Верховный Главнокомандующий [с иллюстрациями]

Глава 26. Разбор «полётов», раздача крестов и «слонов»

На следующее утро, с генерал-майором Свечиным, с группой других генералов и офицеров, поехали верхами по местам недавних сражений — в первую очередь посетив бывшую «Основную оборонительную позицию», полковника Чернышенко… Полк, потерял едва ли не половину личного состава — в основном от огня тяжёлой германской артиллерии и, здесь до сих пор работали похоронные команды.

Даже для бывалого профессионального военного, невыносимо впечатление от вида огромных воронок, обрывков колючей проволоки — порванной как гнилые нитки, рук, ног и прочих фрагментов человеческого тела — разбросанных повсюду… Непередаваемая словами вонь сгоревшей взрывчатки, свежей земли, крови и содержимого человеческого кишечника… При нас, откопали из засыпанного взрывом тяжёлого снаряда окопа, четверых нижних чинов и одного офицера с «чёрными» лицами — эти были похоронены заживо и умерли от удушья.

Мои спутники, ранее бывавшие на недавней Русско-японской войне и, видавшие там «виды» — кривились, морщились, отворачивались и бледнели… Многих, откровенно тошнило! Представляю, какое это моральное впечатление и психологической воздействие производит на простых русских солдат — по большей части, малообразованных крестьян из глухого захолустья.

Осунувшийся, похожий лишь на почерневшую тень прежнего самого себя, сам полковник Чернышенко — начальник Первого полка 2-ой Финляндской дивизии, давал пояснения:

— …По моему приказу, наша лёгкая батарея открыла огонь по немецкой «колбасе» — висевшей верстах в восьми за немецкими позициями — но всё было бесполезно: шрапнели рвались недолетая и значительнее ниже аэростата.

— Почему? Ведь, насколько мне известно, наша трёхдюймовка бьёт на двенадцать или даже более вёрст?

Один из генералов-артиллеристов пояснил:

— Не совсем так, Государь! Русская 3-дюймова пушка образца 1902 года, может дать угол возвышения всего лишь около 16 градусов, а с подкапыванием «хобота» — до 30, что даёт наибольшую дальность стрельбы всего около восьми с половиной вёрст…

Что, правда?! Или я неправильно перевёл наши километры в их вёрсты?

— …К тому ж, «нарезка» прицела допускает ведение прицельного огня только до шести вёрст, а шрапнелью — примерно до пяти с половиной.

— Опять же, почему? — не слазил я, — потрудитесь объясниться, господин генерал.

— Всё дело в дистанционной 22-секундной трубке для шрапнели 3-дюймового полевого орудия, Ваше Императорское Величество… Чрезвычайные затруднения встретились при налаживании производства трубок более длинного горения!

Шиплю рассерженной коброй:

— Куда раньше смотрели, вашу генеральскую мать?!

— До войны, о стрельбе из полевых орудий свыше 5–6 вёрст почти и, не думали, — хотя и, вытянувшись «в струнку», отвечал тот твёрдо и смело, — считалось, что при малой глубине боевого порядка эта дальность предельна для дистанции «решительного» боя — так как, нельзя было наблюдать и корректировать огонь на большие дистанции

Чувствую себя несколько несправедливым: не может он один отвечать за все — ещё довоенные «косяки», всего вышестоящего начальства из ГАУ! Поэтому, только досадливо мазнув рукой, снова обращаюсь к Чернышенко:

— Продолжайте, господин полковник!

— …Корректору-наблюдателю, сидевшему в корзине немецкой «колбасы», было видно как на ладони всё наше расположение и каждое, даже малейшее наше движение и, вскоре в ответ на наши бессильные шрапнели, германцы начали посылать нам свои крупнокалиберные «чемоданы» из тяжёлых шестидюймовых гаубиц. Первым делом, они подавили приданные мне две лёгкие батареи, затем, взялись за нас…

Полковник, рассказывал очень эмоционально — видно, накипело!

— В жизни, никогда не забыть своих ощущений, Ваше Императорское Величество! Слышишь сперва, где-то вдалеке одиночный — совсем не страшный, глухой выстрел, затем слухом улавливаешь шелест приближающего тяжёлого «чемодана»… Вот он всё ближе, ближе и ближе… Вот «шелест» превращается в какой-то леденящий душу хрип — «ХХХРРР!!!» Как удавленник, «танцующий» в петле… На единый миг, «хрип» замирает и, вместе с ним замирает ваша душа и, кажется, останавливается дыхание и сердце…

— …Вдруг: «ТРААА-ААА-АААХ»!!! Трясётся с вами земля и, сам дух ваш кажется — отходит от сотрясения воздуха! Если жив остался и, тебя заживо не засыпало в твоём окопе — видишь поднявшийся на невообразимую высоту столб огня, дыма, земли и человеческих останков — превратившихся в какие-то кровавые брызги.

«Так воевать больше нельзя! Как-нибудь до зимы дотерпим — но если к весне что-нибудь не придумаю и, хотя бы отчасти не исправлю положение… Ипатьевский расстрельный подвал, будем мне ещё — минимальной мерой высшей социальной справедливости!».

Полковник казалось, прочёл мои мысли:

— Господа! С этим надо что-то делать… Невозможно передать человеческими словами, моральное воздействие огня германских гаубиц на наших солдат! Вид оторванных ног, рук и прочих частей человеческого тела, душераздирающие предсмертные крики ещё оставшихся в живых — непереносим для человеческой психики… Ещё более сильное влияние на моральное состояние бойцов, оказывает вид заживо похороненных — которых, находят по торчащим из-под земли конечностям. И, главное: чувство собственного бессилия, осознание того факта — что ты не можешь ответить врагу тем же, просто «убивает» в человеке солдата — ещё быстрее, чем его тело разрывает и хоронит заживо германский «чемодан»! Стоит ли тогда, господа, удивляться столь массовому дезертирству и сдаче в плен неприятелю наших солдат?!

Впрочем, не на всех офицеров и генералов, слова полковника произвели надлежащее впечатление. Как бы, не на большей их половине, на лицах читалась скука, недоумение — а то и, открытое возмущение. Если бы не моё присутствие и явное благоволение полковнику Чернышенко, его бы счас наверное поедом вмиг схарчили!

Послышались правда, весьма искусно завуалированные высказывания, мол — что с нижних чинов, этого тупого серого быдла, взять!

Полковник, с таким не согласился и, чтоб не быть голословным, привёл пример:

— Ну, не скажите! Офицер моего — тогда ещё батальона, поручик В, ещё в Галиции попав разок под обстрел австрийских гаубиц — после от каждого громкого стука, выпрыгивал из окопа и бежал куда подальше! Правда, каков молодец: знал за собой такую особенность и приказал солдатам каждый раз ловить его и возвращать на место. Да…

Глаза полковника затуманились печалью:

— …Как чуял, что ли — погиб он именно от «чемодана». Другой же, офицер из кадровых — капитан М, падал в обморок от каждого звука разрыва снаряда — как барышня на балу, от непристойного предложения гусара. Пришлось «списать» в тыл…

Генерал-артиллерист, тоже подержал мою и полковника Чернышенко точку зрения:

— Воистину так, господа: мне самому — хоть и весьма спорадически, пришлось пару раз находиться под обстрелом тяжёлых германских гаубиц… Никто не осмелится, зная моё прошлое, назвать меня слабодушным — но, впечатление у меня осталось надолго! Даже, не слишком близкий разрыв такого «чемодана», оказывает мощнейшее воздействие на человеческую психику…

Своё веское слово сказал и, «герой дня» (не считая конечно, мою августейшую особу) генерал-майор Свечин:

— Чтоб, выдержать многочасовой обстрел германской тяжёлой артиллерии, нужны стальные нервы. А после многомесячных тяжёлых боёв, ежедневно видя гибель товарищей, ясно понимая безнаказанность этого для неприятеля — ввиду бездействия нашей артиллерии, нервы у всех расшатаны! Стоит ли удивляться тогда, господа, разложению дисциплины и дезертирству в пехотных частях?!

«Это всё — ещё цветочки, господа! — хотелось сказать мне, — а, ведь впереди ещё чего — более «интересного», великое множество! Например, отказы идти в наступление».

Подошёл к самому краю огромной могилы, бывшей воронки на вершине Высоты 72,7 — куда складывали останки погибших героев из Первого полка и, встал с непокрытой головой. Всё моё «сопровождение» — куда им деваться, проследовало за мной.

Помолчав, говорю:

— Паллиативное решение мною уже найдено: захоронением погибших занимается специальная полковая похоронная команда. Это, хоть как-то снизит моральное воздействие больших потерь на личный состав. Стоит, распространить этот опыт на все полки Действующий армии, господа генералы и офицеры!

Под моим пристальным взглядом, адъютанты начальничествующих лиц, споро зашуршали карандашами по блокнотикам.

— Но это, именно — «паллиативное решение», господа!

Как-то так случайно получилось, после окончания похорон, что мы с генералом-артиллеристом остались с глазу на глаз, немного в стороне от остальных:

— Нельзя ли как-то организовать контрбатарейную стрельбу уже имеющимися силами, господин генерал?

