Волчица и пряности. Том IV

Действие 4

Если кто-то умирает, поев хлеба, то в первую очередь предполагают, что причиной тому стал риделиусов огонь — так называют заражение злаков спорыньёй. У человека, отведавшего хлеба из заражённого зерна, начинают гнить конечности, словно пожираемые огнём изнутри, и несчастный умирает, заходясь в крике. Даже того, кто съел совсем немного, ожидают неземные видения, будто наводимые дьяволом, а у женщины, вынашивающей ребёнка, яд вызывает выкидыш.

Считалось, что злаки отравляет дьявол, добавляя заражённые чёрные зёрна в колосья, и если не заметить этого во время сбора урожая или по незнанию перемолоть в муку, то пиши пропало: отныне обнаружить в муке яд не под силу никому. Конечно, однажды он отыщется — когда попадёт кому-нибудь в рот и вызовет горячку.

Для крестьян-хлебопашцев трудно найти врага страшнее, и, пожалуй, можно смело ставить его в один ряд с засухой и наводнением.

Самое страшное заключалось даже не в мучительной смерти отравившегося, а в том, что если риделиусов огонь затесался среди зёрен нынешнего урожая, то нельзя есть весь собранный хлеб.

— У нас в деревне ведь никто не отравился?

— Никто, господин староста. Старуха Динн, не встававшая с постели, всего лишь простудилась.

— И свежесобранные колосья пошли на хлеб только во время праздника урожая, верно? Тогда хоть зерно, которое уже пустили в пищу, оказалось чистым.

Большая каменная плита в центре города, видимо, служила местом, где жители деревни сообща обсуждали важные дела. На улице красным огнём полыхали факелы, люди сонно потирали глаза и слушали владельцев домов, расположенных на площади: именно эти сельчане занимали значимое положение в деревне и сейчас по очереди держали слово.

— Хаким говорит, что вчера вечером скорняк поел хлеба из зерна, купленного у гильдии Линдотта. Руки-ноги стали сизыми, и он умер в муках. Городской совет Энберга сразу выяснил, что это зерно из нашей деревни. Хаким сообщил, что тут же вскочил на лошадь и помчался к нам, поэтому не знает, что там дальше произошло, но представить нетрудно. Они пошлют срочного гонца к графу Бадону и вернут всё купленное у нас зерно. К рассвету следует ждать посла из Энберга.

— Be… вернут нам зерно? — пробормотал хозяин гостиницы, и собравшиеся в кругу на камне промолчали в ответ.

Наконец слово взяла Ирма — Лоуренс заметил совсем немного женщин наверху, и она была одной из них, хотя стояла вне круга.

— И деньги за него придётся вернуть. Так, староста Сэм?

— Да.

Сельчане, разом побледнев, схватились за головы.

Деньги кончаются, если сорить ими, а жители деревни вряд ли берегли каждую серебряную монету. Правда, не все на камне пришли в смятение: спокойны остались староста Сэм, хозяйка таверны Ирма, глава церкви Эльза, мужчина, приехавший с письмом к старосте во время визита Лоуренса, а также сами Лоуренс и Холо.

Конечно, не умение копить деньги или врождённое хладнокровие позволило сохранить им самообладание: просто все они понимали, что происшествие не случайно. Любому постороннему стало бы ясно как день, что историю с отравленной рожью подстроили в Энберге.

— Староста, что же нам делать-то? Мы уже свиней и кур накупили, потратились на починку серпов с лопатами.

— Не только. Ведь урожай собрали богатый. В таверну закупили отменной еды да выпивки. На это ушли деньги, и ушли из вашего кармана.

Перебрав крепкого вина, любой ощутит тоску. Мужчины опустили головы от сожаления. А Ирма тем временем обернулась к Сэму:

— Но, господин староста, ведь это ещё не всё?

Что и говорить, отменная хватка была у Ирмы, на своих плечах протащившей котёл для варки пива и в одиночку торговавшей им на улице. Такая женщина могла бы управлять целой торговой гильдией в большом городе.

— Верно. Раз наше зерно отравлено, его мы есть не можем. И хотя нынешний урожай удался, в прошлом году мы собрали куда меньше ржи.

Урожай считался неплохим, если хлеба вырастили в три раза больше, чем посеяли, а если повезёт собрать в четыре раза больше, то можно считать, что рожь уродилась на славу. Вычесть отсюда долю на посев, и останется совсем немного для запасов на следующий год, если хлеб вдруг не уродится. В худшем случае могло оказаться, что сельчане понадеялись на обильный урожай нынешнего года и уже съели прошлогодние запасы. Как бы то ни было, продовольственное положение деревни теперь было попросту плачевным, а денег на покупку нового хлеба достать неоткуда.

— Что делать-то? Если бедствовать мы готовы, то голода не вытерпим.

— Верно. Но мне…

Сэм не успел договорить: мужчина, сидевший рядом с хозяином гостиницы, вдруг поднялся на ноги и ткнул пальцем в Лоуренса:

— Да вот кто подмешал отравленные зёрна! Мне сказали, что торговец этот в деревню с зерном приехал! Подмешал, значит, отравы в наш хлеб, а сам потом свой продаст задорого!

Этого следовало ожидать. Разумеется, Сэм привёл путников на площадь вовсе не из злого умысла. В конце концов, не увидев чужеземного торговца среди собравшихся, жители деревни, ослеплённые мнительностью и жаждой покарать виновного в их бедах, сами бросились бы на поиски Лоуренса с топорами наперевес.

— Да… да, да, а как же! Он ведь в одиночку ходил к Эвану молоть зерно! Да тут и думать нечего: небось они вдвоём сговорились сгубить нашу деревню!

— Ну конечно, Эван! Ну-ка, куда подевался этот лживый мельник?! Связать их обоих да выведать, куда они подкинули отраву!

Люди вскочили один за другим и угрожающе двинулись на Лоуренса.

Тут вперёд шагнула Эльза:

— Постойте, прошу вас.

— Без женщин разберёмся! Замолкни!

— Что ты сказал?

Ирма, раза в три крупнее Эльзы, решительно встала рядом с девушкой, и пыла у выступавших мужчин вмиг поубавилось. Староста Сэм кашлянул, заставив собравшихся утихнуть.

— Эван сейчас в церкви. Обвинения свои пока забудьте. Есть заботы поважнее: возврат купленного у нас хлеба и возврат полученных нами денег.

— Так чего нет, того и нет. Остаётся попросить их подождать до следующего года…

— Хорошо бы этим всё и закончилось.

Лица сельчан дрогнули.

— Как такое понимать… господин староста?

— Энберг, возможно, попытается воспользоваться случаем, чтобы начать торговать с нами на прежних условиях…

— Да как же так…

Сельчане, в первую очередь самые старые, приуныли.

— Как же так, господин староста? Энберг ведь уже не в силах нам навредить? Ведь отец Франц всё устроил?

Лоуренс не знал, скрыл ли Сэм от жителей деревни правду о взаимоотношениях Терэо и Энберга, или же сами местные не хотели разбираться, что происходит, но гадать не пришлось.

— Я так скажу: зря мы решили, что Эльзе можно стать преемницей отца Франца. После такого нас держат за дураков.

— Ещё бы. Весь день сидит в церкви, в поле даже лица не кажет, а хлеба получает, будто трудится не покладая рук И рожь-то уродилась благодаря Великому Торуэо. Негоже её церковной девчонке…

— А ну, прекратите!

Тревога подливает масла в огонь недовольства, и он занимается с того конца, который быстрее вспыхивает. Легко представить, что Эльза со всем присущим ей рвением отдалась одному делу — сохранить наследие Франца. Сэм поддерживал с ней связь, а поэтому наверняка имел возможность в этом убедиться, но лишь теперь, после слов сельчан, Лоуренсу стало ясно, как в деревне относятся к девушке. От него не укрылось, что на лице Эльзы не дрогнул ни один мускул, но кулаки её сжались.

— Господин староста, но что прикажете делать?

— Для начала пусть каждый проверит, сколько у него осталось денег, что распределили после праздника урожая, а также сколько есть запасов на зиму. Неизвестно, когда к нам пожалует посланец для переговоров с Энбергом, но прибудет он в любом случае не раньше, чем на рассвете. До рассвета вы пока свободны. Всем выполнять мои поручения.

Мужчины недовольно крякнули, но, стоило Сэму повторить приказ, неохотно встали с мест. Даже спускаясь с каменного места собраний, они окинули Лоуренса и Эльзу взглядами, полными злобы.

Конечно, оба совсем не заслужили такого обращения, но, к счастью, хотя бы староста был на их стороне. Если бы против них обратился ещё и Сэм, Лоуренсу оставалось бы только одно: уговорить Холо пустить в ход последнее средство.

— Эльза… — Сэм подковылял к девушке, опираясь на палку. — Знаю, тяжко это, но ты уж потерпи.

Эльза молча кивнула, и старик взглянул на Ирму:

— А ты, Ирма, ступай с нею в церковь. Боюсь, горячие головы не утерпят, и кто-нибудь непременно прибежит и начнёт ломиться в двери.

— Считай, сделано.

