Во имя чести

Глава 6

После конфузного инцидента на планете Шермана, Колот сумел восстановить покровительство Высшего Совета, что было неудивительно при немалой части его верных сторонников в клингонском правительстве. Однако Коракс не обладал такой роскошью. Никто не захотел говорить в его защиту, даже Колот, и он знал, что его возможности для искупления были малы, и они истощались с каждым годом. Пока Колот продолжал продвигаться по рангам и получал все больше обязанностей, Коракс вскоре обнаружил, что его перемещают с одной посредственной должности на другую. Хотя он служил верно, как каждый лояльный солдат, он оставался незамеченным, или хуже того – отвергнутым властями.

И все из-за людей и проклятых грызунов. После того инцидента столкновения Коракса с людьми были редки и мимолетны. Даже сюда к нему привозили совсем мало землян. Люди или представители других рас Федерации редко становились заключенными, потому что обязательства между Звездным флотом и клингонами требовало выдавать любой корабль одной из воюющих сторон незначительно поврежденный, или же полностью уничтоженный во время боя.

Коракс наблюдал, как был восстановлен порядок во внутреннем дворе. Он слышал, как охранники загоняют заключенных в строй, приказывая прекратить коллективное бормотание обитателей, все еще пытающихся определить, что же стало причиной нарушения их утренней рутины. Но через мгновение их внимание сосредоточилось на наступающем рабочем дне, предоставив ему возможность разобраться с двумя людьми, которых в настоящий момент эскортировали в его кабинет.

Обычно он наслаждался возможностью столкнуться с пленниками землянами, но когда он увидел, кто из обитателей оказался вовлеченным в дело, он понял, что разрешение ситуации будет непростым. Все было как тогда, когда он прибыл в тюрьму, и его проинформировали об выживших с «Гагарина» и обстоятельствах, окружающих их пленение. Он снова ругнулся на политиков, которые со своего высокого положения в сотнях световых лет на его родине, смели вмешиваться в то, как он управлял своей тюрьмой. Прозвучавший звонок оторвал Коракса от размышлений.

– Войдите.

Дверь кабинета открылась, пропуская двух заключенных – Гарровика и Эллиот – в сопровождении Кулра и еще одного охранника, Могла. Коракс несколько секунд в тишине изучал двоих людей. Некачественная пища и нередкие встречи с болезнями способствовали истощению их тел, что было нормальным результатом лет, проведенных в подобного рода условиях. Однако комендант лагеря обнаружил остаточный огонь в глазах людей, стоящих перед ним, которые отказались смириться со своим долгим пленом.

– Итак, – сказал он почти небрежно, – в чем проблема?

Указав на Эллиот наконечником выключенного жезла, Курл произнес:

– Она напала на охранника, который применил наказание к другому заключенному.

Коракс знал, что Курл презирает людей, и в особенности акцентируется на Эллиот. Хотя Кулр сам доставлял некоторое беспокойство. Старший охранник был хорошо известен своим недовольством методами Коракса начиная с момента прибытия коменданта в лагерь. Коракс в прошлом налагал на него дисциплинарные взыскания за неповиновение, и если бы он не был столь эффективным в удержании заключенных в повиновении, он бы его уже убил. Однако, что касалось действий личного состава, казнь Кулра или даже его удаление из тюрьмы было нежизнеспособным выбором.

Двигаясь вокруг угла своего стола, Коракс задумчиво уставился на Эллиот. В ответ заключенная уставилась на него с горящим в ее глазах вызовом.

– Препятствие охране при выполнении ими своих обязанностей серьезное нарушение, – сказал он. – Нападение на охрану – основание для казни.

– Обязанности? – Эллиот выплюнула это слово. – Он избивал ту женщину.

– Она двигалась недостаточно быстро, как приказал охранник, – произнес Кулр.

– А как быстро она смогла бы двигаться после того, как он закончил ее избивать? – огрызнулся Гарровик. Вернув внимание Кораксу, он добавил. – Этот псих был близок к тому, чтобы убить ее. Она не могла защищаться, а этот головорез просто наслаждался. Видели бы вы его улыбку.

Коракс кивнул, ничего не говоря. Рассказ человека был точен, по крайней мере настолько, чтобы его заинтересовать. В конце концов он видел весь инцидент с балкона своего кабинета. Он направил свое внимание на Кулра.

– Почему это случилось?

– Охранник новичок, коммандер, – ответил Кулр. – Офицеры пополнения почти всегда слишком увлекаются. Я исправлю его поведение.

– Вы утверждаете, что он не был обучен надлежащим образом по прибытии сюда? – спросил Коракс, прекрасно осознавая, какую реакцию вызовет этот вопрос. Кулр сам отвечал за обучение вновь прибывших охранников.

– Нет, – сказал начальник охраны, и Коракс услышал гнев, пропитавший это единственное слово.

Кулр разозлился на сомнение в его способностях ознакомить своих людей с их обязанностями.

