Чвирр-линк!
Где-то в ослепительной синеве неба, невидимый отсюда жаворонок самозабвенно заливался своей немудрёной песенкой, порхая над зелёно-сизым полем спеющей пшеницы. На миг он прервался, настороженно заметив проезжавших по идущей вдоль границы леса и поля дороге двоих всадников, а затем снова восхитил округу своими оглашенными трелями.
Позади осталась столица Полночной Империи, седьмицу, по меткому выражению барона Трамма «стоявшая на ушах». Трезвого в эти дни найти было труднее, нежели девственницу в Весёлом квартале. А всё по причине пышной и торжественной женитьбы принца Яна, да не на ком-нибудь, а на дочери одного из вождей неспокойной и вечно мятежной юго-западной провинции. Справедливости ради стоит отметить, что его невеста – донья Эстрелла, урождённая Кейрос – покорила всех. Внешностью, достойной кисти лучших живописцев, живым и ясным умом, а главное – искренним чувством к наследнику престола.
Вспомнив о том, что они с принцем Яном, его молодой супругой вытворяли за компанию с друзьями и родственниками, едущий рядом с молодой женой, леди Изабеллой, Valle откровенно ухмыльнулся. Да уж, будет о чём посудачить досужим языкам, да и себе вспомнить тоже…
Он оглянулся – далеко ли отъехали от пригородов столицы. Коль скоро торжества закончились, баронет за полдня развёз своих родных по их замкам, настояв на своём желании «попутешествовать с молодой супругой наедине». Родня было встала на дыбы, но баронесса Амалия, коротко пошептавшись со счастливой и до сих пор чуть пьяной от радости маркизой Сен-Лоран, мгновенно, буквально парой взглядов, утихомирила всех. Над тем, как маменька ухитряется вытворять такие штучки, баронет ломал голову частенько. Ведь даже грозный Император поспешил встать с трона и склониться в изысканнейшем поклоне, когда она, блистая, вошла в Изумрудную залу дворца, почтив всех своим присутствием. Ох, маменька…
Как бы то ни было, приятное закончилось, впереди лежала долгая дорога, то есть полезное. Valle решил не идти «скорой тропой», ибо спешить было решительно некуда, а отношения со вновь павшей духом молодой симпатичной супругой надо было выяснять. И желательно без жертв.
Закрутить роман с какой-нибудь красоткой, добраться до её тайн и прелестей (а там, чем нелёгкая не шутит – и до её сердца) это было не в новинку, да и не так уж и трудно, между нами-то говоря. Но тут был случай крайне запущенный.
«Да что я, в самом деле?» – мимоходом подумал Valle, тихонько покачиваясь в седле, – «Ещё не хватало испытывать проблемы общения со своей собственной женой!»
– Изабель, – сказал он вслух как можно мягче, своим мурлыкающим голосом, от которого такзагорались глазки иных прелестниц, – А ведь мы с тобой почти что товарищи по несчастью.
«И за каким же поворотом дороги меня начнут мучить и терзать демонами?» – гадала втихомолку несчастная девушка, выросшая в глуши на бабушкиных сказках и рыцарских романах. Слова мужа застигли её врасплох, однако, собравшись с силами, бедняжка сумела кое-как ответить.
– Что вы имеете в виду, мой господин?
Недомогание её давно прошло, и Изабелла опять втихомолку терзалась и проклинала свою судьбу, матушку и всех богов, которых только и могла припомнить её головушка, пока пыльная дорога уплывала назад, глухо отдаваясь под копытами лошадей.
– Ты. Наедине – ты, – заметил Valle, легкомысленно вильнул в пшеницу и сорвал пару стеблей изумительного, чисто-синего цветка. Добавил к уже почти законченному венку из одуванчиков, который его научила плести непоседливая сестра, Натали. В свою очередь, её научили деревенские девчонки во время бесконечных девичников-посиделок на лугу. Ловкие пальцы баронета закончили плетение, и он незаметными прикосновениями пяток подвинул своего лениво трусящего жеребца вплотную к кобылке леди.
– Это, разумеется, не приказ сеньора, это просьба. Ты, если наедине. Да и в мыслях тоже.
