Волчица и пряности. Том VI

Действие 4

Идти по речному берегу было тяжело. Сказалось и то, что Лоуренс довольно долго странствовал на повозке: усталости он не чувствовал, но еле поспевал за Колом. Откуда только берётся такая резвость? Поневоле на память пришли те времена, когда сам шагал в два раза быстрее, завидуя торговцам, едущим на телегах.

— Ни к чему так торопиться, денег нам за это не заплатят, — не удержался Лоуренс.

— Да, — послушно ответил Кол и сбавил шаг.

Лодка Рагусы с Холо на борту поплыла налегке по течению и в мгновение ока скрылась из виду. Большим судам пришлось остановиться у таможенной заставы позади, поэтому на реке была тишь да гладь.

Поверхность воды блестела, будто след из слизи, оставленный проползшей по земле улиткой. Лоуренса позабавил придуманный образ; ещё подошло бы сравнение с дорогой из стекла, проложенной по плоской равнине, но, пожалуй, это было чересчур утрированно.

По воде негромко плеснула выпрыгнувшая рыбка. Да уж, стекло бы при этом наверняка разбилось.

— Учитель… — А вот и ещё одна «рыбка» дала о себе знать.

— Что?

— Вы упоминали о монетах эни…

— Да. Что на них не заработаешь? — откликнулся Лоуренс. Похоже, от Холо к нему перешла привычка поддразнивать собеседника в ответ.

Кол надулся, но кивнул: он явно стыдился своего желания поскорее раздобыть денег. Лоуренс посмотрел вперёд, вдохнул носом холодный воздух и выдохнул через рот:

— Вряд ли заработаешь.

— Вот как… — понурился мальчик.

Он был одет в плащ Холо, и на миг Лоуренсу показалось, что именно его спутница уныло повесила голову. Торговец машинально протянул руку к Колу, и тот дёрнулся от неожиданности, но позволил потрепать себя по макушке.

— Но раз уж на то пошло, в деньгах ты нуждаться не будешь.

Лоуренс убрал руку от головы мальчика и пару раз сжал пальцы, проверяя ощущения: всё-таки, если на ощупь, то разве что звериных ушей не чувствуется, а так от Холо почти не отличишь. Наверняка и сзади выглядит так же, как она, разве что хвост не приподнимает полы плаща.

— Что вы имеете в виду?

— Как что? Хоть и говорят, что школяры только слоняются без дела по миру, но находятся среди них и умники: у таких деньги водятся, даже на выпивку каждый день хватает.

Тут Лоуренс преувеличил, но некоторые школяры в самом деле зарабатывали весьма прилично — настолько, что могли позволить себе прослушать лекции магистров раз десять.

В свою очередь, Кол даже не знал, хватит ли ему хотя бы на то, чтобы сделать это единожды, поэтому и взялся за торговлю книгами.

— Да… да, такие есть. В самом деле.

— Ты не задумывался, как они деньги добывают?

— Наверно, вымогают у других…

При виде человека, добившегося невероятного успеха, большинство предполагает, что он сделал это нечестным путём. А как же иначе! Люди думают, что хитрец наверняка действовал совсем не так, как они.

На этот раз Кол немного разочаровал Лоуренса.

— Скорее всего, они зарабатывают тем же способом, что и ты.

— Что?! — изумлённо уставился на торговца Кол.

Пожалуй, именно такое лицо делала Холо, когда Лоуренсу удавалось очень ловко отразить её выпад. К счастью, её здесь сейчас нет, поэтому можно без опаски насладиться собственным триумфом. Усмехнувшись самому себе, Лоуренс почесал щёку:

— Ну да. Так вот, знаешь, в чём между вами разница? В том, насколько вы стараетесь.

— Стараемся?

— Именно. Скажи, по дороге сюда тебе удалось хоть разок напроситься бесплатно переночевать или вымолить себе на пропитание?

— Да.

— По лицу вижу: ты считаешь, что тем самым сделал всё, что мог, — со смехом сказал Лоуренс.

Кол надулся и потупил взгляд, глядя в сторону: слова учителя его явно обидели.

— Так вот, ты просил людей, чтобы тебя пустили под крышу — укрыться от дождя и ветра, а заодно пытался заполучить хоть немного горячего варева, чтобы не околеть в такой холод.

Снова отведя глаза, мальчишка кивнул.

— Но умники не таковы. Они сразу метят куда выше: придумывают так, чтобы заработать как можно больше и с меньшими усилиями. Мне такое рассказывали… Даже торговцам до них далеко.

Кол помолчал, но Лоуренс его не торопил: знал, что мальчик сообразительный.

— И… как же у них это получается?

Не всякий способен легко выпрашивать подсказку, а человеку смышлёному это даётся ещё тяжелее, ведь он убеждён, что может додуматься сам. Разумеется, некоторые о подобных вещах даже не переживают, считая, что проще сразу узнать у других правильный ответ, однако глаза у них совершенно не такие, как у Кола.

Вместо ответа, Лоуренс взял из рук мальчика маленький бочонок, вынул пробку и сделал глоток. В бочонке оказалось виноградное бренди, посветлевшее от многократной перегонки.

Лоуренс наклонил бочонок, в шутку предлагая его Колу, но тот испуганно покачал головой. Похоже, в скитаниях ему по неопытности уже довелось напиться, и расплата не заставила себя ждать.

— Скажем, ты постучался в какую-нибудь дверь, попросил еды, и тебе дали копчёную селёдку.

Кол кивнул.

— Селёдка тощая, снять чешую — под ней и мяса-то толком нет, одни кости. Невкусная, только дымом воняет. Что ты будешь с ней делать?

— Я… — Вероятно, с Колом даже взаправду такое случалось. — Я съем половину, вторую приберегу.

— И остаток съешь назавтра?

— Да.

«И как он только дожил до сего дня?» — с примесью восхищения подумал Лоуренс.

— Разве не лучше будет, после того как добудешь селёдку, выпросить ещё и супа?

— То есть обойти много домов? — уточнил Кол, при этом посмотрел без всякого благоговения, даже недовольно.

Интересный он всё-таки парень.

— Значит, у тебя есть веская причина, чтобы так не делать, правильно?

Кол неохотно кивнул: в самом деле, он же не дурак, чтобы зря тратить силы.

— Потому что… если даже один раз что-то получилось, то это просто везение.

— Именно. Добряков в мире не так уж много.

Надо же, как быстро и с какой готовностью он заглатывает наживку. Чертовка Холо бы сделала вид, что проглотила, а сама могла привязать леску к какой-нибудь коряге на дне, и Лоуренс, едва дёрнув удилище, тут же свалился бы в воду.

От мальчика такого подвоха ждать не приходилось.

— Чем больше у человека денег, тем легче ему добиться успеха в торговле, ведь у него немало инструментов для этого. Но ты идёшь в бой безоружным, потому-то каждый раз отползаешь весь израненный.

Кол застыл, глядя в одну точку, но мгновение спустя его взгляд обрёл былую живость: вот что значит быстро соображать.

— Получается, нужно пустить селёдку в дело?

Уголки губ Лоуренса поползли вверх — даже щёки заныли. Надо же, как это приятно.

— Именно. С селёдкой в руках стучишься в другой дом, чтобы получить ещё.

— Это как? — искренне удивился Кол.

Ещё бы: разве можно, уже имея в руках селёдку, попросить вторую и её получить?

Оказывается, можно, причём гораздо легче, чем первую.

— В общем, нужно взять селёдку и… Да, хорошо бы проделать это вместе с напарником, причём помладше тебя. Вместе с ним стучишься в дверь и говоришь: «Нижайше прошу простить, о почтенный господин, чтящий слово божье. Взгляните — у меня в руках одна селёдка, но она не для меня. Посмотрите на моего младшего спутника, у него сегодня день рождения. Сжальтесь, дайте немного денег, только чтобы испечь пирог с начинкой из сельди и накормить этого мальчика. Мне совсем немного надо, только чтобы пирог испечь. Милосердия, милосердия прошу!»

В умении выпрашивать торговцам не откажешь. Кол, затаив дыхание, смотрел на убедительный спектакль Лоуренса.

— И вот представь, что тебе самому такое говорят. У кого язык повернётся отказать? К тому же в словах «немного денег, только чтобы испечь пирог» заключается ловушка. Вряд ли кто-то пожелает разжечь печь только для того, чтобы испечь вам этот самый пирог. Поэтому, если попросить милостыню таким образом, дадут именно денег.

— А, то… то есть можно сколько угодно…

— Да. С одной селёдкой можно обойти кучу домов и везде получить денег. Кроме того, какие-нибудь сердобольные хозяева наверняка скажут, что из одной селёдки пирога не испечёшь, и дадут другой провизии. Вот так пройдёшься по городу и сам не заметишь, как прилично заработаешь.

Кол до того оторопел, что если бы сейчас Лоуренс поставил рядом с ним табличку с надписью «Изумление», то собрал бы немало денег за подобную пантомиму. Мальчишка был так потрясён, как будто вся земля вдруг перевернулась вверх тормашками.