— Увы, Государь! Наша полевая артиллерия, вооруженная 3-х дюймовыми пушками — стреляющая шрапнелью по настильной траектории, просто не в состоянии хоть как-то вести контрбатарейную борьбу с германскими гаубицами.

— А где наши — русские гаубицы?

Из «послезнания», мне немного известна история такого состояния дел.

Теоретически, русское военное министерство совершенно не учитывало тенденцию развития оборонительных средств ведения войн. Даже получив в Русско-японскую войну «тревожный звоночек», русские генералы не помышляли о том, что военный конфликт с крупной европейской державой, обязательно примет форму позиционной войны. Все надежды связывались с крепостями, даже не задумывались о более современной, гибкой системы полевых опорных пунктов. Малейшие намёки на ликвидацию явно устаревших крепостей, генералы рассматривали как измену Родине!

В результате, хотя расходы на вооружение Российской императорской армии и были сравнимы с немецкими или даже их превосходили, тратились деньги на оборону крайне бестолково. Немцы развивали тяжёлую полевую артиллерию и стрелковое оружие, русские — крепости и их тяжелые стационарные орудий. Накануне войны 1914 года, в крепостях находилось около трёх тысяч современных тяжелых орудий, а в полевых частях — всего пару сотен тяжелых гаубиц и пушек.

Ещё одна фатальная ошибка — слишком большой акцент делался на кавалерию. В результате «конного блицкрига», мы так и не дождались — зато железнодорожная сеть оказалась забитой составами с фуражом для громадных конных масс.

Ну и, добило русскую сухопутную армию чрезмерное увлечение созданием флота. Гигантские линкоры, каждый из которых стоил — как пара тысяч шестидюймовых гаубиц с бесконечным боезапасом, всю войну простояли в гаванях, матросам от безделья захотелось «свободы» и началось…

— …Изначально, мы были бедны такими орудиями[175]: в немецком армейском корпусе их больше, чем в русской армии. К тому же, наши гаубицы по большей части лёгкие — 48-ми линейные, ни в какой мере не могут сравниться по силе воздействия на полевые укрепления, с германскими — шестидюймовыми! Нашей «лёгкой» 48-ми линейной гранате, я уже не говорю про трёхдюймовый калибр, нужно прямое попадание… А, шестидюймовый — разрушит любое полевое укрепление и убьёт находящихся там солдат, даже разоравшись в нескольких саженях от него.

Как хреново, то…

— Неужели, ничего нельзя сделать, господин генерал?

Помолчав, он ответил не глядя на меня:

— Увы, но и последний свой шанс мы упустили, Ваше Величество!

— Уточните, пожалуйста…

— Немцы, сняв со своих восточных крепостей — не только все тяжёлые орудия вместе с командами, но даже пулемёты и бросили их на фронт. Я, тоже предлагал эту меру — ещё при Великом Князе… Ведь, только в Ивангороде у меня было свыше пятисот орудий с большим количеством снарядов! Всего же в шести, оставленных нами крепостях в Польше и Литве, было около шести тысяч орудий среднего и крупного калибра. Если, пехотные генералы говорят, что причиной отступления был недостаток тяжёлой полевой артиллерии — то почему они не настояли на использовании крепостной?!

Я, не подумав ляпнул:

— Видимо, чтоб было чем защищать крепости!

— Так, почему их не защищали, Ваше Величество — а сдали вместе с артиллерией?! Ведь, многие эти орудия, немцы уже начали применять против нас!

Хм, кгхм…

— А кто-нибудь предлагал эту меру пехотным начальникам, господин генерал?

— Я написал генералу Алексееву подробнейший доклад и послал его в Штаб, тогда ещё в Барановичи. Но, Михаил Васильевич был чрезвычайно занят и, не мог заняться им лично. Генерал Борисов же — которому, он поручил рассмотреть этот вопрос, по-видимому — никуда не торопился и, только за несколько дней до подхода к крепости противника…

Артиллерист смущённо смолк.

«Всё же я был прав: этого Борисова надо от Алексеева срочно убирать! Правда, это надо сделать технично: это его, наряду с Пустовойтенко — наилепейший кореш. Ну впрочем, Штирлиц уже указания получил — будем надеяться, что он справится…».

Думаю, с этим генералом-артиллеристом, время пришло познакомиться:

— Извините, господин генерал, мой преждевременный склероз… Как Вас…?

— Генерал-майор Шварц, Алексей Владимирович! — щёлкнул каблуками тот, — бывший комендант крепости Ивангород — оставленной мной по приказу и вопреки собственной воле, после полной эвакуации и взрыва укреплений…

Морщу лоб, типа — пытаясь вспомнить.

— Был произведён в генерал-майоры и награждён Георгиевским оружием лично из ваших рук, Ваше Величество — когда Вы в прошлом году в октябре, изволили посетить крепость после её успешной обороны и отбития неприятеля с большим уроном!

— Ах, да! Я ещё, тогда Вам сказал…

Естественно, я «завис» как «Пентиум-1» от десятой «Винды»!

— Вы спросили тогда, Государь: «Вы, вероятно, самый молодой из комендантов крепости?». На что я ответил: «Да, Ваше Величество — но несомненно и самый счастливый!». «Да, — сказали Вы, Государь, — и, есть отчего!». Когда же мне вручали Георгиевское оружие, Вы заметили: «Как мне приятно смотреть на Вас — на вашем лице отражается чувство исполненного долга!».

Неужели, мой Реципиент действительно так говорил?! Вот же, дебил…

— Ах, да — вспомнил! — как будто спохватился, — чем сейчас заняты, Алексей Владимирович?

— После сдачи крепости, до сих пор жду нового назначения, Ваше Величество. Слышал вроде, начальство метит меня на Кавказ…

Решительно его перебиваю:

— Никаких «Кавказов», господин генерал! Как только здесь разгребём, будете Имперским комиссаром — моим представителем при Военном министре и ГАУ по артиллерии! Кстати, разрешите Вас поздравить с «генерал-лейтенантом», Алексей Владимирович…

Ищу глазами среди Свиты и генералитета моего… Ах, вот он где — за моей спиной стоит и подслушивает:

— Господин Генеральный Секретарь!

— Слышу, слышу… Уже оформляю, Ваше Величество, — пробурчал Мордвинов, — кстати, у нас стандартные бланки кончаются — как в следующий раз воевать поедем, надо будет прихватить их побольше…

После высоты 72,7, с несколько подавленным настроением посетили наш «швердпункт» в этой операции — деревню Гени, представляющую собой несколько отдельных хуторов, расположенных по сторонам и внутри, некого условного «квадрата». Генерал Свечин давал пояснение произошедшему здесь недавно бою, решившему исход всему сражению:

— Как Вы можете сами убедиться, Государь, местность полностью открыта действию наших батарей южнее села Камели… Вопреки сведениям разведки, деревня Гени оборонялась не одной ротой Ландвера — а ВОСЕМЬЮ!!! Но всё равно, когда после артподготовки, стрелки Второго и Третьего полков подошли на близкую дистанцию, немцы не выдержали перекрестного огня — особенно из противоштурмовых трёхдюймовый пушек и, бежали… Последующие контратаки сильно потрёпанной 14-й дивизии Ландвера, а затем спешенной кавалерии, были отбиты уже закрепившимся на местности Третьим полком Патрикева при поддержке артполка полковника Горбоконя. Второй же стрелковый полк — «пса войны», штабс-капитана Данилова, вместе с Разведывательно-кавалерийским батальоном капитана Красовского, продолжал наступать в направлении села Дукшты и после его взятия, закрепился вдоль одноимённого ручья — создав внешнее кольцо окружения. После чего, в «чистый» прорыв была введена «Маневренная группа» генерала Шишкина из двух казачьих полков…

Свечин, весь прямо-таки излучал гордость и, моё настроение тут же, поднялось куда-то в заоблачную высоту.

Прошёлся, всё внимательно осматривая. Если честно, после Высоты 72,7, воронки от разрывов артиллерийских снарядов, не впечатляли! Оно и понятно: те были от немецких 150-ти миллиметровых гаубиц, эти — от наших 122-ух миллиметровых… Почувствуйте, как говорится — разницу! Вот, наши солдатики, её в каждом бою и, «чувствуют» — на собственной шкуре.

Причём, даже этих — довольно-таки неглубоких воронок, было явно маловато для серьёзно артподготовки.

— Как Вы расцениваете наш успех, господин генерал?

Испытывающее гляжу в глаза Свечину — не поймал ли он «звезду», могущую привести к «головокружению» от успехов?

Нет, «не поймал»:

— Ничего удивительно, Ваше Величество, что несколько рот пожилых солдат из Ландсвера — застигнутые врасплох внезапным огнём артиллерии и атакованные с трёх сторон превосходящими силами, бежали! Важно другое: мы уже так давно отучились успешно наступать, брать неприятельские пушки и пленных… Поэтому, эта победа для нас очень важна!

Он, прижал руку к сердцу:

— Ваше Императорское Величество!

— Слушаю Вас, господин генерал.

— Ходатайствовать о награждении всех без исключения не могу, но — хотя бы по шесть «Георгиевских крестов» на роту!

Обнимаю генерала за плечи:

— Разумеется, Александр Андреевич! Сколько надо «крестов», столько и выдам — без всякого лимита!

