Венец рабов

Глава 5

- Давно хотел с вами встретиться, - заявил капитан, растягивая слова в манере, которую Дю Гавел немедленно признал. Не конкретно, разумеется, - число распространенных в галактике диалектов и маньеризмов речи в добрый десяток раз превышало число языков и населенных миров. Однако он знал феномен как таковой, поскольку он был столь же древним, как и сами привилегии. Представители элиты - пусть даже "элитой" их считали только они сами - неизменно вырабатывали специфический стиль речи, который должен был выделять их из общей толпы.

Оверстейген с тонкой улыбкой быстро окинул взглядом толпу.

- Это единственная причина, по которой я согласился принять участие в Вальпургиевой ночи этих балаболящих политических язычников.

Он обратился к Кэти со слегка расширившейся улыбкой.

- Разумеется, к присутствующим это не относится. Я давно испытываю зависть и восхищение по отношению к графине - бывшей графине, наверное следовало сказать. С той самой речи, которую она закатила в Палате Лордов, и из-за которой её вышвырнули вон. Так вышло, что я тогда присутствовал в Палате в качестве наблюдателя семейства, поскольку моя мать чувствовала себя неважно. И скажу вам начистоту, имей я в то время такое право, я бы и сам проголосовал за её изгнание из Палаты, просто потому, что она на самом деле нарушила давно существующий порядок. Заметьте, это даже при том, что я был согласен со сказанным ею, пожалуй, на девяносто процентов. Однако правила есть правила.

Кэти улыбнулась в ответ.

- Правила созданы для того, чтобы их нарушать.

- Ничего не могу возразить, - немедленно отозвался Оверстейген. - Это действительно так. При условии, однако, что нарушитель готов за это расплачиваться, и что цена нарушения взыскивается сполна.

Он отвесил Кэти глубокий кивок, почти поклон.

- Как и было в вашем случае, леди Кэтрин. Я восхищался тогда вами за это - вообще-то, сделал это прямо за семейным обедом тем вечером. Моей матери после этого стало заметно хуже; она снова рухнула в постель, обвиняя меня в неблагодарности. Мой отец тоже остался не слишком доволен. А я всё равно восхищаюсь вами.

Оверстейген вернулся к Дю Гавелу:

- В противном случае нарушение правил становится уделом избалованных детишек, а не героев. Самым быстрым путём из приходящих мне в голову, чтобы превратить серьёзную политику в ссору в песочнице. Цивилизованное общество нуждается в совести, а совесть не может быть воспитана без мучеников - реальных мучеников - по которым цивилизация может измерять свои преступления и грехи.

Дю Гавел резко приободрился. Конечно же, он понял логику доводов Оверстейгена. Противное было бы удивительно, поскольку это был парафраз - и, учитывая его вынужденную краткость, неплохой - основного тезиса одной из книг Дю Гавела.

Оверстейген тут же подтвердил его предположение.

- Должен вам сказать, что считаю книгу "Политическая ценность жертвы" одной из самых блестящих прокламаций принципов консерватизма в современной вселенной. Сказав это, я также чувствую себя обязанным заявить, что считаю аргументы, которые вы выдвинули в работе "Весы правосудия: перья против камней" - в лучшем случае! - прискорбным потоком слезливого либерализма. Принципы есть принципы, доктор Дю Гавел. И уж кому-кому, а вам это должно быть известно. Так что было печально видеть, как вы переползаете от одного компромисса к другому, жертвуя определенностью ради немедленной выгоды. Прискорбно, прискорбно. Вы фактически одобрили социальную инженерию, вот что вы сделали.

"Аллилуйя!" Дю Гавел начал ощупывать рукава в тщетных поисках пуговиц, расстегнув которые рукава можно было бы закатать.

- Социальная инженерия, да? Ха! Растолкуйте мне, капитан Оверстейген, как так получается, что так называемые "консерваторы" - прошу заметить, таковыми отнюдь не являющиеся; просто динозавры с претензиями - начинают протестовать против социальной инженерии только тогда, когда она угрожает пройтись по их собственным - неизменно пышным и заботливо ухоженным - грядочкам? Хотя они же не возражали против социальной инженерии, когда она использовалась для создания этих самых грядочек?

