Виват, мой генерал!

Глава 5

Почтовая карета шла так легко и резво, что у меня от радости подпрыгивала сердце. Может, я вовсе не верно поняла судьбу, и все это случилось именно для этого: для того, что бы я сбежала от капризной и вредной госпожи? Конечно, могут возникнуть вопросы, все же таких чародеек как я, в мире не много, а в нашей стране та и подавно. Но я не раз и не два говорила княгиня Каврионской, что оказываю принцессе медвежью услугу. Девушка, будь она хоть четрежды вспыльчивой и царственной, должна уметь сдерживать свои порывы сама!

– Подготовьте документы для проверки! – граница между двумя государствами была здесь довольно условной. Так как мы находились в состоянии мира, то и застава проверяла документы больше для приличия.

На землю медленно опускались сумерки, а до Лимерийской деревни, по эту сторону, было еще довольно далеко. Тело начинало ломить от усталости: не привыкла я к таким путешествиям, где в одной карете, пусть и большой, сидит сразу столько народу, утыкаясь друг друга плечами. И пусть рядом была приличного вида старушка, направляющаяся к внукам, а с другой стороны женщина средних лет, но мужчины напротив откровенно воняли. День был душным, и к ночи вполне мог разразиться грозой, но я к такому не привыкла.

– Не спите там, – пока я размышляла о своей судьбе, в нутро кареты заглянул солдат в форме Лимерии. От желтоватого света фонаря лица людей приобрели необычные черты, исказившись тенями. – Показывайте бумаги.

С дрожащим сердцем вытянув из кармана сложенный вчетверо листок, я протянула его суровому мужчине. А вдруг для того чтобы пересечь границу, нужны другие бумаги? Я никогда об этом не думала, только теперь сообразив. Сбежав из дворца и запрыгнув в карету, я просто радовалась что все так удачно сложилось.

Словно подтверждая мои мысли, солдат несколько раз перечитал мои бумаги, прежде чем передать их обратно. В его лице было какое-то сомнение и тревога, отчего хотелось укрыться платком, словно это могло спрятать от его беспокойства. И все же, мужчина сложил листок и подал его мне, хмуря брови.

– Куда направляетесь?

– К тетушке, – голос стал высоким, противным, и пришлось откашляться, чтобы не звучать как пила. – Она у меня приболела, так матушка велела проведать.

– Место как называется?

– Деревня Силявки, – наугад выдала я, припомнив знакомое название и чувствуя, как замирает сердце.

– Никогда о такой не слыхал, хотя тут уж лет пять как служу, – еще более подозрительно хмурясь, недовольно буркнул солдат, рассматривая меня уже куда внимательнее.

– Э, Дерон, оставь молодку, – старуха, что до этого дремала рядом, вдруг открыла глаза, глянув на мужчину ясно и прямо, – Их Силявки, это наши Синюшники будут. Не видишь, и так волнуется, впервой из дома одну отпустили да еще и так далеко, а ты напираешь. Тебе что, дел больше нет? Браконьеры никак закончились, али контрабандой никто больше меха наши к Жуану ихнему не тащит? Отчапись от девки!

– Матушка Ларо, вы бы не бухтели. Работа у меня такая, – почесывая в затылке, стушевался стражник.

– А ты дурью не майся! Девка понравилась – так сватов засылай. Если Марены своей не боишься. А как боишься, так не держи нас. Время к ночи, а нам еще дороги кусок.

– Ладно, – поджимая губы, недовольно буркнул стражник, отдавая мен бумагу. – Езжайте.

И все же, прежде чем захлопнуть дверцу кареты, мужчина глянул на меня недобрым, внимательным взглядом.

– Спасибо, – тихо и искренне шепнула я старухе, что тут же заклевала носом в полумраке, стоило нам двинуться.

– Ась? Да не бери в голову, дочка. Он стражник-то не злой. Бестолковый токмо. Бандитов не ловит, а на тебя, вон, глаз кинул. А ты как от тетки обратно ехать будешь, то лучше все же что понеприметнее накинь. Больно платье у тебя… с вывертом.

Я удивленно осмотрела свой темный, неприметный наряд, и только тут сообразила сравнить его с одеждой обеих женщин, что сидели тут же. На старухе была цветастая яркая юбка, шитая из одного куска полосатой ткани, куртка, тоже тканая и яркая, как у птицы какой, а волосы покрывал темный платок с кисточками. Вторая была одета скромнее, но примерно так же. Только курточка была без рукавов. Вместо нее была видны вышитая плотная рубаха.