Сразу видно, кто из сельчан на каком положении в деревне. Вот только какое место отводилось в этой иерархии Лоуренсу с Холо?

Наконец Сэм обернулся к ним.

— Господин Лоуренс, — начал он. — Я, как и все жители деревни, вас подозреваю: слишком уж вовремя вы появились. Только прошу, не думайте, что я сразу обвиню вас. Не так я глуп.

— Окажись я на вашем месте, господин староста, сказал бы то же самое.

Лицо старика Сэма, испещрённое морщинами, осталось хмурым, но он кивнул будто с облегчением:

— Чтобы оградить вас от угрозы, а также не усиливать подозрения, пойдёмте в мой дом.

Лучше так, чем оказаться в путах по его приказу. К тому же не стоило поднимать шум: это привело бы к кровопролитию. Лоуренс послушно кивнул и зашагал к дому старосты, следуя за ним самим и сельчанами.

За кружкой вина иногда можно услышать байку о том, что в некой деревне есть темница. Обычно её начинают рассказывать, когда тепло от выпивки уже растеклось по телу, а истории о прибыльных сделках, которые торговцы только рады поведать друг другу, уже закончились.

По слухам, торговца заманивают в дом старосты, пообещав выгодную сделку, а там хватают и прячут в ту самую темницу. Жители деревни молчат как могила, и уже никто никогда не узнает, что стало с беднягой. Имущество несчастного продают, а его самого приносят в жертву ради богатого урожая.

К особенно богатым деревням слухи такого рода липнут, как колючки. Однако именно на Терэо, похоже, наговаривали напрасно. Путников проводили в обычную комнату, даже с окном, и она находилась рядом с той, через которую Лоуренс прошёл в свой первый визит к старосте. На ключ она не закрывалась, поэтому при желании можно было и уйти, да только в сложившейся обстановке находиться в доме старосты им было безопаснее, чем в церкви. Дальнейший план действий обсудить они могли и здесь.

— Что думаешь?

Они сидели за широким столом в центре комнаты, на скамейках, поставленных по обе стороны стола, и разговаривали приглушёнными голосами, чтобы стражник у дверей ничего не услышал.

— Думаю, что надо было тебя послушаться: забыть о книге и уехать отсюда.

Вот так заявление! Впрочем, на лице Холо не отражалось ни понимания совершённого, ни раскаяния в содеянном. Взгляд её был устремлён в одну точку, а сама она, видимо, усиленно, до головокружения, размышляла о чём-то.

— Я не возьмусь сказать, что оказалось бы правильным. Представь себе, что мы приехали в город и, спросив дорогу до монастыря, уехали бы из деревни в тот же день. Случилось бы это позавчера. Однако в Энберге вдруг находят отравленную рожь. Тут, разумеется, предположат, что некто со злым умыслом подкинул отравленные зёрна. И на кого же подумают в первую очередь? На нас.

— Да, ведь нечасто встретишь торговца-недоумка и прекрасную девушку. Нас бы очень быстро догнали.

Обидная реплика Холо вызвала у него усмешку: право же, не стоило ожидать от неё слёз и самобичевания.

— Мы, как только въехали в деревню, неизбежно стали главными подозреваемыми в отравлении зерна. Ведь дьявол, что навлекает беды на деревню, всегда гость из чужих краёв.

— Да уж, словами мы не докажем, что ни в чём не виноваты.

Неважно, отравил злаки дьявол или же это дело рук человека, желающего деревне зла. Бедствие уже произошло, и людям нужно знать почему. Не потому, что дьявол совершил зло, просто случилось нечто плохое, и обвинить больше некого.

— Слишком уж складно всё получилось. Как ни посмотри, похоже, что это затеял Энберг, желая прижать Терэо к ногтю. Очевидно, в округе всей знати известно о том, что деревня и город никак не уладят меж собой вопрос уплаты налогов. Поэтому, если кто-то подкинет отравы в хлеб, все подумают, что эта история подстроена Энбергом. У Терэо же есть покровители, и уж они-то не станут молчать, так что Энбергу нужен козёл отпущения. Тут мы с тобой подвернулись как нельзя кстати. Они с радостью ухватились за такой случай и тут же претворили в жизнь свой план.

Легко представить, на чём сойдутся обе стороны.

— Наверняка во время переговоров с деревней Энберг предложит такую сделку: мол, выдайте нам того, кто подмешал отравленные зёрна, а мы взамен предоставим отсрочку на уплату долга.

Так Энберг покажет всем, что непричастен к отравлению и деревне зла вовсе не желает, а Лоуренса с Холо отправят на плаху во имя интересов города.

— Вряд ли Энберг желает тяжбы с моей гильдией, стало быть, никакого суда, чтобы установить нашу вину, не будет. Скорее, нам поторопятся свернуть шеи, а сельчанам пообещают простить часть долга, если те забудут о том, кто мы с тобой такие и откуда прибыли. На том и ударят по рукам.

Холо вздохнула и прикусила ноготь большого пальца клыком.

— Неужто тебя устроит подобное?

— Ещё чего. — Лоуренс пожал плечами и фыркнул, хотя и не знал, как найти выход из положения.

— Сбежать — значит признаться, что это наших рук дело. Твои приметы разошлют повсюду, и на торговле можно будет ставить крест.

— Да, коротким будет мой век торговца.

Как же быть?

Тут Холо осенило.

— Стой, вот же оно, — заявила вдруг девушка. — Почему бы не попросить помощи у твоей гильдии?

— Помощи? Если бы можно было… Ах, вот что…

Лоуренс вдруг хлопнул себя по голове, и Холо озадаченно посмотрела на него.

— У меня же есть ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Только хорошее. Я ведь могу сесть тебе на спину и добраться до другого города быстрее, чем на лошади.

— Ещё бы.

— Бежать не очень уж далеко, а быстрее лошадей передвигаются только корабли. Люди из Энберга, конечно, расставят сети, чтобы поймать нас, но сеть их будет расширяться не быстрее, чем бежит лошадь. И тогда что, по-твоему?

Холо в ответ издала непонятный звук — то ли задумчиво хмыкнула, то ли согласно промычала.

— Я думал, что нас поймают прежде, чем мы успеем добраться до какой-нибудь гильдии. Но если успеем, гильдия наверняка вступится за нас. Это же невероятный удар по репутации: чтобы член гильдии, да пустил в ход отравленные зёрна ради своей выгоды! Да они грудью встанут на нашу защиту.

— Другими словами, те, кто задумал отправить нас на заклание, верно, откажутся от погони, если мы успеем сбежать.

— Однако…

В тот миг, когда, казалось, забрезжил выход из положения и стало чуть легче на душе, Лоуренс вдруг сообразил, чем всё закончится:

— Кого же тогда обвинят вместо нас?

Сразу ясно: того, кого считали обманщиком, подозревали во всех бедах и в то же время чьё положение позволяло без труда подбросить отравленные зёрна в рожь. Мельник Эван.

Похоже, Холо почти сразу догадалась, кого Лоуренс имел в виду. Она заговорила неохотно, будто понимая, что сопротивляться бесполезно:

— Так посадим мне на спину и его. Он ведь давно помышляет о том, чтобы деревню оставить? Вряд ли откажет. Заодно и девчонку, коли и ей что-то грозит. Мне с твоим добросердечием бороться не под силу. Одна морока…

С исчезновением Лоуренса и Эвана Энбергу уже некого будет обвинить в случившемся. Более того, сбежавшего Эвана легко выставить истинным виновником перед остальными: мол, сбежал он именно потому, что виновен. Тогда Лоуренса оставят в покое — знают же, что если распускать слухи о торговце, то придётся иметь дело с его гильдией.

— Но ведь тебе придётся предстать перед ними в истинном обличье…

Холо лишь усмехнулась:

— Не в моих привычках дичиться людей. Правда, слабое моё сердечко не переносит, когда кто-то меня боится…

Лоуренс знал, почему она смотрит на него с упрёком: когда-то в подземном канале города Пассио он впервые увидел её истинный облик и, к стыду своему, отшатнулся.

Но Холо тут же озорно улыбнулась, сверкнув клыками, и добавила:

— А может быть, тут другое? Уж не думаешь ли ты, что негоже кому-то, кроме тебя, знать мою тайну?

Лоуренс не нашёлся с ответом и закашлялся. Холо громко расхохоталась — смех эхом отразился от стен, — а потом сказала:

— Я не против, если тебя план устраивает.

Делать нечего, другого выхода у них попросту не было.

— Разумеется, это на крайний случай. Скорее всего, ничего другого нам не останется. Жаль повозки с грузом, но буду думать, что она утонула в болоте.

— Если пожелаешь, я стану твоей новой повозкой.

Отменная шутка, ничего не скажешь.

— Где же это видано — лошадь, которая держит поводья возницы?

Холо торжествующе улыбнулась, и в тот же миг в дверь постучали.

Дверь отворилась, и на пороге показался Сэм.

Нависшая над деревней угроза подкосила старика. Староста выглядел исхудавшим и измождённым в тусклом свете горевших свечей, хотя, возможно, виновато было именно освещение.

— Мне бы узнать у вас кое-что, если позволите.

