Яна, комната Димитрия…
С тех пор, как он ушел сражаться со своим братом, время будто остановилось. Каждая минута казалась вечностью, а мое сердце билось то в бешеном ритме тревоги, то замирало в тягучем ожидании. Я перебирала в памяти его слова, его улыбку, его обещание вернуться.
Каждый шорох за дверью заставлял меня вздрагивать, каждый звук — прислушиваться с замиранием души. Я пыталась отвлечься, но мысли неизменно возвращались к нему, к этой страшной битве, к тому, что может произойти. Я чувствовала себя беспомощной, запертой в этой тишине, которая кричала громче любого боя.
И каждый раз, когда ветер стучал в окно или скрипела половица, я вздрагивала, надеясь услышать его шаги, увидеть его силуэт в дверном проеме. Но возвращалась лишь тишина, еще более гнетущая, еще более наполненная страхом. Я знала, что он сильный, но против брата… против брата даже сила может оказаться бессильной.
— Хватит изводить себя! — голос Романа выдернул из состояния похожего н транс, я похоже сильно углубилась в свои переживания. — Твое состояние наводит тоску! Димитрий справится!
— Я знаю, — передернула плечами и посмотрела в глаза оборотню. — Но переживать меньше не смогу!
Я отвернулась от Романа, снова устремив взгляд в окно, где уже сгущались сумерки. Каждый отблеск света на стекле казался мне отблеском стали, каждый треск ветки — звуком удара. Я пыталась представить себе Димитрия, его лицо, его решимость, но в голове возникали лишь обрывки воспоминаний, смешанные с тревогой. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Эта беспомощность была невыносима. Быть здесь, в тепле и безопасности, когда он там, на грани, сражается за что-то важное, за что-то, что я, возможно, никогда не пойму до конца. Я хотела быть рядом, хотела разделить с ним этот груз, но мне оставалось лишь ждать, задыхаясь от собственного страха.
— Ты не одна, — тихо сказал Роман, словно прочитав мои мысли. — Мы ждем его вместе. И мы верим в него.
Его слова были утешением, но не могли развеять туман тревоги, который окутал меня. Вера — это хорошо, но, когда речь идет о жизни и смерти, вера кажется такой хрупкой. Я знала, что Димитрий не сдастся, что он будет бороться до конца. Но что, если конец будет не в его пользу? Эта мысль была подобна ледяному прикосновению, от которого по спине пробегал холодок.
Я снова прислушалась. Тишина. Только ветер, который продолжал свою бесконечную песню, и мое собственное сердце, которое билось в унисон с этой тревогой. Я закрыла глаза, пытаясь найти в себе силы, чтобы не поддаться отчаянию. Я должна быть сильной. Ради него. Ради нас. Я должна верить, что он вернется. Он обещал. И я буду ждать, сколько бы времени ни прошло, сколько бы вечностей ни пролетело.
Время продолжало невозмутимо идти вперед, а я продолжала стоять у окна, вглядываясь в мрачные пейзажи этого замка. Где-то там, мужчина покоривший мое сердце сражается не на жизнь, а на смерть!
И вдруг моя магия оживилась и потянулась туда, к двери где едва слышно доносились гулкие шаги. Сердце замерло в тревоге… Удар сердца, второй…
Я бросилась к двери, распахнула ее и побежала навстречу. Он увидел меня и остановился, его слегка шатало, словно он был пьян. Я подбежала к нему и обняла. Крепко, отчаянно, боясь, что он исчезнет, растает в воздухе, окажется лишь плодом моего воображения.
Он не ответил на мои объятия. Просто стоял, неподвижно, словно каменный. Я отстранилась и посмотрела на его лицо. Оно было бледным, измученным, покрытым грязью и кровью. Но самое страшное было в его глазах. В них не было ни радости, ни облегчения, ни даже боли. Только… пустота. Та самая пустота, которую я видела в своих видениях.
