Во льдах

Глава 24 Мы будем и впредь!

Редкие троллейбусы и автобусы, куда более редкие такси — вот что мы видели на улицах Москвы тридцать первого декабря в двадцать два сорок пять.

Лиса вела «Волгу» аккуратно, но немножко нахально. Демонстрировала класс. И она, и Пантера ходили на специальные милицейские курсы вождения, где их обучали всяким премудростям, недоступным простым водителям, и теперь показывали мне, что время тратили не зря.

Определенно не зря. Если, конечно, целью было меня напугать.

Нет, ничего рискованного они не делали. Но скорость держали на грани.

Впрочем, для «Волги», которую они уже окрестили «Матушкой», эта скорость, шестьдесят километров в час, была сущим пустяком. Под капотом фордовский мотор, который легко — по словам девочек — выдавал на-гора и сто пятьдесят. Нет, успокоили они меня, это мы не в городе, это мы на специальной трассе проверяли.

Надо же — проверяли!

Ну да, пока я в Тбилиси возился с талантливой молодежью (так писали в «Советском Спорте», хотя три четверти участников были старше меня), девочки то и дело летали в Москву, по делам. Одно из дел — покупка «Волги». Покупали не в одиночку, позвали из Чернозёмска барона Шифферса. Как эксперта-консультанта. В «Березке-Авто», что на пятнадцатом километре, он придирчиво осматривал машины, слушал двигатель и даже делал испытательные поездки, три авто забраковал, и только четвертое позволил купить.

Со мной бы такое не прошло, мне бы продавцы не позволили копаться в «Волгах», как в сору, но с Ольгой Стельбовой они держались предельно вежливо, стараясь угадать каждое желание. И вот мы обзавелись «Матушкой», семиместным универсалом, заплатив изрядную сумму чеками. Ну и ладно. Зачем мне чеки, как ни для подобных покупок?

Последние дни я провёл в хлопотах: прилетев из Тбилиси, заказал и обналичил сто девяноста тысяч. Изрядная сумма. Зачем? Ольга сказала просто: «Из принципа!». Ну, я догадывался, что за этим стоит, спорить не стал, но было немного не по себе — держать такую сумму рядом с собой. Нет, я, конечно, соблюдал правила конспирации, никому об этом не болтал, но в сберкассе, для других закрытой, об этом знали — а что знают в сберкассе, знает свинья. В квартире стоял небольшой сейф, немецкий, трофейный, туда-то я и сложил пачки десяток, запечатанные банковской бандеролью. Не так и много пачек получилось, девятнадцать. Нес в обычном студенческом портфеле, подумать, что там состояние, постороннему невозможно. Но я беспокоился. Слегка.

А сегодня меня награждали. Да-да, Орден Трудового Красного Знамени нашёл, наконец, достойного. Меня. После стопроцентного результата на чемпионате Союза вдруг решили: пора! А то за границей не поймут. Или поймут, но неправильно. И начнут охмурять обиженного Чижика.

И в последний день года, в воскресенье, устроили церемонию награждения в Георгиевском зале Кремля. Сам Гришин вручил мне орден, сказав коротко «Так держать!» Всего же награжденных было сорок девять человек. Это снимало телевидение, чтобы все видели: воскресенье, не воскресенье, а страна заботится о своих верных сынах и дочерях, воздавая каждому по заслугам.

Потом был скромный фуршет (скромность сейчас в почёте), а затем мы отправились в Дом Писателей. Провожать старый год, встречать новый.

По сравнению с прошлым банкетом, который давал «Поиск» в нашем лице, сегодня всё было иначе. Властители дум и повелители сердец, творцы светлых миров и санитары миров тёмных, инженеры и автоматчики почти открыто лебезили и заискивали, ища внимания девочек. Вот как преображает человека должность!

Прежде что? Прежде мы могли принять или отклонить рассказ или повесть, а теперь! Теперь мы можем утвердить или отклонить целую книгу, много книг. Передвинуть в очереди, или упрятать в такой чулан, что и не найти. В общем, казнить и миловать! И нет, не мы, я тут ни при чём. Девочки. Но писатели не забывали и меня, заходя, так сказать, с флангов. Тост на невероятный, абсолютный результат! Результат, которого не видел свет, восемнадцать из восемнадцати!

