Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" [СИ]

16. На распутье

Многое изменилось со дня уничтожения базы «Черных драконов». В баре «Valhalla» даже ходили слухи, что лидер Анархического Черного Креста Джефф Картер, узнав об этом, шагнул из окна на тридцать девятом этаже. Правда это была или вымысел, навеянный отчаяньем, точно никто сказать не мог. Трое оставшихся в живых анархистов, осевших теперь в доме Кобры, окончательно потеряли веру в то, что что-либо еще можно изменить, что все можно начать с начала.

— Это конец, — сбивая пальцем пепел с сигареты, говорил Джарек, уже оправившийся от повреждений. — Без Кэно мы никто. Это был гордый и сильный лидер, истинно одержимый своим делом. Второго такого не будет.

Кира молча слушала его, натирая хромированные детали мотоцикла, приобретенного на все оставшиеся сбережения. В ее душе жила искренняя вера в то, что Кэно вернется, что они еще будут гнать вместе по ночным дорогам.

— У меня такое чувство, что он еще жив, — уверенно произнесла она. Казалось, она обращается не к товарищам, а к небесам.

— Ты права, — провещал мрачным голосом Джарек, глядя за горизонт. — Кэно не умер. Я бы почувствовал. Он только был без сознания…

— Что с ним сейчас? — встревожилась женщина.

— Не знаю… — холодно буркнул анархист. — Что-то хреновое…

— Что он чувствует?

— Не знаю точно… Боль… Или страх… Или и то, и другое.

У Киры перехватило дыхание. Джарек угрюмо и разочаровано потупил взор.

Кэно был в плену уже около недели, и эти проклятые семь дней были настоящим насилием над его гордостью. Душа разрывалась от двух желаний: с одной стороны хотелось наложить на себя руки, чтобы не терпеть этого унижения, но с другой стороны еще не остыл пыл бороться до конца за свободу.

— Чувствую себя, как паук в банке, — думалось ему, — и крышку не прогрызть, и не ужалить себя, не отравиться собственным ядом.

Можно было либо растерзать на куски «Красных драконов» и вырваться на волю, либо взорвать к чертовой матери всю эту базу вместе с собой. Впрочем, оба варианта не были реальны.

Но в один день все изменилось. Вой сирены оповестил «Красных драконов» о боевой тревоге. Это была облава спецназа.

В это время несколько человек вели Кэно в лабораторию для некоторых обследований, но начавшаяся паника притупила их бдительность. Когда ему развязывали руки, чтобы положить его на стол, Кэно спокойно уложил на лопатки их всех. Он несколько раз сжал и разжал кулаки — в его руках, во всем его теле чувствовалась небывалая сила и мощь.

— Как же наш союз? — услышал он крик Мавадо. — Я тебе жизнь спас!

— Вы преступники! — узнал он строгий голос Сони Блейд. — Преступники должны сидеть в тюрьме! И еще: я не прощу вам того, что вы оставили Кэно в живых!

— Знаете, какой приговор светит вам за все, господин Мавадо? — присоединился к разговору Джакс.

— Мать твою за ногу! — выругался Мавадо. — И не надейся, что мы сдадимся без боя, господин предатель!

Послышались выстрелы и очереди. Кэно метнулся в коридор, пробежал через несколько комнат и оказался в кабинете главаря. Там он забрал свои ножи и кожаную куртку и принялся взламывать замок ящика письменного стола. Вдруг послышались чьи-то уверенные шаги, причем совсем близко. В последнее мгновение террорист достал из ящика пистолет Colt Officers’ model и с разбегу, обхватив колени руками, пушечным ядром бросился в окно.

Осколки стекла оставили раны на его лбу, темени, затылке, на руках. Он вскочил на ноги и бросился бежать.