Оверстейген слегка вытянулся и стал казаться еще выше прежнего. Дю Гавел азартно - мешали только рукава; где же, чёрт подери, пуговицы? - накинулся на него.

- Если хотите, рассмотрим вашу собственную мантикорскую аристократическую систему. Социальная инженерия в чистом виде, капитан. Грубая до невозможности. Шайка богатеев создала конституцию, специально предназначенную - если даже не с преступными намерениями, то в целях обогащения - для того, чтобы поставить себя и своих потомков в блаженно привилегированное положение. Или вы намерены пытаться доказать, что аристократические принципы просто сами собой выросли в силу природных условий чуждой тогда планеты? Если и так, то выросли они как сорняки - что, кстати, является довольно точной аналогией для любой разновидности кастовой системы из всего их разнообразия. Сорняки, мнящие себя розами.

Оверстейген усмехнулся, признавая пропущенный удар. Великолепный интеллектуальный боец, ликующе отметил Веб, которого ничуть не беспокоят разлетающиеся брызги крови. Дю Гавел практически вцепился в свои рукава.

- По этому вопросу я с вами, доктор, спорить не буду. Всё именно так. Боюсь, что даже не могу похвастаться тем, что мои предки были наилучшими убийцами, грабителями и насильниками, как мог бы похваляться в свое время какой-нибудь подлинный норманнский барон. Просто толстый кошелек и более ранняя дата прибытия, вот и всё. Прискорбно, не правда ли, до чего современную аристократию довёл гнёт социальной совести? Тем не менее, я голосую за аристократию.

Его длинный хрящеватый нос испустил пронзительное ироническое фырканье.

- Не потому, что я хоть сколько-то верю в бред Ассоциации Консерваторов относительно хорошей родословной, а тем более в откровенное суеверие насчёт хорошего происхождения. Нет, проблема не в личной ценности отдельных представителей любой данной аристократии. Дело просто в социальном преимуществе, которое дает нации наличие какой бы то ни было аристократии. Да назначайте аристократов хоть жребием, мне всё равно. Однако сам факт их наличия даёт нации массу выгод.

Вмешалась Кэти.

- Веб, эти рукава невозможно закатать. Стиль этого не предусматривает.

Дю Гавел пронзил её взглядом.

- Вот как? Хммм. Ну, смотри.

Дю Гавел принадлежал к J-линии рабов "Рабсилы". Эта линия предназначалась - в теории; как обычно, заявления менеджеров имели мало общего с реальностью - для технической работы, и для этого упор был сделан на интеллектуальный потенциал, по крайней мере в пределах необходимого для простейших механических работ. Вместе с тем, поскольку J-линия ориентировалась в основном на прикладную работу, её представители были довольно сильны. Веб не был особенно высок, а долгие годы сидячего умственного труда обременили его тело тридцатью килограммами жира. Но само тело всё еще было крепко.

Так что продемонстрировать силу он мог, что и подтвердил звук рвущейся ткани.

- Ох. Вот так будет лучше. Позвольте мне начать ответ, капитан, с указания на то, что вы перефразируете - вообще-то недурно, как ни верти - аргументы, которые приводит Ютта в своей работе "Барьеры, необходимые для прогресса". Очень умно с вашей стороны. В целом замечательная книга, даже с учётом того, что Ангелине по моему мнению слишком уж не хватает гибкости. Однако позвольте мне заметить, что эти барьеры - я предпочитаю определять их как "пределы" или "рамки" - сами по себе являются продуктом социальной инженерии. В полной мере это относится и к программе, которую так превозносит Ютта… нигде не упоминая о том, что это был целенаправленный проект создания общества, соответствующего замыслам его основателей. Я, разумеется, говорю о конституции древних Соединённых Штатов. Фактически это была мечта её создателей. Тщательно сбалансированное разделение полномочий; ограничения на демократию, которые сами по себе были абсурдны - просто как пример, чего ради представители малых провинций должны обладать той же самой властью, что и представители более крупных и важных? и даже если и так, то почему этот принцип распространялся только на одну палату парламента, а не на все? - куда ни посмотри, если они могли приложить свою руку, то делали это. Пытались, вынужден уточнить, поскольку, как и следовало ожидать, где-то половина их построений обрушились в течение жизни нескольких поколений. К примеру, официальное разрешение рабовладения.

