успокоили бандита.

А в том, что это бандит – не могло быть никаких сомнений. Торс и руки его украшали многочисленные наколки: восьмиконечные звёзды под ключицами, роза, обвитая колючей проволокой – на одном плече, кинжал и тюремная решетка – на другом, оскаленная тигриная пасть – на груди… Подошедшему Соседу хватило этих «регалий», чтобы определить:

– Сидел по малолетке за хулиганку, 18 лет отметил на зоне. Судя по количеству прутьев вон на той решетке, был осужден на четыре года. Мало того, что отрицалово, так он ещё и борзый очень.

– Вот последнее мы и без его наколок поняли! – добавил Шатун.

Тем временем «пациент» снова начал приходить в себя. Глаза открыл, попытался свернуться в «позу эмбриона», а рану прикрыть рукой. А что толку? Сквозь грязные пальцы (тоже украшенные наколотыми перстнями, кстати) – сразу же проступила розовая пена.

Проникающее ранение в лёгкое… Нехорошая штука. Тем более в полевых условиях.

Заметно было, что парень сильно возбуждён, дыхание частое и поверхностное. Но хорошо, что больше не пытается дёргаться. Впрочем – а куда дернешься? Тут уже не женщина с бинтами – шесть мужиков с ружьями наизготовку, держат парнишку на прицеле…

А он, и правда, парень молодой совсем. Не иначе тот, которого Серёга тогда подстрелил?

– Он самый, точно! – сказала Ирина. – Это он к нам в калитку ломился, а потом убежал.

– Суки! Нах… – попытался выразиться «пациент». Но на полную фразу его не хватило: трудно разговаривать с дыркой в лёгком.

Я наклонился ближе и произнес четко, с расстановкой:

– Будешь бычить – не буду лечить. Сдохнешь в лесу – я твой труп обоссу.

(Надо же, откуда в такие моменты приходят рифмы? Но что интересно – подействовало, пациент затих, дал себя осмотреть. Вот она, сила поэзии! Рыбак, ты понял?)

Я натянул перчатки, собираясь осмотреть рану. Заодно – поискать следы прошлого, пулевого ранения… А, собственно, что искать? Вот оно, на левой руке – как повернули пациента на правый бок, сразу заметно стало.

Пуля Серёгиного обреза вошла в плечо, кость не задела, вышла насквозь. Вот что значит – «гуманная» трехлинейная пуля! За двое суток рана уже начала затягиваться. Если бы не инфекция… А инфекция-то есть, дружок! Вон – края отечные, покрасневшие… Больно здесь? Конечно больно. Гнойная инфекция у тебя, дружок. Абсцесс раневого канала. Чистить надо, пока не начался сепсис. Или ещё веселее – гангрена! Маша, посмотри, верно?

– Верно. Дренировать надо. И антибиотики. – Мария, каких бы чувств не испытывала к бандиту лично, отбросила эмоции и действовала профессионально. – Но эта рана может подождать. Сейчас важнее лёгкое. Поможешь? Давай из сумки антисептики, повязку стерильную… Хотя бы обработаем рану, а потом…

Она не успела договорить. Пациент выгнулся дугой, руки сжались в кулаки, на лице – характерный оскал и капли пота. Опачки! А не Tetanus ли это? И есть ли у нас противостолбнячная сыворотка? А промедол?…

– Куда ему сейчас чистый промедол? Он и так еле дышит. – сказала Мария. – Лучше уж нейроплегическую смесь. Или хотя бы диазепам. Так… Поверни его на бок и держи. Я наберу.

Я держал выгнутого спазмом парнишку – худой, кожа да кости, да узлы напряжённых судорогой мышц… – и думал: вот же не повезло бедолаге! Карма, не иначе. Инфицированная рана в руке, дырка в лёгком, теперь ещё и столбняк? Видно, много ты грешил… Мария тем временем набрала в шприц «коктейль» из аминазина, димедрола, скополамина и фенобарбитала. Смесь адская, конечно, но что-то же надо делать?

Через пару минут после укола судороги стали слабеть (инъекцию сделали внутримышечно, где бы мы сейчас у него вены искали?) Пациент расслабился и затих. Дал обработать рану в груди – мы пока ограничились стерильной повязкой. Парень был в сознании, очень бледен, часто и неглубоко дышал. Даже попытался что-то сказать:

– Туда… пойдете… пиздец вам. Я сдохну… и вы. Гореть в аду… всем!

Ну и всё. Больше не сказал ничего. Он и так дышал через раз. А теперь выдохнул – и больше не вдохнул. Как говорится? «Помер Максим, да и…» А правда, как звали-то его? Мы и узнать не успели.

Мы поднялись на ноги, и стояли возле безымянного трупа, опустошенные.

До того момента, как у мертвеца не начали подёргиваться веки и кончики пальцев.