Но ведь на свете действительно бывают люди, которые запросто претворяют в жизнь то, до чего обычный человек никогда не додумается.

— Я не говорю, что надо унижаться и лгать, но подумай вот о чём. Милостыню просит бродячий школяр, который явно нуждается, а те, кто ему подают, за небольшую сумму испытают радость оттого, что сделали хорошее дело. Никто не останется внакладе. А уж если у тебя будут лишние деньги или еда, ты можешь сам поделиться с друзьями. Ну как? Узнал что-нибудь полезное?

Лоуренс считал, что Холо ужасно милая, когда спит, потому что в такие моменты Волчица казалась на удивление беззащитной. А вот если бодрствует, ей палец в рот не клади: откусит и не подавится. Впрочем, кажется, он удалился от темы — сейчас речь шла о другом.

Зато Кол, растерянный и совершенно обезоруженный свалившимся на него открытием, выглядел в этот момент поистине очаровательно. Хотя до Холо ему всё равно было далеко.

— Неведение — грех, — сказал Лоуренс, легонько хлопнув мальчика по затылку.

Кол кивнул и сделал глубокий вздох:

— А ещё говорят, что со стороны виднее.

— Тоже верно, но только здесь есть тонкость… — Лоуренс не договорил, уловив за спиной приближающийся стук копыт.

Похоже, на остановившихся из-за затора на реке судах были и торговцы, прихватившие с собой коней.

И теперь к путникам приближались лошади, которых едва можно было разглядеть за тюками с пушниной.

Одна, две, три… Всего Лоуренс насчитал семь.

Интересно, сколько человек сможет обеспечить себе желаемую прибыль? Даже те, кто знает больше остальных, вряд ли сумеют обогатиться.

Тонкость заключается в том, что…

— Нужно додуматься до того, что ещё никому не пришло в голову. Когда говорят, что неведение — грех, под неведением подразумевают нехватку не знания, а смекалки.

Кол распахнул глаза. Потом стиснул зубы и сжал лямку узелка с вещами так крепко, что его кулак задрожал. А затем мальчик поднял голову:

— Благодарю вас.

В самом деле, только Бог всегда остаётся в выигрыше.

Кол оказался довольно интересным попутчиком, хотя и промолчал, когда Лоуренс спросил, что ему сказала Холо. На мальчике был её плащ с капюшоном — ну конечно, она уже пометила его своим запахом, и с этим ничего не поделать.

— О… Смотрите, вот оно.

— Да. Надо же, что тут творится.

Они поднялись на увал, за которым равнина с еле заметным уклоном тянулась до самого горизонта и откуда открывался довольно хороший вид. До нужного места ещё идти и идти, однако путники уже видели, что лодочник сказал правду: большая барка перегородила реку наискосок, а рядом с ней сгрудилось множество судов поменьше. Ещё одна лодка остановилась у берега — вероятно, это и был Рагуса.

Лоуренс заметил также и всадников — вероятно, примчались гонцы от местного феодала, едва тот получил срочные вести.

— На праздник похоже, — рассеянно пробормотал Кол.

Торговец покосился на него. Мальчик смотрел куда-то вдаль, и его юное лицо омрачала тень одиночества и тоски — должно быть, по родным местам.

Лоуренсу было тесно в своей деревеньке — настолько, что порой дышать становилось трудно. Не выдержав этого, он ушёл скитаться по миру, но всё же временами с тёплым чувством вспоминал о далёкой родине.

Ему показалось, что у Кола глаза на мокром месте, и не только потому, что солнце клонилось к закату и алые лучи заставляли мальчика жмуриться.

— Где ты родился? — вдруг бездумно спросил Лоуренс.

— Что?

— Можешь не отвечать, если не хочешь.

Сам торговец обычно на этот вопрос называл ближайший к своей деревне город, желая произвести лучшее впечатление, — а ещё потому, что название этого селения людям ни о чём не говорило.

— А… у меня… я из деревни Пин, — робко сказал Кол.

О такой Лоуренс слышал впервые.

— Прости, такую не знаю. Это где? На востоке?

По говору Кола он рассудил, что его родина, вероятно, находится в юго-восточной стороне — крае известняковых скал и тёплого моря, о котором, впрочем, торговец знал лишь понаслышке.

— Нет, на севере. Вообще, отсюда до неё не так уж далеко.

— Да ну?

Если он родился на севере, но решил изучать каноническое право, то, вероятно, его семья — переселенцы с юга. Люди нередко бросают насиженные места и уезжают на север, желая заполучить наделы на новых землях, однако большинство так там и не приживается.

— Вы знаете реку Роэф, которая впадает в Ром?

Лоуренс кивнул.

— Моя деревня находится у её истока… Правда, в горах. Зимой… там холодно, но зато, когда снег выпадет, очень красиво.

Лоуренс слегка удивился: в городе Реносе он взял у Риголо одну книгу и нашёл там упоминание о Холо — о том, что она якобы пришла с горы Роэф. Вот только в этих краях нечасто встретишь южанина. Река, носившая такое же имя, довольно длинная, и по её берегам большей частью живут коренные жители, а не переселенцы.

— Отсюда до моей деревни полмесяца дороги, если идти не торопясь. Я отправился на север отчасти потому, что надеялся найти здесь работу, но ещё подумал: если вдруг ничего не получится, хотя бы смогу домой вернуться.

Кол мучительно стеснялся своих слов; разумеется, Лоуренс и не думал над ним смеяться. Он знал, что не всякий решится покинуть родные пенаты — для этого нужна отчаянная смелость.

И неважно, как уходишь — под уговоры остаться или горячие пожелания успеха; возвращаться, так ничего и не добившись, всегда нелегко. В то же время само желание вернуться домой понятно любому человеку.

— А ваша деревня Пин — колония?

— «Колония»?

— В смысле, люди пришли туда с юга и образовали поселение?

Кол растерянно посмотрел на него, а затем покачал головой:

— Кажется, нет… Есть только предание о том, что раньше деревня стояла на другом месте. Потом из-за оползня образовалось озеро, и деревня оказалась на его дне.

— А… Видишь ли, я просто подумал, что северяне редко изучают богословие.

Кол захлопал ресницами, а потом вдруг улыбнулся, но как-то печально:

— Учитель тоже… Ой, то есть мой старый учитель, профессор Лиэнт. Он говорил, что хорошо бы моим землякам, родившимся в крае еретиков, внять Божьему учению.

Почему эта смущённая улыбка показалась Лоуренсу такой печальной?

— Да уж. В твою деревню приходили миссионеры?

Было бы замечательно, если бы последователи Церкви проповедовали слово своего Бога лишь мирным путём. Но большинство несущих его учение лишь назывались миссионерами, а на самом деле заявлялись в чужие земли с мечом, чтобы насаждать Истинную веру силой.

Правда, в таком случае Кол, возможно, только проникся бы ненавистью к Церкви, но изучать каноническое право бы и не подумал.

— Миссионеры в Пин не приходили, — сказал мальчик, снова устремив взгляд куда-то вдаль. Теперь он казался куда старше своих лет. — Они явились в деревню, отделённую от нашей двумя горами. Она меньше, чем Пин, и славится своими охотниками на лис и сов. Однажды туда пришли люди с юга и построили храм.

Здесь бы добавить, что сельчане послушали их проповеди и вняли учению Господа, но такого продолжения Лоуренс не ждал — по вполне понятной причине. Он продолжил за Кола:

— Но у деревни уже был свой бог, и тех, кто противился Церкви…

Кол удивлённо посмотрел на торговца, и этого оказалось вполне достаточно.

— Сейчас я скорее враг Церкви, нежели друг. Поведаешь мне правду? — спросил Лоуренс.

Удивление не сходило с лица Кола; он попытался что-то сказать, но так и не нашёл слов. Потупившись, мальчик некоторое время смотрел в землю, а затем снова поднял взгляд на Лоуренса:

— Обещаете?

Сразу видно, что он привык верить людям на слово. С такой порядочностью ему несладко придётся. С другой стороны, она с лихвой окупается его обаянием.

— Да, Богом клянусь.

Губы у мальчика задрожали, и это было совершенно очаровательно — Лоуренсу снова захотелось протянуть руку и погладить его по голове.

— Я слышал, что старосты всех деревень в округе впервые за двести двадцать лет собрали совет. Совещались много дней, решая, как быть: смириться или же вступить с церковниками в бой. Думаю, что Церковь и слушать ничего бы не захотела: каждый день приходили вести о том, что за горами кого-то казнили. Но кончилось всё тем, что предводитель миссионеров, захворав, сказал: «Не хочу умереть на земле язычников». К счастью, церковники ушли, не добравшись до нас. Хотя если бы дошло до боя, победа была бы за нами: мы хорошо знаем горы и числом превосходили врага.

«Вряд ли», — подумал Лоуренс. Иначе в деревне взялись бы за ножи и топоры сразу же, едва Церковь пролила кровь. Сельчане понимали, что, если дойдёт до битвы, миссионеры могут призвать на помощь воинов, а против такой силы одной деревне не выстоять.