Он не оборачивался, не отирал с лица пот и запекшуюся кровь, он бежал. Его тело переполняла энергия. Может, это был результат эксперимента, а может, так питала его свобода. От лаборатории до базы анархистов было около получаса езды, если ехать с приличной скоростью, но он был уверен, что преодолеет это расстояние на своих двоих, и уже ничто не остановит его — ни усталость, ни голод, ни боль и ранения…

… Но базы «Черных драконов» больше не было. Она была погребена вместе с соратниками Кэно под тысячами тонн земли. Кэно схватил шок. Создалось впечатление, что в его сердце вонзили холодный зазубренный клинок.

Кэно присел на краю обрыва. Ему не хотелось жить. Неужели все было зря?

Небольшая группа людей возомнила себя сильнее всех. Зачастую бунтари заканчивают именно так. И стоило ли гнаться за мечтой, если все заведомо было безнадежно обречено? Заветная цель, сладостная небыль ослепила сотни бунтарей-головорезов — а теперь от них не осталось ничего, даже могил, не говоря уже о крестах на могилах!

Незначительные победы в прошлом были лишь иллюзией успеха. Война против всего мира все равно была бы проиграна. И после осознания всего этого…

… Жизнь больше не имела смысла!

— Не может быть, чтобы погибли все… — не отказывался от надежды анархист. — Джарека жаль… Я не раз видел, как он сражался. А Кира? А ее-то за что?

Его сердце сжалось от боли. Он готов был принести в жертву собственную жизнь, только бы все изменить.

— Нет, это не конец. Кобра-то явно смылся. Я помню, где его дом. Я могу найти его. А потом связаться с АЧК. Картер тогда в своем офисе был, как мне помнится. Клан можно возродить… Только стоит ли?

Теплым осенним вечером Джарек вышел на задний двор. Он достал пачку сигарет и закурил. Медленно выдыхая дым, он взглянул на небеса. Ночь была темной и безлунной, почти как его мрачная и пустая жизнь.

Внезапно чья-то тяжелая рука коснулась его плеча.

— Ты веришь в призраков? — спросил низкий грубый голос.

Джарек отшатнулся, оступился и упал на землю. Перед ним стоял Кэно.

— Придется поверить, — сказал он Джареку. — Мы с тобой — призраки, тени на этой Земле, хоть мы и живы.

— Брат! — закричал Джарек, придя в себя. Впервые за долгие годы его лицо озарила радость. Он бросился обнимать друга, но Кэно удрученно молчал, его взгляд был переполнен грустью.

— Мы думали, что ты мертв! — похлопывая его по плечу, говорил Джарек.

— Почему ты говоришь: «Мы думали…»? — немного оживился Кэно. — Кто еще выжил?

— Кобра и Кира. Остальные похоронены глубоко под землей…

— Кира?! — сердце Кэно замерло. — Есть все-таки справедливость на этом свете!

— Пошли быстрее — я ее обрадую, — был безумно счастлив возвращению соратника Джарек.

Они вошли в дом. В помещении горел свет, и Джарек увидел множество глубоких порезов на лице и руках Кэно.

— Кто тебя так? — с сочувствием спросил он.

— Это я осколками стекла поранился. Где моя детка?

— Кира! Красавица, иди сюда!

Кира вбежала в комнату и не поверила своим глазам, она бросилась на шею террористу, нежно положила голову ему на плечо и зарыдала.

— Чего плачешь, детка? Все хорошо.

— Я люблю тебя, — вытирая слезы радости, прошептала Кира, и Кэно несколько раз поцеловал ее.

— Кэно? Джарек был прав, черт возьми! — Кобра, вбежавший в комнату был шокирован.

— А, салага… — бросил Кэно, свысока глядя на парня. Он взял у Киры два ножа и дал один Кобре: — Посмотрим, чем ты был занят в мое отсутствие.

— То есть, — недоумевал Кобра.

— Дерись, — сухо сказал анархист. — Нападай. Прямо сейчас.

— Может, в рукопашную… ну, без ножей? — замялся парень.

— Хорошо. Давай на кулаках.