Поговорил с начальником Артиллерийского полка дивизии полковником Горбоконем… Он, среди прочего рассказал мне о том, что при атаке Гени его батареи выпустили 52 шрапнели и 26 осколочно-фугасных гранат а отбивая контратаки немцев — 265 шрапнелей и 25 гранат. Спрашиваю:

— Какой боеприпас — шрапнель или граната, на Ваш взгляд предпочтительнее?

Обстоятельный такой, неторопливый вояка! С ответом никогда не спешит — подумает хорошенько, тогда только скажет:

— Нужны оба, Ваше Величество! Но почему-то из тыла присылают больше шрапнели и, иногда приходится по уже окапавшейся пехоте стрелять ею — что, совершенно не даёт результата…

— Зачем же тогда стреляете?

Пожимает плечами:

— Пехотное начальство требует «поддержки» огнём!

Понятно… Нужен, какой-то единый — «универсальный» боеприпас, для полковой и полевой артиллерии. Ещё один животрепещущий вопрос:

— Что Вы скажите о «снарядном голоде», господин полковник?

Тот не сразу, хорошенько подумав опять же, отвечает тогда — когда я уже начинаю терять терпение:

— Что касается «тяжёлых» калибров — шесть дюймов и выше, то такое явление имеет место быть… Так ведь и, орудий таких у нас — кот наплакал, Ваше Величество! Но боеприпаса для трёхдюймовой полевой пушки и 48-линейной полевой лёгкой гаубицы, вполне достаточно. И, если и бывает «снарядный голод» с этими калибрами — то он инсценируется «сверху»…

Ничего себе! Как, так?! Подобрал отвисшую до самого пуза челюсть, спрашиваю:

— Как это?! Объяснитесь, господин полковник! Ведь, в тылу только и слышно о «трёх снарядах в день».

— Пехотное начальство требует от артиллеристов «барабанной» стрельбы — зачастую, не объяснив цель. Это приводит к повышенному расходу боекомплекта — создавая искусственный «голод» и, к преждевременному «расстрелу» канала ствола. Никто не учил пехотных генералов — что у каждого орудия есть определённое число выстрелов, которое оно может сделать — до выхода из строя ствола…

АГА!!!

Так вот, где в собаке порылись!

— …Поэтому, умудрённые горьким опытом, многие артиллерийские начальники отказывают пехотным — объясняя, что у них нет снарядов. Ведь, Ваше Величество — лучше иметь орудия и экономить на снарядах, чем не имея снарядов — не иметь и орудий, способных вести огонь!

Отсутствие взаимодействия между родами войск, даже — полное непонимание возможностей… А ведь, это явление передастся «по наследству» Красной Армии и будет исполу вредить даже в Великую Отечественную!

Надо срочно предпринимать меры.

— Согласен с Вами, господин полковник: лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и горбатым…

— Что? Извините, Ваше…?

— Да так — мысли вслух… Как Вы расцениваете моё нововведение: прикрепление к каждой конкретной части — каждой конкретной батареи же и, нахождение её командира в передовых рядах пехоты? Только честно: «подмахивать» мне не надо — для этого балерины из Больших, Малых и Мариинских борделей есть!

Сперва, прыснув со смеху от неожиданности, но затем, приняв серьёзное выражение лица и, опять же — хорошенько подумав, полковник Горбоконь ответил:

— «Нововведение» безусловно полезное и требующее повсеместного распространения, Ваше Величество! Особенно, если дополнить его нахождением постоянного представителя от артиллерии при пехотном штабе…

— Чтоб, «процесс», так сказать был обоюдным?

— Так точно!

— Вы прямо у меня «с языка сняли», господин полковник! — хлопаю его по плечу, — а как Вам другое новшество — нахождение противоштурмовых и горных орудий в передовых цепях пехоты?

— Опять же — очень своевременно, но требуется долгое совместное обучение стрелков, пулемётчиков и приданных им артиллеристов! В этом бою, два расчёта потеряли — совершенно по глупости…

Поговорили ещё немного о разных вещах — необязательно связанных с артиллерией и, перед расставанием, я пожимая руку полковнику Горбоконю, сказал глядя прямо в глаза:

— Не позже, чем через месяц после окончания Виленского сражения, жду от Вас обобщения всего вашего: как недавнего — так и, приобретённого в целом на этой войне опыта. Особое внимание уделите именно взаимодействию артиллерии с пехотой — на примере, как успешных случаев — так и неудачных. Напишите специальную краткую, но информативную брошюрку: смысл которой был бы понятен даже для тех — кто понять его не хочет и, перешлёте мне. А я её распространю и сделаю обязательным для изучения всеми начальниками, как стрелковых — так и артиллеристских частей.

Уже садясь в автомобиль я обернувшись, дружески улыбнулся:

— Господин полковник! Зависит только от Вас: думаю, встретить в следующий раз — уже генерал-майором!

Напоследок переночевав в последний раз в селе Галина, наутро потихоньку выехали… Почему «потихоньку»? У автомобилей того времени был ничтожный ресурс и наши уже нуждались в среднем ремонте, который в полевых условиях и за одну ночь не сделаешь. К тому же, всю ночь шёл мелкий, но нудный «обложняк» и убитые армейскими обозами грунтовые дороги сильно развезло. Да и генерал Спиридович настоял, хотя бы до Вильно двигаться под эскортом эскадрона жандармов — сотня казаков Крымова осталась в Галине.

— Господин генерал, — изучив маршрут по карте, обратился я к Спиридовичу, — давайте сделаем «крюк» и заскочим в то имение, где Вы «сбрую» реквизировали… Во-первых, эти два ружья вернём, а во-вторых — от того поместья, дорога поцелее будет. Сначала, часа два потеряем, затем — полдня нагоним. Ну и, извиниться перед собственником реквизированного оружия надо, да и возместить… Пообещать!

Поводив по карте пальцем, тот ответил:

— Не возражаю!

Подъехав к панскому поместью — майорату князей Гогенлое, мы застали следующую картину: возле особняка стояло — как бы, не с полсотни двуконных повозок армейского образца… Какие-то «добры молодцы», тоже — в армейском обмундировании, со скоростью и сноровкой грузчиков столичного мебельного магазина, выносили из здания и складывали на них всяческий хабар — к воинскому имуществу, имеющий отношение весьма «опосредственное».

— Выяснить и доложить!

Завидев скачущий эскадрон жандармов, «добры молодцы» ломанулись кто куда. Их, сноровисто догоняли и задерживали. Вскоре, притащили и «виновника торжества» — интендантского чиновника, решившего прибарахлиться.

Главные мародёры на войне — не пехота, которая может унести максимум — что на себя одеть! Даже, не казаки — вьюки которых не могут разбухать бесконечно, а артиллерийские парки и интендантские транспорты.

Пришлось задержаться…

Гонцы, посланные в Галину, вскоре вернулись с встревоженными генералами, казаками и военными следователями. Всё было запротоколировано, потерпевшие, подозреваемые и свидетели опрошены… Хабар был возвращён хозяевам, вместе с моими извинениями и их же ружьями:

— К сожалению, вся остальная ваша «сбруя» была утеряна в пылу сражения… Напишите мне стоимость и, я Вам её обязательно возмещу.

Хозяйка поместья — пожилая польская помещица, звала на ужин и настойчиво предлагала переночевать у неё, но я отказался. Очень много дел ещё впереди, не сделанных — я и, так сильно подзадержался с этой «войнушкой»!

Проходя мимо арестованного мародёра-интенданта, я задержался на него глядучи…

Вот, ему это надо было?! Ведь, уже достаточно пожилой дядька, в годах. Наверняка дети есть, а то и… Вспомнились — прям в глазах образно возникли, длинные-предлинные ряды — ещё не похоронных трупов на сельском кладбище и две крайние свежие могилы с крестами из свежесрубленного дерева.

Холодное бешенство ударило в голову!

— Я обязательно буду держать руку «на пульсе», господа, — обратился хриплым придушенным голосом к стоящим рядом, вытянувшихся «во фрунт» военным следователям, — конечно, всё должно происходить в рамках и по букве закона и, не как иначе… Но почему то, я непоколебимо уверен, что эту мразь повесят и предадут казнь самой широкой огласке.

— Смею Вас заверить, Ваше Величество — преступление не останется без надлежащего возмездия!

Уже было ушёл, но не удержался — вернулся и добавил:

— И, когда его внуки будут спрашивать: «Бабушка, а где был наш дедушка, когда Государь-Император — в первых рядах русских солдат сражался за Вильно, ежеминутно рискуя своей жизнью?», та ответит: «Грабил мирных жителей неподалёку и, был за это повешен как Иуда!».

До этого державшийся молодцом интендант, рухнул на колени и завыл в полный голос… Я, не проронив больше ни слова, удалился.

Как и планировалось ещё в Галине, заскочил на пару деньков в Вильно и, провёл в штабе Двинского военного округа «расширенное военное совещание» — так сказать, «разбор полётов» по горячим следам.

Кроме меня, генерала Свечина и генерала Алексеева с группой штабных из Ставки, присутствовали командующие Северным, Западными и Юго-западным фронтами генералы Рузский, Эверт и Иванов. Командующие армиями, прежде всего мои «соседи»: начальники 5-ой и 10 армий — генералы Плеве и Радкевич… Командующий V армейским корпусом Балуев Пётр Семёнович — которого я уже успел «поздравить» с генералом от инфантерии.