— Но когда я узнал о том, как церковники сразу оставили нас в покое, едва заболел их глава, то подумал…

Тут уже и Лоуренс догадался, что сообразительный мальчик сразу понял, как можно спасти свою деревню. Кол сделал свой выбор не из любви к вере. Он просто заметил, что слова священнослужителя высокого сана обладают невероятной властью и могут определить судьбу людей — жить им или умереть.

Он хотел изучить каноническое право, обрести эту власть и таким образом защитить свою деревню. Даже Холо бы растрогалась, услышав эту историю.

— И никто не сказал ни слова против?

Кол вытер выступившие на глазах слёзы краем капюшона:

— Согласились… только староста… и бабушка.

— Вот как. Наверно, поверили, что ты справишься.

Кол кивнул и, встряхнувшись, зашагал дальше:

— И тайком дали денег на учёбу… Поэтому мне позарез нужно вернуться в школу.

Вот почему он так отчаянно искал способы заработать денег: люди стараются намного сильнее, когда на кону стоит не только их собственное благополучие, но и судьба сородичей.

Однако у Лоуренса не было лишних денег, а значит, в покровители мальчику он не годился. Разве что мог оказать посильную помощь — дать совет, как заработать и не попасться в лапы мошенникам, тогда, глядишь, и странствовать Колу будет чуть веселее.

— Денег я тебе сейчас дать не смогу…

— Да нет, что вы, я и не думал!..

— Но помнишь, как речь зашла о медных монетах? Если предложишь Рагусе убедительную разгадку, быть может, он тебя отблагодарит.

«Убедительную», а не «правильную», потому что истина известна только гильдии «Джин». Однако у неё не спросишь, гораздо легче придумать убедительный ответ для Рагусы, и тогда можно рассчитывать на какую-то награду с его стороны. В конце концов, того, кто вытащил занозу из пальца, принято благодарить.

— Ну в крайнем случае эта загадка хотя бы развлечёт нас по дороге, — со смехом сказал Лоуренс и по-дружески шлёпнул Кола по макушке.

Холо часто посмеивалась над торговцем: по её мнению, он был чересчур серьёзен, однако по сравнению со стоящим рядом мальчиком, преследующим великую цель, Лоуренс чувствовал, что ведёт себя легкомысленно.

— Но о каком празднике ты говорил? У вас в Пине разве так празднуют? — спросил торговец, ткнув пальцем в затор из кораблей.

Сейчас его уже было хорошо видно. На берегу высилась целая гора из деревянных обломков. Рядом с ней несколько человек развели огонь и сушили одежду. Дальше развернулось куда более интересное зрелище: мужчины толпой тянули канат, который другим концом уходил под форштевень застрявшей барки. Компания собралась удивительно разношёрстная, да и одеты все были кто во что горазд, — только беда оказалась на всех общая. Самые жадные перетаскивали на берег свою кладь, но большинство, позабыв о собственных пожитках, усердно тянули канат. Присоединился даже рыцарь на коне и в длинном плаще — воодушевление было всеобщим. Гребцы не сходили с лодок, удерживая их шестами, чтобы не дать перевернуться или уплыть по течению, и помогали советами, внося свою долю в общий гомон.

Кол заворожённо наблюдал за этой картиной. Наконец он обернулся к Лоуренсу:

— Тут даже веселее!

Торговец проглотил слова, вертевшиеся на языке. Ему уже показалось, что именно этот мальчик идеально подошёл бы на роль его ученика — и вовсе не потому, что так сказала Холо. Кроме того, как только он проводит Волчицу до родных мест, придётся снова странствовать в одиночку. Конечно, паренёк не заменит её, но зато на козлах поместится.

Однако у Кола была своя цель, причём весьма благородная. Вот почему Лоуренс с огромным трудом осадил себя, хотя его так и подмывало спросить: «Хочешь пойти ко мне в ученики?»

В торговцы Кол не метил, и Лоуренс был готов упрекнуть Бога за то, что тот допустил такую несправедливость.

— Тогда давай поможем тянуть канат. Заодно и согреемся.

— Да.

Лоуренс и Кол прошли ещё немного, и вскоре с лодки, рассекающей речные струи, их с улыбкой окликнул Рагуса, взмахнув шестом в знак приветствия.

Оказалось, тянуть канат — совсем не то же самое, что наблюдать за тем, как это делают другие. Ноги увязали в мягком торфянистом грунте, ладони мгновенно стёрлись до крови, потому что перчаток не нашлось.

Кроме того, канат был закреплён за что-то, находящееся под днищем барки, и люди, считая, что судно застряло намертво, дружно дёрнули изо всех сил. Донёсся громкий треск дерева, и сопротивление внезапно исчезло. Толпа тут же опрокинулась на землю, и все вывалялись в грязи.

Поначалу торговцы и путники, включая Лоуренса, с воодушевлением тянули канат, но вскоре, когда всем стала очевидна сложность стоящей перед ними задачи, азарт начал угасать. Ещё бы: они стараются изо всех сил, а вытащить из воды удаётся одни обломки.

Молодые лодочники голышом бросались в холодную воду, чтобы зацепить следующий кусок дерева, и вылезали с сизыми губами и белыми, как бумага, лицами. Оказавшиеся тут женщины — какая-то бродячая комедиантка (так уж вышло, что она плыла на каком-то судне), швея и Холо — развели огонь и подбадривали их, а воодушевлённые парни снова прыгали в реку, но надолго их не хватало: вода оказалась чересчур холодная, и на окоченевших ныряльщиков было больно смотреть.

Наконец пожилой лодочник не выдержал этого зрелища и окликнул парней, велев вылезать. Сами упрямцы, похоже, так и не признались бы, что силы у них на исходе. Расстроенный вид молодых людей вызывал сочувствие.

Впрочем, толпа тянувших канат тоже была готова сдаться: люди начинали понимать, что их усилия тщетны. Ведь торговцы сразу выходят из игры, если осознают, что их шансы на выигрыш ничтожны.

Но не таковы лодочники, вся жизнь которых проходит на реке. Разумеется, из гордости они бы дёргали до последнего, но помощники один за другим уходили, и оставшимся приходилось тяжко. Собравшись вокруг самого умудрённого лодочника преклонных лет, они посовещались и вынесли общее решение.

До Реноса и Кэльбе было далеко, а солнце почти скрылось за горизонтом. Если они продолжат дёргать из последних сил, то лишь испортят у путников впечатление о себе. В итоге постановили, что надо сделать перерыв на ночь.

На здоровье Лоуренс не жаловался, но ему нечасто приходилось браться за работу, требующую физической силы. Теперь он еле переставлял ноги, а ладони горели, как от ожогов. Зато опухшая левая щека почти не напоминала о себе — наверное, из-за холода.

— Как ты, живой? — выдохнул он, обращаясь к Колу.

Мальчик бросил тянуть канат в числе первых. Видимо, вначале он поднажал, поддавшись общему воодушевлению, как во время праздника, но с таким слабым телосложением долго не протянешь: вскоре Кол выдохся и теперь с виноватым видом сидел неподалёку.

— А… Да. Простите меня.

— Чего извиняешься? Погляди на торговцев. Все жалеют, что не поступили так же, как ты.

Лоуренс подбородком показал на торговцев, собравшихся кучками по трое-пятеро человек. Дельцы всегда подсчитывают прибыль и убытки, и сейчас они не скрывали недовольства от того, что старались понапрасну. Кто-то срывал злость на лодочниках, костеря их на все лады, — наверняка хозяева пушнины.

— Кто возместит нам убытки?! — кричали они на бедолаг.

Лоуренс не сомневался, что разделял бы их чувства, если бы вёз свой груз на судне. Загнанных лодочников ему было жалко, но вмешаться он и не подумал. В самом деле, хуже всего пришлось именно торговцам, спешившим в Кэльбе на лодках, застрявших на обломках ранее затонувшего судна. Теперь стало понятно, что первой из них на мель села барка в три раза длиннее лодки Рагусы, до отказа нагруженная пушниной. Драгоценные шкуры вытащили на берег, но их оказалось так много, что, даже если бы барка и не налетела на преграду, наверняка где-нибудь перевернулась бы при малейшем неудачном манёвре.

Однако Лоуренс не видел поблизости виновников кораблекрушения, на кого хозяева пушнины могли бы обрушить своё негодование. Вероятно, спрятались куда-нибудь, испугавшись кары, и, пожалуй, даже язык не повернётся обвинять их в трусости.

Так уж сложилось в торговле, что тот, кто первым привезёт товар, обойдя остальных, получит больше всего прибыли. Особенно это верно для приморских портовых городов, куда приходят огромные корабли с грузом. Если товар у них один и тот же, то прибывший в порт вторым по счёту ещё может рассчитывать на то, что продаст груз с выгодой для себя, но остальным и ловить нечего.

В реках корабли тонут довольно редко, так что Лоуренс почти не сомневался, что затопленная лодка — дело рук Эйб: чтобы обеспечить себе прибыль, надёжнее способа и не придумаешь. А уж как это помешало тем, кто наступал ей на пятки!