И – неожиданно протянул руку, снял с головы девушки плетёную с жемчугами сеточку, поддерживавшую красивую и строгую причёску знатной дамы. По правде сказать, эта причёска изрядно стягивала волосы и от этого, да ещё и от езды почти по жаре, потихоньку начинало ныть в виске. Изабелла неосознанно встряхнула головой, отчего её тёмно-русые, с медной рыжинкой волосы роскошной волной разметались по плечам.
Супруг чуть поправил волосы замершей от неожиданности девушки назад, и одел на неё венок.
– Так гораздо лучше, Изабель, – и тут она неожиданно увидела ту искреннюю и мягкую улыбку, которой дотоле одаривал только мать.
– Спасибо вам… тебе, – озадаченно исправилась девушка, впервые с утра вздохнувшая чуточку легче. Поправила чёлку рукой в вишнёво-алой перчатке, и даже нашла в себе силы слегка улыбнуться.
– Так отчего же – товарищи? – осторожно продолжила она.
Valle молча снял с неё перчатки, затем нарядный и тяжёлый вышитый плащ с пелериной. Не сдержавшись, Изабелла облегчённо вздохнула, сбросив с плеч такую тяжесть. Теперь поездка в тени деревьев могла бы быть даже приятной. Чуточку удобнее устроившись в специальном дамском сиденье для верховой езды, она чутко навострила ушки, тем более что мужчина рядом с ней тоже скинул плащ цвета воронова крыла и такой же нарядный хомерик, оставшись в одной белоснежной рубашке, заправленной в не надо и говорить, какого цвета брюки.
Супруг её медлил с ответом. Спокойно спрятал вещи куда-то в дорожную суму, не спеша закурил свою неразлучную трубку с серебряным колечком в мундштуке.
– Ты ведь тоже не хотела этого брака? – как ни догадывалась девушка о подобном повороте пустяшного разговора, который тяготил обоих с самого утра, но всё же этот непонятный молодой некромант снова застал её неподготовленной. Десяток деревьев миновали спокойно и разморенно ступающие кони, прежде чем она ответила.
– Меня смущает и настораживает это «тоже». Я понимаю – это намёк, что ты постараешься побыстрее от меня избавиться? – а затем, дерзко вздёрнув носик к проплывающим над головами веткам, добавила ядовитым голоском, – Тем более, что некоторые дамы в столице делали тебе такиеавансы, что отвергнуть их – значит оскорбить женщину.
Valle жизнерадостно захохотал, отчего у девушки сначала пробежали морозные искры меж лопаток, а потом опять открылись губки.
– Я знаю своё место, мой супруг и господин, делай как знаешь и водись с теми женщинами, с какими хочешь. Только давай быстрей, вызывай своих зомби, упырей или кто там дожидается моей кровушки. Нет сил уже ждать.
Новый взрыв хохота несколько озадачил Изабеллу, втайне рассчитывавшую на гнев и быструю развязку, которая принесёт конец мучительной неизвестности пополам со страхом. Раскачиваясь в седле, Valle утирал выступившие слёзы, и снова заходился от смеха. Наконец, кое-как справившись с собой, он снова спросил.
– Значит, я взял тебя на поживу демонам?
– А разве нет? – чудно блистая глазами, спросила разрумянившаяся в гневе Изабелла, – Если бы наложить на себя руки не было таким уж большим грехом, недостойным дворянки, я бы давно избавила себя от твоего мерзкого присутствия!
– Ого! – Valle разом посерьёзнел, – Это уже серьёзные слова. Может, попридержишь язычок, красавица?
Изабелла, закрыв глаза, вознесла просьбу к милосердной Миллике, чтобы смерть была быстрой, а затем, накручивая сама себя, выпалила.
– Если бы не нищета и не долги, в которых родовое имение увязло по самые флюгера на крышах, да не алчные соседи, так и норовящие отхватить кусок земель, никогда бы твои мерзкие лапы не дотянулись до меня! Если бы матушка, да воздастся ей по заслугам, не продала меня за золото гнусному демону – никогда и ни за что!
