Ветер перемен, часть первая

Глава 17

Полковник Сидоренко крякнул от досады и не вешая трубку нажал на рычаг. Под стеклом на столе лежал список телефонов важных подразделений и служб. Палец полковника заскользил вниз по списку и остановился на слове " комендатура". Набор номера

- Дежурный по комендатуре капитан Осипенко!

- День добрый, капитан, это начальник ГДО полковник Сидоренко. Сегодня ночью много было доставлено патрулями самоходов?

- Так точно, товарищ полковник, много! - ответил дежурный. - Забили гауптвахту под завязку. Оно и понятно - Новый год.

- Ясно, спасибо капитан! - полковник повесил трубку. Быстро надел шинель, шапку и вышел из кабинета. В конце коридора располагалась комната личного состава Дома офицеров. Сидоренко распахнул дверь и скомандовал: - Юра, поехали!

Сержант Юра Возняк, шофер Уазика, прикреплённого к ГДО, закрыл книгу, которую он пытался читать сквозь дремоту и чуть не бегом последовал за своим начальником. УАЗик стоял прямо возле входа и полковник уже забирался на переднее сиденье. Юра оббежал машину и вскочил на место шофера.

- На гарнизонную гауптвахту! - коротко бросил полковник. Юра сразу понял, что шеф не в духе и самое разумное делать всё молча и быстро. Мотор заурчал и Юра лихо вырулил на проезжую часть. Ехать было совсем недалеко. Риза город небольшой и все советские воинские части в нём находились компактно. Только 23-й танковый полк, в котором и служили музыканты находился несколько на отшибе, возле железнодорожного вокзала. Что и понятно - танки из полка сразу попадали на погрузку на железнодорожные платформы.

Всего за пять минут Юра домчал шефа до гауптвахты.

Полковник прошёл в комнату дежурного. В нос ударил запах застарелого табака, который образуется в помещении, где много и постоянно курят, но сегодня к нему добавился и перегар. "Гуляют все!"

- Зидравия желаю, товарищу польковник! - сержант сидевший за стеклом, вскочил и приложил руку к шапке, - Помощника дежурная сержанта Хабибулин!

- Где дежурный? -не выдержав полковник поморщился. Уж очень здесь воняло.

- Товарища старший лейтенанта отыдыхает! - Хабибулин старался выговаривать трудные слова, но от лицезрения начальства выходило хуже обычного.

- А чего это он до сих пор отдыхает? - удивился полковник и не дожидаясь ответа приказал: - Буди! И побыстрее!

Сержант метнулся в комнату отдыха и оттуда вскоре послышались звуки перебранки. Видимо дежурный никак не хотел просыпаться и посылал своего помощника куда подальше. Полковник не выдержал и крикнул:

- Старший лейтенант, вас здесь целый полковник дожидается! Потрудитесь встать!

Шум брани прекратился и в дверях показался дежурный. Вид его был совсем не боевой.

- Товарищ полковник, - слегка заплетающимся языком попытался рапортовать старший лейтенант, - дежурный по....

- Мне всё равно, кто вы! - перебил полковник Сидоренко, - Мне нужно знать доставлялись ли сегодня ночью на гауптвахту музыканты в количестве шести человек?

- Музыканты? - переспросил дежурный и на его помятом лице отразились усилия понять о чём его спрашивают. - Сегодня много кого доставляли , товарищ полковник, может и музыканты есть.

Поняв, что большего от старлея не добьешься, полковник приказал:

- Проведите меня к камерам, где содержат задержанных!

- Извините, тарщ полковник, а у вас есть полномочия проверять гауптвахту?

- Тебе нужны полномочия? - медленно закипая переспросил полковник. Вид непротрезвевшего помятого старлея выводил из себя старого фронтовика.

Он молча шагнул в дежурку и поднял трубку телефона:- Соедини меня с начальником Особого отдела дивизии. Да, немедленно! Полковник Сидоренко.

Держа трубку возле уха он с презрением посмотрел на дежурного.

В этот момент в трубке раздался голос начальника Особого отдела: - Павел Васильевич? Приветствую, дорогой! Мы же с тобой совсем недавно расстались, что случилось?

