Верой и правдой

Глава 5 Штурм

Звенья кольчуги, раскалившись на солнце, обжигают кожу. Солдатское белье насквозь пропиталось соленым потом. Отяжелевшие от боли мышцы готовы разорваться, но первый унтер неумолим. Спокойный, размеренный голос плывет над, казалось бы, загнанным до бессилия строем:

– Удар сверху. Р-ра-аз – размах! – Сотни боевых топоров взлетают к небу. – Два – удар!

Деревянные чурбаны сотрясаются от града размеренных ударов, в стороны летят щепки, щедро сдобренные солдатским потом. Отполированные топорища скользят в дрожащих от изнеможения ладонях, но Гарт словно этого и не видит:

– Раз! – Воздух гудит от вскинутых в едином боевом замахе топоров. – Два! – Трещит дерево, вынужденное изображать перворожденного врага, гудят от натуги мышцы.

Гарт передает эстафету сержантам, и уже они командуют, сами выполняя свои же команды вместе с подчиненными:

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

А сам Гарт неспешно идет позади взмыленного строя ополченцев и, четко выговаривая каждое слово, вбивает воинскую науку в сосредоточенных на проклятых чурбанах солдат:

– Бить топором ты должен только сверху вниз. Ты можешь нанести прямой вертикальный удар или бить сверху наискось, но никаких боковых ударов, боец. Забудь о круговых движениях, иначе ты изрубишь своих же товарищей.

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

– Даже если перед тобой закованный в сплошные латы гном, при замахе никогда не закидывай топор за спину, помни, там может стоять прикрывающий твою спину соратник.

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

– Увидел перед собой врага, бей не раздумывая! Бей в полную силу. Каждый твой удар должен нести смерть. Даже если не прорубишь врагу доспех, твой топор переломает ему все кости и переправит его грешную душу к его перворожденному богу.

– Раз! – Взмах. – Два! – Удар.

Сотня продолжает отработку боевых ударов на небольшой тренировочной площадке, оборудованной добрыми горожанами для третьего ополченческого у западной стены.

В десяти шагах от них, на прилегающей к воротам с южной стороны куртине, под руководством самого Рустама не менее напряженно занимается другая сотня. С внешней стороны стены хозотрядовцы Дайлина приставили сдвоенные штурмовые лестницы. На гребне куртины, сжимая в напряженных руках тренировочные копья, застыла вторая сотня. Бывший стражник Карвин, ставший в одночасье унтер-офицером, стоит в боевом строю наравне со всеми. Уже в который раз мозолистые ладони пристроившихся на штурмовых лестницах хозотрядовцев приподнимают над стеной измочаленные чучела с изрубленными старыми кожаными шлемами на соломенных макушках. Вторая сотня колет чучела копьями, выворачивая их у хозотрядовцев из рук и сбрасывая на землю. Удержавшиеся над стеной чучела бойцы дружно рубят топорами и колют кинжалами.

Рустам недовольно хмурится, в этот раз на отражение «атаки» затратили непозволительно много времени. Часть ополченцев провели свои удары без должной силы, другие и вовсе промазали, нанеся свои первые удары вскользь. Небольшая взбучка Карвину и сержантам, строгое внушение «отличившимся» бойцам, и новый ряд соломенных чучел взмывает над крепостной стеной. Бьют копья, взлетают на добивание топоры, сверкают кинжалы. Вот это уже получше. Рустам удовлетворенно качает головой, Карвин устало улыбается, но через мгновение ему становится не до улыбки, над стеной снова появляются кожаные шлемы, подчиняясь крепким рукам неутомимых хозотрядовцев.

В ста шагах от городской стены, прямо в чистом поле, на виду у своих товарищей, потемневшими от бесконечных тренировок глазами выцеливает черные круги мишеней стрелковая сотня. Первое время Рустам каждый день приходил на их тренировки, часами наблюдая за светловолосым эльфом. Фламенель словно не замечал его подозрений, четко рапортовал, приветливо улыбался и выжимал своих подопечных до седьмого пота. Трех-четырех дней Рустаму хватило, чтобы понять: подозрения подозрениями, но дело свое Фламенель знает твердо и наставник из него каких еще поискать.

На своем стрельбище арбалетчики занимаются поэтапно. В течение часа – первый пул упражняется в стрельбе на меткость, второй пул в скорострельной стрельбе по более крупным мишеням, а третий с полной выкладкой бегает по полю, через каждые двести метров выстраивается в боевой порядок, натягивает арбалеты, вхолостую разряжает, и снова бег на следующие двести метров. Каждый час пулы меняются местами. Неудивительно, что при таком жестком графике искушение убить исподтишка ненавистного командира-эльфа посетило арбалетчиков едва ли не на второй день. И только ответственность за нуждающиеся в их защите семьи, а также суровый всевидящий взгляд первого унтера удержали некоторые горячие головы от поспешных решений. Впрочем, ненавидеть своего командира им никто не запрещал. И они его ненавидели. Безропотно исходили потом, сбивая в кровь усталые ладони, выкладывались без остатка, впитывая стрелковую науку, восхищались его мастерской стрельбой и – самозабвенно ненавидели.

Фламенель чувствовал их ненависть, не мог не чувствовать, но вел себя безупречно уверенно и спокойно. Вот третий пул под руководством сержанта Старка отрабатывает скорострельность. Арбалетчики третьего пула – лучшие в стрельбе на меткость, но скорострельность у них оставляет желать лучшего. Фламенель подходит к их мишеням и останавливает стрельбу. Собирая вокруг себя ополченцев, он не может не видеть, что в их руках снаряженные к бою арбалеты, не может не понимать, что, если кому-нибудь вздумается выстрелить в него в упор, ему не увернуться, но он спокоен, как змея. Зеленые глаза мерцают холодными льдинками, а воздух режут строгие слова:

– Норматив эльфийского лучника – двенадцать стрел в минуту. Норматив коронного арбалетчика для нашего типа арбалета – два выстрела в минуту. Ваш предел на данный момент – выстрел в минуту. При штурме каждому нашему пулу будут противостоять сотни эльфийских лучников. Даже одна сотня лучников за минуту обрушит на вашу позицию тысячу двести стрел. И что вы хотите ей противопоставить? Свои жалкие тридцать болтов?

Лица бойцов вытягиваются, они начинают растерянно переглядываться.

– Вы слишком долго целитесь, – продолжает Фламенель свой наглядный урок. – Противник пойдет на штурм плотной, насыщенной массой, иначе его атака заранее обречена на провал, в этих условиях меткость отходит на второй план. Подпустите его на пятьдесят шагов, и ваш арбалет пробьет броню эльфийского лучника практически в любом месте. Нет смысла в таких условиях выцеливать уязвимые места. Перезаряжайтесь быстрей и бейте навскидку, этого будет вполне достаточно. Сержант Старк!

– Да, господин унтер-офицер?

– К концу недели ваш пул должен добиться нормы скорострельности – четыре выстрела в минуту.

– ?!

Фламенель холодно посмотрел на его вытянувшееся лицо и жестко отрезал:

– А к концу сегодняшнего дня пул должен добиться нормы коронных арбалетчиков – два выстрела в минуту. В противном случае будете заниматься всю ночь. Вам все ясно, сержант?

– Да, господин унтер-офицер!

– Продолжайте занятия, вы и так уже потеряли кучу времени.

– Слушаюсь, господин унтер-офицер!