– Он был проинформирован о тюремных порядках? – надавил Коракс. – В частности о моих приказах, касающихся обращения с заключенными?

Кулр кивнул, и его глаза вспыхнули от нарастающего гнева.

– Да, коммандер.

– Тогда очевидно, – ответил Коракс, – этот солдат умышленно не повиновался вашему и моему приказам. Проследите, чтобы он был казнен немедленно.

Он увидел эффект, который произвела его прямолинейная команда на Гаровика и Эллиот, и мысленно улыбнулся. Он видел, как люди обменялись взглядами, прочитав в глазах друг друга один вопрос: как мало стоили их жизни, если он так легко приказал казнить одного из своих людей? В равной степени удивленный этим приказом, тлеющий гнев Кулра испарился, сменившись удивлением, потому что он несколько раз моргнул, прежде чем с его губ сорвалось единственное слово:

– Командер?

Зная, что охранник оскорбиться, если его игнорировать таким образом, Коракс не стал отвечать немедленно. Вместо этого он начал прохаживаться вдоль периметра своего кабинета, свободно сжав руки за спиной. Остановившись перед своим столом, он потянулся и небрежно провел пальцем по его потертой деревянной поверхности, заметив след, созданный светом на фоне пыли. Похоже его личному слуге нужно напомнить о внимании к деталям, когда он убирается в его офисе. Наконец после нескольких мгновений изучения своего стола и разложенных на нем предметов, он повернулся, чтобы снова столкнуться с Кулром.

– Заключенные не могут быть продуктивными в шахтах, если их избивают до полусмерти по незначительному поводу. В этом причина моего распоряжения об обращении с ними, и я не допущу неповиновения. Вы соберете своих людей, Кулр, и казните нелояльного охранника в качестве примера для остальных. Та же судьба будет ждать любого, кто захочет бросить вызов мне, как это сделал он. В дальнейшем, в следующий раз я вынужден буду в качестве примера казнить вас. А теперь идите.

Он видел, как в глазах Кулра тлеет огонь, пока он выслушивал тираду коменданта. Коракс знал, что заставив его вынести такую головомойку в присутствии заключенных, к тому же землян, он не мог сделать охранника еще более сердитым, чем он был сейчас. Кулр стоял несколько секунд, прежде чем направить полный чистой ненависти взгляд на Гарровика и Эллиот. Потом он повернулся на пятке, и покинул кабинет без единого слова. Даже не потрудившись посмотреть ему вслед, Коракс вернул свое внимание Эллиот.

– Но все еще остается вопрос о вашем нападении на охранника.

Гарровик шагнул вперед, заставив оставшегося охранника, Могла, вытянуть свой жезл. Но человек держал свои руки по бокам и больше не сделал ни одного шага.

– Комендант, я отвечаю за все дейстия мои людей. Если кто-то и должен быть наказан, то это я.

– Стивен, – начала Эллиот.

– Отставить, энсин, – рявкнул он, заставляя ее замолчать. – Я все еще старший офицер.

Коракс наблюдал за кратким обменом, отметив новый пласт эмоций под короткими, немногословными фразами, произнесенными вслух. Когда Эллиот закрыла рот, он увидел в ее глазах вспышку гнева: ее изменчивый характер все еще грозил вырваться наружу. Он знал, что Гарровик был самого высокого звания из выживших пленников из Звездного флота, и много раз принимал ответственность за действия членов своего экипажа. Коракс уважал то, что человек не отказался от своих обязанностей даже перед лицом напастей, которые он здесь пережил.

– Я один решаю кто за что ответственен, – сказал он наконец. – И я один решаю, кто должен быть наказан.

Что он должен сделать в этом случае? Он не мог пропустить инцидент. К сожалению обычное наказание за нападение на охрану – смерть – было для него недоступно. Канцлер Высшего Совета дал Кораксу понять это весьма недвусмысленно, когда он принимал ответственность за тюрьму и содержащихся под стражей пленников с «Гагарина». Именно поэтому Коракс был вынужден изменить политику лагеря, чтобы ко всем заключенным относились таким же образом.

Вместо отвратительного существования, которое обычно характеризовало жизнь в клингонском гулаге, здешние обитатели были избавлены от излишне жестокого обращения. Только в самых чрезвычайных обстоятельствах заключенный мог быть замучен или убит. Он был вынужден научить своих охранников показывать полную власть и контроль, и в то же время воздерживаться от действий, соответствующих их прежнему опыту и обучению.

Однако этот инцидент требовал особого внимания. Коракс не мог просто проигнорировать установленную политику наказаний за нападение на охранника, только ради того, чтобы защитить шестерых офицеров Звездного флота. Это немедленно пробудило бы подозрение среди других обитателей лагеря. Нельзя было не учитывать интеллекта, изобретательности, или решимости любого из них.

Другие заключенные вскоре пришли бы к выводу, что земляне представляют некоторую ценность, которую не имеют они сами, и могли даже предпринять шаги, чтобы использовать эту информацию для собственной выгоды. Коракс не мог рисковать причинением вреда выжившим с «Гагарина» от его собственных охранников или от других обитателей.