Я же в своем жестком корсаже, с ровным кроем платья и юбкой в шесть клиньев, без единого пятнышка или узора, как полагается горничным, выделялась, словно ворона в стае соек. А казалось бы, выбрала самое простое.

– Но это все, что у меня есть, – растерянно выдохнула, понимая. Что совсем не была готова к побегу.

– А ты у тетки попроси. Она то уж точно знает, в каком виде путешествовать надо. Мало того будет, что ты как замужняя, платок на голову напялила вместо убора. Если хочешь с простым людом в карете ехать – одевайся так же. Али, как городская, свою карету бери.

Я вздрогнула. Сперва мне казалось, что старуха действует по доброте душевной, предупреждая и советуя, но после последней фразы женщина скривилась, фыркнула и закрыла глаа, завершая разговор. От нее веяло теперь недовольством, почти злостью, и я только теперь сообразила, что даже мое простое платье, но из хорошей дорогой ткани, с тонкой сорочкой, что виднелась в вырезе, стоило непомерных денег для простых людей. А уж про обувь и говорить не стоило.

Остаток пути прошел тяжело. После отповеди старухи я чувствовала себя совсем плохо и не могла не подремать, ни расслабиться. И с облегчением выдохнула, когда кучер натянул поводья. В темноте ночи светился только один огонек на дверях постоялого двора, но он был так прекрасен, что я первой выскочила вон, надеясь хоть здесь получить немного спокойствия.

– Пустых комнат нет, – хмурый хозяин, явно поднятый с постели, смотрел на меня с недовольством. Больше никто из попутчиков в дом не вошел, видно, собираясь остаться на постой у знакомых, или же вовсе приехав, куда надо. Даже кучер и охранник, что сопровождал карету, остались в конюшне, при лошадях. Я же себе такого позволить не могла. Я просто не знала, как можно спать на тюке сена среди животных.

– И все же, может что найдется для меня? – порывшись в кошеле, я сперва вынула пять мелких монет, но потом подумала и добавила еще две, показывая их хозяину на раскрытой ладони.

Глаза мужчины блеснули в свете единственной свечи. Это было почти вдвое от обычной цены за ночь, если трактирщик в Хелдерии мне не соврал. Но тот не решился бы на такое. Видел, что я из дворца.

От стены раздался громоподобный храп, заставив меня подскочить. На сдвинутых лавках спали мужики и чем дальше, тем больше мне был по вкусу вариант остаться среди лошадей.

– Под чердаком есть, – задумчиво произнес мужик и как-то резко, одним жестом сгреб монеты. – Но там кровати нет. Тюфяк только.

– Простыню мне еще. Чистую, – задумчиво огладывая постояльцев и чувствуя, как от запаха немытых тел свербит в носу, потребовала я. – И завтрак поутру.

– Простыню? – лицо мужика сперва вытянулось недовольно, словно я у него чуда затребовала, но потом он оскалился и протянул мне свечу на подставке. – Сейчас жену кликну, она простыню принесет. И наверх проводит.

А у меня от этого обещания нехорошо сжалось под ребрами. Что-то я не так делаю. Вот только подсказать некому.

Комнатка оказалась каморой, в которой во дворце и швабры хранить постеснялись бы. Голову пришлось пригнуть даже при моем небольшом росте, а окно, закопченное, тусклое и затянутое, кажется какой-то пленкой, было совсем махоньким.

– Со свечой осторожно, – сурово проговорила тучная женщина, бросая на тюфяк в углу жесткую домотканую простынь, – ставь ровно, да так, чтоб не опрокинулась. Не то все разом погорим.

Я только кивнула. Низкая дверь, ведущая в камору, закрылась и теперь мне стало совсем страшно. Слабый свет одинокой свечи на колченогом табурете почти не рассеивал сумрак. Мне казалось, что кто-то копошится в углах, в тенях, казалось, что вот-вот оттуда выпрыгнет нечто ужасное, но ничего не происходило, и это пугало еще сильнее.

**

Паскаль

Первый день я провел в относительном спокойствии. Стоило покинуть лагерь, который должен были свернуть рано утром, мы тут же напали на след. Энау отлично чувствовал присутствие Моей будущей супруги, на которую столь ярко реагировала кровь и не сомневался в направлении. Так что с парой почти обычных, только более крупных гончих впереди и с восьмеркой лучших солдат моего отряда (Шартрез настоял на таком количестве сопровождения), неслись от ближайшей деревни в сторону границы. На душе было спокойно. Первый шок от произошедшего прошел сменившись радостным предвкушением.