Нахмуренные арбалетчики возвращаются к мишеням. Наученные горьким опытом, они ни на мгновение не сомневаются, что, если они не достигнут поставленной задачи, унтер не моргнув глазом выполнит свою угрозу и им придется сутками торчать на стрельбище.

На куртине, прилегающей к воротам с севера, третья сотня старика Жано час за часом занималась силовыми упражнениями с привычными для глинглокской армии каменными шарами. Крепкие и сильные новобранцы, из которых и была отобрана лучшая в полку сотня, скрипели зубами от боли в натруженных мышцах. И изрыгали про себя тысячу ругательств, с удивлением наблюдая за своим старым унтер-офицером, который без видимого перенапряжения выполнял силовые нормы наравне с рядовыми бойцами своей элитной сотни.

Полк усиленно готовился к встрече с врагом. Новости с севера день ото дня становились все тревожнее. Эльфийская и гномья железные лавины, объединившись, медленно, но верно двигались к югу, опустошая все на своем пути. Времени у лондейлского гарнизона осталось всего ничего, и Рустам с Гартом стремились использовать каждую минуту из отпущенных им небом. Новобранцев выворачивали за день наизнанку, жесткими короткими уроками рукопашного боя выбивая лень и нерадивость из особо непонятливых. А после изнурительного и тяжелого дня сержанты, унтеры и даже сам капитан выходили на дополнительную вечернюю тренировку, которую Гарт проводил настолько жестко и насыщенно, что полковой целитель Трент сбился с ног, каждый день в срочном порядке приводя в порядок командному составу третьего ополченческого вывернутые суставы и разбитые носы.

Дни пролетали непрекращающимся кошмаром, но страшные нагрузки давали свои плоды. Уже в скором времени Рустам почувствовал, что у него в подчинении не толпа из пяти с лишним сотен вооруженных мужиков, а крепкое боевое подразделение. Возможно, еще далекое от идеала, не до конца слаженное и обученное, но тем не менее готовое встретить врага во всеоружии.

Бесшумно ступая мягкими кожаными сапогами на небольшую прогалину, затерянную в чаще, вышли настороженные, полные скрытой угрозы тени. Крепкие руки сжимают короткие составные луки, усиленные костяными накладками. Внимательные глаза изучают окружающий лес, чуткие остроконечные уши просеивают лесные звуки, вылавливая посторонний шум.

Эльфийскому сержанту, возглавляющему передовой дозор, не нужны слова. Легкий, едва заметный жест – и восемь лесных лучников сдвигаются с места, быстрым рывком пересекая прогалину и растворяясь среди деревьев. Все тихо и спокойно, беззаботно поют лесные птицы, а изредка попадающиеся на пути звери непуганы и беззаботны.

Все тихо и спокойно, но лишь до поры до времени. Тихий шепот егерских арбалетов взрывает лесную идиллию. Красными брызгами покрываются зеленые листья. Ломая ветки, из засады выскакивают королевские егеря. Короткий, бешеный рывок, и так и не успевшим выстрелить эльфам приходится вступить в неравный бой с превосходящим их противником. По въевшейся в кровь привычке лесные лучники и егеря дерутся молча. Лишь звон стали да треск сухих веток под ногами сопровождает их яростную схватку.

Живой клубок прокрутился в смертельном водовороте и распался, оставив на траве шестерых мертвых лучников и двух корчащихся от боли егерей. Оставшиеся на ногах егеря, блестя наконечниками коротких копий и угрожающе покачивая боевыми топорами, взяли в живое кольцо двух уцелевших эльфов.

Взбешенный эльфийский сержант стряхнул с лезвия меча капли крови и, широко расставив ноги, покачивался из стороны в сторону, следя напряженным взглядом за каждым движением окруживших его егерей. Спиной к спине рядом с ним встал пожилой вздорный капрал. Из бедра капрала щедро сочилась кровь, он бледнел прямо на глазах, но и не думал сдаваться. Отбросив потяжелевший щит, он двумя слабеющими руками держал выставленный перед собой меч.

Егеря не торопились, не желая понапрасну рисковать в выгодной для себя ситуации. Наступившее молчание прерывало лишь тяжелое, хриплое дыхание, даже раненые перестали стонать, придавленные натянувшимся струной напряжением. Пауза не затянулась, струна лопнула – у ослабевшего капрала подломилась раненая нога. Он упал на колено, лезвие короткого меча непроизвольно качнулось к земле… подняться ему уже не дали. Наконечник копья вонзился в грудь и, ломая ребра, разорвал сердце.

В то же мгновение на сержанта набросились со всех сторон, выбили из ладони меч, повалили на землю, скрутили руки. Вскинув голову, он зарычал от боли и выкрикнул:

– У-у-у, скоты! Конец вам, твари! Коне…

Его пнули по рту, и крик захлебнулся, но ярость, клокотавшая в его груди, требовала выхода. Выплевывая кровь и осколки зубов, он осклабился и, дико захохотав, прокричал:

– Мало я ваших жен топтал, мало детей ваших резал! Все ваше племя выведем под корень, сучь…

Его сильно ударили по голове, в глазах полыхнуло искрами, не успели искры погаснуть, как его ударили еще раз и еще. Сознание помутилось, стремительно проваливаясь в серую пелену, тело обмякло.

– Хватит! – остановил избиение властный голос. – Не забейте его насмерть, он нам живым нужен. – Крепкий коренастый егерь, оттянув веки эльфа, осмотрел запавшие зрачки, пощупал жилку на шее и удовлетворенно кивнул: – Жив пока.

Один из корчившихся на земле егерей уже затих навсегда. Второй, с перебитым позвоночником, вытянулся на земле и тяжело дышал, с трудом проталкивая воздух в измученные легкие. Егерский сержант опустился рядом с ним на колени и, пригладив взъерошенные волосы, успокаивающе прошептал:

– Тихо, тихо, малыш. Все будет хорошо. Все будет хорошо…

Острое лезвие егерского кинжала, проскользнув между ребрами, пронзило сердце. Раненый егерь вздрогнул, вытянулся, прижимаясь к земле, и умер. Сержант провел по его лицу ладонью, закрывая широко раскрытые голубые глаза, погасшие навсегда.

– Все будет хорошо, малыш. Все будет хорошо, – прошептал он с заметной горечью, вытирая об траву окровавленное лезвие.

– Сержант, мы собрали оружие, – обратился к нему один из егерей. – Что будем делать с ребятами? Похороним?

Сержант качнул головой, возвращаясь мыслями в забрызганную кровью действительность, и, поднявшись на ноги, сказал:

– Нет, просто оставим здесь.

– Но, сержант…

– У нас мало времени, – отрезал сержант. – Берем пленного и уходим, это приказ.

Через несколько минут лишь причудливо раскиданные мертвые тела напоминали лесу о произошедшей трагедии. Об еще одном маленьком эпизоде на фоне большой войны.

Мрачные, низкие своды подземелий графского дворца освещены неровными отблесками пламени чадящих факелов. Обнаженный по пояс палач орудует над раскаленной докрасна жаровней. За деревянным столом раскладывает бумаги пожилой безучастный писарь.

Злотарь вытер платком пот со лба и спросил:

– Он уже очнулся?

Штатный целитель тайной королевской службы провел ладонью над лицом прикованного цепями к стене эльфа и усмехнулся:

– Да, но делает вид, что все еще без сознания.

После этих слов эльфийский сержант открыл красный, налившийся кровью глаз и с ненавистью посмотрел на целителя. Тот еще раз усмехнулся и, со скучающим видом отойдя в сторону, сел рядом с писарем.

