Великолепное Занятие

Глава 3

1

Есть люди, на которых невозможно сердится. Никак невозможно. Любого другого за подобный поступок вы бы сами били, пока не устали, – а этот сделает что-то не вписывающиеся ни в одни нормы поведения, потом взглянет в глаза честно-честно, – и вот вы уже сами не понимаете, за что наказывать эту лапочку? Со временем такие ребята становятся мастерами своего дела, заключающегося исключительно в нарушении устоев и традиций. А впрочем – может именно в этом и есть нестандартность? Да и повторять за ними их поступки остальным категорически противопоказано – этим парнягам все сойдет с рук, а вот вас точно побьют…

Дорога от пляжа на восточной оконечности острова, где пираты обнаружили пловца, до кухонного домика на высоком берегу благодаря тому же Дельфину (Мулом необычного раба никто уже не называл) пролетела незаметно. Сначала Дельф, по просьбе гильдейского головы, чуть смущенно начал рассказывать, каким образом он победил оставшихся зомбяков. Через минуту парень увлекся, и листья близлежащих пальм на протяжении всего повествования периодически трепетали от громового хохота пиратов – уж больно потешно рассказчик имитировал нелепые движения ходячих трупов. В интерпретации Дельфа славная победа над практически полным экипажем корабля-призрака вовсе не выглядела героическим поступком, а скорее походила на какое-то скоморошество. Есть о чем вспомнить, посмеяться, и не более того. Причем это было рассказано столь убедительно, что прожженные головорезы всему этому искренне поверили, как будто сами пару часов назад не бились насмерть с такими же страшными противниками. Между делом в процессе рассказа Дельфин ненавязчиво разобрался в пиратской иерархии, после чего начал называть одноглазого Торва странным словом "бигбосс", а главного надсмотрщика окрестил и вовсе непонятным для всех словосочетанием "шеф отдела кадров". И выглядели эти слова (на далеком тропическом острове другого мира в окружении колоритных персонажей) в устах Дельфа естественно и органично, как если бы старый татарин на рынке назвал молодого участкового, курирующего подведомственную территорию, чем-то вроде "малай" или "баш-баласе" – и что хотел сказать, непонятно, да и не дело это – обращать внимание на бормотание старого татарина…

Потом новоиспеченный раб, ненавязчиво улыбаясь, поинтересовался у Рея, называя его "непосредственным начальством", положено ли рабу ходить голым? Лохмотья, в которые когда-то был одет сумасшедший Мул, вонючей кучей лежали на песке, и подходить к ним ни Дельф, ни головорезы Торва не изъявили особого желания. Под шуточки-прибауточки сам одноглазый Торв от широты морской души дал пловцу свой широкий матерчатый пояс, который голый человек моментально развернул и тут же соорудил из него что-то вроде штанов, ловко обмотав тряпку вокруг бедер. Проделано это действо было столь естественно, что ни у одного пирата не возникло ни единого вопроса, хотя местной портновской мысли до такого использования материала было еще развиваться и развиваться.

Всю обратную дорогу под взрывы хохота отряда пиратов Вольных Морей новоиспеченный раб выспрашивал у главного надсмотрщика, в чем заключается "работа раба", какие обязанности, что можно а что нельзя и прочая, прочая, прочая. При этом Дельфин всячески упирал на то, что сам он раб, и чтобы хорошо делать свою сложную рабскую работу он должен быть в курсе всех тонкостей, как он замысловато выразился, "новой должности". Настоящего раба одноногий Рей за одно только обращение к себе без его разрешения мог огреть кнутом поперек спины, а вот с Дельфом главный надсмотрщик как-то незаметно втянулся в разговор, и вскоре старый одноногий пират и его необычный подчиненный шли рядом и вовсю обсуждали тонкости управления рабским хозяйством, вместе сетовали на нерадивость чернокожих помощников и вскоре пришли к общему мнению – не понимают и не ценят окружающие сложную работу их рабского отдела (с легкой руки Дельфа и сам Рей начал так называть свое хозяйство). Потом у них возник теоретический спор по поводу рабынь, Рей взорвался и попытался стукнуть Дельфа костылем – и что самое удивительное, попал (хотя одноглазому Торву показалось, что хитрый раб сам подставился под удар). Вслед за этим последовало шоу, состоящее из охов Дельфа, потирания им якобы тяжело травмированного плеча, сетований на то, что с ценной собственностью надо обращаться бережнее и восхищения тяжелой рукой как он снова выразился "своего непосредственного начальства". Окружающим вроде и ясно было, что это постановочка – но при этом все в нее каким-то невероятным образом поверили, и всю оставшуюся дорогу гордый Рей шел высоко задрав нос, объясняя новому рабу, что и как надо делать в тех или иных обстоятельствах, а Дельф с видом примерного ученика заинтересованно поддакивал, и разве что не конспектировал лекцию главного надсмотрщика.