Лоуренс не думал, что его разговор с Холо могли подслушать: Волчица не допустила бы такой промашки.

— Да, у меня та же просьба.

— Так начнём же.

Сэм медленно шагнул в комнату, опираясь на трость, а за открытой дверью Лоуренс заметил силуэт сельчанина. Тот, похоже, совсем не привык к пафосным речам и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Закрой дверь, — обратился к нему Сэм.

Сельчанин в ответ распахнул глаза в немом удивлении, но, когда просьба повторилась, неохотно подчинился. Видимо, он даже не сомневался в том, что зерно отравили путники.

— Ну… — Сэм поставил подсвечник на стол и продолжил: — Расскажите же, кто вы такие.

«Сразу быка за рога», — подумал Лоуренс и любезно улыбнулся:

— Хотел бы я заявить, что и называться мне не стоит — до того маленький я человек, но ведь вам-то я уже представился.

— Верно, мне вы и впрямь о себе поведали. Проверять мы не стали, но я готов поверить вам на слово.

Сэм перевёл взгляд с Лоуренса на Холо: она сидела молча, натянув капюшон на голову. Со стороны казалось, что девушка спит.

— Вы спрашивали дорогу до монастыря Диэндоран. Скажите, что вам там понадобилось?

Сэм таким образом шёл на компромисс. Когда Лоуренс явился в его дом узнать о монастыре, староста поспешил заявить, что даже не слышал о нём. Скорее всего, теперь он желал лично выяснить, подосланы путники Энбергом или нет. И как собирается поступить, когда выяснит?

— Видите ли, в Кумерсуне мы повстречали человека, который и поведал о настоятеле монастыря Диэндоран. Поведал, впрочем, не мне, а моей спутнице.

Больше всего Сэм боялся того, что Лоуренса и Холо подослал именно Энберг. Однако сейчас у него не было сил задавать вопросы с подвохом, пытаясь вывести путников на чистую воду. Старик судорожно вздохнул, будто ему не хватало воздуха, и с мольбой взглянул на них:

— Разве вы приехали в нашу деревню не по поручению Энберга? Если так, то сколько… Сколько вам заплатили?

— Мы и правда заглянули в Энберг, но лишь потому, что нам было по пути. А к вам приехали в поисках монастыря Диэндоран и его ищем с личными целями, не больше.

— Не… неправда! — Сэм сорвался на крик и надвинулся на Лоуренса; лицо его в свете свечей исказилось и стало похожим на дьявольскую гримасу.

— Мы никак не причастны к борьбе между Энбергом и вашей деревней. О сути происходящего между вами и этим городом я догадался: разговоры с местными в таверне, с Эваном и Эльзой, а также собственный опыт дали мне достаточно подсказок.

Сэм боялся, что Лоуренс и Холо шпионили для Энберга. История с отравленной рожью не несла и следа ереси, речь там только о деньгах, и оправиться от удара по кошельку деревня сумеет. Но если будет затронута Церковь — другое дело.

— Вы… вы правда никак не связаны с ними?

Сэм и сам знал, что на такой вопрос не получить ответа, который его удовлетворит. И всё же не смог удержаться от того, чтобы не переспросить, а Лоуренсу, в свою очередь, оставалось лишь ответить так же, как он отвечал до этого.

— Правда.

Старик наклонил голову, будто проглотил раскалённый железный шар. Даже сидя на стуле, он опирался на трость и, видно, с трудом держал спину.

Сэм медленно поднял голову:

— Если так…

Очевидно, Сэм узнал, сколько денег у сельчан. Лоуренс прикинул, что после того, как вернут проданную рожь, деревня окажется в отчаянном положении: будет потерян весь доход за полгода, а то и за целый год.

— Если всё так, не могли бы вы помочь нам: дать совет и… одолжить денег?

Холо встрепенулась: видимо, просьба одолжить денег живо напомнила ей то, что случилось в Рюбинхайгене. Там Лоуренса обманули, и он оказался на грани разорения. Он ходил по городу, стучался в двери и пытался взять взаймы хоть немного, словно утопающий, который, захлёбываясь, пытается сделать вдох.

И всё-таки Лоуренс — торговец.

— Совет дать можно. Только вот…

— Я не прошу помочь нам даром.

Сэм впился взглядом в Лоуренса. Вряд ли в Терэо нашёлся бы равноценный товар, так что оставалось, пожалуй, только одно.

— Взамен я обеспечу вам защиту.

Даже маленькая деревня представляет собой сплочённую группу со старостой во главе. Конечно, в бедной глуши деньги придают торговцу вес и силу, но стоит сельчанам взяться за серпы с лопатами, и этот самый силач окажется слабее котёнка.

— Угрожаете?

— Господин Лоуренс, сидеть бы вам сейчас связанным по рукам и ногам, если бы вы не пришли в мой дом поздороваться и не принесли в дар пшеницу.

Ловко. Впрочем, Лоуренс и сам понимал, что упрямство никак не улучшит положения; кроме того, он уже обсудил с Холо план действий, и следовать ему будет легче, если послушаться Сэма.

— Что тут скажешь… по рукам. Однако…

Лоуренс выпрямил спину и продолжил, глядя Сэму в глаза:

— Если дело повернётся в мою пользу, я потребую вознаграждения по заслугам.

То была не мольба сохранить жизнь, не просьба оставить хоть немного денег, а чёткое требование награды, и Сэма оно застигло врасплох. Впрочем, он быстро пришёл в себя и кивнул.

Возможно, твёрдость Лоуренса произвела на старосту впечатление, или же он просто хотел верить, что торговец в состоянии помочь.

Но Лоуренс попросту солгал, чтобы завоевать расположение старика.

Он и сам хотел бы уехать из деревни мирно — иначе говоря, сначала дождаться посла из Энберга, узнать, какая судьба ждёт местных жителей. Если в планах Энберга не получить всё и сразу, а лишь сделать первый шаг к порабощению Терэо, то не стоит ждать разбирательства: никто не будет выяснять, что случилось на самом деле — поразила ли спорынья нынешний урожай, или же кто-то подбросил отравленные зёрна. Скорее всего, дело просто замнут.

— Ну, расскажите же мне поподробнее, — обратился Лоуренс к Сэму.

В душе он всё же надеялся придумать чудесный план спасения всех и каждого.

Чем больше Сэм рассказывал, тем яснее вырисовывалось перед путниками ужасное положение деревни.

Начать с того, что о таком договоре, как тот, который заключил Франц с Энбергом, Лоуренсу и слышать никогда не приходилось. Подумать только: на условиях этого договора деревня имела право всучить Энбергу сколько угодно зерна по своей цене.

С другой стороны, у отца Франца, очевидно, были сильные покровители. Взять хоть ту самую книгу с обложкой из кожи и железными вставками на уголках: такая работа стоила целое состояние. Похоже, и графа сельской местности, и епископа крупного церковного уезда (письма от них Лоуренс обнаружил на столе Эльзы) Франц знал лично. Пожалуй, именно благодаря этим знакомствам священнику до самой смерти не были страшны обвинения в ереси. Как прочный канат состоит из множества тонких верёвочек, так и священника на плаву поддерживали связи со множеством людей.

Сэм заявил, что не знает, как Францу удалось заключить подобный договор, и, похоже, он не лгал. Староста предположил, что удалось найти слабое место графа Бадона, управлявшего Энбергом. Очень даже возможно.

Не оставалось сомнений, что Франц был в высшей степени выдающимся человеком, но восхищение покойным священником следовало бы отложить до лучших времён, а сейчас сосредоточиться на насущном. Лоуренс понимал, что спасение деревни поможет ему в будущем как торговцу, поэтому хотел серьёзно взяться за дело.

Оказалось, сельчане бездумно сорили деньгами, полагая, что договор отца Франца защитит их от любой напасти. Золото и серебро Лоуренса ничего бы не изменило: если Энберг вернёт всё купленное зерно, деревня разорится. Лоуренс не собирался отступать и в первую очередь решил обдумать все возможные варианты.

— Вероятно, Энберг докупит зерна в следующем году в счёт оставшегося за вами долга.

— Что это значит?

— По договорной цене купит часть урожая — скажем, собранного с оговорённой доли ваших полей.

Староста не знал, что такое закупка хлеба на корню, и уже это с головой выдавало избалованность деревни жизнью.

— Это мы перенесём…

— Однако, само собой, предложение выгодно именно им. Когда платят деньги за то, чего ещё не существует, разумно требовать скидку. Но как только вы обговорите цену, её нельзя будет поднять, даже если урожай соберёте очень богатый.

— Но… но как же это…

— Выходит, если уродится рожь так же хорошо, как нынче, ваша прибыль не увеличится. Восполнить этот недостаток можно будет урожаем через два года, так что придётся затянуть пояса на три года. Более того, быть может, в случае неурожая Энберг поспешит воспользоваться случаем и заявит, что желает отменить сделку. А что будет дальше, вы сами понимаете.

Вот почему в деревнях зимой люди трудятся не покладая рук — чтобы не лишиться своей же земли и заработать хоть немного денег.

— Я-то думал, лишь бы от налогов избавиться… Изо всех сил старался сохранить то, что оставил нам отец Франц…

— Так и нужно было. Однако местным даже в голову не приходит, чем они обязаны этому человеку.