Несколько человек, с виду торговцев, даже не кричали на лодочников, а только сидели с понурым видом — очевидно, волновались о том, сумеют ли продать свою пушнину. Одному богу известно, скольким из них удастся сохранить здравый рассудок. Не ровён час, захотят выместить злобу на том, кто под руку попадётся.

— А что будет дальше? — спросил Кол, достав кожаный бурдюк с водой и протягивая его Лоуренсу.

Мальчик совсем не торопился в Кэльбе, ему просто хотелось поговорить о чём-нибудь с учителем.

— У реки много хозяев, они и должны отвечать за случившееся. Скорее всего, рано утром местный землевладелец пришлёт людей с лошадьми, чтобы вытащить застрявшие суда.

— Понятно… — Кол рассеянно посмотрел на реку, возможно, представив себе это зрелище.

Лоуренс тоже скользнул взглядом по застрявшей барке. Нос её указывал на небо — будто судно вот-вот взлетит. Торговец поднёс флягу ко рту и вдруг услышал шаги. Он уже подумал, что подошла Холо, и обернулся на звук, но это оказался Рагуса.

— Вы уж простите, что заставил вас пройтись, — махнул рукой лодочник, и тогда Лоуренс заметил, что ладони у мужчины красные и опухшие.

Похоже, Рагуса не щадил себя, перевозя на берег груз и людей с застрявших на реке судов, и эта работа сильно утомила его. Ведь причаливать и отчаливать на течении непросто: стоит лодке выскочить на отмель, и просто так с места её уже не сдвинешь, нужна недюжинная сила.

— Да нет, прогуляться по бережку совсем неплохо.

— Ха-ха-ха! На том и сойдёмся, — расхохотался Рагуса. Потирая щёку, он бросил взгляд на реку и вздохнул. — Надо же было так вляпаться. Надеюсь, хоть завтра утром получше станет.

— Лодку-то затопили не иначе как из-за этой гонки с пушниной? — спросил Лоуренс.

Любой на его месте предположил бы подобное.

Рагуса кивнул, неловко потрепав по макушке Кола, отрешённо глядящего на реку (видимо, усталость взяла своё), и ответил:

— Наверняка. Но тот, кто это сделал, совсем без головы на плечах. Ему деньги дороже жизни, что ли? Придумал тоже — фарватер загородить. За такое сразу казнь колесованием. И представить жутко.

Казнь эта страшная: приговорённого привязывают к большому колесу, переламывают все кости, а затем колесо вместе с телом насаживают на столб на высоком холме, скармливая преступника воронам.

Неужели Эйб уверена, что сможет уйти невредимой?

Он уже не злился на торговку за то, что она присвоила его прибыль; скорее даже желал, чтобы у неё всё получилось.

— А вы-то что делать будете?

— Как это — что?

— Тут немного спуститься — и доберётесь до гостиницы рядом с таможенной заставой. Правда, место явно не для девушки, — сказал Рагуса, посмотрев в сторону Холо.

Между тем она о чём-то весело щебетала с высокой женщиной, похожей на бродячую артистку.

— Сейчас лодочник той несчастной барки, что всё перегородила, и хозяин груза, который на ней везли, ушли вверх по реке договариваться с торговцами-разносчиками. К закату должны привезти еду и выпивку, но если будете ждать, то придётся ночевать под открытым небом.

«Так вот почему людей с того судна нигде не видно!» — дошло до Лоуренса.

— Мы ведь постоянно странствуем. Нам не привыкать к ночёвкам без крыши над головой. И если уж на то пошло, то лучше на суше — не качает, — ответил Лоуренс.

Рагуса поморщился, как от яркого света, неловко пожал мощными плечами, а затем вздохнул:

— Хорошо, что взял на борт торговца. Уж не знаю, что бы со мной было, если бы вместо этого повёз воинов-наёмников.

— Некоторые уже раскричаться успели.

— Ха-ха! Пускай кричат сколько влезет, это ещё ничего. Но с наёмников станется сразу за меч схватиться.

Кол вздрогнул, будто подавившись виноградной косточкой: возможно, его напугало сказанное — и ещё страшнее было оттого, что Рагуса говорил совершенно спокойным тоном.

— Но вот подлец, а? Тот, кто лодку на пути затопил. Уж надеюсь, что граф Бургер его поймает.

Душой Лоуренс болел за Эйб, но разделял и гнев Рагусы. Отвечать не хотелось — вдруг выдаст ненароком свои чувства, — поэтому он заговорил о другом:

— У вас ведь тоже был срочный груз?

Рагуса вёз медные монеты. Если нужно отправить их за море, то любая задержка аукнется куда сильнее, чем при сплаве обычного товара.

— Да. А тут ещё торговец, который должен был передать мне груз перед Реносом, опоздал. То есть я и так не успевал. Как подумаю, что будет, когда в Кэльбе приплыву, так тоска берёт. А ведь я ни в чём не виноват!

— Мне когда-то довелось с такими перевозками возиться. Всё время был как на иголках.

Даже для того, чтобы сделать один предмет одежды, нужно привезти ткань, обработать и покрасить её, наконец, сшить само платье — зачастую в другом городе, — а потом и продать, уже в третьем месте.

Одна задержка на любом участке этого пути — от торговца к торговцу, от перевозчика к перевозчику — и пиши пропало, не будет поставки вовремя.

Когда шерсть, состриженная с овец в далёкой стране, переправляется за море и там превращается в одежду — это само по себе чудо, однако только Богу известно, через какое время такая одежда обратится в деньги. Но так уж мир устроен: от людей требуют невозможного и слушать ничего не хотят. Если нужно заработать денег, придётся везти груз, несмотря ни на что. Трудности Рагуса переживёт.

— Что же будешь делать… Да и груз попался непростой. Ты не разобрался ещё, что тут за история?

Видимо, лодочник подразумевал несоответствие между количеством ящиков с монетой, привозимых в гильдию «Джин» в Кэльбе и увозимых позднее оттуда же. Быть может, если история интересная, то Рагусе станет хоть немного полегче.

— К сожалению, нет.

— Ну да, до тебя ведь никто ничего и не заметил. Загадка наверняка непростая.

Тоже верно.

— Кстати…

— Да?

Размяв усталую шею так, что в ней захрустело, Рагуса повернулся к Лоуренсу и продолжил:

— Ты со спутницей своей поссорился, что ли?

— Что…

Тут бы спокойно спросить, с чего Рагуса сделал такой вывод, но Лоуренс растерялся и таким образом сразу подтвердил догадку лодочника. Кроме того, даже Кол, тихонько притулившийся рядом, вдруг поднял голову и посмотрел на торговца. Откуда Рагуса знает, что у Лоуренса с Холо не всё гладко?

— Что ты так глядишь? Смотрю, она даже не подошла к тебе после того, как все решили тут ночевать, вот и подумал. Надо же, угадал, — заключил Рагуса.

Кол согласно кивнул, и это ещё больше поразило Лоуренса.

— Ты меня так не пугай. Неужто даже не знаешь, в чём дело? А вы ведь такие дружные — ни на шаг друг от друга не отходили. Да?

Последний вопрос был обращён уже к Колу, и паренёк робко, но согласно кивнул.

Лоуренс отвернулся и прикрыл глаза ладонью.

— Ха-ха-ха! Гляди в оба, мальчик, а то вырастешь таким же недотёпой.

Лоуренс еле слышно простонал от подлого удара. Кол добил его, нерешительно согласившись. Интересно, что бы сказала Холо? А если подумать, она, быть может, даже сейчас их подслушивает.

— Ну, выкладывай.

— Что?

— Рассказывай, отчего поссорились. Как только привезут выпивку с едой, все засядут пировать, больше ведь делать нечего. И едва только вино в голову ударит — конец: не люди, а сплошь злые волки станут.

Рагуса широко улыбнулся, обнажив ряд кривых, но крепких зубов — такими можно самые жёсткие коренья разжевать без труда. Несколько лет странствий не прошли зря для Лоуренса: шутки лодочника его не задевали, однако он действительно переживал — упускать случай поговорить с Холо в суматохе пира его тоже совсем не прельщало.

А главное — он ведь уже знает, когда расстанется с Волчицей, сколько дней им осталось пробыть вместе. Нельзя терять даже один-единственный из них. Кто знает, удастся ли ему ещё хоть раз погулять на пиру вместе с Холо?

Жадность торговца не знает границ, когда дело доходит до подсчёта выгоды и убытков. С другой стороны, Лоуренс до сих пор понятия не имел, чем заслужил гнев Холо. Рагуса всё же старше его на десять-двадцать лет — быть может, он сразу догадается?

Останавливало лишь одно: требовалось рассказать, что случилось. Лоуренс только-только научился парировать выпады Холо и явно не дозрел до того, чтобы спокойно передать посторонним разговор со своей лукавой спутницей.

— Да что ж ты так мне не доверяешь? Хоть в двух словах поведай, ну!