«И, многия, многия, многия…». Как бы, не с сотню генералов и штаб-офицеров съехалось — я столько золотых погон, даже в Ставке не видел!

По-моему, пора — воспользовавшись благоприятным моментом, провести кое-какие давно назревшие реформы в армии. Ничего особого или сверхъестественного: «в реале», эти преобразования так и так будут проведены, но только несколько — на полгода, год или полтора позже.

Первым делом, попросил генерал-майора Свечина и, тот «не поскупился» поделиться только что приобретённым боевым опытом:

— Господа офицеры и генерала! Оборонительный бой Первого стрелкового полка Чернышенко на Основной линии, несомненно напомнил немцам, что боеспособность русских — по крайней мере при нахождении их на хорошо обдуманной позиции и в приличных окопах, не исчезла окончательно и, заставит их впредь быть осторожнее…

Затем, он «пропесочил» моих генералов, аки Содом Гоморру:

— Такое ощущение, господа, что тактика современного боя вообще неизвестна нашей армии! Даже, на уровне отдачи приказов — которые изобилуют мелочными указаниями и какой-то школьной азбучностью… По словам пленных немецких офицеров, с которыми я имел честь беседовать, они — читая ваши приказы (а попало их к ним достаточно много!), имели все основания полагать — что имеют дело с какой-то милицией, впервые призванной одетой в военные мундиры и поставленной «под ружьё»!

Свечин, кратко но достаточно информативно рассказал про весь ход операции, не скрывая собственных промахов и не заостряя особого внимания на своих успехах. По нашей предварительной взаимной доверенности, про меня он тоже вспоминал достаточно скупо и только по делу.

— …Я организовал наступление так, чтобы в обстановке предстоящего боя, встречного по существу, получить сразу же перевес над неготовыми и изолированными друг от друга частями немцев. С этой целью я вытянул все свои силы в одну линию батальонов…

Рассказав о том, как он провёл операцию, Свечин опять прошёлся «частым гребешком» по генеральским головам:

— Особенно во второй его половине — минувшего года войны, приходится частенько с немалой горечью убеждаться — что за редкими исключениями, наши войска ведут чисто пассивную оборону. Даже, успешно отстаивая занятые позиции, мы довольно редко переходим в контратаки — забывая «азы» военного искусства, гласящего: «только активная оборона бывает успешной». Оправдываются обычно тем, что численность и качество наших войск в настоящее время ослабло и, что части «растянуты» по фронту… Но, господа — наш противник, так же понес громадные потери! И, тем не менее, немцы на любое наше наступление всегда отвечают контратакой на пассивных участках и, не боясь окружения, смело вводят в прорыв — если он удался, все свои резервы…

Тут, ему несколько попеняли за то — что он, мол, хочет уготовить им печальную участь незадачливого бедолаги — генерал Гарнье.

«Отбившись» примерами удачных рейдов генералов Шишкина и Крымова — которые ещё продолжаются и, моей репликой с места: «Кто не рискует — тот не пьёт шампанского!», Свечин продолжил:

— Если все это возможно немцам — то почему, это невозможно для нас? Почему, мы на всякий немецкий прорыв отходим на всем фронте?! Ведь, как мною на практике было только что доказано — энергичный переход в наступление резервами и поддержка соседних частей, может поставить самого атакующего противника в очень тяжелое положение! Было бы только желание, во что бы то ни стало победить!

Впрочем, мне показалось, что большинство из присутствующих на совещании генералом, слушали его вполуха — лишь из чувства «субординации» передо мной. Я внимательно следил за генеральскими лицами, поражённые откровенной скукой и искажаемыми тщательно скрываемыми позёвываниями. Опять же, вроде привыкнуть должен — но всё равно поражает процент «стратегов», находящихся в глубоком пост-пенсионом возрасте.

Надо будет как-нибудь взяться, да хорошенько проредить генеральские ряды от участников Мамаева побоища!

После основного доклада был, всего лишь один конструктивный вопрос:

— При наших растянутых оборонительных линиях, бывает очень затруднительно определить место — куда неприятель направит свой главный удар… Вам, Александр Андреевич, крупно повезло — Вы его угадали. А как быть остальным?

Свечин, несколько смешавшись и покраснев самую малость, как-то мельком бросив на меня взгляд исподлобья, скомкано ответил:

— «Гадание» здесь не поможет! Нужна деятельная, усиленная и постоянная разведка, нужно вдумчивое изучение занимаемой нами и противником местности, нужно обдуманно расположить резервы и, загодя обеспечить своевременный их ввод в действие…

Молодец! Отпизд… Отстрелялся на «отлично»!

По следующей «повестке дня», генерал Свечин рассказал о несомненных плюсах и замеченных им минусах «экспериментального» устройства стрелковой дивизии — предложенного мной и «обкатанного» им на практике:

— …Таким образом, после удаления громоздкого и по правде говоря — ненужного бригадного «звена», не только значительно облегчается управление дивизией — но и, освобождается известное число офицеров из штабов бригад — которыми, можно доукомплектовать собственные полки или вновь формирующиеся в тылу. Некоторое снижение же боевых способностей дивизии — из-за уменьшения с четырёх до трёх числа стрелковых полков, не имеет никакого решающего значения на практике — из-за несоответствия их списочной численности к фактической, после даже недолгого пребывания на фронте.

Затем, руководствуясь принципом — «куй железо, пока горячо», я приступил к собственно реформаторской деятельности.

Моё последующее за выступлением Свечина предложение — распространить штаты 2-ой Финляндской стрелковой дивизии на всю пехоту Императорской армии, не встретило никаких возражений. Тут же, был составлен и, подписан Алексеевым и мною отдан приказ: отныне, стрелковая дивизия Русской Императорской Армии будет состоять из штаба с комендантской ротой, разведывательно-кавалерийского батальона, трёх стрелковых, одного инженерно-сапёрного и одного же артиллерийского полка.

Иначе, по моему проекту-приказу будет устроена гвардейская пехота: двух- полковые гвардейские бригады, сводящиеся сразу в трёх- бригадные гвардейские корпуса — минуя дивизионное звено… Имелись возражения — ведь среди присутствующего генералитета имелись и, начальники гвардейских частей и соединений! Но я их отмёл известной поговоркой:

— «Мал золотник, да дорог!». А наша Гвардия, господа, это именно — наше золото! А ЗОЛОТА, МНОГО НЕ БЫВАЕТ!!!

Против такой формулировки возражений не возникло и, моё предложение прошло «на ура».

Я же, в своих действиях довольствовался другими соображениями: Императорская Гвардия больше в боевых действиях — самостоятельными боевыми единицами, участвовать не будет и, не фиг ей быть слишком многочисленной! И, тем более — контролируя обе столицы и прочие особо важные населённые пункты, незачем ей иметь конных разведчиков, артиллерию и сапёров.

Кавалерию же, я решил реформировать позже — изучив опыт противника и посоветовавшись с генералом Келлером:

— Господа генералы и штаб-офицеры! К 6-му кавалерийскому корпусу покойного генерала фон Гарнье надо присмотреться повнимательнее: перевести и проанализировать все захваченные документы, опросить всех пленных штабных и строевых офицеров и, чтоб через две недели, доклад был у меня.

— Будет исполнено, Ваше Величество! — ответил генерал Алексеев, восхищённо кося на меня свои косые очи.

Далее, на повестке дня стоял «винтовочный» вопрос…

Опять ж, я ничего сам не придумал: все эти меры, хоть и не устраняющие полностью проблему нехватки винтовок в Действующей армии — а всего лишь делающую её менее острой, «в реале» придумали и провели в жизнь без меня! Но, несколько позже.

Несколько «опережая» события, я многого не хотел — всего лишь прекратить закуп за границей откровенного старья и, стрелкового оружия под патрон отличный от русского — чтоб не было путаницы с боеприпасами.

«Я, Николай Второй, Верховный Главнокомандующий, Император всея Руси и прочая, приказываю:

1) Организовать более тщательный сбор своих и трофейных винтовок на поле боя, платя нижним чинам за каждую принесённую и сданную «чужую».

2) Сформировать специальные «трофейные» команды для сбора всего ценного в прифронтовой полосе — от стреляных гильз до любого брошенного своими или противником, военного имущества.

3) Легкораненым являться в лазарет только со своей винтовкой. Пришедшие без оружия, должны отправляться назад — искать её на поле боя.

4) Запретить санитарам подбирать и доставлять в лазареты раненых без личного оружия… (Жестоко? Не более, чем сама война. Гнать в бой безоружных солдат — ещё более звероподобно).

5) Организовать скупку «бесхозных» винтовок у местного населения, которые они подбирают на полях сражений или приобретают у дезертиров.

6) По существующему ныне порядку, даже легко повреждённое оружие отправлялось для исправления обратно на заводы-изготовители — отвлекая персонал от выпуска нового. Мною настоятельно рекомендуется организовать ремонт на фронте — в полевых или стационарных мастерских: лёгкие повреждения устраняются на полковом или дивизионном уровне, средние — на корпусном или армейском и, в особо тяжёлом случае — на фронтовом. В глубокий тыл, должен идти только откровенный «металлолом»!