Я скромно улыбался, и поднимал бокал с боржомом.

То ли Грузия меня разбаловала, то ли ещё что, но московский боржом потерял свою прелесть. Разборжомился. Может, его разливают прямо здесь, в Москве?

По этой ли, по иной причине, долго мы не засиживались. Стали прощаться. Дома дети ждут.

И вот теперь едем по зимней Москве к детям.

Машин мало, а пешеходов ещё меньше: мороз! Мороз лютый, минус тридцать пять, как сказали по «Маяку» из автомобильного приёмника. Ужас, и ужас. Хорошо, «Волга» из той серии, что предназначалась для экспорта в Финляндию, и рассчитана на полярные северные морозы, но всё равно, всё равно…

Помимо прочего, «Матушка» отличалась автомобильным номером. С таким номером гаишники машину запросто не остановят, себе дороже, и на мелкие прегрешения закроют глаза.

Хорошо быть равнее других!

Поставив «Матушку» на место в гараже — хорошем, тёплом, подземном, — мы поспешили к себе.

Нас ждали. Бабушка Ни и бабушка Ка передали из рук в руки малышек.

— Ждут, не дождутся, спать не хотят.

В Москве обе бабушки помолодели лет на десять, и с виду, и по активности. А почему бы и не помолодеть, от хорошей-то жизни можно. Бабушка Ка, оказывается, заядлая театралка, но в Черноземске её страсти потворствовал лишь радиоприемник, да два-три раза в году ходила в наши театры. Работа шестьдесят часов в неделю, домашние хлопоты, тут не до театров.

А теперь до театров. Она по-прежнему работает, но на полставки, в особых яслях, восемнадцать часов в неделю. А бабушка Ни устроилась в важную организацию — но консультантом, со свободным графиком. И в декабре они успели три раз сходить в театр, когда Ольга и Надежда бывали в городе. Столица!

Что ж, мы немножко повозились с Ми и Фа, спели им колыбельную, а те никак не хотели спать. Деда Мороза ждали.

Ещё и двух лет нет, а уже Деда Мороза подавай. Персонального.

— Может и придёт, в полночь, — сказала бабушка Ка.

Чтобы отвлечь малышек, я дал им новый орден.

Бабушка Как тут же протёрла его ваткой со спиртом. Во избежание.

Орден не облез.

— За стол, за стол, — позвали бабушки.

И мы послушно сели за стол.

Новогоднее празднество устроили в зале. И ёлка, высокая и пушистая, три с лишним метра, и стол, полный яств, и, конечно, телевизор.

Телевизор цветной, а фильм «Весёлые ребята», из прежних, черно-белых времён.

Но мне он казался цветным. Морская волна, небо, мелкий и крупный рогатый скот — все обрели цвет, объём и даже смысл.

Козел — это Радек.

Кто такой Радек, почему Радек — не знаю. Знаю одно: козёл — это Радек. И не нужно мне возражать!

Все посмотрели на меня.

— О чём вы, Михаил? Кто вам возражает? — спросила бабушка Ка.

— Я что-то сказал?

— Просили не возражать.

— Чижик устал, — сказала Пантера.

— Чижику нужно отдохнуть, — сказала Лиса.

— Но сначала встретим Новый Год! — сказал я.

Конечно, устал. Конечно, отдохнуть. Восемнадцать тбилисских побед забрали энергии столько, что можно было бы зажечь не только ёлочную гирлянду, но и всю ёлку, не только домашнюю, но и Кремлёвскую. Но жечь Кремлёвскую елку я не собирался, отнюдь. Зачем жечь, если у нас есть пригласительные билеты, и послезавтра мы поведём туда Ми и Фа. Маленькие? Ничего, чем раньше, тем лучше. Там и Деда Мороза увидят. Кремлёвского. И Снегурочку. Самого высшего разряда.

Время от времени звенел телефон. Редко. В Москве у нас близких знакомых и друзей единицы, да москвичи обычно поздравляют после полуночи, как мне сказала бабушка Ни. А из Чернозёмска или Каборановска попробуй, дозвонись, особенно в новогоднюю ночь, автоматическая междугородная связь пока ещё далека от совершенства даже там, где есть. А уж где нет…

Но все-таки звонили. Ольгу поздравил отец, и пригласил всю нашу компанию к себе, на завтра, к вечеру. Ну, ну, посмотрим, как живут члены Политбюро, до сих пор я в его московской квартире не был. Как-то случай не выпадал.