Рагуса положил тяжёлую руку ему на плечи, и Лоуренс подумал, что у лодочника наверняка крепкая хватка — вмиг бы до обморока придушил, если бы захотел. Хотя торговцу не очень нравилось, что Кол подслушивает разговор с лодочником, мальчик даже не подумал отойти: так и стоял рядом, навострив уши.

— Я в таких делах разбираюсь, уж поверь мне. Знаешь почему?

Лоуренс покачал головой, и тогда Рагуса поднял и сжал в кулак сильную руку, выпятил мощную грудь и изрёк:

— Потому что двадцать лет кряду гребу на своей лодке. Уж я-то знаю, как любое путаное дело разгрести.

В тот же самый миг далеко за спиной Рагусы Холо, вроде бы занятая разговором с комедианткой, затряслась, будто от смеха.

Так она подслушивала! Судя по всему, девушка в хорошем расположении духа, а значит, поскорее помириться хочет не только Лоуренс. Кроме того, почему бы и не посоветоваться с Рагусой, вдруг скажет что-нибудь дельное. Видимо, Холо и Лоуренс ведут себя чересчур открыто — так, что даже посторонние сразу понимают, что происходит между ними.

— Тогда, если позволите…

— Говори.

Рагуса с Колом наклонились к нему. Странное дело: и ремесло, и возраст у всех у них были разные, к тому же знали они друг друга всего один день, но Лоуренсу вдруг показалось, что он стоит в окружении двух давних друзей.

А ведь до встречи с Холо о такой близости с людьми и мечтать не приходилось. Пожалуй, он не пропадёт даже после расставания с Волчицей.

«Не найдётся ли у вас ветоши? Или ненужного хлама на растопку?» — спрашивали у людей, и почти у каждого что-нибудь да находилось. Так удалось собрать довольно много, и теперь на речном берегу складывали большой костёр, подготавливая пир.

На мулах привезли еду с выпивкой, купленные у разносчиков выше по реке, и теперь раздавали снедь всем подряд. Несколько торговцев тут же окружили судовладельца севшей на мель барки и главного виновника — хозяина груза, заполнившего судно пушниной до отказа, — но парой тумаков реку не освободишь. С другой стороны, просто так обиду проглотить они не могли, так что перепалка торговцев послужила своеобразным ритуалом, призванным сбросить злость, накопившуюся оттого, что они здесь застряли.

До серьёзной драки так и не дошло, а рассерженные люди, выговорившись, перевели дух, получили свою долю еды и выпивки от хозяина пушнины, и вскоре на недовольных лицах заиграли улыбки. В конце концов, раз уже выхода нет, грех не предаться веселью.

Но как быть Лоуренсу? Даже недруги пожали друг другу руки, а он оказался в полном одиночестве: рядом ни Рагусы, ни Кола… «Гляди в оба, мальчик, а то вырастешь таким же недотёпой…»

Лоуренс передал лодочнику свой разговор с Холо, и в их кружке повисла тишина. Наконец, Рагуса заговорил, но обратился не к торговцу, а к Колу, да ещё и с предостережением. Мальчик не ответил — видимо, хотел пощадить самолюбие Лоуренса, но всё же застенчиво кивнул, когда дюжий речник с нажимом добавил:

— Ты ведь всё понял?

Затем Рагуса положил толстую руку на плечи Колу и куда-то увёл, заявив, что виноват именно Лоуренс. Правда, перед уходом бросил:

— Так река устроена, что течёт. Вот только почему?

Кажется, он предлагал разгадать загадку. Кол озадаченно покачал головой, но лодочник что-то прошептал ему на ухо, и мальчик удовлетворённо кивнул: ясно, мол.

Похоже, оба они сразу поняли, почему рассердилась Холо. Более того, судя по всему, причина оказалась настолько простая, что они решили оставить Лоуренса одного — дескать, пусть подумает над своим поведением. Теперь торговец чувствовал себя мальчишкой, не сумевшим выполнить поручение мастера, за что тот в наказание велел ему стоять на улице.

Это чувство росло при взгляде на Рагусу и Кола, беседовавших с Волчицей. Все трое весело улыбались: похоже, судачили о Лоуренсе. Впрочем, Холо явно нарочно не поворачивала головы в его сторону, тогда как лодочник и мальчишка время от времени бросали на него взгляды, поэтому торговец даже не сомневался: именно о нём и шла речь.

Они заметили, что Лоуренс на них смотрит, и тогда он картинно пожал плечами — так, чтобы было видно даже издалека, а затем нарочито широко улыбнулся.

Холо бесцеремонно вытащила Кола из хватки Рагусы и принялась обхаживать: то погладит по голове, то обнимет. Лоуренс видел, что мальчик от смущения готов сквозь землю провалиться. Под конец Кол украдкой посмотрел на новообретённого учителя, но торговец смог только кисло улыбнуться в ответ и отвернулся.

Хотя спутники дружно посмеивались над Лоуренсом, но, странное дело, ни на подтрунивания Холо, ни на насмешки Рагусы и Кола обижаться не хотелось. А ведь совсем недавно, до встречи с Волчицей, он верил, что стоит однажды уронить себя в глазах людей, и пиши пропало, нескоро удастся вернуть чужое уважение. Вот почему он всегда старался выглядеть и вести себя солидно, как приличествует торговцу, — то есть постоянно лицемерил и никому не доверял.

Теперь он понимал, что такое поведение ничем не отличалось от того, как недавно вёл себя Кол. Когда Лоуренс предложил купить стопку бумаг, мальчик смотрел на него мрачно, будто дыру взглядом хотел прожечь. Это было не только бесполезно, но ещё и выставляло Кола в худшем свете: будто он настолько жадный, что и иметь с ним дела вообще нет смысла. Сейчас Лоуренс осознавал, что сам вёл себя ничуть не лучше.

«Тогда стоит ли удивляться, что Холо надо мной смеётся?» — подумал он и невольно схватился за голову.

Да с чего он решил, что состоялся как торговец? Для Холо он, небось, просто сопляк, увлечённый торговлей, не более.

Лоуренс грустно улыбнулся. Сколько же он скучал по человеческому теплу, даже думал — вот бы лошадь заговорила! — а оказывается, сблизиться с людьми не так-то просто. Что, если все, кого он повстречал на своём пути, лишь потешались, глядя на него, — так же, как посмеивались Холо и Рагуса над упрямством Кола?

И всё-таки…

— Я по-прежнему не знаю верного ответа, — еле слышно пробормотал Лоуренс и вздохнул.

Рагуса и Кол отошли от девушки, чтобы взять выпивки на раздаче. Даже издалека было видно, что мальчик отнюдь не рвётся вперёд: похоже, когда-то вино сыграло с ним плохую шутку, однако лодочник наверняка не представлял себе пира без собутыльника и не подумал его отпустить.

Лоуренс тоже отыскал среди вещей бочонок, принесённый Колом, и поднял его. Внутри было перегнанное виноградное бренди.

Он велел купить именно такое, покрепче, полагая, что во время ночёвки на речном судне огонь не разведёшь и от холода придётся спасаться по-другому; однако Холо, кажется, решила, что он хочет крепкой выпивки по какой-то другой причине.

Она даже весело спросила у него об этом — видимо, навоображала себе чего-то, вот только какая же мысль пришла ей в голову? Одни загадки вокруг.

Теперь Лоуренс уже сомневался, что способен ворочать мозгами лучше самого недалёкого обывателя, однако расстроиться по этому поводу не успел: когда солнце почти закатилось, вдруг поднялся весёлый гомон и на речном берегу возник огромный огненный шар. Но нет, только показалось: через мгновение Лоуренс понял, что подожгли гору мокрых корабельных обломков и деревянных клёпок от разломанных бочонков. Похоже, кто-то даже не пожалел масла, чтобы пропитать ветошь для растопки. Чёрный дым поднялся прямо к небу, и тут же весело затрещало оранжевое пламя.

В зимней поездке у огня собираются все — и друзья, и враги. Люди разом, как по сигналу, подняли свои кружки с вином, а затем общее веселье в мгновение ока захватило всех.

Похоже, собеседница Холо в самом деле оказалась бродячей артисткой. Вместе с другими людьми из труппы она принялась развлекать остальных, выступая словно на сцене столичного театра. Комедианты играли на дудках, барабанах, пели и плясали, высоко вскидывая ноги и прыгая, — дикий танец, совершенно не похожий на вальс в исполнении придворных танцовщиков.

Остальные смотрели на них и смеялись или подпевали, а кто-то, как Рагуса, уже бился об заклад, грозя перепить собутыльника.

Рядом с Лоуренсом никого не было. Горькая усмешка заиграла на его губах, но тут же пропала: в темноте рядом с собой он почувствовал чьё-то присутствие.

Кто мог подойти в такой час к жалкому странствующему торговцу? Он повернулся и увидел Холо.

— Давно так много не говорила. Горло пересохло с непривычки, — пробормотала она, ни к кому не обращаясь, отняла у Лоуренса бочонок и припала к нему.

В бочонке было не пиво или слабенькое вино — девушка зажмурилась и сжала губы, а затем резко выдохнула и тут же опустилась на землю.