Злотарь аккуратно свернул платок и спрятал его в карман. Подойдя к распростертому на стене сержанту, он спросил:

– Твое имя и звание?

Эльф ощупал языком кровоточащие осколки, некогда бывшие зубами, и сплюнул кровью.

– Зовут меня Клеандр. А звание… – эльф криво усмехнулся, – смерть людская, жнец рода человеческого. Слышал о таком звании, толстяк?

– Приходилось, – добродушно улыбнулся Злотарь, – и не однажды. А что ты в нашем лесу-то делал, Клеандр?

– Маму твою искал, – ощерился эльф. – Хотел ее… а потом и тебя, и всю твою семью. Весь ваш людской козлятник хотел…

Эльф распалялся все сильнее, выкрикивая все более и более грязные ругательства. Злотарь ему не мешал, внимательно слушал, мягко улыбался и иногда даже покачивал головой, словно соглашаясь с его точкой зрения. Писарь прилежно записывал каждое слово, целитель брезгливо морщился, а палач и вовсе не обращал внимания, эти пропитанные копотью застенки слышали и не такое. Когда эльф наконец немного выдохся, Злотарь с сожалением прищелкнул языком:

– Эх, я бы тебя с удовольствием послушал, Клеандр. Но времени у меня мало. Поэтому давай договоримся так: я тебе задаю вопросы, а ты мне даешь на них ответы, и ничего лишнего. Хорошо?

– С сучк… своей договаривайся, хрен вонючий. О времени моего с ней свидания. Я ей глотку вырву, я ей глаза ее паршивые выколю! Слышь, ты, червяк навозный, а знаешь, что я еще с ней сделаю?..

Злотарь с интересом посмотрел на брызжущего кровавой слюной эльфа и коротко кивнул палачу. Палач хрустнул пальцами, разминая перед работой ладони, и достал из жаровни раскаленный прут. Эльф замолчал.

Писарь на мгновение замер, а затем вывел на бумаге столь привычные для него слова – «кричит от боли» – и с облегчением отложил перо в сторону, воспользовавшись небольшой передышкой, чтобы хлебнуть холодной воды из глиняного кувшина.

– Что у тебя? – требовательно спросил Седрик, отрываясь от лежащих перед ним бумаг.

Злотарь молча подошел к распахнутому настежь окну, тщательно прикрыл узорчатые створки и только после этого сказал:

– К завтрашнему полудню они будут здесь.

– Ну что ж, – проронил Седрик, откладывая в сторону списки личного состава, – завтра так завтра. Что еще стало известно?

– Подтвердились наши данные о приблизительной численности армии противника. Тридцать пять тысяч эльфийских лучников и двадцать пять тысяч гномьих пехотинцев. Кроме того, чуть больше трех тысяч эльфийской рыцарской конницы и две тысячи железнолобых, гвардейцев короля Торбина.

– Он что-нибудь знает об их планах на завтра? – спросил Седрик.

– Если верить нашему пленнику, то наши ожидания вполне оправданны, – ответил Злотарь. – В армии перворожденных приподнятое настроение, они не ждут серьезного сопротивления от лондейлского гарнизона и рассчитывают взять город с ходу.

– Это основано на его личном мнении? – нахмурился Седрик.

– Не только, – мотнул головой Злотарь, – есть и конкретная информация. Перед тем как уйти в дозор, он обратил внимание, что полки запасаются штурмовыми лестницами и переносными настилами для форсирования рва. Это подтверждает сведения о настрое на быстрый штурм.

– Настилы для форсирования рва, – задумчиво повторил Седрик и резко спросил: – Кто он такой?

– Сержант Клеандр, лесные лучники, передовой дозор.

– Где его взяли? – прищурился Седрик.

– На подходе к развилке, – ответил Злотарь, – вляпались в поставленную егерями засаду. Восемь лесных лучников, включая нашего сержанта. Семерых убили, этого взяли в плен.

– Передовой дозор, и сняли его еще на подходе к развилке – значит, до города их разведка пока не дошла. А у них уже заранее заготовлены настилы. – Седрик усмехнулся: – Знаешь, о чем это говорит?

– Знаю, – твердо ответил Злотарь. – Тем более что длина настила – девять метров, а ширина нашего рва – восемь. И еще я знаю, что количество наших полков, а также их состав и вооружение для них тоже не секрет.

– Ты много чего знаешь, Злотарь, – голос Седрика заметно похолодел, – но все еще не производишь арестов. Я не хочу вмешиваться в твои планы, при условии что они не поставят под удар оборону города. Ты понимаешь, о чем я?

– Да, ваша милость, – спокойно ответил Злотарь. – Но если мы произведем аресты сейчас, то захватим в свои сети лишь мелкую рыбешку и потеряем шансы поймать щуку. А щука в нашем пруду есть, и не одна.

Тяжелый взгляд барона Годфри ломал многих, но глава лондейлской тайной службы и глазом не моргнул.

– Рискуешь, Злотарь, – произнес Седрик, растягивая слова.

– Да, ваша милость, – качнул головой Злотарь и веско добавил: – Но оборона города от этого не пострадает. Восемь дней назад мы закрыли Лондейл. Закрыли наглухо. Какой бы информацией в штабе герцога ни располагали, я гарантирую, что об изменениях, произошедших у нас за последние восемь дней, они ничего не знают и не узнают до самого штурма.

– Ладно, – после некоторого размышления согласился с ним Седрик. – Но смотри не оплошай. Если твоя информация верна, то завтра мы вступим в схватку. И я хочу, чтобы ты помнил, Злотарь: твоя обязанность защитить нас от ударов в спину. А теперь иди, делай свое дело.

Злотарь поклонился и вышел. Седрик несколько минут провел в тишине, прокручивая в голове план предстоящих действий, затем решительно дернул за золоченый шнур, вызывая своего помощника.

Дверь почти незамедлительно распахнулась, и в кабинет вошел рыцарь с серьезными глазами на открытом молодом лице.

– Куно, – обратился к нему Седрик, – собери через час в штабе всех командиров полков и первых унтеров. Горнистам трубить тревогу, всем отрядам полная боевая готовность. И еще найди мне графа Лондейла, немедленно.

Ночь перед первой схваткой. В гарнизонном штабе светло как днем от множества свечей. Барон Годфри еще больше осунулся за прошедшие бешеные дни, но глаза сверкают азартным блеском, а крепкие ноздри раздуваются, как у хищного зверя в предчувствии кровавой добычи. Его настроение заражает и передается всем собравшимся.

– Господа офицеры, – обратился он к ним, расправив свои широкие плечи, – время пришло. Завтра нас ожидает штурм. Штурм наглый, плохо подготовленный и потому особенно яростный. Они презирают нас и не верят в наши силы. Наша цель – дать им завтра по морде, сбить с них спесь и вынудить перейти к долгой правильной осаде. Заставить их тратить бесценное время в бесплодных попытках взять наши стены и сломить наше мужество. Я хочу, чтобы вы все уяснили – завтрашний день самый важный и решающий. Не будет никаких хитрых маневров, умных построений и тактических изысков. Нас ждет грубый навал со всех сторон и по всем направлениям. И все будет зависеть исключительно от твердости наших воинов и от их готовности умереть за эти стены и за жизни тех, кто стоит у них за спиной. Завтрашним штурмом дело, конечно, не ограничится, если мы выстоим завтра, то враг полезет на наши стены снова и снова, до тех пор пока не обломает зубы. И все же завтрашний день – самый важный. Потому что, если наши неоперившиеся бойцы выстоят завтра, они уже не дрогнут до самого конца, каким бы он ни был. Я это знаю, и вы это знаете. Мы много работали, и каждый из вас знает назубок, что ему завтра предстоит сделать. Поэтому сейчас приказ у меня на завтра для вас только один – стоять насмерть. Даже если земля разверзнется у нас под ногами, а небо упадет на голову – стоять насмерть и ни шагу назад. А теперь возвращайтесь к своим полкам и донесите эту мысль до каждого солдата. Бог все видит, господа, и если мы не оступимся, то завтра он будет с нами.