— Да уж, спохватились мы поздно. Чего уж там, помнится, однажды отец Франц забрёл в нашу деревню да молвил: «Позвольте мне жить в церкви, а я взамен обещаю улучшить ваши с Энбергом дела». У нас-то церковь стояла, но отречься от веры в Великого Торуэо мы не могли. Франц на это сказал: «Ну что ж, пускай». Так и остался тут, причём до своего последнего дня не рвался обратить нас в Истинную веру.

Возможно, отца Франца стали почитать как благословенного посланника Великого Торуэо.

— Разве ж мы знали, что всё так обернётся…

— Господин староста, посмею предположить, что вы всё же допускали подобный исход? — прямо спросил Лоуренс.

Измождённый, Сэм в ответ закрыл глаза и глубоко вздохнул:

— Смутно. Но про вино Кепаса я и подумать не мог.

— Вино Кепаса?

— Да, так мы называем отравленный хлеб, вроде нынешнего. Вино Кепаса получается из чёрной ржи. Мы это знаем. Если в рожь попадает отрава в таком количестве, чтобы умер человек, то вряд ли это случайность.

Лоуренс тоже так считал.

— Да, здесь разумно допустить мысль, что некто подкинул отраву умышленно.

— И тогда сельчанин подумает на странника, — в конце концов, плохого ждут прежде всего от чужих.

— А затем вспомнит о мельнике Эване.

Сэм кивнул — раз, другой и сказал:

— Я поговорил с Эльзой — она, видать, сразу сообразила, что это всё Энберг. Старый я дурак. Всё думал: главное — чтобы нашу рожь покупали, тогда будем жить без забот, а больше и знать ничего не хотел.

— С приездом послов из города мы наверняка узнаем, подстроено ли отравление Энбергом. Мне бы успеть с Эльзой поговорить перед этим…

Лоуренс согласился помочь старосте отчасти потому, что теперь его собственная просьба не казалась подозрительной.

— Хорошо. — Сэм поднялся, отворил дверь и сказал пару слов сельчанину, сторожившему их, а затем обернулся к Лоуренсу: — Вас проводят. Ступайте за моим подручным.

Сэм всем телом опёрся на трость и шагнул в сторону, уступая дорогу путникам.

— Подкосило меня старого… Потом расскажете, о чём говорили. Уж простите.

Человек, стоявший на карауле, поспешно выдвинул стул, и Сэм, кряхтя, сел на него. Без старосты в церкви путникам будет легче, но вот незадача: староста же и оградил бы их от сельчан, готовых схватиться за топоры при виде чужаков, наверняка повинных в бедах деревни.

Лоуренс предпочёл бы спокойную дорогу к церкви, поэтому считал присутствие Сэма меньшим злом. С другой стороны, не хватало ещё, чтобы старик слёг, поэтому торговец искренне пожелал ему поберечь себя и вышел из дома вместе с Холо.

В алом мареве факелов виднелись силуэты людей: они собирались группами и переговаривались о чём-то, чуть не прижимаясь друг к другу лбами. Как только Лоуренс и Холо вышли из дома старосты, все взгляды устремились на них.

— Мурашки по коже, — еле слышно пробормотала Холо.

Стоит провожатому забыть о своём долге, путников изобьют и повесят. У Лоуренса тряслись поджилки, а короткая дорога до церкви, казалось, была бесконечной.

— Госпожа Ирма, к вам пришли от старосты, — заявил провожатый, когда они наконец добрались до места.

Он стукнул в дверь и нарочито громко произнёс эти слова. Каждый сельчанин больше всего на свете боится отчуждения земляков, поэтому назначенный Сэмом конвоир будто поспешил сообщить всем вокруг: мол, посмотрите, я шёл с ними по поручению главы деревни, а вовсе не по своей воле.

Дверь тотчас отворилась. Едва Лоуренс и Холо вошли внутрь, навстречу Ирме, как провожатый, не скрывая своего облегчения, расправил плечи. Глаза жителей деревни в свете факелов горели красным. Добротная деревянная дверь захлопнулась, заслонив путников от злобных взглядов. Но выдержит ли эта дверь, если сельчане вооружатся чем-нибудь посерьёзнее взглядов?

— От старосты, говорите, пришли? Что стряслось?

Ирма впустила их не дальше порога; возвышаясь над путниками, женщина ждала ответа.

— Хотим с Эльзой поговорить.

— С Эльзой? — Она недоверчиво прищурилась.

— Староста Сэм обеспечит нашу неприкосновенность в обмен на мою помощь советом и деньгами. Вместе с тем мне нужно разузнать всё точнее, чтобы и мой ум, и деньги принесли здесь больше пользы. Я думаю, Эльза может знать больше господина старосты.

Лоуренс рассчитывал на то, что Ирма, изведавшая тяготы странствия в одиночку, проникнется сочувствием к его бедственному положению. Неизвестно, насколько верен оказался его расчёт, но женщина кивнула подбородком в сторону, противоположную келье:

— Она там, ступайте за мной. — И зашагала вперёд.

Холо не отрывала взгляда от молельного зала. Очевидно, только присутствие Лоуренса удерживало её от того, чтобы ворваться в церковь и умчаться в закатную даль с книгой в зубах.

Слева от молельного зала располагались комната для работы с бумагами и исповедальня. Впереди, за углом, виднелся слабый свет. Лоуренс, Холо и Ирма повернули и сразу же наткнулись на Эвана. Парень стоял перед дверью слева от коридора с топором в руке. Нетрудно было догадаться, что он здесь делал. Заметив Лоуренса с Холо, Эван удивился, на его лице застыл немой вопрос.

В том, что в собранный урожай подкинули отравленное зерно, в деревне подозревали только двоих. Разумеется, Эван знал, что сам он не совершал ничего подобного, поэтому думал на другого. В то же время именно Эван, один из немногих сельчан, мог проследить за всей деревенской рожью. Возможно, мельник пришёл к выводу, что Лоуренс не виноват в случившемся.

— Эльза там?

— Д-да… Да, но…

— Староста разрешил. Эльза… Эльза!

Эван отошёл от двери — нет, Ирма, по сути, его отпихнула. Лезвие топора в его руках было ржавым, а деревянная рукоятка основательно подточена термитами.

И всё же Лоуренс понимал, почему мельник встал перед дверью с топором, приготовившись яростно биться с теми, кто хотел пройти. Когда-то сам Лоуренс, пусть израненный и слабый, загородил собой Холо в подземном канале Пассио.

— Что случилось?

— К тебе гости, Эльза.

— Что? А…

— Мы пришли поговорить.

Сейчас Эльза казалась гораздо приветливее, чем во время первых двух визитов путников в церковь.

— Тогда проходите…

— Эльза, — вдруг позвала Ирма. Она обернулась через плечо к девушке, которая стремилась поскорее вернуться в комнату. — Одна ты справишься?

Видимо, имела в виду — с Лоуренсом и Холо.

Ирма — о, схватись Лоуренс с нею в рукопашном бою, кто знает, на чьей стороне оказалась бы победа, — уставилась на торговца немигающим, жёстким взглядом, а Эван затаив дыхание наблюдал за их немым противостоянием.

— Положиться на них полностью нельзя, но верить им можно. В конце концов, правильно молиться эти люди умеют, — ответила Эльза.

Едва Лоуренс подумал, что Холо должна быть в восторге от этого язвительного высказывания, как тут же заметил улыбку и на лице Эльзы. Вероятно, Холо под плащом сейчас говорила себе, что не стоит обращать внимания на слова каких-то людишек, и в то же время страдала от невозможности ответить.

— Как скажешь. Эван, смотри у меня, защищай её как следует.

Она звонко хлопнула Эвана по плечу и зашагала назад по коридору. Ирма, поистине мудрая женщина, даже не заикнулась о том, чтобы присутствовать при разговоре. Наверно, с нею и Эльзе, и Эвану спокойнее.

— Что ж, с вашего позволения, — сказал Лоуренс и шагнул следом, а за ним последовала Холо.

Эван с топором в руке двинулся было за ними, но Эльза тут же остановила его:

— Ты подожди снаружи.

— По… почему?

— Прошу тебя.

Нежелание Эвана повиноваться было вполне понятно, но, когда Эльза повторила свою просьбу, парень, явно обиженный, неохотно покорился. Лоуренс медленно снял кошелёк, пристёгнутый к бедру, и передал его мельнику.

— Любой торговец расплачется, как дитя, если лишится такого кошелька. Отдаю тебе на время, в знак доверия.

В кошельке он держал деньги на мелкие повседневные расходы, поэтому монет там бы нашлось не очень много, но Эван осторожно, словно боясь обжечься, принял предложенную вещь, затем перевёл взгляд на Лоуренса, уже готовый расплакаться.

— Прошу, посторожи нас.

Эван молча кивнул и сделал шаг назад.

Эльза закрыла дверь и повернулась к путникам.

— Какой продуманный жест. Окажись вы посланниками Энберга, нам оставалось бы только смириться с судьбой, — сказала она со вздохом.

— Думаете, мы на их стороне?