Кобра выставил правую ногу вперед и поставил кулаки перед грудью. Кэно шагнул ему навстречу, ожидая его действий. Руки были расслаблены, он рассеяно смотрел по сторонам. Кобра рубящим движением ударил сверху вниз, его предплечье столкнулось с предплечьем главаря, парень почувствовал боль.

— И это все, на что ты способен, слабак?

— Я не слабак! — возразил паренек.

— Ха! Ну, салага! Дерись, как мужик!

Кобра рассержено, собрав все силы, врезал главарю ногой по ребрам. Кэно упал на колени.

— Значит, не такой уж и слабак… Эй! Что с тобой? — парень перепугался, увидев, как побледнело его лицо.

Джарек подбежал к товарищу и взял его за плечи.

— Выпрямись. Так будет лучше. Боль сильная? Позволишь, я взгляну?

Он осмотрел и ощупал место удара. Кэно что-то прорычал от боли.

— У тебя три ребра сломано, — сообщил Джарек.

— Э-э, я не мог сломать ему три ребра! — перебывал в негодовании Кобра. — Чисто физически… Я не сломал бы и одного.

— Ты не при чем, — проговорил Кэно, преодолев боль. — Они до этого были повреждены. Спасибо, гаденыш, что доломал.

Кира присела на корточки рядом с Кэно.

— Не нервничай, детка, — попросил он. — Если бы ты видела ту драку… Я из лаборатории сбежал! Кстати, за Мавадо спецназ пришел. Эти крысы в камуфляже предали его. «Красного дракона» больше нет! — и Кэно спокойно и искренне улыбнулся.

Утром Кэно вышел на улицу и в задумчивости присел на пороге. На нем была затертая косуха и рваные черные джинсы, дырки на которых были небрежно закрыты нашивками «Manowar» и «Iron Maiden». Кира вынесла две бутылки пива и протянула одну Кэно.

— А где мне пиво, красавица? — нахально спросил Джарек. Кира в ответ показала ему средний палец.

— О чем ты думаешь? — спросила она Кэно, кладя руку ему на плечо.

— Для меня нет ничего более унизительного, чем плен! — говорил он со злобой и презрением. — Я лучше десять раз сдохну, чем сдамся в плен, понимаешь? И для меня это такой немыслимый позор, что я хочу пойти за угол и зарезаться! Но… я смотрю на тебя — и мне хочется жить.

Кира виновато опустила голову.

— Мы предали тебя…

— Кобра мне все рассказал. Он поступил правильно. Это был мужественный поступок. Ты должна жить дальше. У тебя, детка, в отличие от меня, все еще впереди.

— А разве ты не заслужил того, чтобы жить?

— Я — пропащая душа, конченый человек, детка! А ведь мне прочили большое будущее! И что теперь?

— Ты жалеешь?

Кэно горестно усмехнулся.

— Детка, если бы мне дали второй шанс, вторую жизнь, я бы прожил ее точно так же. И так же жалел бы. Судьба…

Воцарилась тишина, звенящая грустью. Киру пугали слова террориста. Ей не хотелось, чтобы он ставил на себе крест.

— А что было с тобой в клане «Красных драконов»? — спросила она.

— Опыты… Точно не знаю… Скорее всего, они создают армию таких чешуйчатых тварей.

— Я не о том. Как ты?

— Такое чувство, — задумался Кэно, — будто я помолодел на десять лет. Нравится, детка? Теперь нам не так мешает разница в возрасте.

Кира обиделась и произнесла:

— Мне она никогда не мешала. Я уважаю тебя и твой жизненный опыт. За полвека можно многое повидать…

— А толку?! В нашем клане все мечтали умереть молодыми, не дожив до сорока. И у многих получилось. Мне тоже так хотелось… Когда-то.

Джарек покачал головой и зашел в дом.

— Мне не хочется умирать, пока ты жив, — пыталась переубедить его Кира.

— Поцелуй меня, — улыбаясь, попросил он.

Они пылко целовались взасос около двух минут. Кире до сих пор не верилось, что он вернулся, что ее заветное желание сбылось.