К этому времени вокруг них, что было естественно, образовалась большая толпа. В этой толпе, что также было естественно, нашёлся свой неизбежный всезнайка.

- Быть того не может, - нахмурившись, решительно заявил этот человек. - Я знаю древнюю историю, так вот, Соединенные Штаты - вы же говорите о Соединенных Штатах Америки, да? - возникли задолго до генетического рабства. - Он почти насмехался. - И даже задолго то того, как люди впервые услышали о ДНК. Шайка дикарей.

Дю Гавел на мгновение зажмурился. "Боже, дай мне силы пережить общение с дураками".

Увы, он был атеистом.

- Разве я что-то говорил о генетическом рабстве? Рабство существовало с самой зари цивилизации, ты…

По счастью, какая-то женщина перебила его раньше, чем он успел начать вызывать недовольство толпы.

- Но… на каком основании?

Дю Гавел удивлённо воззрился на неё.

- Я хотела сказать, - активно продолжила та, - что они, конечно же, не могли просто обращать в рабство всех подряд. Для этого должно было иметься хоть какое-то генетическое обоснование.

Дю Гавел наконец-то её узнал. Сьюзен - или Сюзанна, он не мог вспомнить - Зекич. Один из региональных лидеров либеральной партии, ранее вертевшаяся вокруг графини Нового Киева, а в последнее время тяготеющая к Кэти Монтень. Не из-за каких-то принципов, а потому, что, похоже, имела талант чувствовать, куда ветер дует.

Кэти с ней была вежлива, даже любезна. Долгие годы изгнания по крайней мере научили Кэти идти на тактические компромиссы. Даже если в приватных разговорах она и называла её "эта шлюха Зекич".

Веб Дю Гавел тяжко вздохнул. Он не испытывал любви к дуракам, вроде того жалкого тупицы, который высокомерно просветил его насчет того, что рабство не могло появиться раньше генетики. Но он знал разницу - знал всегда, ещё со времен рабских бараков - между раздражающим болваном и врагом.

Эта женщина была врагом, а не просто дурой. Может не сегодня, но в будущем точно. Она принадлежала к тем "широко мыслящим прогрессистам", которые осуждали генетическое рабство как таковое, однако сами разделяли все предрассудки относительно рабов. И которые, увидев в один прекрасный день разбивающих свои цепи и клетки восставших рабов, принялись бы истерично требовать наведения порядка в зоопарке.

- Конечно же, - произнёс он с легкой улыбкой, - конечно же, мэм, у них были основания. Заметьте, рабство - древний социальный институт, возникший задолго до эпохи, о которой я говорю, и которая всего на несколько веков предшествует Расселению. Первоначально рабство не имело никакой связи с различием в геноме. Однако в рассматриваемое нами время люди уже основывали систему рабовладения на генетике, как они её понимали. Ключевой концепцией в то время являлось понятие "расы".

Многие в толпе - явно из тех, кто немного разбирался в генетике или истории - задумчиво насупились, несомненно пытаясь понять, как такое неопределенное этнологическое понятие как "раса" может быть связано с политической системой. Однако большинство окружающих просто выглядели озадаченными.

- Вам следует помнить, - пояснил Дю Гавел, - что это было задолго до Расселения. До него оставалось ещё несколько веков. В то время генетические вариации в пределах человеческой расы были не только относительно просты, но ещё и в значительной степени аллотропны. Давно сформировавшиеся генетические пулы, основная часть которых характеризовалась несколькими простыми и легко различимыми физическими отличиями, только недавно вступили в регулярный тесный контакт друг с другом. В результате те из них, которые объединяла недавняя мутация, вызывавшая альбинизм и ещё несколько других внешних особенностей, оказались в то время доминирующей "расой", начавшей порабощение остальных. Особенно одной из них. Генетической вариации, обосновавшейся в то время в Африке. "Чёрных" людей, как их тогда называли. Согласно постулатам генетической псевдонауки того времени, они считались особенно приспособленными к рабскому существованию. Эти постулаты, если отбросить суеверную бессмыслицу, основывались всего лишь на том, что эти люди имели тёмную кожу, что в сочетании с…

Дю Гавел продолжил общее краткое описание фенотипа африканцев того времени. К тому времени, когда он завершил, лица большинства присутствующих отличались довольно напряжённым выражением. Даже Зекич отступила от него на шаг, словно пытаясь дистанцироваться от внезапно оказавшегося среди них цареубийцы.