— Если так, то нам стоит ждать церковных служителей, а никак не обоз, груженный рожью.

Эльза отошла от двери, опустилась на стул и жестом предложила Лоуренсу и Холо сесть, а затем прижала пальцы к вискам, будто пытаясь унять головную боль.

— Вдобавок ко всему мне легче поверить в то, что в деревню вас привело стремление уличить её жителей в ереси, нежели в то, что именно вы подбросили отравленные зёрна.

— Вы хотите сказать…

— Ох… Видите ли, хотя даже господин Сэм допускает мысль, что это ваших рук дело, мне совершенно ясно, что всё подстроено Энбергом. Но подумать только, что они решились на нечто подобное…

— Да, ведь отец Франц скончался летом… А за полгода раздобыть заражённую спорыньёй рожь — задача не из лёгких. Где бы ни вспыхнул очаг риделиусова огня… то есть вино Кепаса — где бы оно ни появилось, люди стараются умолчать об этом и уничтожить все следы и источник…

Возможно, отравленные зёрна раздобыли давно, но не пускали их в дело, потому что для успеха недоставало козла отпущения наподобие Лоуренса — редкого путника, заглянувшего в деревню во время трудового и торгового затишья.

Впрочем, наиболее вероятно другое: отца Франца боялись. Иначе говоря, в Эльзе, напротив, не видели угрозы.

— Деревня на грани разорения. Обратиться бы к нашим покровителям за помощью, но стараться они готовы были только ради батюшки. Еле удалось убедить их остаться нашими покровителями, а уж просить о большем я и не смею: не хватало ещё лишиться и той поддержки, что есть сейчас.

— Да уж, представляю, — сказал Лоуренс и, кашлянув, продолжил: — Эльза, как по-вашему, что станет с нами?

Служитель Церкви должен с улыбкой отвечать, что тем, кто верит в Бога, бояться нечего, ведь Богу известна истина.

Поэтому Эльза улыбнулась краешком губ и коротко ответила:

— Вы меня спрашиваете?

— Я думаю, только вы или, скажем, госпожа Ирма способны предсказать, чем закончатся игры, уготованные Энбергом.

— А также вы сами, чего уж там.

Она просто не хотела говорить этого вслух. Пожалуй, и Лоуренс, и Эльза дали бы один и тот же ответ на вопрос, кого увезут в Энберг, когда приедут послы из города, выдвинут свои условия и вернут купленную рожь.

Лоуренс кивнул и покосился на Холо, сидевшую рядом: накрыв голову капюшоном, девушка клевала носом. Всем своим видом она будто желала заявить: сделаю, что от меня требуется, а до тех пор оставь-ка меня в покое.

Он перевёл взгляд на Эльзу и сказал как ни в чём не бывало:

— Мы хотим сбежать.

Эльза даже не удивилась, лишь недовольно нахмурилась, словно перед ней стояло неразумное дитя:

— Кажется, вы упустили момент, когда это было возможно.

— Вы о том, что люди из Энберга уже перекрыли все дороги, выходящие из деревни?

— Об этом тоже… верно. Ведь если происходящее подстроено Энбергом, то для успеха замысла ему нужны вы.

Всё-таки Эльза и Лоуренс думали одинаково, а значит, одна и та же мысль не давала им покоя.

— Местные жители подозревают вас и Эвана. Оправдаться будет тяжело, а побег равносилен признанию вины.

Про себя Лоуренс отметил, что будь Эльза чуть постарше, более того — родись она мужчиной, и вышел бы из неё замечательный преемник священника Франца.

— Ко всему прочему, даже если вы поедете верхом на лошадях, сбежать от местных вам не удастся.

— Я согласился бы с вами, окажись моя спутница обычной девушкой.

Эльза вздрогнула и уставилась на Холо. Уши Волчицы едва заметно шевельнулись под капюшоном, но, возможно, ей просто не понравился чужой взгляд.

— В общем, сбежать мы можем, причём в любой момент, когда бы ни захотели.

— Тогда почему… не бежите?

Лоуренс чуть заметно кивнул и ответил:

— Прежде всего потому, что не успели дочитать книгу, оставшуюся в церкви. Ну а другая причина — мы знаем, кого обвинят, если мы сбежим.

Эльза даже бровью не повела: похоже, она уже успела обдумать такой исход и была к нему готова.

— Не знаю, как вы собрались сбежать, но по силам ли вам взять с собой Эвана?

— Не только Эвана, но и вас.

И тут Эльза впервые не сдержала улыбки — улыбки человека, которому сказали несусветную чушь.

— Я не одобряю ваш побег, но и не буду чинить препятствий. Как житель деревни, я не вправе помогать бежать тем, кого подозревают в первую очередь, но в то же время, как священнослужитель, я не смею помешать побегу тех, чья вина не доказана.

Эльза говорила почти равнодушно. Похоже, она считала, что слова о побеге всего лишь пустая фантазия Лоуренса, загнанного в угол.

— Однако отказывать в первой просьбе мне незачем. Хотела бы я помочь вам прочесть всё…

— Сейчас нам нужна только одна книга…

Холо поёрзала на стуле и сказала:

— Она спрятана за алтарём. Мне бы одну её прочесть… Теперь уже о большем и не мечтаю.

Эльза ненадолго прикрыла глаза, наверное приняв решение. Видимо, она пришла к выводу, что исполнить просьбу приговорённых к смерти — её долг.

Девушка встала со стула и открыла дверь.

— А-а!

— Подслушивать нехорошо.

— Да я… Я совсем не хотел…

— Беда с тобой. Не оправдывайся, лучше книгу принеси — за алтарём должна лежать.

Разговор с Лоуренсом проходил почти вполголоса, поэтому Эван вряд ли слышал подробности. Парень поколебался, но спустя пару мгновений уже бежал по коридору. Поглядев ему вслед, Эльза пробормотала что-то, но Лоуренс не разобрал её слов.

«Будто сбежать так просто», — прочитал он по её губам и хотел спросить у Холо, чтобы узнать наверняка, но тут Эльза обернулась.

— Я не стану помогать вам, но и мешать не стану. Только вот… — И он поневоле залюбовался её благородным лицом — лицом истинного священнослужителя. — Не поможете ли советом, пока вы здесь? У нас в деревне в деньгах никто не разбирается.

Лоуренс, конечно, кивнул:

— Однако не ждите, что мой ответ вас удовлетворит.

Эльза озадаченно захлопала глазами, но вдруг, опомнившись, улыбнулась ему, как улыбалась Эвану:

— Кажется, торговцы любят так говорить.

— Нам всегда нужно быть начеку.

И тут Холо наступила Лоуренсу на ногу.

— Я принёс книгу.

Похоже, толстый том нашёлся сразу: Эван вернулся очень быстро. Холо поднялась со стула, едва завидев его.

— Но ведь тут же сказки язычников записаны? Для чего вам они?

Волчица молча подошла к парню и почти вырвала книгу у него из рук. Именно в этом томе содержалось то, что священник Франц не желал выделять среди остальных преданий. Поэтому Холо решительно не хотела тратить время на вопросы Эвана.

Лоуренс ответил за неё:

— С годами начинаешь видеть в сказках особый смысл.

— Что?

Холо с книгой в руках проскользнула в коридор мимо недоумевающего Эвана. Лоуренс понял, что она просто не хотела читать при людях. Он зажёг новую свечу, воткнул её в подсвечник и вышел вслед за спутницей.

Холо он нашёл за молельным залом. Она сидела на корточках и была похожа на рассерженную девочку.

— Даже с твоими глазами читать в темноте невозможно.

Обнимая книгу, девушка чуть дрожала. Он ожидал слёз, но, когда она подняла голову, на её лице не было и намёка на слабость.

— Слушай…

В мерцающем свете свечей глаза Волчицы сверкали золотом.

— Попроси у них прощения, если от ярости я разорву эту книгу.

Похоже, она не шутила. С другой стороны, Холо легче поступить именно так, нежели заплакать.

Он пожал плечами и кивнул:

— Попросить-то попрошу, но если порвёшь страницу, то хоть слёзы с неё вытри.

Кажется, он удачно пошутил: Холо тут же улыбнулась, блеснув клыком:

— Знаю, мои слёзы ты ценишь очень дорого. Пожалею, если не пролью их перед тобой.

— Не всё то золото, что блестит: часто попадаются подделки. Надо смотреть в оба глаза.

Они дружно прыснули: очень уж нелепой в этот раз вышла шутливая перепалка, ставшая для них своего рода традицией. Отсмеявшись, оба перевели дух.

— Хочу почитать одна, дай мне время.

— Как скажешь. Поделись пото́м.

Он хотел остаться рядом с Холо, но она рассердится, даже если заикнуться об этом. В беспокойстве за душевное состояние человека всегда есть толика недоверия. В конце концов, его спутница — гордая, мудрая Волчица, а не девочка, которая чуть что — и в слёзы, а если Лоуренс забудет об этом, то ему, несомненно, напомнят весьма жестоким образом. Проявлять заботу нужно лишь тогда, когда в ней действительно нуждаются.

Лоуренс удалился, ничего не сказав и не оглянувшись. Краем уха он уловил глубокий вздох, будто она мгновенно забыла о его существовании, и шелест перелистываемой страницы.