Чеканя шаг, в четких боевых порядках разворачивались вокруг города полки перворожденных. Во взбитой тысячами ног пыли хищно реяли полковые знамена. Под грохот множества барабанов разливалось живое море, подступая к старыми лондейлским стенам.

Первыми к городу подошли надменные эльфийские рыцари. На могучих лошадях, в щедро украшенных золотом и серебром доспехах, выстроились они в боевой порядок перед северными городскими воротами. Звонко запели трубы сопровождавших эльфийских баронов трубачей, вызывая знатных глинглокских рыцарей на поединок. Но зря надрывались эльфийские трубачи, крепко заперты городские ворота, и подняты все мосты. А глинглокские рыцари замерли на городской площади в полной готовности прийти на помощь линейным полкам по первому же приказу.

Погудели трубачи в свои трубы, погудели и успокоились, поняв наконец тщетность своих усилий. А молодые эльфийские оруженосцы тем временем спешно разбили яркие походные шатры – пока сиволапая пехота не захватит ворота да не опустит мосты, рыцарям у этих стен делать нечего, можно немного и отдохнуть.

Вслед за рыцарями подошла и пехота, и вновь легкие эльфийские лучники оказались впереди своих тяжеловесных гномьих собратьев. Вместо медных инструментов трубачей загремели тяжелые полковые барабаны, выравнивая шаг и отдавая команды. Задорно, легко шли под их грохот эльфийские лучники, окидывая замерший перед ними город хозяйским взглядом.

А вот наконец в общий гул барабанов вмешались трубные возгласы гномьих горнов. И словно задрожала земля под мерной поступью закованных в тяжелое железо суровых бородачей. Один за другим подходили к городу гномьи полки, смешиваясь с эльфийскими и занимая заранее оговоренные боевые позиции.

Рустам взобрался на верхнюю площадку барбакана, у зубчатого края башни столпились арбалетчики и забывший о своих обязанностях расчет баллисты. При виде капитана солдаты расступились, и Рустам смог своими глазами оценить мощь подошедшей армии. Полк за полком, сотня за сотней выстраивались перворожденные, охватывая город с трех сторон.

– Сколько же их здесь? – со страхом прошептал молодой арбалетчик.

– Тысячи… сотни тысяч, – ответил ему чей-то осипший голос.

– Что же нам делать, братцы? Видимое ли дело устоять против такой тьмы?

Солдаты заволновались. Гастер, неотступно следовавший за Рустамом, почувствовал, как душами людей овладел знакомый липкий страх. А ведь бой даже еще и не начался! На правах штабного сержанта он мог прикрикнуть на людей, приказать им прекратить пораженческие разговоры, но в присутствии своего капитана не посмел. А Рустам словно и не слышал солдат, не замечал, как все глубже расползается по башне животный ужас.

– Реку, реку-то еще не перекрыли! – воскликнул все тот же молодой арбалетчик. – Может, пока еще не поздно, братцы?

– Верно, – зашумели солдаты, теряя голову и будто уже не замечая, что среди них старший офицер, – только зазря сгинем, надо уходить.

Гастер, оставаясь внешне невозмутимым, положил ладонь на рукоять кинжала, а капитан по-прежнему молчал, прищуренным взглядом наблюдая за эльфийскими лучниками.

– Смотрите, какая сила против нас идет! – выкрикнул осипший голос, принадлежавший, как оказалось, старому баллистнику.

– Не туда смотрите, – внезапно отрезал Рустам, и все замолчали – настолько неожиданными были его слова.

– А куда смотреть-то? – поинтересовался баллистник, забыв при этом обязательное «господин капитан». Гастер промолчал, но так лязгнул зубами, что баллистник поспешил исправиться: – Куда смотреть-то, господин капитан?

– На восток смотрите, – загадочно ответил Рустам.

Солдаты машинально посмотрели назад, всем стало интересно – что же там, на востоке, такое-то? Еще больше перворожденных иль, может, мифические драконы?

Но что творилось к востоку от города, с западной стены не так-то просто рассмотреть, куда ни глянь – везде одни городские крыши да печные трубы.

Солдаты недоуменно переглянулись.

– Так что там, на востоке-то, господин капитан? – не выдержал баллистник.

Рустам обвел взглядом смотревших на него солдат, слегка нахмурился и ответил:

– Город.

Солдаты глухо заворчали, кое-кто стыдливо потупился, но страх все еще сжимал их сердца холодными пальцами и ломал их души, корежа и выжигая в них остатки смелости и напрочь заглушая совесть, простую, солдатскую совесть. Тогда Рустам посмотрел на дрожавшего пуще всех молоденького арбалетчика и спокойным негромким голосом спросил:

– Ты откуда, солдат?

Арбалетчик вздрогнул, удивленный, что обратились непосредственно к нему, и, запинаясь, ответил:

– Из М-монфоле, г-господин капитан, к-как и весь наш полк.

– Славный город, – улыбнулся Рустам, а солдаты замолчали, прислушиваясь. – А семья у тебя есть, солдат?

– Да, г-господин капитан. Родители и две с-сестренки.

Рустам по-прежнему с улыбкой покачал головой и неожиданно обратился к пожилому баллистнику:

– А ты откуда, солдат?

Баллистник от неожиданности испуганно отшатнулся, но, тут же придя в себя, с некоторым вызовом в голосе ответил:

– Из Лансье, господин капитан, прибыл вместе с баллистами. – И, предупреждая следующий вопрос, добавил: – Семейный, жинка да трое детишек – два сорванца и дочка. – На последнем слове голос баллистника помимо воли дрогнул.

Рустам внимательно на него посмотрел и, ничего не сказав, сел на крепостной выступ. Сидя спиной к врагу и не обращая никакого внимания на грохот барабанов и лязг железа, он отцепил с пояса флягу, неторопливо снял с нее крышку и глотнул воды. Сгрудившиеся вокруг него арбалетчики и баллистники молча ждали. Рустам осушил фляжку, все так же неспешно закрыл ее и только после этого начал говорить:

– Когда началась эта война, я был простым безнадежным…

– Безнадежным? – удивленно перебил его арбалетчик.

– Да, безнадежным, – невозмутимо подтвердил Рустам и продолжил: – У нас тогда было оружие намного хуже того, что сейчас у вас, нас едва кормили и каждую неделю кто-нибудь умирал – от голода или от побоев. В первый раз с этими, – Рустам, не глядя, ткнул пальцем за спину, – мы столкнулись у одной речушки под красивым названием Мальва. Слышали небось о такой? – спросил он, получив в ответ утвердительное многоголосье: «Кто ж не слышал про Мальву?» – Так вот, их там было не меньше, чем сейчас, пожалуй, даже побольше, но, верите или нет, наших там было еще больше. Нас было больше, но половина из нас даже не стала драться. – Рустам оглядел солдат, страх все еще присутствовал, но его слушали, слушали внимательно. Рустам криво, с едва заметной горечью усмехнулся. – Я тоже не стал драться. Бежал с того поля вместе с двумя своими друзьями. Мы переплыли реку точно так же, как хотите сделать сейчас вы, и убежали в лес. Несколько дней мы шли по лесу, нас никто не преследовал, но мы все равно вели себя осторожно, всего боялись и скрывались в чаще при малейшем шуме. А потом мы вышли к одной небольшой деревне. Мы не знали, что в деревне уже хозяйничают эльфы. К счастью, лес подходил к окраине вплотную, и мы успели спрятаться.