Ну, "цареубийца" всё-таки было не тем словом. Дю Гавел попытался покопаться в своей основательно забытой латыни. Хм. Какое бы слово подходило для описания человека, предлагающего порабощение королевской фамилии?

Оверстейген же выслушал всю импровизированную лекцию улыбаясь всё шире и не выказывая ни малейших признаков замешательства. Капитан явно был разносторонней личностью, пришел к выводу Дю Гавел. Слишком многие интересующиеся политической теорией люди совершенно не питали должного интереса к историческим корням этой теории, особенно, если они лежали в такой древности как земные варварские, доиндустриальные социальные институты времён до Расселения. Оверстейген явно ими интересовался. Поскольку его лицо, в отличие от лиц большинства присутствующих, выражало только чистое искреннее веселье.

- Занятно! - воскликнул он. - Хотел бы я видеть, как вы обсуждаете этот вопрос с Елизаветой! - Оверстейген, улыбаясь, покачал головой. - Насколько я припоминаю, она действительно дала вам аудиенцию. Два дня тому назад, если не ошибаюсь, и довольно продолжительную, если репортёры не наврали. Конечно же, обсуждаемый вопрос должен был бы всплыть на ней.

Вид большинства присутствующих стал ещё более страдальческим. Некоторые из них даже принялись буравить Оверстейгена взглядами. Дю Гавел нашёл это интересным, но не удивительным. Несмотря на обычное для них шумное публичное осуждение королевы, даже члены Либеральной партии разделяли общие воззрения большинства мантикорцев. Их разделяли даже члены левого крыла этой партии, составлявшие большую часть окружающей толпы.

Да, королева была жестоко обманута своими советниками. Особенно этими бряцающими оружием империалистами из числа центристов и лоялистов.

Но всё же.

Она была королевой!

- Не могу в это поверить, - прорыдала одна из женщин, очень трагично хватаясь за горло. - Это… это же описание королевы Елизаветы!

- Если задуматься, то всего Дома Винтонов, - рявкнул стоявший рядом с ней мужчина и оглянулся вокруг. - Не говоря уже о доброй части присутствующих. Я знал, что у предков было полно сумасшедших предрассудков, но это… - он кинул на Дю Гавел взгляд, который самую малость не доходил до испепеляющего. - Вы уверены, что всё было действительно так?

Дю Гавел пожал плечами.

- Это очень упрощённая картина. Надо понимать, что сделали с генетическими вариациями человечества два тысячелетия Расселения. Произошёл невообразимый демографический взрыв и на смену, грубо говоря, десятку миллиардов человек, живущих в условиях горстки региональных ландшафтов пришли неведомо сколько триллионов, живущих на тысячах разнообразнейших планет, климат на многих из которых намного более экстремален, чем всё, с чем человеческая раса сталкивалась на родной Земле. Учтите ещё фактор взаимного смешения представителей биологического рода, не говоря уже о намеренных изменениях генома…

Он пожал плечами ещё раз.

- Королева Елизавета в лучшем случае только приблизительно физически похожа на древних африканцев - и то, если ограничиться сравнением только внешних признаков, вроде цвета кожи. Я, например, вполне уверен, что если бы вы сравнили характеристики её крови с характеристиками древних так называемых "рас", то они имели бы мало общего с характеристиками крови тогдашних африканцев. А цвет кожи в качестве генетического индикатора вообще бессмысленен, поскольку это внешняя особенность, быстро адаптирующаяся к окружающей среде. Посмотрите, скажем, на крайний альбинизм, присущий сейчас жителям одной из двух планет системы Мфекане - если я правильно помню, Ндебеле - несмотря на то, что их предками были банту.