– Командер, могу я сказать, – сказал Могл, который стоял молча с того момента, как вошел в кабинет.

Коракс повернулся к своему подчиненному с некоторым удивлением, отразившимся на его лице.

– Да? В чем дело?

– Сэр, эти двое обучены работать со сложной горнодобывающей техникой. Такого рода задачи могут выполнять лишь несколько заключенных. Если их казнить, это может отразиться на нашей квоте.

Есть! Коракс сумел не показать свое облегчение. Могл сам того не зная предложил решение его дилеммы, но этого было недостаточно, чтобы оправдать отсутствие наказания за действия Эллиот.

– Хорошо, – сказал он, заставляя свое лицо изобразить раздражение. – Посадите их в изоляцию на три дня.

Камеры изоляции ни в коей мере не были приятным опытом. Когда заключенного помещали в одну из этих маленьких, похожих на гроб кабинок, хитроумное изобретение отрезало все внешние стимулы. Обитатель не мог ни видеть, ни слышать, но ничто не спасало его от звука собственного дыхания. После длительных периодов камеры вполне были способны разрушить душевное здоровье заключенного. Коракс знал, что у Эллиот уже был свой опыт изоляции, и она знала ее эффекты и потенциал также, как любой другой заключенный. Она переносила карательную изоляцию намного продолжительнее трех дней, так что Коракс был уверен, что она сможет справиться с наказанием, которое он назначил ей и Гарровику. Его подозрения подтвердились, когда он увидел мгновенную вспышку облегчения в ее глазах. Все будет в порядке, если иллюзия, которую он создал, будет сохранена. Шагнув к ней, он яростно уставился на нее, и наклонился поближе.

– Но запомни, землянка, – сказал он тихим голосом, исполненным угрозой, которая, как он надеялся, была убедительной. – В следующий раз там может не оказаться бдительной, симпатизирующей охраны, присматривающей за вами. Постарайтесь больше не подрывать спокойствие моей тюрьмы.

Путь к камерам изоляции, казалось, был специально построен так, чтобы усилить полноту воздействия этого специфического наказания. Влага, пропитавшая стены грубо высеченные в основании скалы чуть ниже поверхности тюрьмы, охлаждала воздух в подземном переходе. Маленькие лампы, равномерно развешенные в проходе, обеспечивали тусклое освещение. Хотя Гарровик и прежде проходил по этому пути, ощущение предчувствия было столь же интенсивным, как и в первый раз.

– Спасибо, – сказал Гарровик Моглу, когда клингон конворировал его и Эллиот к звуконепроницаемым кабинкам. – Вы легко могли бы позволить Кораксу казнить нас.

– Нет, я не мог, – просто ответил Могл.

Прямолинейный ответ сбил Эллиот с шага. Она обернулась, чтобы посмотреть на охранника.

– И что это означает? Двух скромных рабочих нетрудно заменить.

– Сид, – предупреждающе прошипел Гарровик.

– Вы не такие заключенные, как остальные, – сказал Могл. – Вы военнопленные, захваченные в бою. Казнить вас было бы постыдно, и это не соответствует учению Калеса.

– Калеса?

Гарровик нахмурился, услышав имя, которое не слышал со времени своих уроков по истории в Академии. Он вспомнил, что Калесс предположительно был мифической фигурой, весьма значительной в клингонской культуре. Могл кивнул.

– Калесс, создатель Клингонской Империи. – Его лицо стало мрачным, когда он добавил. – Вам отказали в праве умереть в бою. Калесс не одобрил бы казнь воинов словно преступников, и именно он решит, присоединитесь ли вы к нему в СтоВоКоре, или же будете высланы в глубины Гре’тора с другими патаками, у которых нет чести.

Слова Могла охладили Гарровика почти также, как влажность, и холодный воздух, окружающий их. Он никогда не видел, чтобы клингон выказывал такую преданность чему-то кроме жара битвы. Это приоткрыло перед ним другой аспект их культуры, с которым он даже не ожидал столкнуться.

– Не думаю, что Кулр считает также как вы, – сказала Эллиот.

– В Империи есть те, кто отвергают веру как и Кулр. Но наше число растет, и наша истина распространяется по всей Империи. Кулр пес, и когда он умрет, он проведет вечность с теми, кто разделит его позор.

Эллиот удовлетворенно кивнула.

– Как скажете. Если Гре’тор похож на ад, то для него это еще слишком хорошо.

Пока они продвигались дальше по липкому, темному коридору, Гарровик размышлял над тем, что сказал им Могл. Если другие клингоны считали также, как и охранник, как далеко это зашло? Он задавался вопросом, могла ли вся раса изменить свою культуру на таком фундаментальном уровне? Понятия чести и доблести по опыту Гарровика не были критериями поступков клингонов. Если же на горизонте действительно были изменения, его единственной надеждой было то, что он сможет прожить достаточно долго, чтобы увидеть это.