Шагая по тёмному коридору, он постучал себе по голове костяшками пальцев, чтобы переключиться на другую мысль. Разумеется, Эльза по-прежнему желает спасти деревню. Лоуренс же постарается рассказать всё, что знает, если это поможет делу, а в крайнем случае попытается убедить её с Эваном покинуть родной край.

— О, господин Лоуренс. А почему вы с ней не остались? — тут же встрепенулся мельник, стоило переступить порог комнаты.

Видимо, Лоуренс нарушил уединение парочки: Эльза быстро убрала руку от Эвана и вытерла глаза. От Холо столь трогательного жеста в жизни не дождёшься.

— Если я мешаю, то могу и уйти.

Эльза закашлялась, Эван лишь недоуменно посмотрел в ответ.

«Неужели я сам точно так же выгляжу со стороны?» — с непонятной тревогой вдруг подумал Лоуренс, но тут же осадил себя: не о том надо беспокоиться.

Наверное, Эльза, будь её воля, предпочла бы просто остаться с Эваном и забыть обо всех заботах. Впрочем, девушка быстро приняла невозмутимый вид.

— Вернёмся к разговору. Как мои знания и опыт могут вам помочь?

— Я совсем недавно говорила со старостой. Если нам вернут всю купленную рожь, нам не будет хватать около семидесяти лим.

Лим — золотая монета, которая стоит примерно двадцать серебряных торени, то есть всего выходит тысяча четыреста торени. Вероятно, эти деньги ушли на починку орудий для возделывания полей, покупку съестных запасов на зиму и прочего, а также на выпивку и другие полюбившиеся сельчанам товары. Если грубо предположить, что в Терэо имелось сто дворов, то с каждого придётся отдать по четырнадцать серебряных монет — совершенно неподъёмная сумма для деревни с небольшими пахотными угодьями.

— Моё состояние вам никак не поможет. Даже за всю мою пшеницу Энберг даст от силы двести монет.

— Мы нуждаемся не только в деньгах. Теперь нельзя есть хлеб нынешнего урожая. Надо заплатить и за покупку нового зерна…

— Так бросить собакам зерна и посмотреть, отравятся или нет. Можно ведь так?

В крайнем случае можно прибегнуть и к такому способу. Но здесь встала бы другая задача: сумеют ли люди дожить до урожая следующего года, питаясь хлебом, который, возможно, испечён из отравленной ржи? Вряд ли.

— Вино Кепаса невидимо глазу. Кроме того, положим, горсть муки из мешка оказалась без отравы, но про вторую горсть такого не скажешь.

Даже если Холо под силу отличить здоровую рожь от заражённой, убедить людей в том, что она на это способна, невозможно. Предположим, они отберут неотравленную муку и испекут булку, но как докажешь, что следующую испечённую булку можно есть, не рискуя отравиться?

— Как ни посмотри, а ведь всё подстроено людьми Энберга. Однако почему же мы не можем вывести их на чистую воду? Где же это видано, чтобы верили тому, кто первым соврал? — проронила Эльза, держась за лоб.

В торговле такое не редкость — Лоуренс не раз становился свидетелем безобразных тяжб, в которых побеждал тот, кто первым успел выразить недовольство. Говорят, Бог показал людям, что есть правда, но не научил доказывать правду. Эльза, наверное, сама не своя от бессилия и отчаяния.

— Но наше уныние ничего не изменит, — указал Лоуренс, и Эльза кивнула, всё ещё держась за лоб, а зачем подняла голову:

— Вы правы. Мне бы за это… только попало от батюшки… отца Франца…

— Эльза!

Казалось, ноги перестали держать девушку, и она рухнула бы на пол, если бы Эван, стоявший рядом, не подхватил её.

Эльза выглядела измождённой, Лоуренс отметил её отсутствующий взгляд под полуприкрытыми веками и понял, что за лоб она держалась из-за малокровия.

— Позовём Ирму.

Эван кивнул в ответ, отодвинул с дороги стул и уложил Эльзу на пол.

Девушка теряла сознание и раньше, когда Лоуренс с Холо попытались загнать её в угол. Глава церкви с молельным залом, пустующим весь день, подобна богу, у которого нет почитателей. Живёт без взносов и подношений прихожан, рядом только молодой мельник. Не надо много ума, чтобы понять и во всей красе представить печальную картину, как они делят на двоих кусок хлеба.

Завидев Лоуренса на пороге молельного зала, Ирма тут же поднялась со стула.

— Эльза упала в обморок.

— Опять? Малокровие, не иначе. Я же знаю, какая она упрямая.

Ирма пронеслась мимо, оттолкнув Лоуренса с дороги, спустя мгновение выросла на пороге с Эльзой на руках и тут же зашагала к гостиной.

Следом появился Эван с подсвечником в руке, мрачный, как никогда.

— Господин Лоуренс…

— Да?

— Что… будет с нами? — спросил парень безжизненным голосом, не отводя взгляда от гостиной.

За пару мгновений он изменился до неузнаваемости: видно, испугался, когда Эльза упала в обморок.

«Нет, — тут же мысленно поправил себя Лоуренс, — именно перед Эльзой Эван старается оставаться спокойным». Сама девушка, образец невозмутимости, бросилась искать утешения у парня, стоило Лоуренсу отойти. Тот, в ком ищут утешения, не посмеет показать слабость, но Эван был не железный.

— Эльза твердит, что всё не так, но я-то знаю: в деревне считают, что мы с тобой во всём виноваты. Правда ведь?

Эван смотрел в сторону, и Лоуренс, так же не глядя на него, ответил:

— Правда.

Послышался судорожный вздох.

— Всё-таки правда…

На лице Эвана отразилось чувство, похожее на облегчение. Лоуренс догадался, что это выражение смирения. Вдруг парень взглянул на него:

— Но… Скажи, а тогда ты правду сказал?

— Сказал когда?

— Я вас подслушал… И вы говорили, что можно сбежать.

— Ах, это. Да, можно.

Эван бросил взгляд в сторону гостиной, а потом быстро придвинулся к Лоуренсу:

— Эльзе тоже?

— Да.

Взгляд Эвана выдавал в нём человека, который примирился с косыми взглядами и недоверием к себе, но так и не научился платить людям той же монетой. Через сомнение в возможность побега проглядывало желание положиться на Лоуренса.

— Если сбежим только мы вдвоём, то тебя и Эльзу обвинят во всех бедах. И мне пришла в голову своевольная мысль: почему бы не захватить вас с собой?

— Почему же своевольная? Уж я-то здесь умирать не хочу. И Эльзу бросать на смерть не желаю. Хотел бы сбежать, если можно. Да и Эльза сама…

Эван вдруг как-то съёжился, вытер глаза рукавом и продолжил:

— …не прочь уйти отсюда. В деревне все наперебой твердят, что по гроб жизни обязаны отцу Францу, но хоть раз бы поблагодарили по-настоящему. Проповеди его и слушать не хотели, своему древнему богу делали богатые подношения, а церкви и куска хлеба пожертвовать не могут. Если бы не староста Сэм и госпожа Ирма, мы бы давно умерли от голода.

То было тяжёлое, выстраданное признание, но Эвану, казалось, всё не хватало: несколько раз он открывал рот, чтобы добавить, но мысль будто опережала речь, и нужные слова не приходили.

Тут вмешалась Ирма, вышедшая из зала:

— В большом мире жизнь тоже не сахар.

Уперев руки в бока, Ирма сказала со вздохом:

— Уж сколько раз твердила ей, что всё лучше, чем в этой деревне, да вот…

— Госпожа Ирма, вы ведь долго странствовали?

— Долго. Слышал в таверне, да? Потому и думаю: незачем свой век коротать в одном городе или деревне. Помню, как только слёг отец Франц, местные совсем совесть потеряли. Но и Эльза упряма. А что до тебя, на лице ведь написано: спишь и видишь, как бы сбежать отсюда.

Последние слова были обращены к Эвану, и парень отвернулся — то ли от досады, то ли от смущения.

— На сей раз в деревню пришла настоящая беда, и я сама страшусь думать о том, как мы будем жить дальше. Но если уж на то пошло, лучше случая, чтобы распрощаться с чуждой деревне церковью, не предвидится.

«Распрощаться» — громкое, звучное слово, но по сути оно означало «прогнать того, кто стал не нужен». Хорошо, что Холо не слышала. Впрочем, остаться в деревне и тем самым обречь себя на верную смерть не лучший выбор.

— Так что вот… Как же тебя…

— Лоуренс. Крафт Лоуренс.

— Да, господин Лоуренс. Ежели вам по силам сбежать, прихватив нашу парочку с собой, то сбегайте на здоровье. Я даже хочу, чтобы вы сбежали. Всё же здесь мой дом, и коли кого-то в моих родных местах оговорят и пошлют на смерть, то какая потом пойдёт молва? Как подумаю об этом, так сердце сжимается.

Неужели кто-то способен думать о добром имени деревни, когда сама деревня на краю гибели из-за того, что её рожь оказалась отравленной и заплаченные за огромный урожай деньги нужно вернуть?