Заодно, разгрузим транспортную сеть — что тоже немаловажно.

Срок исполнения — месяц.

Полковник Романов».

Вопрос с нехваткой патронов, я думаю можно частично снять, запретив приказом Верховного Главнокомандующего, солдатам стрелять на расстояние свыше шестисот шагов — кроме классных стрелков, разумеется. Офицеры, командиры рот и унтер-офицеры должны лично проверять правильность установки прицела нижними чинами и учить их определять расстояние «на глазок»: например, если цвет одежды определить нельзя, фигура человека кажется чёрточкой, но заметно движение ног при ходьбе — значит, в зависимости от освещённости и погоды, дистанция до цели равна от 400 до 700 шагов.

На совещании установили предельную дальность действительного огня и, для станковых пулемётов: тысяча двести шагов.

Следующий насущный вопрос — «сапожный».

Конечно же, ответить мне: почему страна с воистину грандиозным поголовьем скота[176] — всевозможной «рогатости» и «крупности», на первый же год войны вынуждена покупать английские ботинки с обмотками и, даже просто — сапожную кожу за границей, никто из генералов не мог!

— А я вам скажу, господа генералы и штаб-офицеры, — пафосно, как Ленин мировую буржуазию обличал я наше интендантство и весь российский генералитет в целом, — до войны в России — даже дубильные вещества для выделки кожи и вакса для смазки сапог, не производилась. Мало того, последняя — закупалась у германской фирмы «Bayer AG»!

Чтоб, кожаные сапоги были носкими, их надо регулярно смазывать… Нет ваксы или гуталина — солдат очень быстро становится босым.

Кто-то из присутствующих «стратегов», пытался перевести стрелки на бывшего Военного министра Сухомлинова: мол, история с «ваксой» лишний раз доказывает его принадлежность к германской разведке…

Во, как! Всё им «германские шпионы» побеждать мешают: сначала Сухомлинов с Мясоедовым, потом — Ленин с Троцким… А наши уважаемые стратеги да политики, типа, не при делах!

— А сейчас — у Вас под боком, что творится, господин генерал? В стране дефицит обувной кожи, а вместе с тем — на фронте гниют без пользы, сотни тысяч скотских шкур! И, где бы нам с вами, ещё поискать «германского агента», Ваше Высокопревосходительство? …Может, в Главном интендантстве?!

Из-за отсутствия в стране холодильной и недостаточной развитости консервной промышленности, «мясо» на фронт гнали в виде «живых консерв» — громадными многотысячными стадами. После забоя, их шкуры попросту выбрасывали — подумать об их простейшей консервации и отправки в тыл для выделки, было некому — проще, за казённое золото покупать «обмотки» в Англии… Я же, железно решил добиться того, чтоб то — что вполне можем производить сами, «за бугром» не закупать!

Да, существует недостаток сырья, недостаток дубильных веществ для выделки обувной кожи, недостаток мастерских, недостаток рабочих рук квалифицированных сапожников… Но, всё это произошло от отсутствия правильной организации! И я побужу наших промышленников и интендантов это исправить — или пусть меня расстреляют в Ипатьевском доме, на год раньше.

— Вам, господа генералы, в своё время было лень подумать и, теперь думать о солдатских сапогах, коже для них и ваксе — приходится мне! Пусть, вам будет стыдно!

Однако, по рожам вижу: где у генералов стыд был — там писюк вырос…

Генерал Брусилов, узнанный мной по характерной внешности, воспользовавшись перерывом в моей бурной речи, решил вставить словечко:

— В значительной части, «сапожная» проблема возникла по вине самих нижних чинов, Ваше Величество! По мобилизации, в начале компании каждому призванному выдавали по две пары сапог, но те пропивали их по дороге на фронт.

Получив столь простое и доступное генеральским мозгам объяснение, мои «гениальные» полководцы, тут же загудели как шмелиный рой… Послушались, многочисленные конструктивные» предложения по исправлению ситуации, типа:

— Нижних чинов, промотавших вещи в пути — подвергнуть наказанию розгами по пятьдесят ударов…!

Эк, его вштыривает! А ведь, действительно — в русской армии, восстановлено такое средневековое наказание — как порка розгами. «Горячих», можно огрести например — за «неотдание» офицеру чести. Правда, чем ближе к фронту — тем порют реже: «их благородия», уже начали задумываться над тем — что пуля, она — «дура» и, бывает летает в разных — иногда самых неожиданных направлениях.

— …А, офицеров — в чьих подразделениях солдаты пропили сапоги по пути на фронт, — перебиваю «умника» и заканчиваю за него, — снимать с должностей, разжаловать в чинах, арестовывать и предавать суду!

Тот сразу потух и потерялся где-то в толпе.

Кстати, не забыть бы: отменить приказ прежнего Верховного Главнокомандующего — Великого Князя Николая Николаевича о телесных наказаниях… Это, всё рано не действует, а солдат лишний раз злобит.

После этого, как по маслу прошли мои предложения по решению проблемы с обувью для военнослужащих:

«Я, Николай Второй, Верховный Главнокомандующий, Император всея Руси и прочая, приказываю:

1) Поручить Начальнику Главного интендантского управления Военного министерства Русской армии, генералу от инфантерии Шуваеву Д. С. позаботиться об устройстве казённых обувных фабрик и мастерских, а также предприятий по приготовлению дубительных веществ для выделки кож, по изготовлению ваксы и гуталина.

2) При армейских ското-забойнических пунктах, организовать сбор, засолку и переправку шкур животных в тыл.

3) Через земства привлечь всех сапожников-кустарей к выполнению государственного заказа по пошиву обуви для армии.

4) При каждой роте иметь сапожника для ремонта обуви, а при каждом полку — сапожное отделение по изготовлению обуви из доступного сырья, закупаемого у местного населения. В случае необходимости — мобилизовать сапожников-кустарей с личным инструментом, которых запрещается привлекать к другому роду деятельности.

5) Законодательно запретить ношение гражданскими лицами одежды и обуви военного образца: застигнутых в ней, считать военнообязанными и мобилизованными и, под конвоем отправлять в действующую армию. Оповестить население за месяц до вступления закона в силу.

6) Организовать скупку одежду и обуви военного образца у населения.

7) Начать централизованную закупку для армии лаптей и других видов простонародной обуви, в местах их массового производства.

8) Производить обучение новобранцев в тылу в тылу и отправку их в Действующую армию в лаптях или других видах местной, дешёвой обуви — изготовляемой кустарями. В сапоги обувать солдат только на фронте.

9) Построить казённый обувной завод в России, изготавливающий более простой и дешёвый чем сапоги вид обуви — ботинки с обмотками британского образца…

Срок исполнения этого приказа Верховного Главнокомандующего — три месяца. Контролировать буду ЛИЧНО!!!

Полковник Романов».

Лапти, это конечно — стрём несусветный, а что делать?! Не совсем уж босиком солдату ходить… Опять же — я ничего не придумал! В лапти, «коты», «каламаны» «опаньки» — солдата обуют и без меня! Но, значительно позже… Сколько за это время народу простудится и умрёт, или просто угробит ноги и здоровье и, станет инвалидами?

Вот то-то и, оно!

С обмотки, которые тоже, согласен — далеко не «айс», такая же история: мы их тоже — чуть позже, но оденем. Кстати, ничего особо стрёмного — весь мир в них две мировые войны провоевал, даже такие «высокотехнологичные» — как Германия, Штаты или Британия. В некотором отношении, эта сверхдешёвая обувь даже лучше традиционных солдатских сапог и более приспособленная к условиям позиционной войны: нога под обмоткой лучше дышит, а при переползании или просто при нахождении в окопе, за голенище не наберётся земля или снег…

Рассказал генералам историю со встреченным мною санитарным обозом и про то, что узнал от солдат. Повозмущавшись вместе творившимися безобразиями, совместно написали следующий грозный приказ:

«Я, Николай Второй, Верховный Главнокомандующий, Император всея Руси и прочая…

С гневом, болью и величайшим прискорбием узнаю о возмутительных преступных деяниях некоторых санитаров — не только обворовывающих убитых и раненых, но и вымогающих деньги за оказание медицинской помощи. Такому преступлению, не нахожу подходящего названия и не хочу верить, чтобы наш русский солдат — даже в виде исключения, мог пасть так низко!

Чтоб прекратить такое гнусное явление среди русского воинства

ПРИКАЗЫВАЮ:

1) Всю ответственность за подобные преступления возлагаю на ближайших начальников;

2) Предписываю выбирать в санитары с большой осмотрительностью, назначая в команду за старшего лицо испытанной честности и нравственности;

3) Учредить самый бдительный надзор за поведением и действиями санитаров и обязательно опрашивать на перевязочных пунктах каждого раненого;

4) Уличенных же в подобных преступных деяниях санитаров, предавать полевому суду и немедленной смертной казни перед строем.