Когда отряд пиратов подошел к кухонному домику, куда уже начали возвращаться разбежавшиеся по всему острову чернокожие рабы, одноногий Рей закончил вещать о тяжелой доле надсмотрщика за рабами, и Дельф клятвенно его заверил в том, что теперь на острове появился лучший раб за всю историю существования рабства как такового, до конца преданный своей любимой профессии. Первым делом, под опять же громовой хохот пиратов, Дельф попытался приковаться к кругу, был остановлен подзатыльником Рея, который уже начал понимать, когда странный раб ерничает, а когда к его словам стоит прислушаться.

– Как же ты порвал цепи? – восхищенно цокнул языком глава гильдии.

– Виноват, исправлюсь! – четко отрапортовал новый раб, пожирая глазами руководство. – Цепи налажу и сам закуюсь!

– Да черт с ними, с цепями, – отмахнулся Торв, первым раскусивший скоморошескую натуру нового раба. – Повторить сможешь?

– Если бигбосс прикажет, как простой раб может отказать? – широко ухмыльнулся Дельф, и все пираты вокруг растянули лица в улыбках, предвкушая предстоящее представление.

– Да ну тебя, – прервал начинающееся шоу Рей. – Сначала заковывать тебя, потом рвать цепи будешь. Опять ничего особенного наверное.

– Ну да, в принципе, – кивнул в ответ Дельф. – Резкая нагрузка на слабое звено цепи на срез…

– Во-во, – прервал лекцию главный надсмотрщик. – Лучше займись своей непосредственной работой, круг верти. Цепи тебе тут ни к чему.

– Немного усовершенствовать механизм можно, шеф? – невинным голосом поинтересовался Дельфин.

Неизвестно, разрешил бы главный надсмотрщик такое самоуправство в других обстоятельствах, но тут он увидел, как требовательно махнул рукой одноглазый Торв. Отмахнувшись от раба (Дельф это естественно воспринял как знак согласия), одноногий Рей быстро заковылял к гильдейскому голове, который что-то с серьезным лицом выслушивал от командира десятка, который пираты оставили очищать корабль-призрак от остатков мертвяков и ценного имущества.

– В чем дело вопрос? – поинтересовался Рей, когда подошел к хмурой парочке пиратов.

– Да опять в Муле, тьфу, в Дельфине твоем, – неодобрительно пробормотал Торв, и покосился на увлеченного странного раба, который уже начал что-то мастерить у круга.

– Не томи душу, – тоже нахмурился главный надосмотрщик.

– Добыча очень серьезная на последнем корабле-призраке, – пробурчал гильдейчкий голова. – Четыре сундука с золотом, жемчугами и драгоценными камнями.

– И что плохого в этом? – удивился Рей. – Радоваться надо добыче знатной.

– Половина добычи наша, гильдейская, а другая половина чья? – спросил с ехидцей Торв, после этих слов Рей понимающе приствистнул и оба старых пирата с нехорошим блеском в глазах начали внимательно осматривать Дельфина, который увлеченно что-то делал с каторжным кругом.

