Веточка из каменного сада

Зов стихии

Завтра — День Решения. Новый отряд искателей Неизведанного предстанет перед Советом. Каждый, заглянув в себя и взвесив свои возможности, должен сказать, какую он выбрал дорогу и какой помощи ждет от Эонии.

Сегодня — последний из Дней Раздумья. Для него, Эрда, — лишний: он уже все обдумал и решение его бесповоротно.

…Какой ленивый ветер гуляет по саду! Нехотя трогает ветви, лениво пересыпает листву, поворачивая ее к свету то сине-бархатной, то голубой, глянцевой стороной. Тихий шелест, звон и шуршанье одинокого падающего листа, надоедливо-монотонное цвириканье болтающих цветов. Кто-то глубоко вздохнул у него за спиной.

— Мать? Ты искала меня? Зачем?

Достаточно было взглянуть на ее лицо, в отчаянные, молящие, красные от бессонницы глаза. Эрд нахмурился. Мать спросила — с неистребимой надеждой:

— А, может быть, ты все-таки будешь искать свое Неизведанное здесь, на Эонии? Сын устало пожал плечами.

— Сперва скажи, что тут осталось Неизведанного? Все давно описано, пронумеровано, окольцовано. Не планета, а склад знаний!..

— Ну… хотя бы возьмем Синих… Разве про них вес известно?

Старая пословица: «У кого неисправны крылья, тот садится на дерево». Мать, слабая женщина, ухватилась за то, что первым попалось на глаза…

Синий — господин Иниатру — работал в саду. Растекался, взвивался над кустом эугений; следом за ним на зеленовато-белых цветах вспыхивали капли воды.

Синие! Да, они нужны — как превосходные няньки, врачеватели детей. Эрд помнил дни детских своих болезней: боль раскалывает лоб, звенит в ушах, словно сыплются тысячи раскаленных игл, жар опаляет рот, — но вот кто-то из Синих пологом накрывает колыбельку, в лазурном полумраке наплывают покой, прохлада, сладкая свежесть исцеляющего сна.

Синие — великолепные садоводы. Они умеют добывать воду из воздуха, и орошают сады в месяц засухи. Многие из них живут десятки лет в одном доме, становятся как бы членами семьи. Непонятным образом — дают знать, как их зовут, а если к их имени прибавлять «господин» — их признательности нет пределов…

Но какое ему дело до господина Иниатру? О Синих написаны тома и тома. И если не все еще ясно в вопросах их генезиса, эволюции и классификации, — это дело времени и усидчивости очередных Диссертантов, из тех, кто любит летать на Низшем уровне.

Эрд старался говорить как можно мягче, убедительней.

— Мама, постарайся понять меня… Если б кто-нибудь, а то ведь Риген, мы с ним вместе проходили первый круг Знания, и он ничем не превосходил меня… Немного решительности, настойчивости — и он открывает Планету Разума! Не какие-нибудь там разумные лишайники или мыслящие паренгиопсисы, — собратья наши, почти такие же, как мы, ростом, внешностью, голосами! И в то же время — совершенно иная Цивилизация, в тысячу раз превосходящая нашу! Да, мы, — не без помощи твоих любимых Синих, — покорили растительный мир. Мы научили деревья склонять ветви и сбрасывать в корзины спелые плоды. Мы можем вырастить дом, беседку, забор. Цветы в клумбах — и те болтают, развлекая нас. Но, мама, ведь это растения — неподвижные, недееспособные, по сути, беспомощные перед нами представители жизни… А те, собратья, покорили, — ты только представь себе! — животных! Да, да… Риген рассказывал, что на Планете Разума животные делают все, что повелят Собратья: служат в качестве транспорта, являются живыми фабриками мяса, молока, шерсти. Животные-друзья помогают Разумным бороться с животными-врагами! Да, да! Животные даже развлекают, не хуже наших говорящих цветов, выступая в так называемых цирках!

— Постой, ты захлебнулся своими восторгами, — сказала мать, неожиданно жестко. — Вы что же, собираетесь стричь шерсть с аркадасов или заставите плясать мелахропусов?!

Эрд досадливо передернул плечами: как быстро женщины переходят к практическим выводам!

— Ну, это дело будущего, — туманно ответил он, — к тому же, лично меня интересует совсем другая проблема… Мама, приготовься выслушать и поверить, хотя все это невероятно. Я передам тебе все так, как рассказывал Риген.