— Эх, Кира! — воскликнул он. — Вытворяешь со старым террористом все, что хочешь!

— Человек не стар, пока он к чему-то стремится, — стояла она на своем. — Мы держим кулаки за тебя. Поверь!

— Споешь со мной песню, вожак? — спросил Джарек, выйдя на улицу с гитарой. — Играть-то еще не разучился?

— Да я всем покажу настоящий Hard’n’Heavy! — оживился Кэно. Он поставил пустую бутылку на землю, взял гитару, настроил и спросил: — Ну что, «Manowar» слабо?

— Не слабо! — подмигнул Джарек.

Кэно начал играть:

Кира тоже подхватила мотив:

Когда припев спели все трое, снова запел один Кэно:

Тут на крыльцо вышел Кобра, услышав завораживающие звуки гитары. Он начал подпевать товарищам:

Кэно перестал играть и посмотрел на Кобру с таким выражением, будто хотел сказать: «Ну, вперед. Чего зря выпендриваться?» Кобра допел песню один, без музыки:

Кэно рассмеялся и еще раз перебрал струны.

— Неплохо спелись, — проговорил он. — Будем считать это клятвой в единстве до конца. Может, еще по пиву?

Кобра принес всем выпивки.

— Может, поговорим еще о чем-нибудь? — предложил парень.

— Ага! Чудная погода… — иронично бросил Джарек.

— Почему бы не поговорить о нас? — спросила Кира.

— Что говорить о нас? — отмахнулся Кэно. — И так жизнь, как раскрытая книга — все друг о друге знаем.

— Не все, — подметила Кира. — Например, ты до сих пор ни слова не сказал о своем прошлом.

Кэно потупил угрюмый взор и потер рукой шею.

— Я не хочу рассказывать тебе о своем прошлом, — понуро прошептал он.

— Почему? — осведомилась Кира. — Ты можешь доверять мне.

Кэно только покачал головой.

— Я не уверен, что ты не отвернешься от меня, узнав правду, — сознался он. — Лучше я останусь для тебя человеком без имени и без прошлого, чем тем, кто я есть. Не понимаю: зачем тебе это?

— Я просто хочу знать, через что прошел ты. Никто из нас не оказался здесь просто так. Мы знаем анархиста по имени Кэно, лидера клана, но мы понятия не имеем, кто он на самом деле, что пережил, как пришел к этому.

— Это точно… — нелепо улыбаясь, проронил анархист. — Бандитом надо родиться…

— О чем ты? — удивился Кобра.

Кэно понял — раз уж начал, придется говорить. Он сделал несколько глотков пива и начал объяснять:

— Люди становятся преступниками не от хорошей жизни. Я родился в Австралии в 1956 году. Сорок с лишним лет жизни я отдал преступному миру. Я никогда не отмечал своего дня рождения. Только идиоты могут праздновать день приближения смерти. Я не хочу говорить о своем прошлом, потому что оно причиняет мне невыносимую боль. Матери было на меня начхать, она только срывала на мне свою злобу, находясь в алкогольном или наркотическом опьянении. Я начал воровать деньги, сначала у нее, а потом у всех подряд на улице. Когда мне было пять лет, она умерла. Скончалась от передозы. Я ушел из дому, скитался, воровал все, что плохо лежало. Начал ходить в тир, учился стрелять. В это трудно поверить, но я… готовился к преступной жизни. Прошло пять лет, я стал отличным карманником. Этим и жил. Однажды вернулся в свой старый гребаный дом, который стал для меня проклятым местом. Я прошел на кухню, раздвигая руками занавесы из пыльной паутины. Тот момент я помню, как сейчас: все в густой пыли, разбитое окно, нож, всаженный в кухонный стол, на столе три бутылки дешевого коньяка, две из них уже пусты, а за столом сидит, сгорбив спину, небритый пьяный донельзя мужик с ужасно тяжелым взглядом. Меня дрожь пробрала от вида этих безумных глаз и кровожадного оскала белых зубов, который должен был считаться улыбкой. «А-а, это ты, выродок, — произнес он. — Ну что, подойдешь и обнимешь отца?» В тот момент я понял, за что меня ненавидела мать — я был на него похож, как две капли воды! Просто копия, понимаешь? Копия убийцы, только что вернувшегося из тюрьмы! Ну, он мне и говорит: «Где мать твоя, недоносок?» «Там, откуда не возвращаются», — отвечаю. А он мне: «Тебя бы туда же, выродок!» И расхохотался. Прямо таки умалишенным демоническим смехом. Как думаешь, детка, что я сделал? — он обратился к Кире, но даже не взглянул на нее — его взгляд уперся в землю под ногами. — Деру дал? Ни черта подобного! А я тебе скажу: я нож достал. Он на меня взглянул блестящими, совсем пьяными глазами и говорит: «Значит так. На всю жизнь запомни. По-честному надо драться. С чем на тебя идут, с тем и ты иди. А если против тебя безоружный, никогда не доставай ножа. Еще и на отца родного, уродец, замахнулся! На того, кто тебе, сучьему сыну, родиться помог!».

