Влечение

23

Мы окликнули кэб — Лекси велела мне беречь силы для того, с чем мы можем столкнуться, — и вышли из него не заботясь об оплате. Это была жизнь Лекси, могущественной, но почти ничего не желающей. Ей не нужны были интриги и хитрые планы по добыванию богатства. Она могла заставить кого угодно выполнить любой приказ, и жизнь ее была восхитительно простой.

Соблазнительная перспектива — особенно если учесть, что в этом не было никакой жестокости. От ее действий никто не страдал, разве что финансово.

Лекси, должно быть, прочитала мои мысли, потому что улыбнулась и выгнула бровь.

— Держись рядом со мной. Жизнь может быть удовольствием, а не проклятием.

Я покачал головой и улыбнулся:

— Спасибо, но ты сама все время говоришь, что у меня собственный путь.

Мы подошли к дому Сазерлендов — огни не горели, а окна уже завесили черным крепом. В неверном свете раннего утра капли росы на матовой ткани серебрились потусторонним блеском. Дом был оцеплен.

Я осторожно вскрыл замок. Мы с Лекси не издали ни звука, пока не вошли в гостиную — там она громко хватанула ртом воздух.

Коронеры унесли тела, но ничего не убрали. Кровь из разорванных тел впиталась в ковры и пятнами легла на мраморный пол. Почерневшие брызги засохшей крови на стенах гармонировали с черным крепом.

— Боже мой, — прошептала Лекси, — он их просто порвал.

Я упал в кресло, придавленный чувством вины. Прошло совсем немного времени с тех пор, как я обнаружил здесь еще не остывшие тела. Я снова и снова вспоминал, что я мог сделать не так, что могло привести к такому исходу.

Если бы я не сбежал с приема…

Если бы я не стал участвовать в игре брата…

Если бы я не спас Бриджит…

Если бы я не бежал в Нью-Йорк…

Если бы я не напоил Дамона кровью, чтобы завершить его преображение…

— Это я во всем виноват, — простонал я и сжал голову руками. След крови и смерти, к которым я даже не имел никакого отношения, тянулся за мной, как проклятие.

— Нет. Виноват Дамон, — быстро поправила Лекси. — И Клаус.

— Я не должен был здесь появляться… надо было держаться как можно дальше от людей.

— Эй. — Лекси встала рядом со мной на колени и поглядела мне в лицо. Взяла меня за подбородок, вынуждая смотреть на себя. — Ты этого не делал. В этом виноват Клаус. А ты не собирался входить в эту семью — это была идея Дамона. Ты же сам говорил, что он обещал убить кучу людей, если ты его не поддержишь. Я бы на твоем месте убила его, но он мне не брат.

Я посмотрел в темные глаза:

— Я все сделал неправильно.

Она прикусила нижнюю губу:

— В прошлом ты совершал ошибки. Ужасные ошибки. Но ты это знаешь и пытаешься их исправить или хотя бы избежать подобного в будущем. Поэтому я здесь, Стефан. Ты достоин того, чтобы выжить.

Боль, не имевшая ничего общего с жаждой, терзала горло.

— Лекси, пожалуйста…

— Я могу читать в твоем сердце, Стефан, — мягко сказала она. — Я не появляюсь из прекрасной дали, чтобы спасти любого вампира. Ты не такой, как все. Когда-нибудь, может быть, ты это поймешь. И часть проклятия спадет.

Она наклонилась вперед и прижалась губами к моей щеке. Я почувствовал мягкое касание ресниц, когда она прикрыла глаза.

— Вставай, — она снова взяла меня за подбородок, — у нас куча дел. Я осмотрюсь здесь. Ты соберешь все свои вещи, которые не конфисковала полиция. Думаю, некоторое время тебе лучше не показываться в этом городе.

За неуловимое мгновение она изменилась. Солнечные, дружелюбные глаза налились кровью, лицо перечеркнули черные вены. Клыки сверкали в слабом свете. Она стала хищником, выискивающим слабые следы вампира. Хотя она была такой же, как я, только постарше, от ее вида стало холодно в животе. Чудовище пряталось совсем близко и всегда было готово выйти наружу.

С тяжелым сердцем я поднялся по величественной лестнице темного дерева. Необходимости соблюдать тишину не было — немногие слуги находились в своих комнатах в дальнем крыле, в стороне от смерти и хаоса. Я слышал их громкие голоса, их обсуждение перспектив и других домов — отчаянные попытки вырваться из тьмы, в которую так быстро ушли их хозяева.

Интересно, чем занята Маргарет? Надо рассказать ей о Клаусе и его мести. Может быть, она дома, с мужем, оплакивает сестер и родителей? Что тяжелее? Умереть или жить с памятью о тех, кто умер? Я вампир и никогда не узнаю первого, но буду вечно оставаться над мертвыми телами.

Я дошел до своей комнаты. Прошлой ночью Бриджит предлагала мне себя. Я почувствовал запах фиалковой воды, которым пропитались мои подушки и простыни. Такой… детский по сравнению с духами Катерины — нежным, соблазнительным и изысканным запахом цитрусов и специй…

Я взял саквояж — еще один подарок от Уинфилда, наверное для медового месяца, — и швырнул в него несколько вещей, которые считал своими. Старый костюм, немного денег, мой дневник. Я открыл страницу, на которой когда-то писал о Катерине.

Она не та, кем кажется. Я должен удивиться? Испугаться? Как будто все, все что я знал, все, чему меня учили, все во что я верил семнадцать лет, оказалось ложью.

Я до сих пор чувствую след ее губ, прикосновение ее пальцев к ладони. Я тоскую по ней, хотя голос разума и вопиет, что нельзя любить вампира!

Если бы мне одну из ее маргариток, я обрывал бы лепестки и предоставил бы цветку решать за меня. Я люблю ее… не люблю…

Я люблю ее.

Да. И плевать на последствия.

Это влечение сердца? Я бы хотел иметь карту или компас, которые помогли бы мне найти путь. Она забрала мое сердце, она стала моей Полярной звездой… и остальное неважно.

Я захлопнул тетрадь, удивляясь собственной глупости. Внизу ждало настоящее — думать о прошлом было некогда. Я бросил дневник в саквояж и спустился вниз.

Но вместо Лекси там обнаружилась пустота и знакомый ужасный запах.

Смерть и разложение.

Слабый ветерок дул сквозь разбитые доски; задняя дверь была распахнута. Я невольно поежился. Тишина и отсутствие Лекси действовали как вой банши.

На полу лежал листок бумаги размером с железнодорожный билет. Я поднял его, чувствуя, как пальцы покалывает ужас.

Надпись гласила: ПЛАТЕЖ ВТОРОЙ. ЛЮЦИЙ.