Чтобы не рисковать, решили отсидеться дотемна, а потом скрыться. Затаились в кустах, лежим, ждем. Оказалось, эльфы пришли в деревню сразу перед нами. Прямо на наших глазах они собрали всех жителей и вывели на окраину. С того места, где мы спрятались, все было видно как на ладони. Лучники отделили от жителей две небольшие группы. В одну группу собрали молодых ребят, в другую совсем еще молоденьких девчонок. Потом немного посовещались и от основной группы отделили еще и четверых малышей, трех-четырех лет, не старше. Оставшихся перебили. Всех. Прямо на глазах у остальных… – Рустам замолчал, несмотря на то что прошло время, ему было тяжело об этом вспоминать, но он заставил себя продолжить: – И это еще не все. Молодых ребят заперли в сарае, им предстояло отправиться на гномьи рудники, девчонок избили, чтобы они не кричали, и оставили на улице – смотреть дальше. Затем погнали четверых детей пинками к лесу, по очереди, и стали расстреливать из луков. Упражнение на меткость отрабатывали, стрельбу по бегущим мишеням… живым… испуганным… трехлетним мишеням… – Страх уже приник к земле, придавленный тяжелым молчанием. Но этого было еще мало, и Рустам, стиснув челюсти до скрежета в зубах, усилием воли подавил тугую волну в груди и, выдавливая из себя слово за словом, продолжил: – Ни один из малышей не добежал до леса. И лишь один из них умер сразу, я помню еще, что эльфы посмеивались над незадачливым стрелком. Ведь верхом мастерства считалось пробить длинной, острой… и страшной стрелой малышу ножку и уж потом добить его следующими выстрелами. Выиграл стрелок, который всадил в свою мишень четыре стрелы, а ребенок все еще был жив и с плачем бился в пыли… его добили потом ножом. А девчушек, совсем еще девочек, одуревших от всего увиденного, разобрали по домам и жестоко изнасиловали.

Рустам замолчал, на башне никто не смотрел в сторону врага, глаза всех были устремлены на смуглого узкоглазого капитана. Рустам, не говоря ни слова, встал, прошел между расступившимися бойцами и только у самой лестницы остановился и тихо, едва слышно произнес:

– Посмотрите сначала на восток, там стоит город и живут люди, нуждающиеся в вашей смелости. Потом посмотрите на север, где лежат непогребенные тела стариков, женщин и детей. Затем посмотрите на юг, где простирается беззащитное королевство, в котором живут ваши семьи и близкие, господа коронные. – Голос Рустама внезапно окреп и загремел: – И только теперь смотрите на запад, смотрите на проклятые знамена перворожденных! И радуйтесь тому, что у вас есть шанс – залить эту землю эльфийской кровью, вымостить этот ров гномьими костями! Да вы должны быть просто счастливы, вашу мать! У вас есть возможность вцепиться этим гадам в глотку здесь, на этих высоких стенах, и не пропустить этих тварей к своим близким! – Он бешеным взглядом обвел побледневшие лица и, взяв себя в руки, уже спокойно закончил: – Не бойтесь гномов и эльфов, их кровь льется так же легко, как наша. Держите крепче оружие, бейтесь насмерть. И вот увидите – они станут бояться вас.

Крепкая фигура капитана скрылась в темном проеме, Гастер осуждающе посмотрел на притихших бойцов и ушел вслед за командиром. На башне воцарилась тишина. Молодой арбалетчик посмотрел на эльфийских лучников, потом поднял с пола свой арбалет, сдул с него пыль и, сняв с пояса рычаг, натянул тетиву.

– Говорят, эльфийские лучники отлично стреляют? – бросил он, ни на кого не глядя. – Ну и пусть говорят, – ответил он самому себе, доставая из колчана болт и заряжая арбалет. – Зато я знаю, что с тридцати шагов пробью насквозь любого эльфа, а с высоты башни пробью и с пятидесяти.

Пожилой баллистник тряхнул головой, отгоняя видение эльфийской стрелы в маленькой ножке своей трехлетней дочурки, и решительно заявил:

– Пятьдесят шагов – это пустяк. А вот если пробьешь эльфа с семидесяти, поставлю бочонок пива.

Арбалетчик, прищурившись, приложил арбалет к щеке, словно проверяя, ладно ли будет стрелять, и как-то по-взрослому отрезал:

– Я его и без всякого пива пробью.

Рустам прошелся по вверенному участку стены, проверяя, как обстоят дела на куртинах и других башнях. Хуже всего было на башнях, где по неудачному стечению обстоятельств всех сержантов и капралов вызвали на совет к их командирам. Впрочем, стрелки быстро исправились, сержанты и капралы вернулись на свои места, а капитаны лично прошлись по позициям, вправляя мозги особо впечатлительным бойцам. И Рустам смог сосредоточиться на своем полку, оседлавшем куртины. Здесь дела обстояли получше, ополченцам отступать было некуда, за спиной их город и близкие, но им тоже было страшно. И ничего с этим уже нельзя было поделать, ибо вокруг города собиралась с силами сама смерть. А чтобы смотреть ей в глаза, требуется не только мужество, но и привычка.

Все новые и новые полки разворачивались перед городом, блестя броней и гремя оружием. За шатрами эльфийских баронов проворные слуги поставили два огромных белоснежных шатра для герцога Эландриэля и короля Торбина. При их появлении огромная армия на время замерла, и громогласным эхом пронеслось над городом и окружавшей его землей:

– Арк! Арк! Арк!

– Торбин! Торбин! Торбин!

От этого крика, казалось, содрогнулись сами стены и побледнели защищавшие их люди. А необъятная армия перворожденных возобновила свое неумолимое продвижение, обхватывая город в смертельные объятия. Для короля и герцога воздвигли высокий деревянный помост, с которого было удобно обозревать город и его окрестности.

Взгромоздившись на массивный золотой трон, гномий король Торбин вытер со лба проступивший пот и недовольно покосился на пугающе высокое голубое небо.

– Думаю, уже к вечеру ваши владения пополнятся еще одним городом, любезный герцог, – проворчал он, с явным удовольствием наблюдая за четкими действиями своей железнолобой гвардии.

Царственно опустившийся на соседний золотой трон эльфийский герцог не преминул уточнить:

– А ваше королевство, мой дорогой друг, пополнится богатой добычей и крепкими молодыми рабами.

– Да, кстати, – оживился при этих словах король Торбин, – при взятии Борноуэла мои офицеры были недовольны, что их обделили при дележе добычи. Что вы скажете на это, любезный герцог?

– Фи! – Герцог недовольно сморщился. – Обделили – это слишком громко сказано, мой дорогой друг. Ну попортили мои лучники сотню-другую предназначенных вам рабынь. Так ведь от них не убудет? В конце концов, девушки живы и здоровы. На их работоспособности небольшая шалость моих солдат ну никак не отразится. Уж нам ли этого не знать, мой дорогой друг.