5) Мной замечено, что нижние чины во время боя покидают строй с самыми незначительными ранениями, большей частью в руки. Кроме того, многие такие случаи являются результатом саморанения огнестрельным или холодным оружием. Средь медперсонала же, наблюдается излишне снисходительное отношение к подобному нарушению своего долга военнослужащими. Подобное поведение считаю недопустимым, бесчестным и подлым по отношению к товарищам, которые на местах умирают смертью честных и славных воинов! Поступков таких в русской армии не должно быть. Посему приказываю: а) Командирам частей строжайше преследовать всякий самовольный уход из строя по причине подобных ранений;

б) Врачам ни одного легкораненого, могущего нести службу при части, не отправлять в тыл и по выздоровлении сейчас же возвращать в строй;

в) Доказанные случаи членовредительства сейчас же предавать полевому суду и нарушителей расстреливать, как подлых изменников.

Срок исполнения — немедленно!

Полковник Романов».

А вот по следующему вопросу — по артиллерии, пришлось пободаться! Среди генералитета было столько «специалистов» по этому роду войск, что пришлось — чуть ли не лбом пробивать дорогу своим нововведениям. Однако, с помощью имеющего большой вес среди этой «братии», генерал-лейтенанта Шварца — с которым накануне провёл многочасовые консультации, мне это удалось и, вскоре в Военное ведомство — Поливанову и в Главное Артиллерийское Управление (ГАУ) — Маниковскому, ушёл такой документ:

«Я, Николай Второй, Верховный Главнокомандующий, Император всея Руси и прочая, приказываю:

1) По полевой (дивизионной) артиллерии:

а) Снять с производства лёгкую полевую 48-линейную гаубицу образца 1910 года, как не соответствующую современным реалиям происходящих боевых действий.

б) На освободившихся площадях и производственных мощностях, увеличить изготовление 6-ти дюймовых гаубиц образца 1910 года и, численно довести их сдачу до числа снятой с производства лёгкой полевой гаубицы.

в) Вдвое сократить число производимых 3-ёх дюймовых пушек образца 1902 года.

г) Увеличить производство 3 дюймовых противоаэропланных пушек Тарновского-Лендера на лафете-повозке образца 1915 года и, довести их выпуск до половины выпуска полевых орудий образца 1902 года.

а) Ограничить число образцов орудий этого рода артиллерии, 42-линейной тяжёлой пушкой образца 1910 года и 8 дюймовой гаубицей образца 1911 года.

б) Более крупные калибры считать «артиллерией особой мощности» и, все имеющиеся такие орудия, свести в артиллерийские дивизии Резерва Главного Командования» (АРГК).

3) По боеприпасам:

а) Немедленно прекратить производство шрапнелей ко всем видам орудий калибром крупнее 42 линейного.

б) Сократить долю шрапнели в общем количестве выпускаемых боеприпасов для 3 дюймовой полевой пушки до половины и для 42 линейной корпусной — до четверти.

в) Для 3 дюймовой полевой и 42 линейной корпусной пушек, разработать универсальные осколочно-фугасные гранаты, с взрывателем дистанционно-ударного действия, обеспечивающим уверенный подрыв боеприпаса на максимальной дистанции стрельбы.

г) В три раза увеличить производство боеприпасов для орудий калибра 6 дюймов и выше.

д) Боеприпасы для остающихся на вооружении образцов орудий снятых с производства, впредь производить только по запросам войск.

4) По закупкам артиллерийских орудий и боеприпасам за границей: запретить приобретение калибром менее 42 линий и, под боеприпасы, не производящиеся в России.

5) В организационном плане:

а) Срок выполнения всего вышеизложенного: дивизионная артиллерия — 3 месяца, корпусная — 6 месяцев;

б) Предупредить под личную расписку об персональной ответственности, всех причастных к выполнению этого приказа Верховного Главнокомандующего, в особенности — руководство Путиловского, Обуховского и Пермских заводов.

в) Для контроля за исполнением этого приказа, к Военному ведомству и ГАУ прикомандировывается мой специальный представитель — Имперский комиссар генерал-лейтенант Шварц, Алексей Владимирович.

ВНИМАНИЕ: ВСЁ, ЧТО ТРЕБУЕТ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК — ВСЁ НА БЛАГО ОТЕЧЕСТВА И МНОЮ ЛИЧНО ОДОБРЕНО!!!

КАЖДЫЙ, КТО ЕМУ ПРИПЯТСТВУЕТ — ВОЛЬНО ИЛИ НЕВОЛЬНО, БУДЕТ СЧИТАТЬСЯ ВРАГОМ ГОСУДАРСТВА И ЛИЧНО ИМПЕРАТОРА!!!

Полковник Романов».

По нашим с генералом Шварцем прикидкам, артиллерийский полк стрелковой дивизии «образца 1916 года», будет состоять из двух лёгких дивизионов (шесть батарей по четыре трёхдюймовой пушки, всего — 24 орудия), одного гаубичного (две батареи по три орудия), плюс зенитно-артиллерийский дивизион — шесть противоаэропланных пушек Тарновского-Лендера.

Последние, кроме выполнения основной задачи — зенитной стрельбы по самолётам и наблюдательным аэростатам противника, могут сгодиться и как средство контрбатарейной стрельбы — ибо, из-за большего угла возвышения (75 градусов против 18-ти у полевой трёхдюймовки) обладают большей дальностью стрельбы…

Ещё несколько более мелких и менее значащих вопросов — вроде замены русского типа пехотной лопатки на австрийский, удалось решить положительно — но вот два самых АРХИВАЖНЫХ(!!!), пришлось отложить на потом — «в дальний ящик».

Моё предложение о сокращении призыва до уровня «разумного» — до реальной возможности обучить, экипировать и вооружить каждого новобранца, генералитет принял в штыки! Вроде, вполне аргументировано и доходчиво для каждого «альтернативно одарённого» стратега, объясняю:

— Обилие мобилизованных — но неустроенных мужиков, разгуливающих — в чём Бог на душу положит, по городам да весям вдоль железных дорог — прямо-таки поражает взгляд! И вот, сделайте милость, господа генералы — ответьте мне на вопрос: зачем, призывать дополнительно рабочую силу из сельского хозяйства и промышленности — когда не удаётся правильно организовать, одеть и вооружить уже ранее призванную?!

Хотя, подвижки были: мой Начштаба тут же издал приказ «О непринятии впредь в запасные батальоны Действующей армии только что призываемых — без предварительного обучения их внутри Империи». Но, в целом мой проект — о снижении хотя бы в половину призыва, провалился.

Генералы, как сговорясь, приводили свои — вполне резонные доводы, оставляющие такой порядок вещей в силе. Причём, возражения происходили от наиболее — на мой взгляд авторитетных генералов: вроде того же Алексеева или Брусилова.

Ладно, с этим вопросом ещё разберёмся — пока, он у меня самого не проработан достаточно.

Ещё вот, когда я предложил с целью борьбы с дезертирством и сдачей в плен, после войны наделять ветеранов землёй, генералы реально спустили на меня «Полкана»:

— Такого количества земли — для наделения многомиллионной армии, в Империи взять неоткуда!

Хотел было сказать, что конфискую землю у помещиков — всё равно сбежавшие с фронта вооружённые дезертиры её у них скоро заберут, но вовремя прикусил язык: пока не время.

— При всём моём уважении, Ваше Императорское Величество — но ни одному из ваших славных предшественников на троне, не приходила в голову мысль превратить Русскую армию в наёмных ландскнехтов!

Я отбивался, как только мог:

— Ни у одного моего «славного предшественника на троне», не было двух миллионов пленных за год войны и Бог весть сколько дезертиров!

Не помогло:

— Любовь к Родине — не рыночный товар, никто ещё не покупал самопожертвование героев своей жизнью ради неё!

— Так, может — жалование генералам отменить? — спрашиваю, — тем более, «жертвовать жизнью» — вам доводится не так часто…

Как об стенку горох!

«Ладно, — думал я глядя на отмороженные генеральские рожи, — вернёмся к этому вопросу несколько апосля…».

Но, обязательно вернёмся!

Не пролезло и моё предложении об ужесточении наказаний за невыполнение приказов вышестоящих начальников, за большие неоправданные потери, за сдачу без приказа крепостей. В частности, генерала Григорьева — сдавшего Ковно и имевшего наглость заявиться пред мои ясны очи (чисто случайно узнал в толпе орденоносных лампасников с эполетами), я предложил повесить прямо сейчас…

И, тут я понял, что такое «генеральская мафия»!

Мои военноначальники проявили корпоративную солидарность и, буквально «отбили» его из моих рук! Пришлось ограничиться арестом и заключением «в крепость».

«На прощанье», я ласково улыбнулся и как можно вежливее, посоветовал аблажавшемуся генералу:

— Лучше сами расплетайте носки, свивайте верёвочку и вешайтесь на первой же осине — попавшейся на глаза в камере, Ваше Высокопревосходительство… Вам всё равно не жить долго и по здраву — слово Российского Императора!

Надеюсь, послушается — и ему легче будет и, мне — грехом на душу меньше…

Ещё одна невинная жертва «репрессий»: контр-адмирал Загорянский-Кисель — комендант порта и военно-морской базы Либавы. Вскоре после объявления войны в августе 1914 года, сей «защитник Отечества», испугавшись обстрела двух лёгких германских крейсеров, бежал в панике из города — бросив гарнизон и всё имущество на произвол судьбы. За что, моим Реципиентом был торжественно отправлен на заслуженную пенсию, причём — «с мундиром».