- Доброе утро Степан Афанасьевич! Да вот случилось! Я сейчас нахожусь на гарнизонной гауптвахте и есть все основания полагать, что здесь провели ночь музыканты из 23-го полка. Те самые ребята, которые вчера нам такой замечательный вечер помогли организовать.

- А как такое могло случиться? - услышал полковник удивленный голос главного особиста дивизии.

- Да моя это вина, Степан Афанасьевич! - повинился полковник. - Им же сегодня снова играть у меня для наших школьников. Твоя дочь наверное уже наряжается? Ну я и предложил им не возить аппаратуру туда-сюда, а оставить как есть в зале. Они там хитрые подключения делали, так чтоб снова не возиться. Так аппаратуру оставили, а их я пешим порядком отправил в полк. Ну что тут идти? А их, видимо встретил патруль...

- Видимо? - перебил особист, - Так они на гауптвахте или нет?

- Так поэтому и звоню, что дежурный сомневается в моих полномочиях!

- Требовательный, значит офицер попался! - засмеялся особист.

- Лучше бы он к себе был требователен! - раздражённо сказал Сидоренко. - До сих пор не отошёл от ночных возлияний!

- Ах, даже так?! - весёлость мигом исчезла из голоса особиста. - Я всё понял, Павел Васильевич. Не беспокойся, сейчас всё уладим. Передай-ка ему трубочку.

Полковник протянул телефон дежурному и брезгливо отстранился от него.

- Дежурный по гарнизонной гауптвах... - сказал он и замолчал.

Далее полковник Сидоренко в течении десяти минут наблюдал смену красок и гримас на лице не похмелившегося старлея. И по всему было видно, что мысль об этом у него пропала окончательно.

Красный и потный дежурный бережно положил трубку телефона на рычаг и пряча глаза сказал, обращаясь к начальнику ГДО:

- Извините, товарищ полковник , ошибочка вышла. Сейчас вас проводят к камерам. Можете забирать, кого посчитаете нужным.

И повернувшись к сержанту, приказал, постаравшись добавить командирские нотки в голос:

- Хабибулин, возьми ключи от камер и проводи товарища полковника. Выполняй все его распоряжения.

Старлей гордо вышагивал впереди, мы, в колонну по двое за ним и замыкали это скорбное шествие два патрульных сзади.

" Зараза, вот же попался служака чёртов!" - вертелось у меня в голове всю дорогу. В прошлой жизни мне сидеть на губе не пришлось, впрочем, как и никому другому в оркестре. По рассказам Лёхи Алёхина, ещё до нас на полковой губе побывал тромбонист- срочник по фамилии Годьня, но это как-то не оставило следа в моей памяти и я даже не помнил, за что именно он попал. И вот теперь мы практически полным составом служащих -срочников топаем в это место овеянное солдатскими легендами.

Дошли мы достаточно быстро. Патрульные впихнули нас в темное приёмное отделение и остались бдить снаружи, а начальник патруля пошёл докладывать дежурному. О чём они там говорили, для нас осталось тайной, но вернулся он в сопровождении здоровенного сержанта то ли узбека, то ли татарина, который заставил нас снять ремни и повел по длинному коридору, в конце которого обнаружилась узкая дверь с табличкой " Камера для временно задержанных". " Ну, хоть не для арестованных", подумал я, считая, что это даёт надежду на быстрое освобождение. Сейчас позвонят в полк или в ГДО, выяснят, что никакие мы не "самоходы" за праздничным бухлом и мы ещё успеем в кроватки. Как же я жестоко ошибался!

Хабибулин загремел ключами, со скрипом открыл дверь и скомандовал:

- Давай ходи унутырь!

Мы ,по одному протиснулись " унутырь" . Камера оказалась узкой под стать двери, примерно метра три на полтора. Никакой мебели. Нет даже окна. Вдоль стен стояли четыре бедолаги, которые повернулись на скрип открываемой двери, скорее всего в надежде, что " произошла чудовищная ошибка", но добрые командиры разобрались и их сейчас с извинениями отпустят в родные подразделения. Хотя они были согласны и без извинений обойтись. Но вместо этого им добавили компанию. Дверь закрылась и мы в тусклом свете единственной лампочки на высоком потолке под колпаком из металлических прутьев рассредоточились вдоль стен.