В любой вольнице обязательно должна присутствовать хотя бы частица порядка. Если нет совсем никаких законов – наступает хаос, все начинают воевать со всеми, что вскоре ведет ко всеобщей гибели. В вольных морях законов было немного, но те, что имелись, не нарушались практически никогда, так как против нарушителей начинала воевать вся остальная Вольница, что всегда оканчивалось одинаково – нарушившие неписаные законы переставали бороздить зеленые волны и украшали своими вздернутыми на реях телами мачты кораблей. Один из таких законов касался добычи. Часть добычи шла командиру, а если пиратские корабли состояли в гильдии – то и гильдейский голова получал свою немалую долю. Доля капитана, составляющая половину добычи, распределялась им между командой по предварительным договоренностям (себя капитаны тоже обычно не забывали); доля гильдии, составляющая четверть добычи, передавалась гильдейскому голове или казначею, а оставшаяся четверть распределялась между пиратами согласно вкладу в общее дело, то есть чем лучше бился боец, и чем больше на его счету поверженных противников – тем большая его доля в добыче.

Согласно неписаным правилам, личная доля Дельфа, перебившего практически девяносто процентов команды корабля-призрака, составляла бы примерно четверть от добычи с этого призрачного судна, но только если бы он был член команды. Участие рабов в боях законами Вольницы учтено не было (да и не дрались рабы никогда, разве что между собой), зато четко предусматривалось вмешательство наемного отряда, претендующего в случае добычи на полную долю, не принадлежащую гильдии. Все эти расчеты молнией пронеслись в головах старых пиратов, и по любому выходило, что лично Дельфу принадлежит минимум половина добычи с этого корабля-призрака. Человеку без статуса, без команды, защиты и поддержки такое богатство жизнь могло только усложнить, да и упускать столько денег из своих цепких корявых пальцев старые пираты приучены не были – судьба новоиспеченного раба повисла на волоске.

– Давай не торопится, – постановил одноглазый глава, наблюдая за увлеченно работающим Дельфом, – эвон как старается. День-другой возьмем на раздумье, а там может и само что случится.

– Ну да, – согласно кивнул одноногий надсмотрщик. – Змей тут ядовитых полно, да и акулы с ихтиазаврами так и кишат, а Дельф этот любитель поплавать где нельзя.

Сказав эти слова, надсмотрщик вдруг ощутил невероятное облегчение – ну никак не лежала его черствая душа к столь кардинальному и быстрому решению вопроса с новоиспеченным рабом. Без сомнения – отдай Торв приказ, и свора пиратов бросилась бы рвать Дельфа (вышколены гильдейские головорезы были отменно, жизнь в вольных морях других не терпела).

Значительно позже и сам одноглазый Торв не раз благодарил небо за собственную предусмотрительность – уверенность в том, что его лучшие абордажники что-то могут сделать с этим парнем со временем покинула старого пирата, но в тот момент он искренне верил, что дарит непонятно чем понравившемуся ему человеку несколько лишних дней жизни.

Решив важные вопросы, пираты (не забыв прихватить знатную добычу) оставили кухонный рабский домик исконным обитателям и поспешили на западную оконечность острова – долгое отсутствие мужчин наверняка взволновало местных дам, да и следовало организовать празднество по случаю столь славной победы. Важных дел, не терпящих отлагательства, накопилось огромное количество, и судьба непонятного раба отступила на второй план. Вечером приплыли Птичка и Рыбка, тоже с неплохой добычей, затем последовала организация грандиозного праздника, на котором было выпито одиннадцать больших и без счета малых бочек рома. О Дельфе гильдейский голова вспомнил только через три дня, да и то не сам.

– Отдай его мне!!! – разбудил Торва рык Корвана, главного мастера гильдейских катапульт. – Мне нужен этот человек!

Занимался глава гильдии Обычных Парней тем, что спал после обильного обеда в гамаке у своего белого с колоннами дома на вершине. Странные сны, в которых пиратская Вольница горела, после недавних событий покинули старого пирата, и Торвартин Гюрес наверстывал упущенные за последние полтора месяца возможности, частенько являясь в главную гильдейскую таверну к, если так можно выразится, шапочному разбору.