Лоуренс решил, что она передумала на него обижаться, и присел рядом:

— А о чём вы с комедианткой бесе…

Он не договорил: Холо отвернулась, едва мужчина подал голос. Лоуренс оторопел, но не потому, что она исполнила свою угрозу и теперь демонстративно не обращала на него внимания, а вдруг осознав, как сильно его обрадовало её возвращение.

— Ух, холодно же будет сегодня ночью, — заявила она в пространство.

Холо не отвечала на его слова и даже смотрела в сторону, но вдруг прильнула к нему так, как часто прижималась на козлах повозки, когда они сидели рядом. Совсем недавно Лоуренс не понимал, почему она так упорствует, дуясь на него, но теперь вдруг подумал: а что, если сейчас упрямцем оказался именно он? Может быть, взять и извиниться перед Холо? Выглядеть он будет жалко, но зато она точно его простит. Наверняка её злость на то, что он якобы не понимает простых вещей, уже прошла. Она насмехается над ним, ставит его в нелепое положение, а значит, непременно с радостью примет его извинения. Лоуренса вдруг охватил порыв признаться, что он так ничего и не понял. Наверняка Холо только недовольно закатит глаза и, по-прежнему прижимаясь к спутнику, примется осыпать его насмешками, но и не подумает подняться на ноги, да что там — с места не сдвинется. Даже оправдание тому найдёт: чем ближе сидишь к человеку, тем лучше его слышно.

Всё это произошло только в воображении Лоуренса, но он почти не сомневался, что на деле так и будет. Ведь иначе придётся подвергнуть сомнению всё, что произошло с ним и Холо с самого начала совместного путешествия.

Он невесело усмехнулся. Похоже, Холо это заметила и шевельнула ушами под капюшоном. Хвост нетерпеливо заелозил под плащом: его хозяйка явно ждала от Лоуренса униженных извинений.

Он открыл рот, чтобы оправдать её надежды, но вдруг сказал:

— Видно, что бродячая артистка. Красиво пляшет.

— Что?! — Холо вскинулась, словно кто-то наступил ей на хвост.

— Ммм? — вопросительно хмыкнул Лоуренс, но она, конечно, ничего не ответила.

Сюрпризов, когда всё шло не так, как она хотела, Холо терпеть не могла, это выбивало её из колеи. Лоуренс видел, что волчий хвост дрожит, выдавая недовольство своей хозяйки.

— А я… я простыла, видать. Полный нос соплей.

Девичий голос слегка дрожал — то ли от досады, что Лоуренс обвёл Холо вокруг пальца, то ли от еле сдерживаемого смеха.

Она приложилась к бочонку, будто желая это скрыть, и рыгнула. Между спутниками повисла тишина. Лоуренс знал почему: оба они обдумывали, какой ход следует сделать дальше.

Торговец заметил, что каждый раз, когда он, моргнув, открывает глаза, небо казалось всё темнее, а с каждым вздохом на нём загоралось всё больше звёзд. Около костров на берегу толпились люди; по воле судьбы им пришлось задержаться в пути, и сейчас все они пытались извлечь пользу из такого невезения: и торговцы, и лодочники были единодушны в своём намерении оставить о случившемся только хорошие воспоминания.

Жизнь подобна короткому странствию, каждый день которого на вес золота.

Заиграли дудки, застучали барабаны, бродячие певцы завели шуточную песню о том, как затонули несчастные суда.

Женщина схватила длинный тканый кушак и закружилась с ним в красивом танце; люди с чашами в руках тоже пустились в пляс, хотя выделываемые ими несуразные коленца больше походили на походку пьянчуги.

Всё это время Лоуренс отчаянно пытался разобраться, что творится в хорошенькой головке Холо, и, кажется, наконец-то понял. Подвыпив, девушка становилась не в меру дружелюбной и жаждала людского общества. Она бы ни за что не усидела на месте во время пира и уж тем более не стала бы переживать из-за того, что творится на душе у незадачливого торговца.

Теперь Холо выжидательно косилась на Лоуренса. Она заявила, что не будет с ним разговаривать, и, возможно, намеревалась выполнить своё обещание, но в то же время сидеть сейчас молча или даже встать и уйти ей совершенно не хотелось. Вот в чём дело?

Решив ответить Холо той же монетой, Лоуренс, делая вид, что не замечает её взглядов, забрал у неё бочонок:

— С крепким бренди и на холоде можно согреться.

Похоже, взаимное упрямство рассмешило девушку — в ответ она вдруг смягчилась, тронула спутника за руку и поднялась на ноги. Лоуренс подумал, что она собралась танцевать, и заволновался: вдруг в пляске из-под одежды выскочит её хвост или уши?

Глаза Холо сверкали. Наверное, такой же взгляд у неё был, когда она прочла в Реносе про праздник. Кроме того, даже если в бурном веселье люди увидят её хвост, можно сказать, что он из соломы, и пьяные зрители охотно поверят. Хотя, если она, увлёкшись, превратится в волка, вот тогда будет настоящий переполох.

Впрочем, вряд ли до этого дойдёт, но Холо внимательно осматривала плащ и пояс — похоже, хотела потанцевать вволю. Её задор вдруг навёл Лоуренса на мысль:

— А ведь ты можешь превратиться в волчицу и вытащить затонувшие су…

Он оборвал свои слова в тот же миг, однако не потому, что улыбка вдруг сошла с лица Холо, и не оттого, что вдруг вспомнил про её намерение не разговаривать с ним.

Разумеется, он предложил ей превратиться в волчицу и вытащить барки с мели не всерьёз. Свою шутку Лоуренс посчитал вполне достойной и даже не думал, что девушка на неё обидится. Нет, не в этом дело: пожалуй, раньше он не мог даже и представить, что Холо станет принимать волчий облик ради кого-то. Подумав, он сразу догадался почему, и эта мысль тут же натолкнула его на следующую — совершенно новую.

Холо, взиравшая на Лоуренса с непонятным выражением, постепенно смягчилась, и губы её тронула слабая улыбка. А вот торговец чувствовал, как веселье неудержимо сходит с его собственного лица: наконец-то до него дошло, почему Волчица на него разозлилась.

— Ну что с тобой делать… — девушка улыбнулась, будто признавая, что её спутник безнадёжен, посмотрела по сторонам, а затем вдруг присела на корточки, обхватила Лоуренса за шею и забралась к нему на колени.

Любому мужчине такое приятно, но, если вспомнить, что Холо недавно так сильно сердилась, что даже разговаривать с ним не хотела, объяснить этот поступок Лоуренс никак не мог.

— Похвалить можно свинью, что на дерево взобралась, а самец от добрых слов только нос задирает. Помнишь, я тебе говорила? — прошептала Холо на ухо Лоуренсу, касаясь его щеки своей.

Торговец понял, что её глаза недобро прищурены. А ещё Волчица демонстративно поёрзала и оглянулась по сторонам — но вовсе не оттого, что желала убедиться, что за ними никто не следит, скорее уж наоборот.

Там, куда она посмотрела, Рагуса закрывал ладонью глаза Колу, и мальчик отчаянно пытался вывернуться из его хватки, а лодочник хохотал. Ухмылялись и его знакомые речники: хорошее зрелище под выпивку, ничего не скажешь. Смутиться Лоуренс не смутился, но почувствовал себя слегка неуютно.

— На моём месте ты бы тоже разозлился. Или скажешь, что нет? — сердито прошипела Холо, и Лоуренса пробрала дрожь: казалось, она готова откусить ему ухо.

Однако по-настоящему следовало бояться другого: загрызть жертву можно в любой момент, это дело нехитрое, но Холо предпочитала всласть наиграться с нею перед тем, как прикончить.

Девушка хмыкнула, убрав руки с шеи Лоуренса, вскочила и бросила, глядя на него сверху вниз и оскалив клыки:

— Ну, покажи мне, насколько ты честен. — И она ткнула пальцем ему в нос.

Что тут скажешь? Холо хищно усмехнулась и умчалась, словно ветер, оставив Лоуренсу только тепло своего тела и манящий аромат.

Её усмешку он предпочёл не запоминать: для сердца того, кто носит при себе кошелёк, такое чересчур опасно.

— Честен, говоришь?.. — пробормотал Лоуренс и отхлебнул бренди.

Он вспомнил, как предложил Холо вместе подумать над загадкой медных монет. В конце концов, девушка быстро соображает, умеет подшутить над ним и его же рассмешить. Её незаурядный ум — божественный, другого описания и не подберёшь, — не единожды его выручал.

Вот почему он решил, что ей захочется поломать голову над загадкой. Как же он ошибся!

Рагуса напомнил, что река устроена так, что всегда течёт, но спросил почему. Сначала слова лодочника прозвучали для Лоуренса полнейшей загадкой, и только сейчас он догадался, что Рагуса имел в виду.

Лодочники зарабатывают себе на хлеб, плавая по реке, а река всегда течёт вперёд, к далёкому морю. И они вовсе не принимают движение её вод как должное. Они благодарны реке и со слезами кланяются милосердным речным духам.