Я испугалась. Испугалась не за него, а за нас. За наше будущее. За то, что эта битва забрала у него не только брата, но и часть его души. Я пыталась разглядеть в этой пустоте хоть что-то знакомое, хоть отблеск того человека, которого любила. Но его глаза были как два темных озера, в которых отражалось лишь безмолвное горе. Я провела пальцами по его щеке, чувствуя холодную, липкую грязь. Он не отстранился, но и не прижался ко мне. Просто стоял, как чужой. — Все будет хорошо, — шепнула ему, но сама уже не была в этом уверена.
Он медленно кивнул, но это движение было механическим, лишенным всякой жизни. Я искала слова, чтобы спросить, что произошло, как все закончилось, но они застревали в горле. Что я могла спросить? О брате? О победе? О том, что заставило его глаза стать такими пустыми?
Я взяла его за руку. Его пальцы были холодными, как лед, и я сжала их изо всех сил, пытаясь передать ему свое тепло, свою жизнь, все то, что еще осталось в нас обоих. Он не ответил на мое прикосновение, но и не отнял руку.
Битва закончилась, но война внутри него, казалось, только начиналась. И я, стоя рядом с ним, чувствовала себя такой же опустошенной, как и он. Его боль, была словно моей собственной, но это не облегчало его страдания. Я смотрела на его лицо, искаженное горем, и понимала, что слова не смогут его утешить. Они были пустыми, как и его взгляд. Я хотела бы взять его за плечи, встряхнуть, заставить его увидеть, что жизнь продолжается, что есть еще возможность для счастья, но вместо этого просто стояла рядом, как немая свидетельница его страданий. — Я рядом, — проговорила и повела его в комнату. Роман покачал головой, но молча оставил нас одних.
Димитрий так и не посмотрел на меня, а я присела напротив него и попыталась поймать его взгляд. Я не могла позволить окунуться ему в пучину боли. И он наконец-то заговорил, голос вампира шелестел, но я прекрасно слышала каждое его слово.
— Все что произошло сейчас и перед этим, моя ответственность, — я молчала, видела, что ему просто необходимо выплеснуть боль и сожаление. — Я ушел, думал, что так будет лучше, но власть и ответственность затуманило разум Мишеля. Я оставил ему слишком много свободы, слишком много власти, не учтя его слабостей. Я должен был предвидеть, что он может поддаться искушению, что его амбиции могут перерасти в нечто опасное. Я дал ему возможность, а он ею воспользовался, но не так, как я ожидал. Это моя ошибка, моя слепота.
— Ты не можешь отвечать за чужие поступки! — возразил, но меня не услышали.
— Я убил брата и изгнал сестер, лишив их силы! — Он поднял голову, и в его глазах, наконец, отразился отблеск моего присутствия.
В них была такая глубокая печаль, что мне захотелось обнять его, но я сдержалась, понимая, что сейчас ему нужно говорить, а не чувствовать чужое сочувствие.
— Я рядом, и мы вместе переживем это, — прошептала, надеясь, что в этот раз он услышит меня. Его плечи дрогнули, но он не ответил. Я видела, как внутри него бушует буря, как он борется с тенями прошлого, которые, казалось, поглотили его целиком. Его слова были лишь верхушкой айсберга, скрывающего бездну вины и отчаяния.
Я не могла заставить его почувствовать то, чего он не хотел чувствовать, но я могла быть рядом, как маяк в этой бушующей тьме. Мое присутствие, моя тихая поддержка — это все, что я могла предложить сейчас.
И я знала, что этого должно быть достаточно. Я ждала, пока он найдет в себе силы взглянуть на меня, не сквозь призму своих ошибок, а как на человека, который видит его настоящего, со всеми его ранами и слабостями. Я ждала, потому что верила, что даже в самой глубокой тьме есть место для света, и этот свет может исходить от нас обоих, если мы позволим ему.
Димитрий…
Прошло несколько дней…
После моей победы в бою с Мишелем, я снова стал главой клана вампиров. В тот вечер, вернувшись к Яне, я позволил себе лишь мимолетную слабость, короткое мгновение покоя. Но утро развеяло эту иллюзию.