Теперь вот выпал.

И ещё телефонный звонок.

— Чижик, это тебя, — сказала Лиса. Как-то странно сказала.

Я подошёл к телефону.

Оказалось, это баронесса фон Тольтц. Возможная бабушка. Из Парижа. Она наскоро поздравила меня с наступающим, и вдруг стала говорить о великолепной чешской комедии, которую видела на кинофестивале в Каталонии:

— Очень, очень увлекательно. «Адела ещё не ужинала», главный герой — Ник Картер, ты ведь знаешь великого Ника Картера?

— Читал, — ответил я.

— Столько забавных эпизодов. Если будет идти в России — непременно посмотри.

И она попрощалась, пожелав всем Чижикам счастья в наступающем.

Странно.

Странно, что вообще дозвонилась. Если автоматическая междугородная связь у нас не очень, то международная — совсем никак. Нельзя запросто набрать номер и поболтать с приятелем в Париже и даже в Праге. Да и не автоматическая — тоже никак. Маменька много раз пыталась до меня дозвониться, а — не получается. Не соединяет, и всё тут. «Нет технической возможности на советской стороне», отвечали ей в телефонной компании. Это я узнал через общих знакомых.

Тут дело не в технике, объяснили знающие люди, вернее, не только в технике. Все звонки из-за рубежа обязательно прослушиваются. Мало ли, вдруг капиталисты дадут вражеские инструкции на враждебные действия затаившимся врагам? А поскольку разговоры зачастую ведутся на иностранных языках (мы с баронессой говорили по-немецки), то и прослушивающий должен их знать, не так ли? А много ли у нас людей, знающих иностранные языки настолько, чтобы понимать беглую речь? Конечно, такие люди есть, но в ограниченном числе. И для них находятся куда более важные дела, нежели слушать разговоры бабушки из Парижа и внука из деревни Кистеневки Каменского района Чернозёмской области. Да хоть и из Москвы. Вот если бы разговор заказал Фишер, тогда да, тогда человек найдётся. И то не в момент.

Странно, что баронесса заговорила о чехословацком фильме. С чего бы вдруг? Я кино, конечно, люблю, но не настолько, чтобы говорить о нём в новогоднюю ночь, да ещё с баронессой, да ещё о фильме, который я не видел, и не факт, что увижу. С баронессой я и разговаривал-то считанное число раз, и никогда речь не заходила о кино. Ник Картер, надо же! Король сыщиков, гроза преступников, человек, чьи визитные карточки с девизом «всегда начеку» и парой револьверов по сторонам хранятся у самых известных людей мира — ну, так считают буржуазные писаки, штампующие роман за романом на потребу невзыскательной публики. Каюсь, пару книг прочитал и я, купив как раз в Париже. Для языковой практики. Разгрузочное чтиво, освобождающее мозг от раздумий.

Ну, и сам звонок. В смысле дзинь-дзинь-дзинь. Межгород звонит иначе, чем внутригородская связь. Международная — как межгород, мне пару раз звонил Фишер, знаю. Этот же звучал, как обыкновенный, и слышимость отличная, будто из соседнего подъезда. Впрочем, при международных разговорах связисты перед иностранцами стараются не ударить в грязь лицом, используют лучшее, что есть. В России к иностранцем отношение особое, взять хоть «Интурист», хоть «Березку», хоть залы ожидания в Шереметьево. Ну, и связь, думаю, тоже особая.

Я вернулся к столу. «Весёлые ребята» завершились без меня. На экране заставка — разноцветные пузыри, пятна, звездочки и вихри убеждают, что да, что наше телевидение — цветное. Разноцветное.

Усталость овладевала мной. Не сразу, исподволь, крадучись. Потихоньку. Может, это телевизионная картинка гипнотизирует?

И тут её убрали, картинку.

— С новогодним обращением выступит Генеральный Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза товарищ Михаил Андреевич Суслов — торжественно и протяжно произнес диктор.

И экран снова стал черно-белым. Почти. За скромным столом, никакого палисандра или красного дерева, сидел Суслов в строгом сером костюме, черном галстуке, да и сам он выглядел как фотография, отпечатанная на тисненом листе «Бромпортрета».