– Не знаю, не знаю, – нахмурился Торбин. Высокомерие герцога не раз задевало его тщеславие, и он не собирался упускать законную возможность щелкнуть своего эльфийского союзника по задранному к небу носу. – Мои офицеры жаловались, что ваши лучники так порезвились с принадлежавшими нам по договоренности рабынями, что некоторые из них даже ходить не могли и были изрядно украшены синяками. К тому же не мне вам объяснять, любезный герцог, что за девственных девочек на рынке дают цену всяко больше, чем за порченых.

– К чему вы клоните, мой дорогой друг? – начал злиться герцог. – Уж не собираемся ли мы опуститься до подсчета синяков на продажных девках? Или нам больше нечем с вами заняться, как только ссориться из-за разницы в пару медяков на невольничьих рынках?

– Вы зря иронизируете, любезный герцог, – уже всерьез разозлился в свою очередь гном. – Мы в отличие от вас не покушаемся на вашу добычу. Хотите землю? Берите землю. Хотите город? Берите город. Но в свою очередь, будьте уж столь любезны, не трогайте то, что принадлежит не вам. И я требую, чтобы при захвате этого Лондейла ни одна наша рабыня не была попорчена!

– Ах вы требуете?! – прищурился герцог. Ему досаждали кишечные колики, к тому же он очень плохо переносил жару и вследствие этого был особенно язвителен: – Как интересно вы заговорили, мой дорогой друг. А по какому, собственно, праву вы имеете наглость требовать?!

– По праву союзника, – прорычал король гномов, наливаясь краской.

– Интересно же вы рассуждаете, – притворно восхитился герцог, закусив удила. – Мы и так отдали вам запрошенные вами горы и готовы отдать все остальные горы или даже холмы, которые ждут нас впереди. Так нет, вам этого уже мало. Вам подавай добычу, захваченную не вами.

– Почему это не нами?! – возмутился Торбин, воинственно топорща бороду.

– Ха! – демонстративно усмехнулся эльфийский герцог, уже осознавая, впрочем, что ввязался в никому не нужную ссору, но не в силах пока остановиться. – Хотел бы я посмотреть, как ваши гномы полезут по штурмовым лестницам. Если вы этого еще не заметили, мой дорогой друг, то я хочу обратить ваше внимание, что при штурме городов всю грязную работу выполняют мои лучники. Они захватывают стены и открывают настежь ворота, в которые первыми – заметьте, первыми – врываются мои рыцари и окончательно разбивают жалкую оборону людишек. А уже затем в города входят ваши гномы, чтобы грабить и богатеть, не пролив при этом ни капли крови.

– Ах вот как?! – злобно надулся Торбин, осознавая, впрочем, тоже, что эта ссора глупа и бесполезна, но также не в силах остановиться. – Тогда штурмуйте эти стены сами, а мы посмотрим, как это у вас получится, любезный герцог!

– С легкостью, мой дорогой король, – воскликнул Эландриэль, – с легкостью! – И, не желая дальше ссориться, примирительно добавил, все еще кипя при этом: – И сегодня вечером я приглашаю вас, мой любезный друг, на ужин во дворце графа Лондейла, если, конечно, мои рыцари не сровняют его мимоходом с землей.

– Всегда к вашим услугам, любезный герцог, – буркнул гномий король, тоже в свою очередь делая шаг к примирению, но при этом закусывая до боли губы, в бешенстве от упущенной по своей вспыльчивости добыче.

В том, что эльфы захватят город, Торбин не сомневался. И лишь надежда, что без поддержки его железных гномов эльфы понесут серьезные потери и, возможно, в дальнейшем больше не будут так сильно задирать свой наглый эльфийский нос, немного согрела ему сердце.

А эльфийский герцог тем временем, поздравив себя с одержанной в их небольшом споре приятной, но ненужной победой, небрежным взмахом подал сигнал своим генералам о начале штурма.

Звонко запели боевые трубы, и темная живая масса, обхватившая город, дрогнула и двинулась вперед. Время щелкнуло, срываясь с медленного шага в стремительный, лихорадочный разбег.

– Он сказал «поехали!» и махнул рукой, – едва слышно прошептал Рустам и, отцепив с пояса шлем, надел его на голову, защелкивая похолодевшими пальцами пряжку на ремешке.

В т-образную стальную прорезь хорошо было видно, как развертываются эльфийские полки и полощутся на ветру их боевые знамена.

– Полк, к бою! – Его голос спокоен, но спокойствие лишь видимое, душа дрожит, как гитарная струна под пальцами музыканта.

– Полк, к бо-ою!!! – подхватил его приказ Гарт.

– К бою! К бою! – эхом пронеслось по стенам.

Рустам поправил щит, приложил к каменному зубцу копье, чтобы было под рукой, и проверил, удобно ли закреплен за поясом боевой топор, меч он по совету Гарта оставил в казарме, чтоб не мешался. По его примеру по всей стене бойцы проверяли оружие, затягивали броню и разминали мышцы, не сводя напряженных глаз с приближающегося к ним живого моря.

Не было никакой нужды ему самостоятельно участвовать в схватке с первых же минут. Но Рустам знал, что его солдаты в эти минуты смотрят на него, они находят время, чтобы найти его взглядом, и им спокойнее от того, что он будет сражаться рядом с ними.

«Все нормально, – говорят им его глаза и спокойные уверенные движения, – все в порядке, и в конечном счете все будет хорошо». И они ему верят, потому что больше им в эти минуты верить некому. Потому что вбита изнурительными тренировками в их упрямые головы нехитрая солдатская мудрость – во время боя нет для них другого бога, кроме капитана, а твердолобые сержанты пророки его, слепленные им по своему подобию и несущие волю его. Спорная мудрость, но других богов рядом нет, в то время как капитан здесь и собирается драться вместе с ними, а значит, и не нужны им другие боги на время боя.

Первыми на штурм пошли эльфы. Волна за волной, сотня за сотней. Еще за двести пятьдесят шагов от городских стен они начали обстрел, дождем посыпались стрелы. Ударяя на излете, они были еще бесполезны против кованых шлемов и пехотных щитов, но свой первый урожай тем не менее собрали. Кто-то не успел заслониться, кому-то стрела вонзилась в незащищенное лицо, убитых пока нет, но раненые уже появились. Принялись за работу солдаты из хозотряда, подвизавшиеся на время боя санитарами. Прямо под обстрелом они подхватывали раненых и заносили их в башни, где целители во главе с Трентом могли оказать им помощь. Эльфы подошли ближе, и обстрел усилился.

– Всем пригнуться и закрыться щитами! – прокричал Рустам, подавая пример. – Освободите бойницы для стрелков! Арбалетчики, к бою! Стрелять только по моей команде!

Гарт громовым голосом продублировал его приказ, распространив его по всему полку. Рустам приподнял щит и выглянул в образовавшуюся щель: эльфы успели приблизиться шагов до ста пятидесяти. Ряд за рядом, вздымая луки к небу, они обстреливали город и шли вперед, сохраняя порядок и дисциплину. Стены пока молчали, ни один арбалет еще не выстрелил в ответ.

Внезапно длинная стрела влетела Рустаму под щит и, ударив по шлему, рикошетом ушла дальше. Шлем выдержал, но в голове загудело. Опустив щит, Рустам качнул головой и сфокусировал взгляд на Гарте:

– Время пришло, брат. Давай на южную сторону, а я останусь здесь, и да поможет нам Всевышний.

