Великолепное Занятие

Работа 1. Добыча

Здесь всегда дуют ветра. Береговые и морские бризы, муссоны и пассаты, чуть заметные движения воздуха и жуткие ураганы, сильные потоки, дующие неделями в одном направлении и меняющие углы атаки порывы, хлопающие парусами и рвущие снасть – все они живут своими радостями и свистят на разные голоса о том, что повстречалось на пути – а видели они немало. В этой стороне ветры – явление обыденное и привычное, которое бывалый моряк постоянно слышит краем уха и ориентируется на него, как на дополнительное чувство. Вот если нет ветра, и никто не свистит в щелях, шурша снастями парусных судов – это беда. Штиль – унылое бессилие. Если на корабле работают магические машины – это терпимо, но такой роскоши практически ни у кого нет. Не потому, что таких машин мало – дело в движущей силе моторов. Сильные маги не любят жить на островах Архипелага, а уж в той части, которая называется Вольница, и вовсе отсутствуют. Оно и верно – что сильный маг будет делать на задворках мира? А те, что есть, без ветра едва могут заставлять ковылять свои парусники со скоростью едва научившегося ходить ребенка. Нет, без ветра вся жизнь замирает.

Торвартин Гюрес, которого по причине потери левого глаза называли Одноглазый Торв, относился к породе бывалых моряков и под завывание ветра привык спать в гамаке как во время качки на корабле в долгом плавании, так и на поляне у своего дома. Правда, в этот раз спокойным его отдых никто бы не назвал – бывалому морскому волку, на протяжении полувека бороздившему синие волны Архипелага, снился кошмар, забирающийся в каждый сон вот уже на протяжении месяца. В этом сне Вольница горела. Страшные тени, лиц которых разглядеть он не мог, спускались с огромных кораблей и жгли, жгли, жгли. А под самый конец появлялись горящие глаза, раздавался свист стали – и горло моряка как наяву обжигало холодное прикосновение металла, после чего мир странным образом начинал кувыркаться, а потом и вовсе гас. Но самое ужасное в этом сне было даже не чувство собственного бессилия – Торв с горькой обидой прекрасно понимал, что ему отрубили голову походя, как он сам в далеком детстве срубал одуванчик у дороги. То есть у него, закаленного безжалостного пирата, шансов на серьезное сопротивление имелось ровно столько же, сколько у того самого одуванчика против мальчишки с гибким прутиком в руке. Самое страшное – неведомые каратели сжигали его мир в своем полном праве, но при этом сам он ни в чем виноват не был…

На этом месте кошмара Торв всегда просыпался – вот и на этот раз ничего нового не произошло. Единственный глаз пирата раскрылся так широко, что казалось он вот-вот вылетит из своей орбиты, но через тягучую долю секунды Торвартин Гюрес с невероятным облегчением осознал, что его голова по-прежнему крепко сидит на толстой шее. Ужас, плескающийся на поверхности светло-синей радужки, начал тонуть в глубине зрачка, и вскоре на как будто вырезанном из прибрежной скалы лице морского волка нельзя было прочитать ни одной эмоции.

– Вот привязался ж кошмар, язви его на упокой, тридцать три кабельтовых ему в зюйд-вест…- сидя в гамаке с каменным лицом витиевато выругался старый пират, после чего кряхтя нагнулся и начал натягивать сапоги.

Одноглазый Торв являлся главой гильдии Обычных Парней. На ежемесячном Праздничном Торжище, устраиваемому Сбором на специальном острове, члены его гильдии выделялись в толпе пиратов благодаря золотому вензелю ОПа, вышитому на синих головных косынках молодых бойцов и синих же треуголках старших. Правда, гильдия ОПа не считалась очень уж сильной – два парусных корабля с боевыми абордажными командами по пятьдесят бойцов на каждом борту внушали некоторое уважение простой Вольнице, но сравниться с несколькими десятками полностью укомплектованных фрегатов вечно противоборствующих Союза Жемчужных и Альянса Золотых Гильдий (называемых коротко Союз и Альянс) естественно не могли. От глав советов как краснорубашечного Союза, так и зеленокосыночного Альянса, Торву уже несколько раз поступали недвусмысленные предложения-угрозы выбрать, наконец, чью-то сторону и влить своих людей и суда в борьбу за влияние на Востоке Архипелага, именуемом Вольными Морями или просто Вольницей, но хитрый старый пират не хотел над собой ничьей власти и пока умудрялся избегать предложений, от которых нельзя отказаться.

– Марта! – рыкнул Торв, наконец натянув сапоги. – Рому вели принести, глупая женщина! И мужа накорми!