И, пришпорив лошадь, девушка вырвалась вперёд на полсотню шагов и там, снова сбавив скорость, поехала дальше в гордом одиночестве. Готовая ко всему, и даже к мучительной смерти, она уже не смогла сдерживать слёзы. Но не хотела, чтобы этот… этот их видел.
Valle ехал позади, не предпринимая попыток догнать и поравняться со своей супругой. Вот, опять – слова лорда Бера, ректора Университета, сказанные на прощанье, сбывались с почти пророческой точностью. Страх, ненависть и презрение. И одиночество – удел чернокнижника. Его отдохновение и спутник.
И за что же такое наказание?..
– Ну, спасибо, матушка, удружила, – Valle чуть пришпорил коня и поравнялся с супругой. Та обернулась, услышав в тишине летнего полудня его слова.
– А при чём тут баронесса Амалия? Я удивляюсь, как эта воистину прекрасная и удивительная женщина выносила такое чудовище…
Проигнорировав последнюю фразу, баронет нехотя ответил.
– Я дал согласие на этот брак, при условии, что мои – сами выберут невесту. Имя, титул я узнал тогда же, когда перед входом в храм пресветлого Риллона я откинул фату и увидел твоё лицо. Вот и благодарю матушку за строптивую и сварливую супругу.
Он чуть задумался, а затем продолжил уже совсем другим, без нотки грусти, каким-то внушительным голосом.
– А теперь слушай внимательно и запоминай, моя супруга Изабелла, урождённая сен-Лоран. Ни терзать тебя, ни отдавать на расправу потусторонним созданиям я не собираюсь. Ты теперь часть клана, и находишься под моей и нашей защитой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Коль скоро богам было угодно соединить нас, я вынесу эту ношу. Но – постарайся не перегибать. Я не могу предложить тебе любви и не требую от тебя того же… посему давай для начала хотя бы заключим договор о ненападении.
Девушка внимательно слушала, не столько слова, сколько интонации. С некоторым удивлением она распознала обиду и сдерживаемую ярость. Мельком, краем глаза она взглянула на своего спутника. Всё равно странно, почему я ещё жива?..
– И что же, ты будешь жить рядом с такой, как я? И не отравишь, не превратишь в бездушную, послушную куклу, или как там у вас это называется? Зомби?
Баронет только молча кивнул, и дальше путь прошёл в задумчивой тишине.
Дорога, вьющаяся по краю леса, пересекла мелкий ручеёк. Лошади напились, а затем, роняя с морд серебристые капельки воды, нехотя двинули дальше, понукаемые своими седоками. Навстречу стали попадаться телеги. Их возницы сторожко вглядывались в проезжающую парочку явно небедных молодых людей, а затем исчезали позади. И вот, наконец, путь обогнул холм с лениво вертящимся ветряком и вывел к богатой и большой деревне. Дымки кое-где тянулись к небу, и вечер за ними уже окрасил небо в багряные тона. Вот и ночлег.
Наутро вновь потянулась спокойная и несуетливая дорога, а на третий день неспешной поездки, буквально очаровывающей своим покоем, тишиной и раздольем вокруг, приехали к перекрёстку дорог. Село оказалось со смешным названием Хлопотушки, и оседлало закатный тракт как раз на границе коронных земель и владений герцога Бертрана. Разогнав томно валявшуюся в пыли стайку серых гусей на площади с колодцем, путешественники огляделись и сразу заметили со вкусом нарисованную вывеску, где весьма многозначительно были изображены сковорода и пышнотелая пёстрая курица. Критически осмотрев снаружи крепкий постоялый двор под крытой добротным тёсом крышей, Valle глянул на уже садящееся солнце и решительно спрыгнул наземь.
Словно по команде, из дома выскочили несколько слуг. Деловито приветствуя, утянули в комнаты поклажу и сумки. Баронет помог спуститься своей супруге, мимоходом опять удивившись, какая она пружинистая и довольно лёгкая, и распорядился насчёт ужина. Проверив, как тут обращаются с лошадьми и оставшись довольным, он вошёл в дом.