Раньше Лоуренс чаще всего злил Холо тем, что не верил в неё. Однако теперь, научившись не подвергать сомнению её способности, он упустил из виду кое-что необычайно важное.

Положим, влюблённая девушка часто пишет письма сердечному другу; но если он, возомнив, что она просто-напросто любит водить пером по бумаге, попросит черкнуть пару строк кому-то вместо него, то закономерно навлечёт на себя её гнев. Другими словами, Холо хотела сказать, что ради Лоуренса она готова пораскинуть мозгами, но просто так ломать голову над какой-то загадкой ей совсем не по вкусу. Он мог бы и раньше догадаться, если бы хоть немного подумал.

Впрочем, согласна ли Волчица пустить в ход свою мудрость ради Лоуренса — большой вопрос. Ясно одно: разозлилась она потому, что эта мысль даже не пришла ему в голову.

Он бессильно откинулся назад, плюхнувшись на спину. Рядом с Холо он постоянно показывал собственное невежество, вот она, верно, и решила его проучить. Поэтому-то её улыбка и была такой угрожающей.

— Честности, какой ты от меня ждёшь… — пробормотал он, поднеся к губам бочонок и снова отпив. — Наверное, такой у меня и нет…

Выдохнув к холодному небосводу целое облако винных паров, он бросил взгляд на Холо, танцевавшую около огня. Девушка бойко взмахивала руками в пляске, и Лоуренсу показалось, что она мельком посмотрела в его сторону. Дрожь берёт, как подумаешь, что потом она заставит его купить.

Холо, взявшись за руки с бродячей комедианткой — той самой, с которой разговаривала на берегу, — плясала на удивление ладно, будто до того они вдвоём долго разучивали танец. Две красивые девушки легко кружились под одобрительный свист и рукоплескания.

Будто не выдержав такого напора, костёр, сложенный из деревяшек в виде башенки, рухнул, и огненный фонтан искр взметнулся в воздух, как от вздоха злого божества.

На лице Холо — напряжённом, пылающем от жара — играла странная улыбка, и при взгляде на неё отчего-то кровь стыла в жилах: танец, удивительно красивый, по-настоящему завораживал, но отчасти, возможно, дело было в том, что плясала девушка так, словно хотела забыться.

Праздники и хороводы предназначены для того, чтобы отметить смену года либо же усмирить гнев богов или духов. Лоуренс решил, что именно поэтому в пляске Холо ему почудилось нечто бесовское, и протянул руку к бочонку с бренди, да так и застыл на месте.

Он ведь только-только осознал, как много она делала ради него. А что, если эта самоотверженность не исчерпывалась готовностью разгадывать загадки и вместе преодолевать трудности?

— Быть не может…

Он вновь посмотрел на Холо. Девушка полностью отдалась танцу, словно хотела показать всем вокруг, что веселится напропалую, и в этот самый момент её фигурка показалась Лоуренсу совсем маленькой и хрупкой.

Если он всё верно понял, то что за глупость выходит!

Соображает он куда медленнее Холо и порой с трудом успевает за её мыслью, но ведь верно и обратное: порой именно Волчица делает поспешные выводы и берёт на себя слишком много.

Лоуренс вновь отхлебнул из бочонка, и крепкий напиток обжёг горло.

Он поднялся на ноги, но присоединиться к танцующим и не подумал. Если уж на то пошло, упрямый торговец отправился разузнать кое-что важное — ради Холо.

Кол уже лежал навзничь в кругу лодочников, возглавляемых Рагусой. Подходя к ним, Лоуренс махнул рукой, Рагуса приветственно приподнял чашу с вином.

Какая же Холо глупышка! Уж Лоуренс это докажет.

— Ха-ха-ха! Гора Роэф?

— Д-да… Хорошее место, это верно! Каждый год оттуда сплавляю добрую древесину. Лес, что растёт в верховьях, отправляют в южные страны, и там уже из него делают столы для королевских дворцов! Как тебе такое, а, молодой торговец? — И мужчина попытался подлить вина из своего кожаного бурдюка в бочонок Лоуренса.

Бочонок — не ведро, поэтому дело шло не споро: дрожали и руки лодочника, державшие кожаный бурдюк, и руки Лоуренса. Всё больше вина проливалось мимо отверстия в бочонке и струйками орошало землю, но людям вокруг было наплевать. Даже Лоуренс так опьянел, что не обращал на это внимания.

— Ну тогда… Так и напиши на этих брёвнах! Что пошлины слишком высокие! — рявкнул Лоуренс и снова приложился к бочонку. — Да-а, так, именно так!

В этот же момент его с силой хлопнули по спине, и всё вино вылилось изо рта на землю. Еле соображая, Лоуренс всё же отметил про себя — отчасти с гордостью, отчасти с иронией, — что даже Холо так не напивалась.

— Но что вы говорили про Роэф?

— Роэф? Славная там была древесина… — повторил лодочник и плюхнулся на землю.

— Вот пропойца, — озабоченно пробормотал другой сидящий рядом речник, качая головой.

Лоуренс усмехнулся и обвёл взглядом остальных собутыльников:

— Так вы мне расскажете?

— Ха-ха-ха! Куда мы денемся — уговор есть уговор. А должок с Зонара потом спросим. — Смешливый лодочник с хохотом шлёпнул по голове распластавшегося на земле кормчего, которого называли Зонаром. Мертвецки пьяный мужчина уже давно лежал без чувств.

— Не повезло. Кто ж думал, что ты не только с красоткой в ладах, да ещё и не пьянеешь?

— Да уж, не повезло вам. Но только… уговор есть уговор…

— Не повезоло… Не повесо…

— Тебя ведь Роэф интересует? — спросил под конец Рагуса.

Похоже, его особенно не брало: даже лицо не покраснело сильнее обычного. Все остальные либо успели набраться так же, как и Лоуренс, либо уже лежали, не в силах членораздельно говорить. Сам торговец тоже не знал, сколько ещё продержится.

— Да… Хотя я бы и про Йойс послушал…

— Про Йойс я ничего не знаю. Но о Роэфе даже и расспрашивать незачем. Поднимешься вверх по этой нашей реке Ром, там в неё и впадает Роэф, просто иди вдоль берега.

Лоуренс с досадой подумал, что такие пустяки его не интересуют, а затем задался вопросом: «Что же я, собственно, хотел узнать?» Но вспомнить не смог.

Он был пьян.

Роэф он упомянул лишь для того, чтобы завязать разговор.

— А нет ли чего… поинтереснее…

— Поинтереснее, говоришь…

Рагуса погладил щетинистый подбородок и бросил взгляд на остальных лодочников, но все они, похоже, опьянели окончательно и изрядно клевали носами.

— Вот оно, вспомнил. — Пощипав щетину, Рагуса взял уже прикорнувшего лодочника за плечи и грубо потряс. — Ну-ка, Зонар, вставай! Ты ведь говорил, что недавно взялся за странную работёнку?

— Я… а… больше не влезет…

— Вот дурак. Эй, признавайся, ты ведь взял работу рядом с Реско, что ближе к истоку Роэфа?

Зонар поспорил с Лоуренсом, кто больше выпьет. Оказалось, недавно он изменил жене, и ему крепко от неё досталось. Лоуренс даже забеспокоился, что будет, если он тоже вздумает погулять не с Холо, а с другой девушкой.

— Реско? Хороший город. В горах там залежи меди… Да столько, что копни землю — медь брызнет оттуда как вода. А ещё такой выпивки, как там, больше нигде не сыщешь. Припоминаю… ещё там есть машины, которые могут сделать тебе любое вино: от совсем слабого до крепчайшего. О, прекрасная медно-рыжая невеста! Да падёт благословение огня и воды на твою гладкую кожу! — вскричал Зонар с закрытыми глазами, а затем затих и больше не шевелился.

Лоуренс не понимал, говорил ли он наяву или во сне. Рагуса по-прежнему грубо тряс его за плечо, но это было бесполезно: мужчина распластался на земле, как морская звезда, глухой ко всему происходящему.

— Ох и пропойца…

— Медно-рыжая невеста… То есть приспособление для перегонки вина?

— Во-во, именно, перегонный куб! Надо же, знаешь. Иногда приходится такие перевозить по реке. И бренди, которое ты пьёшь, наверняка перегоняли той самой машиной из Реско.

Перегонные кубы делали из тонких медных пластин. Их искусно скрепляли вместе; полученная конструкция отливала красным, и в ней действительно было нечто странно чарующее. Надо полагать, именно женские округлости навели мастера на мысль изогнуть медную реторту столь причудливым образом.

— Ну всё, конец. Теперь он до утра не проснётся.

— Вы говорили… про странную сделку…

Лоуренс опьянел, и язык у него еле ворочался. Мелькнула мысль: как там Холо? Он огляделся по сторонам, и хотя перед глазами всё плыло, вдруг увидел такое, что хмель разом выветрился.