— Ну, тогда давайте Эльзу убеждать, — заявил Эван.

Ирма молча кивнула.

Кто-то готов добровольно распрощаться с домом, порвав все связи, как Лоуренс; кого-то покинуть родной край вынуждают обстоятельства, а кто-то, как Ирма, однажды просто лишается родных мест по чьей-то злой воле. Холо же рассталась со своим лесом, чтобы посмотреть мир, и за сотни лет её отсутствия Йойс был уничтожен.

И почему жизнь так непредсказуема? Желанные и нежеланные события порой никак не зависят от человеческой воли. Пребывание в церкви настраивало Лоуренса на несвойственный ему философский лад.

— Пока не прибыли люди Энберга, в деревне будет тихо. За это время вам нужно собраться и сбежать.

Староста Сэм упоминал, что из Энберга должны приехать на рассвете, и до рассвета ещё оставалось время.

Эван кивнул и тут же бросился в гостиную. Лоуренс собрался пойти посмотреть, как там Холо, но Ирма окликнула его:

— Только как вы всё-таки думаете сбежать?

Сложно придумать более разумный вопрос, но гораздо сложнее дать на него понятный ответ.

Потому Лоуренс твёрдо сказал:

— Если можно забрести в горы и повстречать там деву, что варит пиво, то почему нельзя повстречать однажды столь же загадочное создание?

Ирма на миг застыла, затем недоверчиво рассмеялась:

— Неужто фею повстречал?

Лоуренс решил рискнуть: пожал плечами и повёл головой, будто кивая.

— Ха-ха! Ха-ха-ха! Да разве так бывает?

— Вам ведь часто говорят то же самое, когда вы рассказываете историю знакомства с графом?

Ирма рассмеялась:

— В долгом странствии можно разного наслушаться, но чтобы так… Да неужели… неужели твоя спутница…

Лоуренс не прогадал.

— Мы в церкви, поэтому поосторожнее со словами.

— В яблочко. Правда, я-то хозяйка таверны. Можно сказать, круглый год трезвой не бываю. Но я желаю деревне только добра. Уж прости, что пыталась удержать тебя.

Он лишь покачал головой.

Ирма в ответ улыбнулась:

— Я где-то слышала: фей, что приносят удачу, приманивают на выпивку из цветочного мёда и запирают в бутылке. Да и меня в эту деревню затянула выпивка.

— Учту. Если что, пущу в ход выпивку.

— Попробуй.

Со смехом Лоуренс направился к выходу, в коридоре завернул за угол и зашагал в темноту. Едва он зашёл за второй угол, ожидая выйти к задней части молельного зала, где сидела Холо, как тут же наткнулся на стену.

Вернее, так ему показалось: на самом деле это тяжёлая книга вдруг возникла перед самым его лицом.

— Ну ты и дурень! Будто меня возьмёшь выпивкой.

Лоуренс взял книгу, потирая ушибленный нос, и покосился на Холо.

Заплаканной она не выглядела — можно было вздохнуть спокойно.

— Что, договорился?

— Почти.

— Хм. Пусть, я-то уже добилась того, чего хотела. Осталось только тебя защитить.

Неужели она успела просмотреть весь талмуд?

Лоуренс взглянул на книгу, а Холо прислонилась к стене и тихо рассмеялась:

— А впечатления… двоякие.

— Двоякие?

— Лучше бы не читала. Но хорошо, что прочла.

Лоуренс ничего не понял. Холо же решительно мотнула подбородком, будто призывая его пролистать книгу самому. Она села перед свечой, поёрзала и вытащила из-под одежды хвост.

В книге была закладка из пергамента, — похоже, она и указывала на страницы про Йойс. Однако Лоуренс начал листать с самого начала.

Множество преданий, повествующих о том, откуда появился медведь-оборотень, где закончился его путь, что он сделал, через какие земли пролегала его дорога, сложились в одну связную историю. Согласно описанному в книге, Медведь, Охотящийся на Луну, обладал исполинским телом под стать своему прозвищу, и самая высокая гора была ему по пояс. Отличался крутым нравом, и за белоснежную шкуру его прозвали посланником смерти. Не знал пощады к тем, кто пытался пойти против него; более того, бросал вызов существам, что прозывались богами, убивал их одного за другим, пожирал всё съестное на захваченной земле и, разорив её, отправлялся дальше. Лоуренс пролистал книгу от начала до конца, но истории, кроме той, на которой лежала закладка, как эхо, вторили одна другой, повествуя об одном и том же.

Последнее предание занимало больше всего страниц и описывало битву с гигантским морским змеем Туперованом, на спине которого покоился целый материк и бесчисленное множество островов. История сопровождалась песней о неистовом бое, а также утверждала, что острова земель Радун нынче служат каждому живым напоминанием об этом. Размаху и величию того сражения была посвящена не одна страница.

Другие предания отличались более сдержанным описанием, но во всех оставалось нечто общее: свирепость и непобедимость Медведя и множество умерщвлённых богов.

Теперь стало понятно, почему отец Франц не хотел выделять эти предания среди остальных: в конце концов, по ним выходило, что языческие боги северных земель оказались повержены ещё до пришествия Церкви с юга.

Историю о драгоценном Йойсе Лоуренс оставил напоследок, а прочитав её, не знал, что и думать. В книге было несколько слов о Йойсе: говорилось, что тамошние боги с позором сбежали, сверкая пятками, и Медведь стёр лес с лица земли быстрее, чем созревшие плоды попадали с деревьев. Из-за краткости это упоминание осталось бы незамеченным для всякого, кто невнимательно пролистает книгу.

Под языческими богами подразумевались, верно, друзья Холо. Если они сбежали, поджав хвосты, то наверняка не пострадали, но повели себя жалко, тут спору нет. Вот почему Холо сказала: мол, лучше бы не читала, но хорошо, что прочла.

Похоже, Холо разочаровало то, что история Йойса оказалась бесславной и короткой на фоне остальных. Впрочем, нашёлся и повод для утешения: об отчаянной битве в предании речи не шло, о больших жертвах не упоминалось. Пострадал лишь сам лес, а боги — друзья Холо, видимо, все вместе переселились в другие земли.

Но вот незадача: как Холо не смогла порадоваться тому, что узнала, так и Лоуренс не мог теперь подобрать нужных слов для неё. Ведь её земляки остались живы именно потому, что струсили.

Лоуренс закрыл книгу и покосился на сидевшую к нему спиной Холо. Эпоха неоспоримого господства богов подходила к концу, причём даже на юге, где безраздельно властвовала Церковь. Но боги, обделённые вниманием, существовали издавна. Лоуренсу пришло в голову, что у богов всё устроено почти так же, как в мире людей, и Холо, сидящая спиной к нему, вдруг показалась удивительно хрупкой. В конце концов, даже жители деревни пренебрегли Волчицей — своей покровительницей.

Кажется, он понял причину её грусти. Но до чего же её чувства сродни человеческим. Более того, такое испытывают скорее дети. И тут…

— Что ты на меня всё поглядываешь украдкой?.. Или мне привиделось?

Холо обернулась и впилась в Лоуренса взглядом. Король маленькой страны всё же остаётся королём.

— Да ничего подоб… Хотя ты угадала. Извини. И прошу тебя, не злись.

Обычно она отворачивалась от него. Но сейчас продолжала сверлить его взглядом, поэтому он поспешил сдаться. Возможно, его догадка оказалась верна.

— Хм. Придётся довольствоваться вестью о том, что мои давние друзья живы. Больше там ничего нет.

Видно, она хотела добавить: «Поэтому не читай это больше», но разве могла гордая и мудрая Волчица произнести нечто столь унизительное?

Впрочем, сам Лоуренс еле сдержал усмешку: надо же, до чего по-ребячьи она себя иногда вела.

Он закашлялся, чтобы скрыть улыбку, и заговорил:

— Известие хорошее, спору нет, но про местонахождение Йойса ни слова.

И Лоуренс снова взялся за книгу. Предания о Медведе восходили к древним временам, так что добрая половина упомянутых стран, городов и деревень оказалась торговцу незнакома. Однако какие-то истории, особенно про гигантского морского змея, Лоуренсу доводилось слышать пару раз, и он даже знал о землях Радун, но этого не хватило бы, чтобы выяснить, где искать Йойс.

С другой стороны, просто поразительное совпадение: и как только крохотное предание не затерялось среди кучи других? Медведь оставил свой след в истории множества земель, но Лоуренс слышал именно о Йойсе.

— Видно, сегодня не наш день. — Лоуренс закрыл книгу.

Холо прикусила кончик хвоста и со вздохом ответила:

— Да уж. Кстати, скажи, как нам быть с местными, у которых тоже день не задался? Собрался бежать — решайся поскорей. Пока темно, самое время затеряться в ночи.

— Когда мы с Эльзой предположили, что нас ждёт, то пришли к одному и тому же выводу. Думаю, ошибки быть не может. Так что бежать, только бежать.

— Всё лучше, чем сидеть сложа руки, — сказала Холо, зевая, и встала с места. — Да только тебе ведь большой убыток, если сбежим.

— Тут остаётся лишь смириться. Пшеницу мы не сможем вывезти.