Изабелла уже была тут, с удовольствием прихлёбывая компот из запотевшего бокала и разглядывая развешанные на стенах украшения. А поглядеть тут было на что. Вышитые красной и чёрной ниткой белоснежные полотенца с петухами и хатками, вырезанные из дерева фигуры и целые доски с батальными или вполне мирными сценами. Керамические тарелки с росписью, диковинные кувшины с яркими цветами и невиданными птицами молча таращились с полок и с гладко ошкуренных бревенчатых стен.
Заметив интерес приезжих, хозяин подкатился и, поклонившись опять, добродушно заметил.
– Это братья мои да племянники на досуге забавляются. Неужто так хорошо? Я в столице куда лучше видал…
– Да дело не в том, что лучше или хуже. С душой сделано, а это видно сразу. Такое никто на продажу и не отдаст, – ответил Valle, и его строгое, закаменевшее лицо чуть смягчилось. Краем глаза, из-под длинных ресниц наблюдающая Изабелла с удивлением заметила слабую улыбку, промелькнувшую на его губах. Словно слабый отблеск вечернего солнца, она на миг озарила лицо мужа, а затем снова скрылась в предвечной тьме.
Ужин в зале прошёл с обстоятельной крестьянской неспешностью. Хозяин, по прозвищу Ларк, сразу заметил намётанным оком, что приезжие нрава отнюдь не буйного, а даже наоборот – благовоспитанные и широких взглядов, не в обиду будь сказано нынешнему дворянству, успокоился. В том году его заведение дважды пытались подпалить крепко загулявшие благородные, да удалось отстоять кое-как. Украдкой почесав под рубахой занывшие от воспоминаний рёбра, владелец постоялого двора взял кувшинчик самого лучшего вина да аккуратно так поднёс, с поклоном.
Парень со строгим и каким-то чуть печальным взглядом, судя по всему – муж этой симпатичной молодой дамы, намёк понял.
– А садись-ка к нам, почтеннейший хозяин, да угостись винцом. Новости расскажи да потешь чем.
Изабеллу ничуть не покоробило такое развитие событий. Выросшая в маленьком провинциальном замке, где проще смотрели на сословное деление, она прекрасно понимала, что вот на таких вот крепких, с хитринкой смотрящих хозяевах и держится село. Она поощряюще улыбнулась Ларку и, вопросительно стрельнув глазками в сторону супруга, добавила.
– А кто там на заднем дворе пытался музицировать, я вроде как расслышала. Твоя дочь? Жанетта – какая прелесть! А пусть-ка сыграет нам.
Valle согласно кивнул. Уловив задумчивый взгляд разливающего вино по бокалам хозяина, он вроде как невзначай коснулся пальцами висящего на поясе кошеля. Ну какие ещё уговоры нужны?
Дочь хозяина оказалась невысокого росточка белобрысой и конопатой девицей лет пятнадцати. Очаровательно смущаясь, девушка пролепетала, что петь она как следует не научилась, а сыграть что ж, почему бы и нет, ежели благородная дама просит, да по-хорошему. Она уселась в уголок возле стойки, поставила на колени семиструнную дойру, и негромко, смущённо начала перебирать струны. Поначалу пальцы плоховато слушались её, однако потом мало-помалу, смятение сошло на нет.
Изабелла, распробовав бархатистое пятилетнее Aetanne, сладко потягивала его из бокала, рассматривая играющую Жанетту. В длинном, до пят, перехваченном почти под подмышками домотканом сарафане с нарядной алой лентой, вшитой по подолу и вороту, с сильными и в то же время ловкими руками, девушка постепенно, как говорят, «разыгралась». Её пальчики сновали по ладам и струнам инструмента, а сама она словно озарилась изнутри каким-то неземным светом.
– А ведь хорошо играет девчонка, – шепнула она супругу достаточно громко, чтобы трактирщик услышал и довольно ухмыльнулся в лохматые усы. Valle кивнул, вполголоса болтая с хозяином о погоде, о ценах, о людях и проезжих караванах. А когда тот узнал, что эти двое дворян едут как раз со свадьбы самого принца Яна, тут уже навострили уши многочисленные собравшиеся, привлечённые не столько радушием и угощением, сколько музыкой.