Несмотря на счастливый и многоплодный брак моих родителей, мне иногда казалось, что мать все же получала от этого союза не все, что могла бы. Но с этим ничего нельзя было поделать и весьма радовало, что после рожденного первого ребенка Зов к кому-то иному у нее проснуться просто не мог. Это наверняка убило бы обоих родителей.

А вот наше поколение – совсем иное дело. Не знаю уж, в чем была вся загвоздка. В каком проклятии или и правда в том, что мы так малодушно скрылись в Твердыне, когда стране требовалась помощь, удалившись от главного источника, располагавшегося под дворцом. Вот только факт оставался фактом: я был на помолвке Роана в столице всего пару недель назад. И в тот день Филипп объявил о появлении своей Мораг. И вот теперь я.

Найти свою пару – уже большая неожиданность. А обнаружить ее при дворе Жуана, куда меня и вовсе не стоило посылать с моими талантами к дипломатии? Ну не ирония ли? Может, в этом и была какая-то шутка судьбы, только на ее игры мне было плевать. Сейчас была единственная цель: найти барышню до того, как с ней приключится какая-нибудь беда.

Мы отставали от Клары на несколько часов и сейчас были вынуждены следовать в сторону границы в полнейшей темноте, полагаясь только на мою несильную, в этом направлении, магию. А еще впереди, словно маяк, неслась пара духов- псов, не касаясь земли и едва различимо светясь впереди.

Ночь перевалила за середину, когда что-то изменилось в воздухе. Не понимая, что именно может меня волновать, резко натянул поводья, заставив коня недовольно захрипеть. Втянув носом воздух, я пытался найти, что же так сильно встревожило, но ни запаха дыма, ни ощущения чужой ненависти, что были так сильны на полях сражений, уловить не удалось.

– Наследник? – рядом со стременем из темноты выросла тонкая, встревоженная фигура Энау в одном из его человечьих обликов. Дух скалился, словно никак не мог избавиться от собачьей сущности, коей был всего пару мгновений назад. – Что не так?

– Кто бы мне сказал, – с трудом подавляя желание выхватить меч из ножен и свернуть шею первому попавшемуся существу, я с напряжением вглядывался в пространство перед собой, не видя почти ничего, кроме неясных очертаний деревьев по краям дороги. Как назло, ночь была совершенно безлунной и темной, как мое настроение. – Я не слышу лишних звуков или чьего-то присутствия. Но явно ощущаю беспокойство и угрозу. Только не знаю, с какой стороны ее ждать.

– Это не твое беспокойство, Паскаль, – кривясь и поднимая красные глаза к небу, отозвался Энау, передергивая плечами, словно за шиворот упала капля воды. – Это Клара. Ее страх и беспокойство тебя снедают.

– Откуда знаешь? – вопрос был больше похож на рык. Конь, встревоженным настроением седока загорцевал подо мной, нетерпеливо переступая ногами.

– Потому что это чувство щекочет и меня. Очень хочется поторопиться.

– Тогда иди вперед. Если ей нужна помощь, ты будешь там куда раньше. Сумеешь найти?

– Обижаешь, наследник. Она уже наша. Как я могу не услышать ее?

Энау, напоминая восковую фигуру, упавшую в огонь, стек вниз, к земле, а потом по дороге подобно молнии пронесся едва различимый блик.

– Командующий? – один из офицеров, что был в моем отряде, рискнул обратиться ко мне. – Что происходит?

– Моя леди, ваша госпожа, попала в какую-то беду и ей нужна помощь, – не глядя на мужчину, отозвался я. Можно было бы и не отвечать, но эти люди служили мне так давно. Что заслужили право задавать вопросы.

– Тогда нам стоит поторопиться, – решительно прозвучало из середины утомленного, лишенного сна, отряда.

Я же только кивнул, прежде чем ударить по лошадиным бокам пятками.

**

Упав на жесткий, сыроватый тюфяк не раздеваясь, боясь быть покусанной клопами или еще какими прелестными обитателями моей временной постели, я проснулась перед самым рассветом от беспокойства. Нет, меня не успели покусать никакие насекомые, и я даже не замерзла. Но от двери, от маленькой, кривоватой створки, что вела в эту камору, доносился какой-то скрип.