- Ничего себе, ночной отель, - пробормотал я , попытавшись опереться спиной о стену и обнаружив, что она покрыта грубо набросанной штукатуркой, которая комфорт не предусматривает.

- Привет, мужики! - Виталий протянул руку крайнему, стоящему у самой двери ефрейтору, - Не знаете, сколько нас тут держать будут? Как быстро разбираются?

- Привет, - ефрейтор пожал руку, - да хер их знает, я уже вторые сутки, этих троих сегодня утром засунули. Или вчера, какой там день на улице?

- Как вторые сутки?! - даже в полумраке стали видны белки Витаминных вытаращенные глаз. - Вот так, стоя?

- Ха, а мебель нам не полагается! - невесело усмехнулся ефрейтор и привалился к стене, видно уже привык. - Мы же не арестованные, а временно задержанные. Нам ни хавчик, ни ссальчик не полагается.

- В смысле? - не понял Серёга.

- В смысле, что в туалет даже выводить не полагается. Вы что, на губе никогда не были? Не знаете в чем разница ?

- Ну не были...

- Ну кто-нибудь из роты или взвода ведь точно был! - уверенно сказал ефрейтор, - Они что ли не рассказывали? Вы откуда, кстати?

- 23-й... - коротко ответил Сергей.

- Танкисты? - уточнил ефрейтор, - Ну ваши тут точно часто бывают - соляру немцам же толкают.

- Музыканты мы, из оркестра, - встрял Малов.

- Аааа, сачки! - радостно протянул ефрейтор и остальные трое тоже заулыбались, - Не всегда коту Масленица и вы попались!

Ефрейтор прямо на глазах ожил, словно ему была какая-то выгода от того, что "сачки" попали на губу.

- Так а как быть с туалетом? - Виталий попытался увести разговор от вечной темы "сачков", которая и мне надоела ещё в прошлой жизни.

- А вот же он! - совсем развеселился ефрейтор махнув рукой в дальний угол. Там стояло слегка помятое ведро со следами ржавчины.

Бляяя, я уж думал, что кошмар с туалетом по пути в Германию в эшелоне никогда не повторится! Смогу я при всех пожурчать в ведро?

- Только о серьезных делах забудьте! - вспомнил ефрейтор, - Терпите пока вас не переведут в арестованных.

- Я об этом мечтал с детства! - не выдержав, съязвил я.

- Ну, наслаждайся теперь! - снова весело заржал ефрейтор.

Я слегка опёрся о стену и попытался расслабиться, насколько это было возможно. Хорошо хоть, что сейчас зима и на нас шинели, в тонкой гимнастёрке так вот не прижмешься. Да и моча в ведре не так воняла в холоде.

- А чё вы все толпой за бухлом поперлись? - ефрейтор желал продолжить общение.

- Кто сказал, что за бухлом? - Сергей видимо тоже был не против поболтать.

- Ну а зачем ещё? - удивился ефрейтор. Ну да, зачем ещё может идти солдат советской армии в самоволку? Не в музей же! Логично, чо!

- Да мы из ГДО шли, танцы там играли, - Сергей криво улыбнулся, - а нас повязали.

- Ха, вот это номер!- все четверо старожил камеры радостно загоготали. - Вы их, значит развлекали, а они вас - на губу! Отблагодарили! Ну, умора!

- Да там, начальник патруля неадекватный попался! - зачем-то стал объяснять Малов.

- Ага, хорошие кончились, а вам злой попался! - веселье набирало обороты.

- Ну, вам тоже хороших не досталось! - Жека решил перевести внимание на весельчаков. - А вы за шнапсом, что ли ходили? Все четверо?

- За ним, родимым, - ласково проговорил здоровый парень из угла. - Праздник всё -таки, как-то западло одеколон хлебать, хотелось чего-нибудь цивильного.

- И как, добыли?

- А как же! - гордо ответил здоровяк. - Только не повезло. Патруль засаду сделал прямо у магазина. Внутрь пропустили, а на выходе взяли.

- Ну патрульным тоже нужно Новый год отметить! - теперь пришла очередь нам посмеяться.

- Эт, да... - угрюмо пробасил здоровый. - Уже вылакали, наверное.