Передо мной предстала вся бездна запущенных дел, целый ворох нерешенных проблем. Я погрузился в них с головой, сознательно игнорируя те переживания, что продолжали грызть меня изнутри. Не было времени на слабость, не было времени на сожаления. Клан нуждался во мне сильным, решительным, непоколебимым. И я должен был им стать, даже если это означало похоронить свои чувства глубоко внутри, под толстым слоем обязанностей и ответственности. Яна, под присмотром Романа, вернулась в свою реальность мира. И меня это печалило в редкие минуты одиночества. Но дни сливались в недели, наполненные бесконечными распоряжениями, переговорами с другими кланами, урегулированием внутренних конфликтов и восстановлением порядка, нарушенного правлением Мишеля. Я стал машиной, отлаженным механизмом, который функционировал безупречно, но внутри которого что-то неумолимо угасало. И только глубокой ночью в короткие часы сна, я мог увидит ту, куда стремилось мое сердце. И сон всегда заканчивался одинаково, словно кошмар повторяющийся по кругу. Ее взгляд, полный невысказанных вопросов и тревоги, становился для меня еще одним напоминанием о том, чего я лишил себя, приняв эту власть. Но даже в самой гуще дел, в самые напряженные моменты, образ Яны не давал мне покоя. Он всплывал в памяти, когда я смотрел на луну, когда чувствовал запах крови, когда принимал решения, которые могли стоить жизней. Это было не просто воспоминание, а скорее якорь, который удерживал меня на плаву в этом океане ответственности. Однажды, во время очередного совещания с старейшинами, когда речь шла о распределении территорий и ресурсов, я почувствовал, как меня охватывает усталость. Не физическая, а та, что проникает в самую душу. Я увидел в глазах старейшин не только уважение, но и некую настороженность.
Они видели мою эффективность, мою решительность, но, возможно, чувствовали и ту пустоту, которую я так тщательно скрывал. В тот момент я понял, что нельзя вечно жить в этой броне. Цена за победу была высока, и я еще не осознал ее полностью. Но где-то глубоко внутри, под слоем долга и обязанностей, теплилась надежда, что однажды я смогу вновь обрести себя, не потеряв при этом клан. Я начал замечать, как мои решения становятся все более жесткими, как я все меньше прислушиваюсь к интуиции, полагаясь лишь на холодный расчет. Это было необходимо, чтобы выжить в мире, где каждый промах мог стать фатальным. И я уже чувствовал, как стал катиться в бездну, и неожиданно, в разгар очередного совещание, пришел посыльный. В его руках я увидел сложенный пополам лист бумаги, неровно вырванный из тетради, но не это меня привлекло, а запах исходивший от клочка бумаги. Это был Её аромат. Я не мог его не с чем спутать.
Я развернул лист дрожащими пальцами и глаза побежали по неровным строчкам. Ее слова были просты, но пронзительны. Она не обвиняла, не упрекала. Она писала о том, что видит мою боль, что понимает, какую жертву я принес. Она писала о том, что скучает по мне, но что готова ждать. И в конце, она добавила всего одну фразу, которая заставила меня почувствовать, как лед в моей груди начинает таять: "Ты не один, даже когда кажется, что весь мир против тебя". В груди что-то словно треснуло, или это трещал лед, который начинал сковывать мое сердце. Но внутри всё потеплело и на губах, под шокированные взгляды вампиров, расцвела дурацкая, но такая светлая улыбка.
Я понял, что дела всегда будут, но пора было вспомнить, ради кого я пошел на этот шаг и ради чего я вернул свой пост главы клана. В конце концов я мужчин, который любит свою женщину, и пора показать ей, что и она любит и верит в меня не зря.
После ее письма. Мне пришлось уделить еще неделю времени, чтоб все систематизировать и назначить ответственных за каждый аспект жизни клана. Но я не жалел потраченного времени, я смог освободить себе время. Теперь я могу отправиться к Яне…