— Я смотрю, ты даже не расстроен.

— Правда? — Лоуренс в задумчивости погладил подбородок.

Что верно, то верно — не впервые ему довелось попасть в такой переплёт. Временами убыток приходилось принимать как неизбежное зло. Впрочем, в Кумерсуне, напротив, удалось получить прибыль, которой он совсем не ждал, отчасти поэтому Лоуренс был на удивление спокоен.

Кроме того, жизнь странника в глухих деревнях, как эта, гроша ломаного не стоит. Тот, кто вовремя сумел унести ноги, уже неплохо нажился.

— Хотя даже в нашем положении можно извлечь для себя выгоду.

— Как с перцем, да?

Конечно, многим торговцам приходит в голову такая мысль, однако особая ценность перца как товара в том, что встречается он редко. Но чтобы его вывезти, нужно было им закупиться.

И тут его осенило.

— А ведь есть нечто полегче пряностей, и притом весьма ценное.

— Ого.

— Доверие.

На красивом лице мелькнуло восхищение, столь несвойственное Холо, а затем она усмехнулась:

— Надо бы продать твоё доверие, как только его станет больше.

— Ты хоть знаешь, что от твоих постоянных насмешек у меня его совсем не осталось?

Холо прыснула и обвила руку Лоуренса своей рукой:

— Ну так надобно вернуть.

— Тебе невдомёк, что после такого поведения оно и исчезает?

Но Холо нисколько не смутилась. Прищурившись, она прошептала:

— Доверие исчезает после лжи.

Решила ударить по живому, значит.

— Хотя ты и не подумал меня упрекнуть. Тут я от души благодарна.

— Что?

— Ведь убыток твой из-за того, что я попросила сюда прийти.

Кажется, Холо говорила искренне, и это давало ему преимущество.

— Ну, тогда отныне ешь и пей поменьше, чтобы покрыть мой убыток.

Девушка застонала от досады и выдохнула:

— В последнее время ты совсем распоясался.

Лоуренс поправил закладку из пергамента — та норовила выпасть из книги — и ответил:

— Ну так крепче держи пово…

И тут его взгляд встретился с взглядом Холо, но вовсе не потому, что на обоих вдруг снизошло благословение статуи Святой Матери, снисходительно взиравшей на то, как они дурачатся. Просто по церкви разнёсся громкий стук — громкий настолько, что даже Лоуренс услышал.

— Неприятное у меня предчувствие.

— И не зря — в такой час.

Холо тут же убрала руку и шагнула от Лоуренса, а затем они вдвоём побежали по коридору. В дверь продолжали колотить, но теперь к этому звуку присоединился голос Ирмы, что-то сердито кричавшей в ответ. Спустя пару мгновений путники различили слова: из-за двери доносились требования выдать укрывшихся чужаков.

— Вы-то сюда не ходите. Внутрь ступайте, внутрь.

— Но…

— Они там мелют, что Энберг простит нас, если выдадим виновников. Наши люди ведь с самого начала и не думали искать выход. Рожь сама растёт из земли, а мы лишь бездумно срезаем её, когда поспеет.

Стук в двери не прекращался, пока она говорила. Церковь, преданная забвению, была построена на земле язычников. Вот почему дверь запиралась изнутри, и внушительным запором служила толстая перекладина, которую продевали между двумя проушинами. Уж она-то защитит от вторжения, но в гостиной имелось хлипкое деревянное окно. Если его сломать, ворваться в церковь не составит труда.

«Нельзя терять ни минуты», — подумал Лоуренс, и тут прибежали Эван с Эльзой.

— Я должна выйти к ним и поговорить…

— Брось, даже не думай.

— Но…

Ирма с силой ударила по двери изнутри, затем обернулась к Эльзе и объяснила:

— Выйдешь — только масла в огонь подольёшь. Вы, верно, стараетесь всё скрыть, да толку никакого: любому сразу видно, что вы с Эваном не разлей вода. Этак местные тебя схватят, обвинят в ереси да поднесут на блюдечке Энбергу.

Ирма хорошо понимала, что к чему. Лоуренс живо представил, чем в итоге обернётся дело: спасительная соломинка путников, староста Сэм, выбирая между сельчанами и Эльзой, в конце концов примет сторону сельчан. Кто же захочет потерять жизнь, статус, имя и родину в придачу?

— Слушайте меня. В деревне вас уже не ждёт ничего хорошего. Да вы и сами небось поняли, глядя на этих путников-чудаков. Мир снаружи очень большой, наши сельчане и не видели ничего. Трудно вам придётся, что бы вы ни выбрали, но если так, то лучше начать жизнь на новом месте с тем, кому можно довериться, — сказала Ирма и заключила: — Многое придётся оставить, но и обретёте немало.

Эльза и Эван переглянулись и опустили глаза. Лоуренс догадался, что они поняли друг друга без слов. Вдруг Холо схватила его за рукав. Она ни разу не упоминала о том, с чем пришлось распрощаться, уехав из деревни, которая стала её домом на сотни лет, но, несомненно, ей тоже пришлось многое оставить позади.

— Какой бы путь ни лежал перед тобою, на развилке дорогу надо выбирать не раздумывая.

— Так и есть, — согласился Лоуренс.

Эльза крепко зажмурилась и, уже не стесняясь, взяла Эвана за руку.

А затем открыла глаза:

— Мы хотим сбежать.

Ирма повернулась к Лоуренсу, он же взглянул на Холо.

К тому времени девушка уже отпустила его рукав и заявила, подбоченясь:

— Тут бы сказать: мол, доверьтесь мне. Но взамен возьму с вас одно обещание.

Она быстро опустила капюшон и продолжила, не обращая внимания на изумление Ирмы и Эвана:

— Всё, что увидите дальше, считайте предрассветным сном.

Очевидно, женщины решительнее мужчин: Эльза кивнула первой, за нею, будто повторяя, качнул головой Эван.

— Ну, а я лесная фея, что варит пиво. Как напьюсь, так и не вспомню ничего, — сказала Ирма.

В ответ Холо рассмеялась:

— Что ж, теперь я спокойна. Только если у местных будут в руках длинные пики, я-то перепрыгну, но вам троим придётся несладко.

— Есть ли в церкви чёрный ход? — спросил Лоуренс, продолжая мысль Холо.

Эльза хотела помотать головой, но, вспомнив что-то, остановилась.

— Может быть, — сказала она. — Отец Франц однажды рассказывал мне о подземном тайнике и упоминал, что там есть подземный ход…

Все церкви строятся по одному образцу, и каждая комната в них имеет своё назначение.

У Церкви множество врагов, поэтому всем мало-мальски приближённым известно, что церкви оснащены потайным ходом.

— Что ж, пройдёмте сюда, — кивнула Эльза и посмотрела на Ирму.

— Ну, ещё немного времени есть. За дверью ведь наверняка не определились, что делать дальше.

В самом деле, с тех пор как Ирма постучала в дверь изнутри, снаружи слышался только людской гомон.

— Тогда мы оставим вас и пойдём к подземелью.

— Слушаюсь, ведите нас.

Говорила Эльза твёрдым голосом, но на лице её читалось смятение. Немудрено: любой растеряется, если в один день ему вдруг объявят, что нужно покинуть место, где он родился. Конечно, тем, кто денно и нощно помышляет о том, чтобы выйти в мир, проще это принять.

— Эх, да будьте довольны хоть тем, что у вас есть время приготовиться к побегу.

Ирма знала, о чём говорит: в своё время она сбежала, не чуя ног, из города, разорённого и сожжённого пиратами.

— К тому же никуда ваша родная деревня не денется, будет стоять, где стояла. Будьте довольны тем, что она у вас есть, — добавила Холо.

— Как, госпожа фея, и с вами такое приключалось?

— Ну уж нет, не равняйте меня с этими тюфяками.

Вряд ли рассказы о чужих горестях облегчат собственные, зато помогут пристыдить тех, кто расклеился.

Эльза приободрилась и заявила:

— Я быстро всё приготовлю.

— А деньги на дорогу-то у вас есть?

— Эван, — позвал Лоуренс, и Эван вспомнил про взятый на хранение кожаный мешочек, достал его и протянул торговцу.

— Если будем разумно тратить, на четверых хватит.

— Что ж, тогда ступайте, ступайте, — сказала Ирма.

Все четверо, как по команде, бросились вперёд. На бегу Лоуренс успел подумать, что именно такие женщины достойны называться героинями. Когда небольшая компания остановилась перед статуей Святой Матери, Холо, будто прочитав его мысли, заявила:

— Пожалуй, рядом с нею даже я выгляжу бледно.

Лоуренс мгновенно открыл рот, но тут же прикусил язык. Разумеется, Холо не могла этого не заметить.

— Не беспокойся, другого человеческого обличья я принять не могу.

И она весело рассмеялась. Лоуренс, немного пристыжённый, сердито возразил:

— Вот жалость. Мне-то именно женщины в теле по вкусу.

Она склонила голову и улыбнулась, а затем ткнула его кулаком в лицо:

— Открывай подвал.

Лоуренс решил не ломать голову над тем, что её рассердило, — этак навлечёт на себя ещё больше гнева.