Я перестал прислушиваться к разговору и стал прикидывать варианты нашего ближайшего будущего.

Когда и кто обнаружит наше отсутствие? Сидельцев среди музыкантов оркестра никогда не было, ни среди срочников, ни, тем более, среди старшего поколения. Всё -таки интеллектуальный уровень людей занимающихся музыкой заметно отличался от общевойскового. Это я заметил ещё в карантине. Во время коротких перекуров между занятиями, в разговорах на разные темы, я, к своему удивлению обнаружил почти пещерный уровень развития " молодых строителей коммунизма"! И это были ещё "лучшие люди", как нам сообщили на последней комиссии в Союзе, перед отправкой в Германию. " Годен к службе в режимных частях!" - так сказал мне начальник комиссии и, на мой вопрос, что это означает, объяснил, что за границу отбирают лучших призывников, чтобы показать товар лицом Европе. А лицо оказалось, так себе, не очень симпатичным...

При изучении уставов я как-то пропустил условия прибывания на гауптвахте защитников Родины и теперь мне представилась возможность ощутить их в реальности. Сейчас поздний вечер, вернее ночь, да ещё новогодняя. Отбой в полку уже прошёл. Старшина дожидаться нас в студии не будет, обычно мы сами приезжали, разгружались и шли в казарму. На КПП, если бы мы до него добрались, просто, наверное отметили прибытие и всё, хотя и это далеко не факт. Через него мы не выходили, так что и возвращение отмечать не обязательно. Значит до утра? Это, как минимум. И ещё вопрос что понимать под утром. После обычных танцев в субботу, старшина давал нам самим решать идти на завтрак или поспать лишний часок, хотя и у него случались заскоки и он приходил на общий подъём и гнал нас на зарядку. Но в Новый год такого заскока точно не будет, он сам будет спать. "Только бы не до обеда!" - мысленно взмолился я. "Нам же ещё играть завтра!" Но как показали дальнейшие события именно до обеда он и спал. Закон Мэрфи или в российской интерпретации - закон подлости. Уж если херня случается, то - по максимуму!

К утру задремали все, умудряясь не упасть. Грубая, шипастая штукатурка, впившись в спину, не давала сползти по стене. Может для этого её и сделали такой? А что, хоть какая-то забота...

Я очнулся от сонной одури, сном это назвать было нельзя, от журчания, доносившегося из угла с ведром. Резко запахло старой, настоявшейся мочой. Блин, мне тоже предстоит такая процедура, а для меня это совсем не простое дело. Почему -то с детства с этим были проблемы. Впервые осознал это ещё до школы, когда летом меня отвезли погостить к двоюродным братьям. Вот у них проблем с этим делом не было, а был перекос в другую сторону: оба, Сергей и Вовка случалось пудили в постель. Поэтому их мама, сестра моего отца, поднимала их каждую ночь и заставляла справлять нужду на ведро, так как общий туалет был даже не во дворе, а в конце улицы. И вот тут-то я , под внимательным взором посторонней женщины не мог выдавить ни капли, хотя они, естественно имелись. Она настаивала и не пускала меня обратно в кровать, где, отписавшиеся братья уже успевали уснуть. Видимо это произвело на меня такое впечатление, что наложило печать "не ссать на публике" на всю жизнь.

Я оглядел наш "ночной отель". Кроме, застегивающего ширинку ефрейтора остальные спали. Женька хрипел перебитым в школьной драке носом, Малов пустил слюну. Завтракает во сне или вспоминает девчонок виснувших на нём в немецкой школе?

Лучшего момента точно не будет. Ефрейтор уже уютно устроился в углу, между двумя стенами и надвинул шапку на глаза. Я отлепился от стены и боком проследовал к воняющему ведру. Закрыл глаза, представил себя в роскошном туалете Хилтона в Барселоне и - о, блаженство! Может если бы в моём детстве я что-то бы слышал о Хилтоне я бы решил эту проблему? Но, к сожалению Хилтон тогда существовал в другом измерении...

Теперь, по крайней мере ждать гораздо легче.

Насчёт питания сокамерники нас не обманули. Никакого завтрака нам не принесли. Не дали даже воды. Интересно, её тоже не полагается или просто наши тюремщики вообще забыли о нашем существовании?