Жанетта очень кстати закончила напевать балладу о Печальном Рыцаре, и попросила чуть отдыха, каковой был ей с любезностью предоставлен. А Valle тем временем негромко, но колоритно и с юмором рассказывал и о свадьбе, и о торжествах, и о всяких проделках, имевших место. Когда он дошёл до момента, когда принц, выпив молодого искристого вина, стал бороться с медведем, которого с трудом выволокли из клетки на цепях четверо дюжих егерей, народ аж затаил от восторга дыхание.
Изабелла незаметно усмехнулась, ибо видела эту схватку. По правде говоря, у мишки не было никаких шансов против ловкого и быстрого как вода, принца, к тому же отнюдь не обделённого силушкой. Да и вообще, изрядно перетрусивший косолапый только и мечтал о том, как бы его перестали ронять на мраморный пол вверх лапами, да отпустили бы обратно в спокойную и тихую клетку зоопарка.
В общем, вечер удался на славу. Дочь хозяина, отдохнув и выпив капельку благородного вина, стала снова играть, да куда спокойнее и увереннее. А когда она заиграла старую-престарую мелодию эльфийской баллады "Виса-а-Суннивэ", Изабелла неожиданно даже для себя запела. Нимало не смущаясь, повела мелодию песни своим молодым и в то же время сочным голосом. Глаза её затуманились, когда музыка взлетела до немыслимых высот ласки и неги, а затем стремительно обрушилась в ад разбитых надежд.
Valle никак не ожидал, что его супруга окажется такой замечательной певуньей, и откровенно любовался девушкой, на время раскрывшей всю себя в песне. Из её глаз улетучилась тоска и грусть, заполнявшая их всё время, когда он её видел, а сама она преисполнилась какой-то спокойной и уверенной силы. А голос её, обнимая и лаская реальность, уносил куда-то в туманную и сладостную даль…
Я уничтожу тебя, —
Тихо сказала Суннивэ,
и глаза ее были беспомощны…
Когда за окнами сгустилась полная темнота, разбавленная лишь яркими звёздами, через которые пролёг Мост Богов, Valle всё-таки настоял, что «леди провела целый день в седле, и немного устала». Хозяин безоговорочно повиновался, выделил благородной госпоже служанку, которой, кстати, оказалась сама Жанетта, а сам стал суетиться с плотно набившимися в зал посетителями.
Чуть пошатываясь от усталости и вина, а может, от переполнявших её чувств – всё-таки петь эльфийские баллады, это вам не абы что – разрумянившаяся Изабелла на середине лестницы, ведущей на второй этаж в комнаты постояльцев, покачнулась. Ощутив себя на крепких и надёжных руках, закрыла глаза. Сладко и лукаво улыбнувшись, доверчиво положила голову на плечо и еле слышно, горячо дохнула в ухо.
– Ты не дуешься больше?
Подивившись в который уж раз непостижимому уму женщин, Valle только неопределённо мурлыкнул в ответ, радуясь, что полумрак на лестнице скрывает его дурацкую улыбку, против воли выказывающую переполняющую его сердце нежность. Ласково и осторожно он занёс свою ношу в дверь, положил на кровать, а тут уже Изабелла попала в ловкие и расторопные руки служанки. Раздев и расчесав благородную леди, Жанетта пожелала спокойной ночи, и, еле слышно, смешливо хихикнув, удалилась.
Уже засыпая, Изабелла вновь, по недавней своей привычке залезла «под крылышко» своему супругу, повозилась, устраиваясь поудобнее. Задышала ровнее, тише.
В растворёное окно снова заглядывала луна, бесстыже паря прямо за растущими во дворе яблонями. Где-то в посеребрёных кустах сирени задорно пиликал свою песенку сверчок, упрямо оповещая засыпающую округу о своём неуёмном существовании. Залитая бледным светом деревня погружалась в тишину. На краю села ещё побрехивала для своего успокоения дворовая шавка, разбуженная проходящей по улице запозднившейся ватагой подгулявших селян. Вот где-то в лесу за ручьём несмело, на пробу, ухнул филин. Как будто разбуженный им, залился трелью соловей в роще за выгоном. Ночь, царица Ночь неслышно пришла, властно и в то же время вкрадчиво давая покой всему дневному и время заботы ночным обитателям.