Зато скромно.

Он посмотрел прямо на меня, потом на листок на столе, и начал:

Камеры переключились на часы Спасской Башни.

Под звон курантов я откупорил бутылку шампанского, разумеется, Абрау-Дюрсо, французскую шипучку пусть пьют эстеты и клошары. Разлил по бокалам.

Ми и Фа в своих высоких стульчиках уже засыпали, и налить себе не требовали. Вот и славно.

— С Новым Годом!

Заиграл гимн, и я рефлекторно встал. Последнее время я нередко слушал наш гимн в процессе награждения по итогам международных турниров и матчей, вот и выработалась привычка.

За мной встали все, бабушки поглядывали на меня с одобрением, девочки, пожалуй, тоже.

Гимн закончился, шампанское выпито.

По телевизору начался «Голубой огонёк».

Девочки решили отнести Ми и Фа в детскую, пора, пора баиньки. Малышки капризничали, требовали Деда Мороза.

— Будет, обязательно будет, на Кремлевской Ёлке. А пока спать, — сказал я.

И поддел вилкой соленый рыжик. Рыжик и шампанское, новогодье по-чижиковски. Можно и меня отнести в спальню, уж больно устал я. Но нет, волевым усилием я налил в бокал «боржом».

И ещё звонок, но не телефонный. Звонок в дверь. Даже не звонок, а две ноты, «кто там?»

Я удивился. Никого не ждём, а московскими друзьями, которые могут прийти запросто, без приглашения, мы пока не обзавелись.

— Это они! — просияла бабушка Ни.

— Кто?

— Дед Мороз и Снегурочка! Мы заказали их на десять, но они позвонили, предупредили, что задержатся, — сказала бабушка Ка. — Из-за морозов проблемы с машинами, плохо заводятся. Но ведь они ещё не спят, Ми и Фа? Они так ждали Деда Мороза!

И бабушки поспешили в коридор. Нельзя заставлять Деда Мороза ждать, тем более Снегурочку. А до двери неблизко, это не «хрущевка».

Но дошли и открыли.

— Уже пришел к нам Новый Год, — нарочитым басом сказал кто-то. Дед Мороз, кто же ещё?

— К вам мы мчались без оглядки, чуть не стерли себе пятки, — а это, верно, Снегурочка.

«Скоро будет вагон?»

Я встал из-за стола.

В коридоре шум, вскрик бабушки Ка, звук падения!

— Тихо, — сказал Дед Мороз. — Тихо, и всё будет хорошо!

Не будет всё хорошо, не будет. Топот новых ног.

Я выскочил в коридор.

— А вот и хозяин, — сказала Снегурочка. В гриме, конечно, не узнать, но голос, тот, что на канатной станции в кисловодском парке… Она, Дед Мороз, а за ними пара обыкновенных с виду людей. Только лица землистого цвета, и глаза бегают.

— Хозяин, давай по-добру. А то, понимаешь, мы люди простые. Всех положим. Тебя, старух, девочек. Девочек не сразу, наши мальчики соскучились по женскому обществу! — Дед Мороз говорил, а сам торопливо доставал из глубин шубы нечто, похожее на маузер, знаменитый, революционный маузер чекистов.

И Снегурочка тоже.

А вторая пара уже двинулась к детской.

Я, конечно, не Ник Картер. Но тоже начеку. Намёк баронессы почти понял.

Успел выстрелить дважды. Первый выстрел Деду Морозу, второй — Снегурочке. Но и они не стояли статистами. Дед Мороз-то повалился сразу, а Снегурочка успела выстрелить в ответ. Маленький гарпунчик, как у подводного ружья, и тоже на лине. Или на проводе? Мы выстрелили одновременно, и оба попали. Я — в голову Снегурочке, она — мне в грудь.

А дальше — тьма.

………………….

Огонь сметает всё: дома и деревья, небо и землю. Я стою спиной к городу. А то бы ослеп. Волосы на затылке, одежда — горят. Мне больно.

Всё-таки прилетело.

Жаль.

…………………

— Чижик, дыши! Чижик, не смей умирать!

Как же мне не умирать, если я давно мёртв?

……………………..

— Чижик, дыши!

……………………..

— Чижик! Чижик! Чижик…

КОНЕЦ