Его отряд был высажен из Сферы в безлюдном месте. Некоторое время они адаптировались, маскировались под туземцев и, наконец, отправились — да, да! — к Океану.

На той планете он еще более могуч, еще более грозен, чем наш. И еще более заманчиво прекрасен, серебряно-голубой вдали, иссиня-зеленый у берегов.

Но те, разумные, не избегают Океана, как мы. Ригенцы увидели их у самой кромки воды. Их было очень много. Их необычные — для других мест — одежды, их позы — они были распростерты на песке — все наводило на мысль, что там совершается ритуальное действо. Это напоминало о пережитках древнего культа Океана, что царил у нас в Баснословные века. И вот один из поклоняющихся встал и направился прямо к воде. Мама! Никто не шелохнулся, не сделал попытки помешать безумцу! Наши, замирая от ужаса, поняли: это было ритуальное самоубийство! Но, сама понимаешь, они не могли помешать варварскому обряду и только, скрывая ужас, следили за обреченным. Тот подошел к кромке воды и двинулся дальше. Он шагал все быстрее, расплескивая воду… и вот… погрузился в нее… была видна одна голова… но он не утонул, мама! А потом… Риген говорит: «Это было великолепно!» Планетяне, один за другим, начали бросаться в воду. Со смехом, с торжествующими криками! И пенные валы океана несли их столь же покорно, как укрощенные ими животные! Планетяне ликовали, мама, и как их не понять — покорителей Океана!

И вот что было дальше… Не бойся, все кончилось хорошо! Один из туземцев схватил Зельду за руку и потянул ее за собой к Океану. Она отбивалась, как могла, ей помогали наши, а тот, чужой, смеялся и кричал… Ригенцы привезли запись, дешифраторы уже работают, а звучали его непонятные слова так: «Не бойся, научим плавать, дуреха!»

— Ну, вот видишь… — голос матери задрожал и пресекся. — Ты прилетишь туда… и тебя вот так же… в Океан…

Лицо ее бледнело и каменело на глазах. Этого еще не хватало!

Эрд подбежал к окну. Иниатру был далеко, Эрд не стал кричать, а послал ему телепатему.

Через мгновенье Восстановитель нервной энергии уже стоял на специальной подставке возле бессильно раскинувшейся в откидном кресле женщины. Он мерно гудел. Синий господин Иниатру отладил режим и уже снова клубился в саду.

Эрд смотрел ему вслед. Под окном эугении, раскрывая бледные зевы, перезванивались друг с другом.

Господин Иниатру начал красить платиновую садовую решетку, обволакивая ее собой. Все было до постылости привычно, обыденно.

Эрд тихо запел:

Стихи этого поэта опять на устах эонийцев, поэта беспокойных веков. Печальные, тревожные, зовущие…

Почему его, Эрда, никто не хочет понять?

Мать — ладно, эта извечная женская слабость, стремление уберечь детеныша. Но дядя? Былой покоритель ихуанитов, теперь он брюзжит, как самый осторожный из Диссертантов: «Зачем вообще — эти прыжки через пространство? Какая от них польза Эонии? Больше уродится желтых корней? Веселее станут программы Развлекательных ящиков? Или, может, перестанут грубить вконец обнаглевшие грейсеристы: перебросит тебя на Северный круг вместо Южного, да ты же еще окажешься виноват!»

А что, если эонийцы узнают у собратьев по разуму великую тайну покорения океана — грознейшей из стихий? И победят свой Океан, и будут, без всяких громоздких приспособлений, аппаратов и скафандров, носиться по его волнам, свободные, гордые, всемогущие?

Мать все еще сидела бледная, застывшая. Восстановитель угрожающе гудел, работая на пределе.

Надо отладить режим. Еще два-три срока пройдет, прежде чем мать начнет снова говорить и двигаться.

У него есть время.

Эрд отладил Восстановитель и вылетел в окно.

Синий господин Иниатру — по привычке, оставшейся с детства Эрда, кинулся за ним. Были мягки его щекочущие прикосновения.

Эрд сделал круг над садом и поставил индикатор крыльев на высший режим. Вперед, к Океану! Хотя бы взглянуть на то запретное, зовущее, великое Нечто, где он будет искать свое Неведомое!

Синий господин Иниатру не выдержал темпа и, свившись в кудрявый клубок, повалился вниз, в сад, к разинутым зевам болтающих эугений.