Ночь.
Изабелла, с которой почему-то слетели последние остатки сна, приподняла голову с невыразимо уютного плеча супруга и всмотрелась в его ясно различимое в лунном свете лицо. Да, она мечтала о славном принце, о доблестном рыцаре в сияющих доспехах на белом коне.
«А оказался ты… ты, Valle… неужели – ты моя судьба отныне? Ты, от которого проистекают столь явственно различимые волны злой, беспощадной и в то же время какой-то притягательной силы… Не был бы ты чернокнижником… да я бы мечтала о таком счастье, о таком парне… что-то в тебе есть такое… надёжная уверенность, что ли… Может, не так уж была неправа маменька?»
Девушка несмело положила руку на его мерно вздымающуюся грудь, и внезапно ощутила под ладонью стук сердца. Тук-тук… а снится тебе что-то хорошее… Тук-тук…
«Так вот ты какой, суженый мой… даже в самом страшном кошмаре не виделось мне, что я стану женой некроманта… женой – какое странное слово… Valle… чудно боги завернули нити судеб наших, сведя их вместе… и больше я не буду тебя бояться…»
И Изабелла, сама удивляясь своей смелости, неумело прикоснулась губами к его щеке. Замерла на несколько мигов, вдыхая запах. Грубой, не знающей преград, какой-то будоражащей первобытной силы. Аромат чародейства, неуловимой аурой обволакивающий своего владельца. Нечто от дальних дорог и неведомых путей. И ещё что-то уютно-притягательное, туманящее.
С замиранием сердца слушая, как чуть быстрее бьётся под ладонью егопульс, девушка продолжила свои исследования, хотя душа её давно и прочно уползла куда-то в пятки. Неуверенно прошлась кончиком язычка по щеке, повинуясь какому-то неясному чувству, потрогала губами ухо. Такое крепкое и упрямое, совсем не такое нежное, как моё ушко…
Спящий задышал глубже и сильнее, повернул лицо к ней и, уткнувшись губами куда-то в шею, сонно муркнул что-то, а его сильная рука, согревающая спину Изабеллы, чуть прижала её к себе и погладила. Ощутив, как сладкие мурашки пробежались радостной стайкой по телу, девушка несмело приласкала волосы и щёку, осторожно проводя пальчиками. Уже почти просыпаясь, Valle чуть повернулся и другой рукой обнял за талию и привлёк к себе трепещущую от неведомого ощущения Изабель, а губы его всё смелее и настойчивей целовали девушку в шею. И наконец, хитро приоткрыв один глаз, он взглянул на неё так, что она обмерла в сладком ожидании.
– Что ты, радость моя нечаянная?
Девушка внимательно, словно решаясь, посмотрела в лукаво прищуренные глаза, а затем неумело клюнула в губы. В ответ совсем проснувшийся Valle ласково потёрся кончиком носа о её чуть курносый носик и медленно, невыразимо нежно поцеловал, раздвинув язычком её неуверенно сжатые губки.
– М-м… это было вкусно, моя леди… – шепнул он, когда дыхание чуть восстановилось, а затем неожиданно, тихо мурлыкнул. Его осмелевшая ладонь нежно прошлась по нежной девичьей спине, и задержалась на уютной впадинке талии.
– Мы сменили гнев на милость, лапушка?
– Я была глупышка… – медленно, смыкая от неги глаза, выдохнула Изабелла, – И… ты больше не будешь мною пренебрегать? Ты будешь со мной сегодня?
В ответ он поцеловал её так, что всякие сомнения отпали, и все преграды рухнули.
В немыслимой дали, отделённой не только расстоянием, и не только временем, шевельнулся в своей бездне Падший, настоящего имени которого не любили произносить остальные боги – ни светлые, ни тёмные. Он с кривой ухмылкой посмотрел куда-то, на неистово целующуюся парочку.
– Вот и на тебя нашёлся крючочек, малыш… всё-таки ты будешь моим…