— Да… Странная сделка, значит… Ха-ха-ха! Думал я, что она на кошку похожа, и смотрите-ка — и впрямь вылитая. — Рагуса рассмеялся, тоже уставившись в сторону костра: там под бурные рукоплескания плясала Холо.

Она сбросила плащ, мешавший танцевать, и, весело размахивая хвостом, кружилась в хороводе, взявшись за руки с другой плясуньей. На голове у неё красовалась повязка из маленькой шкурки — скорее всего, беличьей, — поэтому и звериные уши, и хвост тоже смотрелись как украшение.

Лоуренс взирал на безрассудную девицу, потеряв дар речи, однако люди вокруг, казалось, ничего не замечали. Он присмотрелся: вторая танцовщица тоже обернула талию лисьей или ещё какой-то шкурой, прицепила себе хвост, а на голову намотала беличий мех.

Дерзость Холо привела его в благоговейный ужас; впрочем, может быть, она просто опьянела и утратила способность здраво рассуждать.

«И что делать, если все узнают правду?» — озабоченно подумал он, но отметил, что девушка танцевала явно с огромным удовольствием.

Кроме того, развевающиеся длинные волосы и взмахи юркого пушистого хвоста будили в душе Лоуренса непонятные чувства — просто колдовство какое-то.

— Так вот, сделка эта… — сказал Рагуса, и Лоуренс очнулся.

В городе Реносе Холо спросила, что ему дороже: она или прибыль. Странное дело, он вдруг осознал, что вопрос совсем несложный и над ответом даже думать нечего.

«Нет, пожалуй, это говорит во мне хмель», — быстро поправился торговец, хотя и понимая, что перед самим собой оправдываться нет никакого смысла.

Ну да ладно. Лоуренс стукнул себя по макушке, пытаясь унять головокружение, и прислушался к рассказу Рагусы.

— Видишь ли, не первый раз уже перевозим деньги для одной гильдии. Я почему заинтересовался твоей историей? Потому что боюсь вот чего: вдруг его… Зонара-то нашего, втянули в тёмное дело? Это ж та самая гильдия, что купила медные монеты. Не по себе мне становится от всего этого.

Зачастую перевозкой денег между странами занимаются государственные чиновники, а таких заказчиков можно по пальцам пересчитать. Даже если они проворачивают какие-то махинации на медных рудниках, благополучие городов, которые кормят эти рудники, окажется под угрозой, если торговцы не договорятся работать с ними вместе.

Рагуса говорил приглушённым голосом. Ещё бы: гильдия, которая даёт ему работу, замешана в тёмном деле. Продажных чиновников и взяточников лодочник повидал на своём веку немало, потому-то не мог пропустить мимо ушей обнаруженную торговцем странность.

У Лоуренса перед глазами всё расплывалось, и он еле выговаривал слова, но в голове сразу прояснилось, когда он услышал рассказ Рагусы.

— Выходит, это как письма мясников?

В деревеньках мясники каждый день ездят закупать свинину или баранину, поэтому заодно передают чужие письма. Так и лодочники: постоянно плавают по реке туда и обратно, почему бы им не передавать чужие деньги?

— Так вот, как только в отделение гильдии «Джин» города Кэльбе доставляют вексель, полученный в Реско, перевозчику тут же вручают свидетельство о том, что отказываются его принимать.

— Свидетельство об отказе? — Тут Лоуренс протрезвел окончательно.

Вместо того чтобы перевозить полные мешки денег, люди возят с собой бумагу, указывающую уплатить такую-то сумму такому-то человеку в таком-то краю. Саму бумагу и эту схему называют векселем, а свидетельство об отказе — подтверждение того, что вексель отказываются обналичить.

Однако странно, что и говорить: зачем же постоянно посылать векселя, если известно, что оплачивать их не станут?

— Вот и я говорю, что это ни в какие ворота не лезет! Ему раз за разом поручают передать векселя, которые никто не оплачивает. Тут явно что-то замышляется.

— Подождите, может быть, есть причина…

— Причина?

— Да… Перевозят ведь вексель, то есть деньги, а цена их непостоянна. Если за то время, пока их… их везут, курс поменяется… то и оплачивать вексель не захотят.

Рагуса пристально смотрел на Лоуренса.

Странствующий торговец — человек свободный: были бы деньги — тогда можно уехать куда душе угодно, купить там любые товары, а затем продать их где вздумается. Про лодочников такого не скажешь: они зарабатывают на хлеб перевозкой товаров по одной и той же реке. Без милости владельцев груза они быстро окажутся на мели, даже если река глубокая. У лодочников птичьи права, потому их постоянно ущемляют, заставляют соглашаться на сомнительные перевозки, а если что не так, утопят в той же реке.

Конечно, плавать по воде приятнее, но зато с повозкой можно отправиться на все четыре стороны, и никто тебе не хозяин.

— Так вот, думается мне, что не о чем тут волно… — не договорив, Лоуренс клюнул носом и зевнул во всю глотку.

Во взгляде Рагусы, устремлённом на него, читалось недоверие, но наконец лодочник шумно вздохнул:

— Гм. Сложно в мире всё устроено.

— Хоть и говорят, что неведение — грех… знать всё на свете невозможно.

Веки налились свинцовой тяжестью, и через оставшиеся щёлочки почти ничего уже было не разглядеть. Лоуренс смог уловить только то, что Рагуса уселся на землю, и подумал: когда ж и тот утомится наконец? Но лодочник вместо этого погладил по голове спящего рядышком Кола.

— Да уж. Ха, а я ещё посмеялся над пареньком, хотя сам-то нисколько не лучше. Хоть он и повёлся на стопку ничего не стоящих бумаг, но, выучившись, наверняка будет умнее меня, да?

Мальчика напоили так, что он лежал на земле без чувств.

Во взгляде Рагусы читалось искреннее сожаление — пожалуй, если бы Кол не заплатил за проезд на судне, то он бы этим воспользовался, чтобы оставить мальчишку у себя.

— Каноническое право изучает?

— Что? Да… Кажется.

— Сложная наука. А пришёл бы ко мне, и учиться бы ничему не пришлось: я бы и так кормил его три… нет, два раза в день.

Честность Рагусы заставила Лоуренса улыбнуться: в самом деле, только опытные работники получают еду трижды на дню.

— Кажется, у него своя цель, — поделился торговец.

Рагуса впился в него взглядом:

— Ты что это, переманить его пытался, пока меня не было?

Лодочник явно оценил мальчика, потому и разозлился не на шутку.

Впрочем, неудивительно: Рагуса уже в летах, ему пора подыскать себе ученика и обучить ремеслу лодочника, чтобы было кому оставить собственное судно. Да и будь сам Лоуренс постарше на пару лет, наверняка попытался бы хитростью удержать Кола при себе.

— Я его не переманивал. Но выяснил, что у него серьёзные намерения.

Обиженно сопя, Рагуса сложил руки на груди и промычал что-то невнятное.

— А нам остаётся… Ну разве что… по малости помогать ему, рассчитывая на что-нибудь в ответ, — пробормотал Лоуренс и икнул.

Упрямый лодочник расхохотался громогласно, как и подобает матёрому речнику:

— Ха-ха-ха! И то верно. Что ж мне делать? Если объяснит мне, что там за история с медными монетами, то, пожалуй, поблагодарю его.

— Он и сам этого хочет.

— Ну а ты чего? Не подсказал ему? — Рагуса придвинулся к Лоуренсу, будто предлагая тайную сделку.

Торговец только пожал плечами:

— Если бы я сам хоть что-то понял. Помочь-то ему тоже хотелось бы, так что подсказкой убил бы двух зайцев… Да только вот — увы…

Даже Лоуренс не прочь был оставить мальчика при себе, представься такая возможность. Эта мысль посетила его, когда они вместе шли вдоль берега, но затем он передумал. В конце концов, брать ученика ему ещё рано, к этому он пока не готов.

Псу с набитым брюхом не стоит бросаться на кость, даже если её услужливо положили перед ним…

Лоуренс усмехнулся про себя.

— О том и речь. Три ящика медных монет — большая разница. Такой тяжёлый груз можно везти только по воде, и тогда я бы узнал об этом, уж поверь. А может, в бумаге написали неверно?

Теперь и Рагуса с трудом выговаривал слова: наконец-то и его огромное тело поддалось хмелю.

— Может быть и такое. Одной буквой ошиблись… Помню, было дело — угря и золотую монету перепутали, большой конфуз вышел.

— Кто его знает, вдруг так оно и есть. Ах да… Вспомнилась мне одна похожая история. Слышал, много лет на поиски потратили, да так и не нашли.

— Что же?

Лоуренс совсем поплыл: его тело и разум теперь будто существовали отдельно друг от друга. Кажется, он повернулся к Рагусе, но перед глазами была лишь чернота. Откуда-то издалека доносилось: «Роэф… у самого истока… Реско».

И ещё, кажется, что-то такое про кости пса, сторожившего врата самого ада.

Вот ведь чушь какая.

Во сне у Лоуренса сложилось впечатление, что речь идёт о какой-то сказке.

И как в сказке, он вдруг провалился в темноту.