— И что? — проронил Кобра, слушая рассказ, затаив дыхание.

— Что? — повторил Кэно. — Нож я бросил. Он сидит, смеется, глушит коньяк. Я тогда болен был, кажется воспалением легких. У меня пятна стояли пред глазами, жар просто валил с ног, я закашлялся, сплюнул чистую кровь, но… я совсем не чувствовал боли в груди. У меня до этого все внутри болело, будто мне ножи повсаживали между ребер! А тут ничего. Просто меня такой гнев переполнял, что я боли не чувствовал. И я… Я убил его. Разбитой бутылкой. Всадил ему «розочку» в шею. Стекло все артерии перерезало. Кровь лилась фонтаном. А я стою и смотрю, как эта горячая кровь брызжет во все стороны. Смотрю и ничего, ничего не чувствую. Вот так. Первым человеком, которого я убил, был мой собственный отец, — тут он посмотрел на Киру с опаской, в самую глубину жгучих глаз, но она слушала его слова без отвращения или страха, а в мужественном спокойствии. Это предало ему какую-то долю уверенности. — Может, именно этот гнев помог мне одолеть недуг — я должен ведь был умереть. Быть преступником, детка, мне на роду написано. А кем еще мог быть сын наркоманки и убийцы?

— Хватит, — перебила его Кира. Она не хотела слушать подобные слова, не верила им. — Рассказывай дальше.

— Что дальше? — не понял Кэно.

— Все, — ответила Кира.

— Мы все свои, Кэно, — заверил его Джарек, и Кобра тоже кивнул: — Мы поймем.

Кэно не был уверен в том, что это нужно делать. Казалось, он боялся этой правды. Да и еще не хотелось вспоминать боль прошлого. Но в то же время ему думалось, что когда он выскажется — впервые за много лет поведает кому-то, что творится в его душе — ему станет легче. И все же он не был уверен. Он рыгнул — пиво не унималось в желудке. Что-то в душе подстрекало рассказать. Да, так должно было стать легче.

— Если так хотите, — промолвил он сиплым шепотом, — расскажу вам все. И про клан, и про жизнь мою проклятую безрадостную! Только… — Кэно замялся, но все же решился на просьбу: — Джарек. Принеси водки.

Товарищ выполнил просьбу без единого слова. Кэно открыл бутылку, сделал несколько глотков прямо из горла, лег на бетонном пороге, положив голову Кире на колени, и начал свою исповедь. Женщина погладила его по волосам, в которых появилась первая, едва заметная проседь. Глаза товарищей были устремлены на главаря клана, но он по-прежнему глядел в одну точку перед собой, ничего не замечая. Так ему было проще говорить. Анархисты слушали его, боясь проронить хоть один звук.

История клана «Черный дракон», как в красочном фильме, ожила перед их глазами.