Резко сев на постели, подтянув ноги в груди, я сидела в полной темноте, слушая, как кто-то пытается пробраться в мою комнатку. Оставить свечу зажженной я так и не решилась, потушив ту перед сном, и теперь не могла толком рассмотреть собственные ладони, не говоря уже о чем-то еще. Немного успокаивало только то, что у меня хватило ума подпереть давать той колченогой табуреткой, что составляя тут единственную мебель. Но упертый в трещину в деревянном полу, этот весьма крепкий предмет мебели не мог являться серьезной преградой для того, кто был по ту сторону.

Сердце неистово стучало в груди, вынуждая то и дело обзывать себя нехорошими словами и клясть в неразумности. Как? Как можно было додуматься до такого?

Хозяин постоялого двора наверняка понял, что в моем кошельке не только медные монетки, но и серебро. А может и золотой водится. И кто его осудит, если приехавшая под покровом ночи женщина без сопровождения, вдруг так же тихо исчезнет?

– Что вам надо?! – Чувствуя, что от страха вот-вот лишусь сознания, я громко, как можно более уверенно произнесла в пространство.

Незваный гость замер на мгновение, а потом с той стороны раздалась тихая приглушенная ругань. Затем, словно что-то решив, на дверь вдруг сильно и резко надавили, отчего табурет натужно заскрипел и немного сдвинулся.

– Демонова баба. Чем ты там дверь заклинила? – мужской голос звучал раздраженно, почти зло. Но это был не владелец двора а кто-то другой. – Убери быстро, пока я добрый. Если будешь себя хорошо вести, может и жива останешься.

– Я буду кричать! – отчаянно труся и дрожа всем телом, предупредила того, чья рука, едва различимая в темноте, попыталась протиснуться в образовавшуюся щель.

Но ответом мне стал только хохот. Надо мной смеялись!

– Кричи, кричи сколько влезет. В этом месте никто не почешется ради чужой бабы…

Не закончив фразу, мужик резко надавил на дверь всем телом, отчего та поддалась еще на пол-ладони, а табурет едва не выскочил из расселины между досками. Вот тут я больше не могла усидеть на месте. Вскочив с тюфяка, едва не путаясь в юбке, я упала на табурет, пытаясь не позволить ему потерять устойчивое положение.

– Ах ты гадина! Думаешь, это тебя спасет? Пожалеешь, когда я до тебя доберусь, – зло шипел мужик, уже не стараясь действовать тихо, а раз за разом врезаясь в дверь. Моей силы явно не хватало, чтобы противостоят его натиску и я прекрасно понимала, что скоро, очень скоро, дверь все же поддастся и этот человек, от которого несло несвежей одеждой, дурным пивом и злыми намерениями, окажется со мной в одной комнатке. И что эта камора настолько маленькая, что в ней не то что укрыться, а даже двигаться нормально невозможно!

На глаза набежали слезы, а прикушенная губа неприятно пульсировала. Но ни это, ни напряжение в тело, которое пыталось удержать табурет и дверь на месте, не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри меня. Может, стоило согласиться на роль подстилки того жуткого генерала? На фоне вонючего насильника и грабителя, что с рычанием и сопением пытался прорваться через сомнительную преграду, тот хотя бы благороден и причесан.

Я судорожно всхлипнула. Рыдания удавалось сдерживать с таким трудом, что я почти задыхалась.

И тут я отлетела в сторону от сильного, резкого удара. Слетев с табурета я повалилась на пол, чудом не ударившись головой. В ушах еще был слышен треск сломавшейся ножки табурета, не выдержавшей напряжения, а поверх него уже накладывался скрип открываемой двери. В проеме, освещенное небольшим магическим светильником, появилась морда. Небритое лицо, грязное и кривое от шрама, рассекающего висок, раскрашивала щербатая гнилозубая улыбка. Казалось, в этом человеке, в одном облике собрали все отталкивающее, что только было возможно.

– Не подходи! – Пошарив по полу рукой, я дрожащими пальцами ухватила отломанную ножку, выставив ее перед собой, словно оружие. – не смей! Я служанка Талии Хелдерийской! Принцесса убьет тебя, если со мной что-то случится.

– О, – лицо мужика вытянулось, но был на нем написан не страх, а восторг, – я еще никогда не бывал между ног королевской прислужницы. Интересно, там ты пахнешь розами, как рассказывают про благородных?