Дю Гавел припомнил, как выглядела королева во время их недавней встречи. Воспоминаний было много, поскольку капитан был прав - аудиенция действительно была долгой. Они с Елизаветой Винтон поговорили на славу.

- Во-первых, её волосы несколько отличаются. Очень кудрявые, это верно, но далеко не так сильно завитые, как у большинства тропических народов в древности. Далее, её лицо - особенно нос - намного ближе к типу, который наши предки называли "европеоидным", чем к называвшемуся "негроидным". И хотя её кожа действительно очень смугла, в действительности это не тот оттенок, который был присущ прежним африканцам. С одной стороны он слишком светел, а с другой этот тёмный оттенок красного дерева на самом деле ближе к цвету кожи "индейца" - как тогда называли туземцев Северной Америки - а не африканца.

Толпа, похоже, расслабилась. За исключением Кэти, внимательно следившей за Дю Гавелом. В отличие от остальных, она знала, сколько ярости кипело в его душе.

Для людей, лично этого не испытавших, - или никогда серьёзно об этом не задумывавшихся - "рабство" было всего лишь абстрактной несправедливостью.

- Но никакого значения это не имело бы, - продолжил Дю Гавел, пытаясь удержаться от рычания. - За исключением специфических видов насилия, которым она бы подверглась. Уверяю вас, её внешности было бы вполне достаточно. За исключением того, что её отнесли бы к так называемым "мулатам". С учётом её юности и привлекательной внешности она скорее всего оказалась бы наложницей своего хозяина, предназначенной согревать его постель вместо работы в поле. В то время это было обычной долей всех "мулаток". Тех, кто не был продан в публичный дом в проститутки.

Напряжённые взгляды вернулись. Дю Гавел приветствовал их возвращение ухмылкой, которая, как он к сожалению был слишком уверен, была слишком уж кровожадной, чтобы в данном случае соответствовать приличиям. Однако сдержать её он не мог. И без того он с огромным трудом сдерживался от того, чтобы продемонстрировать свой язык в манере, в которой это делали убийцы Баллрум, когда загоняли рабовладельцев в угол, и предъявить толпе генетические маркеры, которыми инженеры "Рабсилы" пометили его ещё до рождения.

- О, да. Не сомневайтесь. Чтобы найти образчик фенотипа, владелец которого был бы обречён на потогонный труд, нам надо посмотреть на королевскую… - капитан, кто она? Вы ведь, кажется, в родстве с королевским семейством? - скольки-то юродную сестру, полагаю. Я имею в виду Мишель Хенке. На аудиенции я был представлен и ей. Я не разобрал её чина - прошу прощения, я не настолько знаком с мантикорской табелью о рангах, чтобы разбираться в таких деталях - но полагаю, что он был весьма высок. И вдобавок мне кажется, что этот чин получен ею за личные заслуги, а не в результате протекции или давления семейства.

Оверстейген фыркнул.

- Она - двоюродная сестра. Мать Мишель - тётя королевы. Пятая в линии наследования, после убийства её отца и брата. Она коммодор. - Капитан вновь фыркнул. Это фырканье по своему было столь же кровожадно, как и ухмылка Дю Гавела. - И я не знаю на Флоте ни одного офицера - уж точно, ни одного находящегося на активной службе офицера - который считал бы, что она получила свой чин по протекции.

- Да, это она. Если не ошибаюсь, её фенотип намного типичнее для Дома Винтонов, чем фенотип королевы. Кожа очень тёмная, почти чёрная. И волосы полностью соответствуют. Может быть, черты лица соответствуют не полностью, хотя довольно похожи. Но с таким цветом кожи это вообще не имело бы значения. В нынешней вселенной ей не задумываясь доверяют командовать флотами. Предки отправили бы её делать неквалифицированную работу служанки. И если бы она оказалась неспособной избежать внимания надзирателя, то была бы изнасилована в лачуге, а не в господском доме.

На мгновение повисла тишина. Дю Гавел сделал глубокий вдох, пытаясь сдержать свой гнев.

Капитан пришёл ему на помощь.