Приказал вновь возбудить дело и, непременно воздать по заслугам: не наказания ради, а потомству в пример: чтоб, знали как Родину любить надо — которая тебя всю жизнь солёным от пота крестьянским «хлебом» кормила и, в случае войны с супостатом — на твою стойкость и профессиональное умение надеялась.

Ну, первым делом: хрен тебе — а не «пенсия», хрен тебе — а не «мундир»! Если срок не впаяют, сможешь прожить — побираясь на паперти или сбежав «за бугор», мемуары строчить о «зверском» самодержавном режиме.

Кроме того, под суд (заочно) был отдан, ныне находящийся в германском плену генерал Бобырь, виновный в позорной сдаче огромного укрепрайона — сильнейшей русской крепости Новогеоргиевск, с полутора тысячами тяжёлых орудий и миллионом снарядов.

Сильно надеюсь повесить эту мразь раньше, чем его расстреляют большевики.

Однако, когда я предложил провести расследование в отношении сдавшимся с Бобырём ещё двадцати с лишним генералов — то опять получил полный отлуп! Мол: «А их то, за что?! Ведь, гнуснейший Бобыть сдал их гуртом, как стадо овец — они и, проблеять ничего супротив не смогли!».

Ладно, отложим пока в долгий ящик…

Кроме этого, после проведённого небольшого «служебного» расследования, мною был снят с должности и отправлен в отставку «без права ношения мундира» генерал Казнаков. Сей «стратег», отметился ещё до моего появления на Мейшагольской позиции!

Его конный отряд — призванный защищать стык между 5-ой и 10-ой русскими армии и, состоял из: 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (Кавалергардский полк и 2 кирасирских полка), 2-й бригады 5-й кавалерийской дивизии (Александрийский гусарский полк и 5-ый Донской казачий полк), Уссурийской конной бригады (Приморский драгунский полк, Нерчинский казачий полк) и Уссурийского казачьего полка, а также двух батальонов 68-го и двух батальонов 291-го пехотного полков.

Так вот, имея такие значительные силы в подчинении и, атакованный всего лишь двумя полками пехотной дивизии немецкого генерала Бекмана и несколькими эскадронами Баварской кавалерийской дивизии — генерал Казнаков позорно бежал, открыв брешь в сорок вёрст! В «реальной истории», именно с этого эпизода начался знаменитый Свенцянский прорыв — приведший к потере Вильно и, чудь было не приведший к потере ещё и Минска.

Такое, никому спускать безнаказанно нельзя!

Напрасно сей генерал, пытался перевести стрелки на вышестоящее руководство — оправдываясь тем, что приказа «стоять насмерть» ему никто не дал:

— Ведь, приказа «драпать, как заяц» — Вам тоже не было, господин генерал? Так почему из двух «не отданных» приказов, Вы выбрали именно этот?

В своё оправдание, тот ничего ответить не мог…

Меня ещё кое-что интересовало:

— И, почему Вы не объяснили генералу Крымову — на выручку КОГО(!!!) отправлена его Уссурийская конная бригада? Ведь, согласно показаниям генерала Свиты ЕИВ, он лично поставил Вас в известность о моём затруднительном положении и соответствующем приказе всеми силами идти мне на помощь? А это, уже не трусость или глупость, господа…

Я обвёл всех присутствующих диким взором, думаю — с налитыми кровью глазами:

— ЭТО — ИЗМЕНА!!!

Ответ и реакция самого Казнакова на моё обвинение, меня несколько смутили:

— ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО!!! ВИДИТ БОГ, Я СООБЩИЛ ГЕНЕРАЛУ КРЫМОВУ О ВАШЕМ ПРИКАЗЕ И БЕДСТВЕНОМ ПОЛОЖЕННИИ!!! Я ОТДАЛ ПРИКАЗ ЕМУ ИДТИ ВАМ НА ПОМОЩЬ!!!

Воистину, возопив это, пожилой генерал — упал на колени и, принялся неистово креститься и кланяться мне…

Я перевёл вопросительный взор на Крымова.

— ОН ВРЁТ!!!

Генерал Крымов, был прекрасен — как само обличение, как Вышинский на Московском процессе над троцкистами.

Подумав, я ответил Казнакову словами из Священного писания:

— «Единожды солгав — кто тебе поверит?». Думаю, Вы сами знаете, господин генерал — как Вам следует поступить в дальнейшем, чтоб сохранить хотя бы свою честь…

Наутро этот генерал застрелился.

Больше никого из «своих», генералы мне «на съедение» не дали…

А, генерал-майор Крымов пошёл у меня на повышение!

Гвардейские части, входившие в бывшего «Конного отряда Казнакова» были выведены в глубокий тыл — а из казачьих, была сформирована «Уссурийская казачья дивизия». Вот её и возглавил Крымов, став уже генерал-лейтенантом.

В самом конце «совещания» заметил: Алексеев относится к нему очень тепло и, частенько подолгу с ним беседует о чём-то, где-нибудь в сторонке. Загнал подальше в «петушинный угол» свою вылезшую откуда-то из самых тёмных закоулков сознания паранойю — мало ли о чём, могут беседовать два военных?

В числе прочих — немногим в числе, проявивших себя генералов, был всячески мной «обласкан» генерал-майор Бржозовский Николай Александрович — комендант русской крепости в Польше Осовец, оказавшей ожесточённое сопротивление немецким войскам этим летом. Осовец, в отличии от Ивангорода генерала Шварца, хорошо известен в «моё время» — по так называемой «Атаке мертвецов».

«Поздравил» боевого генерала с «генерал-лейтенантом», наградил «Орденом Святого Владимира 2-й степени с мечами».

Естественно, поговорили и, я дал новое назначение в соответствии с его моральными и деловыми качествами:

— Практика, почти уже года показала, что предвоенная концепция крепостей устарела… Что Вы думаете о «полевых укреплённых районах», господин генерал?

— О «полевых укреплённых районах»? — озадаченно смотрит на меня, однако тут же взор его осеняется пониманием.

Я ему как могу помогаю, подсказывая:

— Ну, да! Ведь, оборону — как вид боевых действий, никто не отменяли, на смену концепции крепостей придёт что-то другое. Вы об этом думали, Николай Александрович?

— Извините, Ваше Величество — никак нет! Однако, после ваших слов…

— Ничего страшного — время подумать, ещё будет. Назначаю Вас начальником Виленского укрепрайона, господин генерал, а теорию — на ходу разработаете, исходя из практики.

По завершению «расширенного военного совещания» — так сказать «в кулуарах», генерал Свечин позволил себе несколько расслабиться:

— …Ну, а вообще, при ближайшем рассмотрении, действующая против нас немецкая армия — по правде говоря, особенно не впечатляла. По моему мнению, немецкая пехота — уже не та, что была в прошлом году. Укомплектованы пехотные дивизии ландвера, были не полностью и по большей части пожилыми солдатами или уроженцами Эльзаса и Лотарингии, не имевшими особо большого желания сражаться. К тому же, немецкие части и соединения были сильно истощены непрерывными 2-ух месячными боями. Без сильной артиллерийской поддержки, такая пехота не способна успешно атаковать — хотя необычайно стойка в обороне.

На что, я заметил:

— Тем не менее этим летом, почему-то, немцы навешали нам прямо-таки роскошных люлей!

— Будь у нас столько же тяжёлых гаубиц с полным боекомплектом и пулемётов с патронами, наша пехота сражалась бы немногим хуже, — подытожил приобретённый опыт генерал Свечин, — да, где ж их взять?!

— А брать, где-то надо…, — согласно кивнул я, соглашаясь я, — хоть, украсть!

Пока их ещё наделаем или купим «за бугром»!

Постой-ка…

— Всю армию вооружить как следует, нам не суметь — значит, что? Значит, надо не «размазывать» тонким, ровным слоем на всех наши весьма ограниченные материальные ресурсы — а сосредоточить их в отдельных, отборных частях с опытными, решительными и проверенными в деле военноначальниками.

— Вы имеете в виду Императорскую Гвардию, Ваше Величество? — спросил Алексеев.

— Нет! В Гвардии служат боевые ребята, но у них сильные традиции — которые с современными требованиями войны стыкуются слабо.

Я в упор посмотрел на Свечина:

— Господин генерал! Помнится, я говорил — что ваша дивизия будет «опытно-экспериментальной»?

— Так точно — говорили, Ваше Величество!

— Эксперимент продолжается! Пока идёт сражение за Вильно, 2-ая Финляндская дивизия остаётся в резерве 10-ой армии. Доукомплектовывается, в первую очередь оснащается… Для приобретения дополнительного боевого опыта участвует в ОБДУМАННЫХ(!!!) боях, в решающих местах.

Я перевёл взгляд на генерала Балуева — начальника V Армейского корпуса:

— Затем, как бои утихнут, генерал Свечин возглавит ваш корпус и проделывает с ним тоже самое…

Оба генерала — Балуев и Свечин, попытались хором опротестовать:

— ВАШЕ…!!!

— МОЛЧАТЬ!!! — хлопнул ладонью об стол, — вопрос уже мной решённый, как Верховным Главнокомандующим и Императором и, обжалованию не подлежит!