– Не смей! – голос срывался в отчаянии. Путаясь, застревая в юбке, я попыталась отползти к стене, чтобы быть подальше от этого ужаса.

– Кричи, кричи, – мужик, шагнув в камору, отчего ему пришлось согнуться, отставил светильник в сторону. И потер ладони друг о друга, противно причмокнув губами, – я люблю женские крики.

А затем бросился в мою сторону. Так стремительно, что я ничего и не успела сделать. Плохо отесанная ножка табурета оказалась вместе с рукой прижата к полу. Я билась и дергала ногами, пытаясь сбросить с себя это вонючее, тяжелое тело, но мне не хватало сил. Все, чего удалось добиться, это то, что юбка задралась, позволяя противным, грязным рукам скользнуть по колену, по бедру. Чувствуя себя окончательно бессильной, беззащитной и проигравшей, я все еще пыталась брыкаться. Потянувшись, на одном протесте и гордости, я крепко ухватила мужика за ухо, сомкнув зубы и борясь с отвращением и подкатившей тошнотой.

Насильник зарычал, дернувшись и отстранившись. Руки на бедре пропали, давая коротко выдохнуть с надеждой. Но удар, что пришелся в висок, оказался такой силы, что голова дернулась в бок и назад, стукнувшись и о пол. Тело тут же обмякло, потеряв разом всю силу, а перед глазами заплясали красные пятна.

– Нет, не трогай меня, – едва чувствуя собственное тело, ощущая, как пульсирует боль в голове, растекаясь к носу, к шее, тихо шептала я и никак не могла остановить слезы, вдруг брызнувшие из глаз.

А затем произошло невероятное. Я услышала какой-то грохот, словно вдали ворчала, разворачиваясь, гроза, а потом тяжелое, вонючее тело перестало придавливать меня к доскам пола.

Раздался рык, а затем дикий вопль. Встрепенувшись, едва не теряя сознание от боли и головокружения, я все же поднялась на локти. В дверном проеме было заметно, как тот, кто напал на меня, пытается отбиться от здоровенного, черного пса. Неясные тени, в которые превратились фигуры, вывалившиеся в узкий коридор и едва освещенные светом единственного фонаря, походили на какие-то туманные тени. Или это мне так казалось из-за пульсирующей боли в голове?

У меня не было ответа. Было только понимание, что вот он, мой единственный шанс.

Собрав остатки всех сил, что все еще были в моем едва живом теле, я перевернулась на колени и быстро, настолько , насколько позволял подол платья, путающийся под ногами, двинулась к двери. Я не знала, откуда взялась собака и почему она так зло отдирает клочья одежды от вонючего мужика, оттаскивая его в сторону лестницы. Единственное, чего я сейчас боялась – это то, что мужик все же сумеет вырваться. Или что расправившись с ним, пес бросится на меня.

Кинув последний, нечеткий взгляд на то, что происходило в коридоре, я всем телом навалилась на дверь, захлопывая ее. Потом, пошарив одной рукой по полу, я нашла остатки табурета и попыталась опять заклинить в полу, наискось прижав к двери. Кажется, все получилось. Вот только спать я больше не могла. Не теперь и не здесь, где за спиной, за дверью без щеколды, звучали мужские крики, перемешанное с собачьим рычанием.

Я прижалась спиной к той же самой двери, не в состоянии подняться с пола и медленно потянула руку к магическому светильнику, что так и остался на полу, прижав прохладный светящийся камень на цепочке к груди. Я не знала где мог такой оборванец взять столь дорогую и редкую вещицу, но могла себе представить. И это позволило мне взмолиться всем известным богам, чтобы в той битве, что происходили за дверью, победило животное, а не человек.

За мутной пеленой окна немного посветлело, а в коридоре стояла полнейшая тишина. Я так и не знала, чем закончилось противостояние, не могла уследить, то проваливаясь в небытие, то вскидывясь в панике. Но больше никто не пытался пробиться в мою комнату. Но это не давало ответа на то, что же мне делать утром.

**

Мы гнали коней так, что от их тел в прохладном воздухе поднимался пар. Животные закусывали удила и упрямо передирали ногами, не сбиваясь ни на миг с четкого ритма. Но даже им, тренированным и привычным, было бы непросто вынести галоп слишком уж долго. Но этого и не потребовалось: с первыми лучами рассветных сумерек, от которых неясные тени расползались под деревья и стекали в овраги, из темноты появились дома. Невысокие, простые, не пример тем, что стояли вдоль главного тракта, но добротные. Крепкое дерево выстояло не один десяток лет в непогоду, и могло простоять еще немало.