- Пожалейте бедного ублюдка, который попытался бы изнасиловать Мику Хенке! - фыркнул он. - Или саму Елизавету, если на то пошло. С её-то характером? Ха! Может ублюдок с этим и справился бы, но в течение дня оказался бы с перерезанной глоткой. Всё равно что затащить в постель разозлённую гексапуму.

По толпе пробежал смешок. Грубые, но точные замечания Оверстейгена напомнили всем, что сейчас всё-таки не полные диких предрассудков древние времена.

Тем не менее - к большому облегчению Дю Гавела - неловкости хватило на то, чтобы заставить большую часть толпы потихоньку удалиться. Почётный он был гость или нет, многие из присутствующих пришли к выводу, что непосредственное соседство с В.Е.Б. Дю Гавелом слишком уж похоже на соседство с пантерой. Положим, пантерой с привязанным к хвосту длинным внушительным списком академических званий и престижных наград. Однако всё равно пантерой - и если не сказать, чтобы определённо злобной, то, похоже, довольно несдержанной.

- Стало малость свободнее, не правда ли? - хитро улыбаясь, произнёс капитан. - Отлично. Осмелюсь предположить, что будет меньше глупых реплик, - он потёр руки. - Возвращаясь к нашему спору, доктор Дю Гавел…

- Веб, если хотите, капитан. Академические титулы утомительно многоречивы.

Оверстейген кивнул.

- Значит Веб, - он наморщил лоб. - Никогда не задумывался об этом… Прошу прощения за вопрос, но что означают буквы В.Е.Б.? Я только что понял, что всегда видел только инициалы и больше ничего.

Дю Гавел покачал головой.

- Дело в том, что это просто инициалы и ничего больше. В тот момент, когда инспектор иммиграционной службы на Насере потребовал, чтобы я назвал ему имя для заполнения бумаг, я и понятия не имел, что скрывается за этими инициалами. Я бежал всего несколько месяцев тому назад и моё знание истории было ещё довольно слабым, - он пожал плечами. - Я просто объединил имена двух древних деятелей, о которых немного читал и кто произвел на меня впечатление достойных людей. В.Е.Б. Дю Бойса и Вацлава Гавела. А когда до меня это наконец дошло - следующей ночью, потому что мои сотоварищи по побегу захотели узнать, как ко мне обращаться теперь, когда "Ками" больше не годилось - я не смог придумать ничего, кроме имени Веб.

Остаток вечера прошёл замечательно. Капитан монополизировал общение с Дю Гавелом, к полному восторгу последнего. Для человека, проведшего большую часть сознательной жизни, совершенствуясь в замысловатых и зачастую загадочных для непосвящённых обязанностях флотского офицера, Оверстейген впечатляюще разбирался в политической науке галактики.

Пусть он был слишком уверен в правильности своих идей. Пусть он имел склонность не знакомиться глубоко со взглядами тех, кто был с ним не согласен, и отвергать их слишком легко и быстро. Пусть даже всё его мировоззрение было отчасти искажено: во-первых, неизбежными предубеждениями его социального слоя и, во-вторых, - Дю Гавел полагал, что это было намного более существенно - столь же неизбежными предубеждениями человека, вся жизнь которого прошла под прессом длительной жестокой войны.

Однако в целом Оверстейген был замечательным собеседником. И в конце вечера Дю Гавел расстался с капитаном с явной неохотой.

- Если бы это зависело от меня, я бы предложил вам встретиться в ближайшее же время, - произнёс он, пожимая руку Оверстейгена. - Увы, боюсь, что максимум через неделю я улетаю на Эревон. В компании отправляющегося туда же капитана Зилвицкого, чтобы выразить соболезнования семье Иеронимуса Штейна и его спасшимся коллегам по Ассоциации Ренессанса.

Казалось, во взгляде Оверстейгена что-то мелькнуло.

- Понимаю. В любом случае, я и сам покидаю систему. Вообще-то, завтра утром. Но как знать? Если нам суждено, то мы, Веб, можем встретиться вновь.

Он отвесил Дю Гавелу короткий сухой кивок, затем кивнул Кэти Монтень, хотя этот кивок уже не был ни коротким, ни сухим.

- Доктор Дю Гавел, леди Кэтрин, счастлив был встретиться с вами.