После некоторой, короткой паузы:

— Кроме этого, в период затишья на фронте, генерал Свечин будет руководить тем отделом в Главном Штабе — который он вёл, до назначения его начальником 6-го Финляндского полка… Мне нужен там генерал с боевым опытом, а не просто кабинетные работники.

Тот, схватился за голову:

— Ваше Величество!

— Ничего, справитесь! Главное, найти себе умных заместителей, правильно их регулярно озадачивать и создать систему контроля их деятельности… Будете наезжать в Ставку «командировками» — ничего страшного! СПРАВИТЕСЬ!!!

Далее:

— Генерал Балуев возглавит 10-ую армию.

Тот, с огромным облегчением выдохнул и украдкой, мелко перекрестился…

Смотрю на начавшего труситься генерала Радкевича:

— Вас, господин генерал, я назначу командующим Северным фронтом…

Немая тишина в студии.

Не глядя в сторону Алексеева, каким-то замогильным голосом произношу:

— А, генерал Рузский пойдёт у меня на повышение!

И, многозначительно, посмотрел куда-то вверх.

— Опять же: все эти кадровые движняки — только после стабилизации остановки на фронте. Всё! Военный совет закончен… Завтра я возвращаюсь в Ставку.

Прохожу, задрав голову мимо — как в штаны наложившего, моего Начальника Штаба — без вариантов решившего, что Рузского я мечу на его место…

Час спустя по моей просьбе, один из офицеров Свиты принёс мне свежую прессу.

Быстро, пробежался по станицам нескольких наиболее популярных газет: «Русскому слову», «Биржевым ведомостям», «Новому времени»…Там, ничего не было про только что закончившееся сражение при Вилие — всё же не электронные СМИ, мгновенно на каждое событие реагирующие, зато на всех первых полосах, огромными буквами — на полстраницы красовался заголовок:

«Генерал Рузский: ГЛУПОСТЬ, ПОДЛОСТЬ ИЛИ ИЗМЕНА?!»

Наскоро, ознакомился с содержанием… Ну, что сказать: господин Лемке, без всякого сомнения — тех денег что я ему плачу, стоит!

— Газетчики, как всегда всё преувеличивают…, — внешне безразличным тоном, произнёс я, — хотя, чтоб успокоить общественность, надо будет произвести тщательное расследование и проверить содержащиеся в статье факты.

Чуть позже — когда я был уже в Ставке, пришла срочная телеграмма от Лемке:

«Рузский очень популярен в Петербурге, гораздо больше Иванова; он тонко сумел разбросать мелкую интригу в сознании общества и возвысить себя как талантливого и смелого полководца.

Превышая свои полномочия как заведующего Северным фронтом, генерал Рузский встречался с Председателем Петроградской военно-цензурной комиссии — генералом Звонниковым и, приказал ему усилить цензуру».

Задёргался, блин… Не соскочишь — даже, не надейся!

Тут же отправил телеграмму Вице-Императору Николаю Николаевичу с требованием проследить — чтоб на прессу в данном случае, мои сатрапы-цензоры не смели оказывать давление.

Забегая немного вперёд, скажу: как и в «реальной» истории, Вильненское сражение шло постепенно затухая, ещё две недели — до первых чисел октября. Вошедшие в прорыв кавалерийские соединения хорошо «погуляли» по немецким тылам — дойдя, аж до самого Ковно!

Однако, не долго музыка играла… Немцы, «надёргав» отовсюду — откуда только можно подкреплений, контратаковали и, наши станичники еле-еле успели ноги унести — едва — избежав в свою очередь окружения. Благо, у Гинденбурга с Людендорфом, была в основном пехота.

Затем, оттеснив 5-ую армию генерала Плеве с левого берега Вилии, немцы переправили на правый берег шесть пехотных дивизий и нанесли сильный удар в направлении Вильно. Нами, в конце концов, было оставлены села Гени, Камели и, даже — Галина… Немецкая пехота вышла было на «ближние подступы» к Вильно, но пополненная и доведённая до штатной численности, 2-ая Финляндская дивизия генерала Свечина — вооружённая почти «до зубов» («Я впервые не имел безвинтовочных нижних чинов!», — с восторгом рассказывал он потом), нанесла мощный встречный удар, а наскоро сформированная 2-ая армия — фланговый и, немцы были снова отброшены за реку Вилия.

На этой линии — на восстановленной Мейшагольской позиции, фронт и, застыл в «позиционном тупике» до следующего лета…

Вернулся, выполнив моё задание есаул Мисустов… Да, не с пустыми руками вернулся, а с несколькими телегами трофейного немецкого добра:

— Станичники, Вам долю выделили, Ваше Величество и, слёзно просят не отказываться и забыть былое.

— Чего уж там! Кто старое помянет…

Чего там только не было! Оружие, артиллерийская оптика, средства связи, медикаменты… Даже, полевая рентгеновская установка — невиданное в наших северных краях дело!

Небольшой табун породистых немецких лошадей — одна, из-под какого генерала, если станичники не брешут, конечно. И, деньги были: немецкие и русские — вполне приличная сумма.

Подумал, подумал и решил не отказываться: «дают — бери»!

Ну, что сказать в завершении?

Я ни в коей мере не преувеличиваю свои успехи, трезво смотрю на некоторые вещи и не корчу из себя какого-то спасителя Отечества…

Почему то, в советской, а затем — в российской исторической науке доминировало стойкое убеждение, что Германия мечтала чуть ли не о покорении всего мира — и, Российской Империи в первую очередь.

Ничуть!

В отличии от фюрера Гитлера, у «Кайзера германской нации» Вильгельма — не было в то время никаких захватнических планов относительно России, расчленения её на несколько десятков псевдо-независимых «украин» и истребления населяющих её народов. Максимум — отторжение русской части Польши, Западной Литвы и Курляндии…

То есть тех территорий, которые мы сами — добровольно, без всякого вторжения супостата, вполне благополучно «про…срали» в мирном 1991 году. И не только эти территории, кстати!

Так никто ж не говорит про погибель России после этого, правильно?

Наоборот!

Наоборот, это Россия фактически развязала войну, первой объявив мобилизацию! Ведь, «МОБИЛИЗАЦИЯ, ЭТО — ВОЙНА!!!». Это русская армия вторглась сразу же по объявлению войны в Восточную Пруссию и Галицию — а не германская в Русскую Польшу, в Прибалтику, в Литву или в Малороссию! Это Россия хотела присоединить к своей Малороссии австрийскую Галитчину, а к российскому «Висленскому краю» — австрийские и германские части разделённой Польши.

Даже, в 1915 году, Ставка Верховного Главнокомандования, планировала вторжение на Венгерскую Равнину и мечтала об нанесении удара с территории Русской Польши «в самое сердце Германии».

Вильгельм, неоднократно предлагал Николаю «мир без аннексий и контрибуций», но царь упрямо хранил верность своим «союзникам» — разменяв её на верность своему народу…

Я никого не обвиняю и никого не защищаю! Российская Империя, слава Богу, была таким же хищным зверем, как и остальные — Британия, Германия, Франция, Соединённые Штаты… Хотя и, понукаемая франко-английским капиталом, она тем не менее — имела в этой войне и, свою корысть. Правда, из-за слабости экономики, возможностей у нашего «хищника» было поменьше.

Приходилось мне читать сочинения неких писак, об планах Сталина первым ударить по Гитлеру… Ну, а почему бы и, нет?! Почему, Николаю Второму разрешено было нанести «упреждающий» удар по Германии, а Сталину — нет? Чем это, очень интересно, Сталин хуже Николая?!

Не толлерастно как-то получается, господа демокрасты и либерасты!

К сожалению, немецкие стратеги разгадали (скорее — купили через своих многочисленных шпионов) этот план и, несколькими тщательно продуманными контрударами, окончательно похоронили надежды России об переносе войны на территорию противника и, об скором окончании самой войны…

Но, никто из немецких стратегов, до самого 1918 года не планировал идти на Петроград, Москву и Киев — ограничившись несколькими частными операциями по захвату стратегически важных железнодорожных узлов и рокадных линий.

Им, не до этого было.

Ведь, в годы Первой Мировой Войны, Германия вполне успешно воевала на НЕСКОЛЬКИХ(!!!) фронтах: основном — Западном и второстепенных — Восточном, Турецком… В Сербии, в Италии, в Греции, в Африке и, даже в Китае — против Японии, правда — очень короткое время.

Повторяю, Восточный фронт был для Германии ВТОРОСТЕПЕННЫМ!!!

Поэтому, всю Первую мировую войну она держала на нём по большей части второстепенные войска — Ландвер и резервные части, успешно действующие даже против нашей Императорской Гвардии и «первоочередных» — кадровых дивизий. Не говоря уже про «второочередных» и, таких «квази»-соединениях — как ополченческие части…

Так что, учитывая ещё и, моё «послезнание» — особо гордиться собой нечего!

Но, как бы там не было — но, случилось маленькое чудо: наша армия — с вконец обюрократившимся управлением, с начальниками — боящимися взять на себя ответственность и, скорее переписывающимися с начальством и меж собой — чем сражающиеся с врагом, с полубезоружной, заражённой анархией солдатской массой — не имеющей никакого интереса к войне, одержала под моим руководством хоть небольшую, но — ПОБЕДУ!!!