Власть и слава

***

– ЗНАЧИТ, ТЕПЕРЬ ты знаешь, что это было золото фей, – сказал бельгиец, двигая бутылку через стол. – Ну, я, наверное, говорил не убедительно. Так что тебе пришлось испытать все это самому.

Миллер ни на что не глядел.

Ван Хорнанг глянул на огонь, вздрогнул и протянул толстый палец к мутному кубу, стоявшему на столе между ними.

– Пей, – сказал он.

Миллер медленно повиновался. Повисла долгая тишина.

– Значит, это по-прежнему там? Замки, и замечательные люди и… краски, цвета? Все еще там? Цвета… Прежде я был художником. Я думал, что цвета имеют для меня значение больше всего на свете. Но там было столько цветов, о существовании которых мы и не подозреваем…

– Орель сказала мне, – тупо произнес Миллер. – Но я ей не поверил. Я не хотел верить.

– Существуют легенды, Миллер, – сказал Ван Хорнанг. – Мы с тобой не первые. И не последние. Всегда существовали истории о людях, которые побывали в Раю… и вернулись оттуда. Я не ученый. Я не могу объяснить, почему и как…

Миллер взглянул на него, и глаза его чуть прояснились.

– Это как нестабильная смесь, – сказал он. – Видишь ли, все дело в изменении атомов. Это происходит на Тропе. Обычное строение атомов твоего тела становится чем-то иным. И когда вы изменяетесь, то обретаете способность общаться без слов.

– Знаю, – сказал бельгиец. – Но теперь у меня нет этой способности. Не было прежде и никогда не будет после.

– Но ведь когда-нибудь появится?..

– Мы на какое-то время стали подобны богам, – очень тихо сказал Ван Хорнанг. – Мы вкусили пищу богов. Как же мы можем думать, что после этого нам будет по-прежнему нравиться еда смертных?

Миллер молча кивнул. Возвращение в Старый Свет и возможность продолжать жить по-прежнему казались ему теперь бессмыслицей, словно возвращение к слепоте после того, как видел мир, более яркий и красочный, чем наш. Он уже испытал это в замке Орель, когда они искали, пользуясь своим новым зрением, оружие, о котором он представления не имел. Все это была иллюзия и предвкушение смерти в той жизни, которой он вынужден жить теперь, жить вплоть до самой смерти, как жил несчастный бельгиец.

Он вспомнил, как вокруг него начал таять прекрасный мир, вспомнил преисполненное жалости лицо Орель, становившееся похожим на призрак, вспомнил стеклянные стены ее замка, превращающиеся в туман, и неописуемо прекрасные цветы из ее сада, названия которых он так и не узнал, тающие в тускнеющем небе, когда вокруг вновь возникали вздымающиеся к небу заснеженные пики гор.

Это было чуть позже поражения Бранна, кода он наслаждался последними днями жизни в Раю. Миллер отказывался признавать, что скоро все это закончится. Он закрыл свой разум на нестабильность своих изменений, на то, что он сам являлся изотопом, созданным временным сдвигом радиоактивных атомов, чтобы, когда до конца освободится квантовая энергия, атомарный образец вернулся к своему исходному состоянию. И в один ужасный, неуловимый миг, когда он уже и не думал обо всем этом, прекрасный мир Высоты Семьсот получил добавочную энергию и исчез.

Единственным, что осталось у Миллера, был небольшой кубик, сделанный для него Ллези, с Силой внутри, медленно вращавшейся под музыку сфер. И когда замок исчез, и не осталось вокруг ничего, кроме вечных льдов, Миллер медленно стал спускаться по склону, обходя те места, где, как он помнил, были клумбы с прекрасными цветами, которых он уже не мог увидеть. Но теперь лед и снег вокруг казались ему иллюзией – а настоящей реальной жизнью был исчезнувший мир вечного лета.

Спускаясь по склону, Миллер то и дело доставал кубик и смотрел на него. Спустя какое-то время кубик начал темнеть, а пение небесных сфер становилось все более слабым. Когда же Миллер спустился в долину, кубик совсем перестал светиться. Он стал просто нерадиоактивным материалом, инертным, мертвым и бесполезным. Золото фей, как говорилось в легендах, сверкает в ваших руках, когда его кладут туда бессмертные… Но когда вы возвращаетесь, оно превращается в камешки и сухие листья.

– И что ты будешь делать теперь? – спросил Ван Хорнанг.

Миллер пожал плечами.

– А стоит ли что-нибудь делать?

– По мне, так нет. Если уж ты увидел те краски и мыслил на полную катушку, то в нашем нижнем мире для тебя уже нет ничего, стоящего потраченных усилий. Оставайся со мной, если хочешь. Все это уже неважно.

За спиной Миллера бесшумно открылась дверь. В комнату вошел Слейд. При виде Миллера у него слегка отпала челюсть.

– Миллер! Что с вами? Когда вы вернулись?

– Только что.

– Вы нашли его?

– Нашел что? – тупо сказал Миллер.

– Источник энергии, черт побери!

Слейд придвинул свое лицо совсем близко к лицу Миллера, зрачки его бешено сужались и расширялись, тонкие губы были плотно сжаты. При виде его Миллер внезапно вспомнил Бранна. Та же безответственная жажда власти, опасная, вечно голодная, отвергающая всякую дисциплину, отвергающая все, кроме собственных желаний и прихотей.

И Миллер внезапно порадовался, что Слейд никогда не сможет воспользоваться Силой. С ее помощью он причинил бы всем столько вреда, сколько лишь смог бы придумать его извращенный, больной разум. Вооруженный такой штукой, как Сила, он мог бы…

– Я оставил его там, где нашел, – безучастно сказал Миллер. – На Высоте.

– Как мы можем забрать ее? – рявкнул Слейд. – Послать экспедицию.

– Ты должен пойти за ней сам, – проговорил Миллер, пока в его голове медленно формировалась одна идея. – Ищи красную тропинку у подножия утеса, – насмешливо продолжал он. – Иди по ней. Иди, и тебе не составит труда найти источник энергии. Это все, что я могу сказать. Мы закончили, Слейд. Иди.

Больше он не сказал ни слова, хотя целых десять минут Слейд осыпал его попеременно угрозами и заманчивыми обещаниями. Наконец, Слейд ушел. Миллер криво усмехнулся бельгийцу.

– А ведь он пойдет. Его ничто не удержит. И ты знаешь, что произойдет тогда.

– То же, что произошло и с нами. Но… зачем ты отправил его туда?

Миллер взглянул в окно на заснеженный конус Высоты Семьсот, белой и пустой на фоне тусклого неба.

– Прежде я ненавидел Слейда, – сказал он. – Не имеет значение, почему. Но там, где появляются такие, как Слейд, вместе с ними приходит жестокость, боль и страдание. Я могу, по меньшей мере, спасти парочку-другую людей от того, через что прошел сам. Пусть лучше идет сам Слейд. Он вернется таким же, как мы. Что же касается Силы… да, она как золото фей…

– …и по сравнению с ее Властью и сиянием Славы вы хуже слепых, – тихо добавил бельгиец.

– Власть и Слава, – кивнул Миллер. – Ты прав. Когда-нибудь наша раса сумеет получить их. Но это еще нужно заслужить.

И он потянулся к бутылке.

The power and the glory, (Thrilling Wonder Stories, 1947 № 12), пер. Андрей Бурцев