И удалился.

- Что тут такого забавного? - поинтересовался Дю Гавел у Хелен Зилвицкой, которая всё время его продолжительной беседы с Оверстейгеном вертелась вокруг, хотя и не произнесла ни слова. Веб подозревал, что гардемарин втайне боготворила капитана, даже если предпочла бы умереть, но не сознаться в этом.

Хелен усмехнулась.

- Знаете, Веб, вам иногда нужно отрываться от ваших учёных книг и читать колонки новостей. Объявление в разделе флота появилось как раз сегодня. Капитан Оверстейген и "Стальной кулак" переводятся на Эревон. На антипиратское патрулирование, как это называется. Корабль уходит с орбиты завтра.

- О. - Немного смутившись, Веб опустил глаза. Вид разорванных рукавов усугубил его неловкость.

- О. Хм. Боюсь, что ваши гости, Кэти, подумали, что я варвар.

Усмешка Кэти была ещё шире усмешки Хелен.

- Ну и что с того? Веб, сегодняшнее общество на самом деле не мои друзья. Во всяком случае, основная его часть. Она состояла по большей части из вожаков Либеральной партии, пользующихся удобным случаем проверить, куда ветер дует, без риска открыто щёлкнуть графиню Нового Киева по носу.

- Да, я знаю. Именно поэтому я несколько обеспокоен тем, что мог произвести неправильное впечатление.

Кэти пожала плечами.

- Это зависит от того, что считать "неправильным", не так ли? Вот что я вам скажу, Веб. Пока вы предоставляете мне заниматься грязной тактикой, я оставляю всю теорию вам. Меня ничуть не обеспокоит, если большинство аристократических приспешников Либеральной партии будет убеждено, что я единственный человек, который знает, как управляться с варварами из низших классов.

Когда они поднимались по лестнице особняка, направляясь к запутанному комплексу спален, - к счастью, Кэти вела Дю Гавела к его собственной спальне, - он задал ещё один вопрос.

- А кстати, где этим вечером был Антон? И, раз уж мы об этом заговорили, Берри?

При виде выражения на лице Кэти Дю Гавел фыркнул.

- Что? Очередной случай, когда мне следовало читать новости?

- Навряд ли! Если только…

Она покачала головой.

- Не берите в голову, Веб. Секретность и всё такое. Достаточно скоро вы всё узнаете. А сейчас вы можете спокойно отойти ко сну в блаженной уверенности, что вскоре вам снова представится случай оскорбить сливки общества.

- Замечательно, - отозвался Дю Гавел. - Я и в самом деле очень рад, что не напортил вам.

- Ну, как раз насчёт возможности этого я сомневаюсь. Во-первых, как твердит мне Антон, сливки общества не так-то легко оскорбить. Во-вторых, мне всё равно на них насрать.

- Вам действительно не мешает следить за своим языком. Особенно теперь, когда вы превратились из скандалиста в политического деятеля.

- Не глупите, Веб. Это часть моей харизмы. Личности, можно сказать. Когда толпа начнёт буйствовать, то кого ещё либералы смогут выдвинуть вперед, как не человека, который может ругаться подобно матёрому космическому биндюжнику?

- У вас коварный ум, Кэти Монтень. Я бы опасался за вашу душу, если бы верил в эту концепцию. Боюсь, однако, что нет ни малейшего свидетельства в её подтверждение.

Они добрались до спальни Дю Гавела. Он начал было открывать дверь, но остановился.

- Ладно. Я готов допустить, что вашу дочь Берри можно посчитать таким свидетельством. Иначе действительно трудно объяснить, почему она выросла именно такой.

- Разве она не сокровище? - с энтузиазмом подхватила Кэти. - Иногда я думаю, что она - самый здравомыслящий человек из всех, кого я когда-либо встречала. Почти в любой ситуации, готова поклясться.

- Хорошо сказано. - Дю Гавел грустно покачал головой. - Когда я уеду, то буду без неё скучать. Конечно же буду.

Входя в спальню и закрывая дверь, он мельком взглянул на всё ещё стоявшую в коридоре Кэти. Казалось, её глаза загадочно светились. Скорее всего, материнской гордостью.