Гарт крепко сжал его плечо и кивнул:

– С богом, командир! – Погрозив Гастеру кулаком: – Смотри, за капитана башкой отвечаешь! – Гарт, пригибаясь и закрываясь щитом, добежал до надвратного барбакана и скрылся в его черном проеме.

Рустам огляделся. Всего в десяти шагах от него, у стрелковой бойницы, застыл Фламенель. В глазах эльфа лихорадочное возбуждение, но руки не дрожат, крепко сжимая казенный арбалет.

– Когда ударим? – спросил он у Рустама, хищно блестя зелеными глазами.

– Шагов с пятидесяти, – ответил Рустам, напряженным взглядом выискивая в его лице огни предательства.

Но в глазах Фламенеля нет тайных мыслей, только боевой азарт, ну и самую чуточку страха, как и у всех в эти минуты. Унтер припал к бойнице, эльфийские лучники уже в ста шагах. Стрелы сыплются градом, заслоняя небо. То и дело вскрикивают раненые, появились убитые. Оторвавшись от бойницы, Фламенель прорычал своим сержантам:

– Взводи арбалеты! Целься! Без команды не стрелять!

Эльфы в восьмидесяти шагах, в семидесяти и… залп! Ударили арбалетчики с башен – четкие эльфийские ряды колыхнулись, на землю упали убитые и раненые. Лучники закричали и, ломая ряды, бросились на штурм, с собою эльфы несли лестницы и легкие помосты для форсирования рва. Расстояние стало сокращаться с пугающей быстротой, арбалетчики на башнях перезаряжались и били уже вразнобой, пробивая не только кольчуги, но и легкие круглые щиты. Однако лучников это не останавливало, на штурм шли тысячи эльфов.

– Рано, рано! – прорычал Рустам в ответ на почти умоляющий взгляд Фламенеля.

Эльфы, не прекращая обстрела, бежали к городу. Пора…

– Давай! – выкрикнул Рустам, резко взмахнув рукой.

– Залп!!! – проорал Фламенель, заглушая крики атакующих полков.

Повинуясь его приказу, сигнальщики взметнули на башнях красные флажки, сотня арбалетчиков третьего ополченческого ударила почти одновременно. Несколько десятков эльфов осели на землю, разбрызгивая кровь. Тьма атакующих словно вздрогнула от удара и понеслась дальше, перекатываясь через упавших.

– Арк!!! – прогремело в воздухе.

И первые ряды эльфов, забросив за спину луки, перебросили через ров мостки.

А на стене, прячась под щитами от непрекращающегося шквала стрел, копейщики с завистью наблюдали за арбалетчиками, позабывшими страх в боевой горячке.

В шаге от Рустама стреляет из бойницы Брагет, арбалетчик из сотни Фламенеля, пожилой и усатый булочник. Его круглое румяное лицо исказила злая гримаса, не обращая внимания на обстрел, он методично и старательно делает свое дело.

Припал к бойнице, прицелился – выстрелил. Развернулся спиной, нагнулся так, чтобы его полностью закрыл огромный пехотный щит, закрепленный на спине, взвел арбалет, вставил болт, припал к бойнице, прицелился – выстрелил. И так раз за разом.

В его щите уже почти десяток эльфийских стрел, еще одна ранила Брагета в плечо. Потекла кровь, но сила в руках осталась, а значит, нужно продолжать стрелять, и он продолжает, отмахиваясь от санитара из хозотряда.

Хорошо работают арбалетчики, грамотно, без суеты и спешки. Молодец Фламенель, все-таки молодец. Мало того что бойцов обучил за столь короткое время, так еще и сам стреляет как заводной. Успевая не только руководить действиями своих стрелков, но и посылая твердой рукой болт за болтом в колышущуюся эльфийскую массу, нахраписто идущую на штурм.

Первые ряды эльфов, неся жестокие потери, переправились через ров и бросились к стене, приставляя к ней сдвоенные штурмовые лестницы. Их пока еще мало, но все новые и новые волны лучников форсируют ров, падают в воду, пробитые болтами, идут на дно под тяжестью кольчуг, но не останавливаются ни на мгновение, все усиливая свой напор. Лестницы приставлены, с каждым мгновением лестниц все больше и больше, эльфы полезли на стену, в исступлении выкрикивая:

– Арк! Арк! Арк!

Рустам оглянулся на Гастера и кивнул:

– Начали.

Гастер вскочил и, взмахнув знаменем, прокричал:

– Копейщики, в бой! Смола и масло!

– Смола и масло! – переметнулось через башни и разлилось по стенам.

Дежурившие у больших котлов ополченцы подсунули под них рычаги и опрокинули кипящую массу на головы атакующих. Животный вой боли, донесшийся из-под стены, заглушил все остальные звуки. Первая волна захлебнулась, часть лестниц загорелась. На стенах торжествующе закричали, но радость была преждевременной. По трупам погибших товарищей, отбрасывая в сторону негодные лестницы и ставя на их место новые, с остервенелым воем нахлынули эльфы в еще большем количестве, нежели прежде. Им на головы сыпались камни и бревна, дробя черепа и ломая кости. Через наклонные бойницы били в упор арбалетчики, пробивая с короткого расстояния насквозь, но они все равно лезли.

Отбросив щиты, ополченцы вступили в бой. Несколько лестниц удалось отбросить с помощью заранее приготовленных рогаток, но остальные под тяжестью тел стояли крепко, и скоро на стенах показались острые концы эльфийских шлемов. Началась бойня.

Дико орущий эльф, подгоняемый товарищами снизу, неосторожно выставил над стеной лицо, в которое Рустам с ходу вогнал копье. Взмахнув руками, эльф опрокинулся и упал. На его место тут же поднялся другой. Увернувшись от копья, эльф выставил перед собой щит и уже залез на стену, когда стоявший рядом с Рустамом боец ударил его копьем в незащищенный бок. Эльф покачнулся и, потеряв равновесие, обрушился прямо на своего товарища, следовавшего за ним; вниз сорвались оба. На их месте появились другие, и закрутилось…

Нескончаемым потоком лезли на стену эльфийские лучники. Срывались, падали, гибли и все равно лезли. Ополченцы, обломав копья, ожесточенно отбивались топорами и кинжалами. Арбалетчики на куртинах, прекратив стрелять, перешли в рукопашную. Лишь бойцы на башнях не останавливались ни на мгновение, осыпая болтами лезущих на стену эльфов. Эльфийские лучники, опасаясь задеть своих, в свою очередь обстреливали только башни, до вершин которых лестницы все равно не доставали.

Волна за волной эльфы шли на приступ, презрев опасность. С особой яростью штурмовали короткую дугу, нависшую над воротами. Если бы им удалось открыть ворота, дело было бы сделано. Это понимали и те и другие, недаром на этом маленьком отрезке Рустам поставил третью элитную сотню, усилив ее к тому же десятком мечников из своего резерва. Стена была насыщена защитниками до предела, место убитого ополченца занимали двое других. Арбалетчики с барбаканов поливали атакующих болтами, превратив землю перед воротами в кровавое месиво. Здесь было особенно жарко, и обе стороны дрались с яростным ожесточением прямо на телах своих погибших товарищей.