Чуть придержав лошадей, чувствуя, что на сердце становится спокойнее, я двинулся по тонкому следу Энау, что прошел тут часа полтора назад. Это слабое, эфемерное эхо не было видно больше никому, но для меня служило достаточно четким маяком, чтобы не заблудиться в этой глуши. Из-за поворота чуть впереди остальных домов показался постоялый двор. Характерный фонарь, вывешенный далеко вперед, к самой дороге, не позволили бы ошибиться, хотя никакой вывески здесь и не было. Была только почтовая карета, которую запрягал немолодой кучер, о чем-то болтая с охранником.

Я натянул поводья, останавливая коня посреди двора. Животное недовольно зафыркало, показывая, что вполне готово к бою, и настроение имеет соответствующее. Позади, полукругом, выстраивались мои люди. Пусть забор у этого двора был невысоким и довольно хилым, никто бы не проскользнул мимо внимания моих людей.

– Ты, – кучер, замерший при нашем появлении, вздрогнул, – ты вчера привез сюда молодую женщину в темном платье, что не похожа на деревенских жителей?

– Й-а-а, –заикаясь под прямым взглядом, едва не приседая, с испугом отозвался возничий, нервно перебирая часть лошадиной сбруи.

– Господин, мы доставил ее как полагается, но что с ней сейчас – не знаем. Думаю, что она остановилась в доме, так как было уже темно, но лучше вам у хозяина спросить. Мы с товарищем ночевали в конюшне, как делаем это всегда, – куда лучше держа себя в руках, чем его товарищ, отозвался охранник. Темные, колючие глаза его выражали беспокойство, но мужчина был сдержан как любой, за кем правда.

– Никого не выпускать, – приказал я, поворачивая голову к своим солдатам. Этим людям не нужно было повторять по несколько раз, и у меня не было сомнений в том, что все будет исполнено. Мне не нужны были подсказки этих двоих, я просто пытался выиграть несколько секунд, чтобы успокоиться. Беспокойство было поверхностным, ничего общего с теми вспышками, что одолевали меня ночью, но кто знает, что я найду в самом доме. И как на это отреагирую. После того как проснулся Зов, было невозможно ничего предугадать.

– Энау? – я легко спрыгнул с коня, словно не был всю ночь и до этого весь день в дороге. В теле ощущалась легкая дрожь.

– Тут я, – тень, неплотная, явно разделенная, показалась из дома. Дух демонстративно зевал, разевая нечеловеческий огромный рот и демонстрируя острые зубы, – очень вы долго. Мы сами чуть всех не порешили, пока ждали.

– А было за что? – тьму, что накрыла двор, я почувствовал раньше, чем услыхал испуганные крики людей и шелест вынимаемого из ножен оружия моей стражи.

– Представь себе, – дух все еще немного паясничал, но я видел, что глаза Энау остаются серьезными. – Барышню нашу чуть какой-то местный кретин… куда!

Если бы это был кто-то иной, я бы прошел. Просто смел бы наглеца из дверного проема, и разнес эту лачугу до основания. Но Энау был моим хранителем. Бесплотным, но вовсе не бессильным.

Выставив перед собой ладони, дух в последний миг сумел меня удержать, не переставая уговаривать.

– С ума сошел?! В порядке она! Перепуганная только до полусмерти, но это пройдет. А вот если твою рожу увидит, то ничего уже не поможет. Ты сам-то представляешь, как сейчас выглядишь? Успокойся!

– Кто это был? Где он? Я хочу оторвать его голову.

– Успеешь. Я тут всех по углам раскидал, ни один не выбрался, так что со всеми разберешься. Но сперва возьми себя в руки, пока не наделал больших бед.

Я медленно вздохнул. Энау был прав. Последнее, что мне нужно – это пугать свою будущую супругу искаженным лицом.

Тьма, от которой пульсировало пространство вокруг и хотелось передернуть плечами, медленно опала. Я полностью контролировал себя.

– Всех, кого нейдете внутри – вывести на двор. Никого не упустить, – строго велев солдатам, я повернулся к духу. – Веди меня к ней. И расскажи, что случилось.