– Погоди Корван, – со сна не потеряв ни грана своей обстоятельности, степенно возразил Торв, не делая попыток встать с гамака и даже не открыв глаз. – Сейчас рому мартиного выпьем, обсудим, потрещим клешнями как солидные крабы. Чего сразу орать-то как несерьезные морские петушки?

– Так дело важное, – сбавил обороты светлокожий варвар и присел рядом с гамаком Торва в роскошное плетеное кресло. – Хотя, мартин ром это серьезный агрумент, признаю.

При упоминании своего любимого напитка одноглазый пират встрепенулся, открыл наконец глаза и, спустив толстые ноги в полосатых носках на землю, начал надевать сапоги.

– Марта! – рыкнул Торв, наконец натянув сапоги. – Рому вели принести, глупая женщина! И мужа с гостем накорми!

– Прорва ты ушастая, Торв, – раздался голос хозяйки и на секунду из дома показался курносый веснушчатый нос. – Привет Корван, а что в таверну не пойдете удаль свою показать перед молодежью?

– Я твоего рома хочу! – грозно прорычал Одноглазый Торв, но напоследок заискивающе добавил: – Марточка, ну мы быстренько…

– Несу уже, несу, – раздался веселый крик уже из дома.

– Ну так вот, – через десять минут продолжил рассказ хозяин гильдейских катапульт, громко ухнув после опрокинутого в луженную глотку стакана рома. – Он там такой ветряк соорудил, подобного и не видел никогда. Круг как юла крутится, вода по желобам течет прямо на кухню, оттуда на поля.

– Так там же механизм хрупкий, да и гнилой уже у самого дна, – удивился Торв. – И не сломалось до сих пор?

– Он весь механизм перебрал, часть переделал вообще, цепи приспособил, шестерни какие-то там же вырезал, да железом урепил, – после чего замер, и пробормотал в удивлении. – Сам лазил глядел, так бы в жизни не поверил.

– А чего теперь водоносы делают? – неожиданно спросил гильдейский голова.

– Да черт морской их знает, не мои дела, – отмахнулся хозяин катапульт. – Вроде копают что-то, он сам ими и руководит.

– А Рей что? – удивился Торв.

– А что Рей? – в ответ пожал плечами Корван. – Пришел, глянул, потом что-то сказал своему толстому помощнику с точеными зубами, теперь слово Дельфа для всех рабов закон. Да они и до того его почти как духа почитали. Негры, что сказать…

– Ну так все-таки, что там с рабами? – продолжил гнуть свою линию Торв после очередного опрокинутого в бездонную глотку стаканчика рома.

– А, точно, – вдруг осенило Корвана. – Я то думаю, что это они так быстро ядра каменные вытесали. Половину вроде с плантаций сняли и на каменоломни отправили. Сейчас у них "рабский отпуск", впервые за все время. Делать-то особо нечего, вот Дельф им и выторговал как-то у Рея. Чего наобещал ему, я не в курсе.

– И все это за три дня наворотил? – удивленно протянул Торв.

– Не, – покачал головой Корван. – Это только то, что мне интересно.

– Что он еще наворотил? – нахмурился гильдейский голова.

– А, ты ж спишь все последнее время, – хлопнул себя широкой ладонью по лбу светлокожий варвар. – Каждый вечер вся молодежь у кухонного домика собирается. Он там устаривает "шоу", правда что это, не в курсе. Истории смешные травит вроде, да негров в какую-то "оркестру" организовал, те папуасские песни чутка переделанные поют, наши девки танцуют, парни на них пялятся.

– Вот удивил ты меня… – ошарашенно протянул одноглазый Торв.

– Я то тут при чем? – в ответ удивился Корван. – Это все раб ваш.

– А он что, все еще раб? – задрал брови вверх гильдейский голова.

– Да смеются все, а он уперся – раб я, говорит, и точка, – пожал плечам хозяин катапульт. – Говорит, что если его рабом так загрузили какой-то "общественной нагрузкой", то если свободным станет такое начнется, что он сразу же сам на рее и вздернется.

– Да уж… – удивленно буркнул Торв, после чего старые пираты опрокинули по последнему стаканчику рома, после чего поднялись на ноги и отправились в таверну за свежими новостями…