На южной куртине ценой огромных усилий эльфам удалось отвоевать небольшой плацдарм, куда по лестницам нескончаемым потоком прибывали все новые и новые подкрепления. Ополченцы бились насмерть, но утвердившиеся на стене эльфы вырезали десяток за десятком. Они не только смогли удержать плацдарм, но и расширили его границы, продолжая вгрызаться в ряды теснимых к башням ополченцев. Действиями своих лучников руководил эльфийский капитан Лиамарэль. Он, благополучно взобравшись на стену, водрузил на ней свое знамя с пригнувшейся для смертоносного прыжка мантикорой. В самоубийственном порыве рванулся к этому знамени унтер первой сотни Паргленд. И ему почти удалось до него добраться, но дружно ударили короткие мечи, пробив ему грудь сразу в трех местах, и рухнуло его тело прямо под ноги эльфийскому капитану. Двух друзей-сержантов привел в первую сотню унтер из славного города Ромаля. И оба были вслед за ним в клочья изрублены в бесплодной и яростной попытке сбросить со стены ненавистное эльфийское знамя. Весы качнулись.

Торжествующий Лиамарэль уже собирался отдать горнисту приказ трубить победу, дабы вдохнуть в людей еще больший страх, но не успел. Новая стремительная контратака ополченцев захватила эльфов врасплох. Подобно бешеному медведю ворвался в их ряды гигант с золотыми унтерскими нашивками. Вращая обеими руками тяжелую гоблинскую алебарду, он раскидал эльфов как щенков, разрубая их на куски и сбрасывая со стены. А сразу вслед за ним орудовал огромной булавой верзила орк, прикрывая унтера и сбивая со стены влезавших по лестницам эльфов. За этими двумя, остервенело рыча «Глинглок!!!», рвались и остальные, разя копьями и прорубая топорами кольчуги врагов.

В то же время с другого конца стены подоспел резерв из десятка мечников, и приободрившиеся ополченцы усилили натиск. Возглавляемые гоблином-сержантом, отбросившим на время свой арбалет, они зажали забравшихся на стену лучников в тиски.

Выкрикивая сквозь зубы грязные проклятия и осознавая, что достигнутый успех повис на волоске, капитан Лиамарэль бросился навстречу гиганту унтеру. Капитан считал себя прекрасным бойцом, и, надо заметить, не без основания. Удар алебарды Лиамарэль успешно парировал щитом, и меч прокрутился в его ладони, занимая позицию для смертельного выпада. Однако ударить ему не дали, стальные грани оркской булавы обрушились на его висок, сминая шлем и ломая кости. И потухшие глаза уже не увидели, как рухнуло горделивое знамя с мантикорой, подрубленное гоблинской алебардой.

Гарт с Сардом смяли лучников и залили кровью отвоеванный ими плацдарм. Эльфам снова пришлось лезть на стены, подставляясь под бьющие сверху копья и топоры, но их боевой дух на этом участке стены был уже сломлен.

На северной куртине вторая сотня стояла насмерть. Карвин был дважды ранен, но оба раза легко и своих подчиненных не покинул. Сдержав с его людьми первый, самый ожесточенный, эльфийский натиск, Рустам понял, что на бывшего стражника он может положиться целиком и полностью. Оставив все же на всякий случай на куртине десяток мечников и Гастера со знаменем, Рустам поднялся на северный барбакан, чтобы оценить обстановку. Несмотря на продолжающийся бой, он не мог не заметить, что ожесточение спало. В действиях эльфов не было больше прежнего напора, они все еще штурмовали, задние ряды по-прежнему шли вперед, но передние уже дрогнули. А в двухстах шагах от городских стен приготовились к штурму гномы. Обнажив оружие, грозные бородачи застыли в ожидании команды.

Рустам оглядел свои позиции. Они изрядно поредели, но полк продолжал драться и был готов к новой атаке. Штурмовавшие ворота эльфы не выдержали и отошли. Попытка протащить через ров таран провалилась, мостки под ним проломились, и он ушел ко дну. Воспользовавшись неожиданной передышкой, Рустам подал знак Жано, и тот уже через минуту был на башне. Не говоря ни слова, Рустам указал ему на изготовившихся гномов. Жано так же молча кивнул и, сплюнув на землю сгустком крови, вернулся к сотне, чтобы перестроить ее для новой схватки.

Остановив пробегавшего через второй ярус башни Фламенеля, Рустам приказал ему вывести арбалетчиков из рукопашной и возобновить обстрел. Шлем на Фламенеле был разрублен, один глаз заплыл огромным синяком, а на левом бедре сквозь наспех наложенную повязку сочилась кровь, но здоровый глаз блестел в боевой злости, и сам унтер был все еще полон сил. Уже через несколько минут арбалетчики полка вышли из схватки и снова взялись за арбалеты.

Сражение на мгновение словно зависло – и люди, и эльфы ждали, когда в бой вступят гномы. А гномы ждали приказа, но приказа не было, герцог Эландриэль и король Торбин так и не смогли пока еще преодолеть некоторые расхождения во взглядах на предстоящий грабеж еще не захваченного города.

Оба уже осознали, что совершили ошибку, но еще не были готовы окончательно примириться, поступившись гордыней. Поэтому гномы в этот день на штурм так и не пошли. После ожесточенной мясорубки эльфы отхлынули назад, оставляя раненых и теряя знамена. Арбалетчики с башен обстреливали их до последнего, даже со ста шагов болты пробивали слабо защищенную кольчугой спину. Лишь часть эльфийских полков смогла отойти организованно, прикрываясь щитами, остальные позорно бежали, теряя оружие и боевой дух.

Как Рустам узнал позже, в этот день люди нанесли поражение эльфам на всех фронтах. Легче всего было на восточной стороне, там воды Ливра размыли ров, и эльфам далеко не везде удалось его форсировать. Вновь сформированный восемнадцатый коронный Лондейлский и тридцать второй коронный полк из Бартленда при поддержке восьмого ополченческого без особого труда отбили разрозненный штурм. А арбалетчики из Калу залили кровью те немногие мостки, которые эльфам все же удалось перекинуть.

Рустаму с его третьим ополченческим на западной стене пришлось выдержать более ожесточенный натиск. Причем основной удар пришелся именно на его участок. Шестьдесят третьему коронному справа и девятому ополченческому слева пришлось тоже несладко, но направлением главного удара были все же ворота. Четыре эльфийских полка атаковали их и прилегающие куртины, еще четыре полка атаковали обоих его соседей, которым, соответственно, и пришлось полегче.

Самые тяжелые бои были на северной стене. Против девяти глинглокских полков были брошены тридцать два эльфийских. На участке первого ополченческого эльфы захватили куртину, но арбалетчики в башнях вовремя подняли мостки, соединявшие стену с башнями. Возникла небольшая заминка, которой люди смогли воспользоваться сполна. Подоспевшие лондейлские мечники во главе с самим бароном Годфри поднялись на башни и ворвались на захваченную врагом стену. Бойня была жесточайшей, но без поддержки тяжелой пехоты эльфам пришлось уступить, куртина была отбита.

Эльфы после этого сражения долго будут обвинять короля Торбина в бездействии, считая, что с поддержкой гномьих полков им обязательно удалось бы захватить город с ходу. Может быть, они и правы, но вполне возможно, что это и не так. Ведь всем известно, что коротышкам-гномам тяжело взбираться по приставным лестницам, к тому же люди так и не ввели в дело свои баллисты, приберегая заряды для гномов, да и переход через наполненный водой ров для тяжело оснащенного гнома весьма опасное занятие.

Как бы то ни было, гномы в бой не вступили, и первый день лондейлской осады остался за людьми.