– Прорва ты ушастая, Торв, – из большого белого дома с колоннами на секунду выглянуло миловидное личико симпатичной немолодой хозяйки, ничуть не испугавшейся грозного рыка старого пирата. – Сколько же в одну глотку пить можно? Сходил бы в бар, там бы и налили тебе.

– Я твоего рома хочу! – продолжил буянить Одноглазый Торв, но напоследок жалобно добавил: – Сон этот опять, язви его в волну…

– Несу уже, несу, – раздался крик из дома.

Через десять минут Торвартин Гюрес уже спускался по дорожке, огибающей холм, на вершине которого и стоял его белоснежный дом с колоннами. Небольшой остров, которым владела гильдия Обычных Парней, жемчужиной блистал ближе к самому востоку Архипелага. Территориально он располагался значительно севернее линии, соединяющей Каррау, большой остров, который избрал своим логовом Союз, и Дымную Гряду, цепь небольших атоллов, где располагались базы Альянса. Возможно именно благодаря удачному месторасположению парни Торва до сих пор не участвовали в многочисленных заварушках, искрами вспыхивающих по всей восточной части Архипелага при столкновениях красных и зеленых косынок.

Появление гильдейского головы в главной таверне острова не прошло незамеченным – простые пираты шумно приветствовали Одноглазого Торва. Нравы по всей Вольнице царили самые что ни на есть демократические, и во время отдыха распоследний бедняк из пиратов вполне мог дружески хлопнуть по плечу даже главу объединенных гильдий. Раздавая могучими ручищами встречные дружеские хлопки, от которых иные пираты даже приседали и в восхищении трясли головой, Торв прошел к центральному месту зала и занял место во главе стола.

– За Обычных Парней! – громко провозгласил Торв, когда ему споро налили стакан крепкого рома, и под одобрительный гул своей гильдии опрокинул обжигающую жидкость в луженую глотку.

Через полминуты волны от появления в таверне одноглазого пирата утихли, и все посетители занялись важными делами – пили ром, вспоминали удачные походы и шумно хвастались будущими геройствами. Периодически в огромном зале таверны возникали конфликты, часть из которых благополучно завершалась тут же за распитием очередной бутылки, а другая имела свое отработанное продолжение – порой бойцы подходили к узкому столу, свободному от посуды, и на нем проясняли важный спорный вопрос, надрывая друг другу сухожилия и порой выворачивая суставы известной мужской забавой, именуемой на Земле рестлингом. Если и на этом спор не прекращался, то в сопровождении товарищей бойцы выходили наружу, и за таверной выясняли отношения честным мордобоем. Обнажать оружие против согильдейцев являлось нарушением законов, и во время походов каралось строго – капитан за такое мог вздернуть на рее. На отдыхе это, прямо скажем, тоже не приветствовалось, бузотеров быстро разоружали и препровождали в холодный погреб, а за повторное нарушение вполне могли погнать с острова в шею, а на одновесельной лодочке плыть по океану – то еще удовольствие.

– Что, человек, опять плохой сон снился? – внимательно взглянув на своего главу, спросил командир абордажных отрядов гильдии, член совета орк Риксан.

– Да, будь он неладен…- пробормотал Торв. – Как глаза ни прикрою, так сразу голову мне рубят. Устал уже.

– И ром не помогает? – в который раз сочувственно спросил другой член совета, светлокожий варвар Корван, мастер катапульт.

– Выпьем лучше, – отмахнулся от вопросов глава гильдии, и все три члена гильдейского совета дружно опрокинули в себя по сто грамм горячительного напитка.

После этого священнодействия настроение Торва улучшилось, и пираты начали обсуждать насущные гильдейские дела.

Надо сказать, управление обширным хозяйством, которое называлось гильдией, являлось занятием непростым. Помимо содержания оснащенных боевыми катапультами двух больших кораблей водоизмещением по сто двадцать пять тонн каждый, приходилось заниматься огромным количеством вопросов. Обеспечение всем необходимым все тех же корабельных катапульт, тренировки и вооружение команд, снаряжение и продукты питания. При этом гильдия Обычных Парней в основном славилась своим торговым флотом – караван из пяти судов, нагруженных добытым честным и не совсем честным трудом товаром, периодически покидал моря Вольницы, сопровождаемый до свободных вод двумя боевыми гильдейскими судами, и отправлялся к далекому Материку. За время отсутствия купеческих кораблей боевые суда гильдии бороздили моря Вольницы, занимаясь добычей, защитой и иногда не брезгуя разбоем, и к прибытию торгового каравана товар для отправки на Материк был снова полностью укомплектован. Став главой гильдии, Одноглазый Торв на протяжении вот уже десяти лет умудрялся отправлять три-четыре торговых каравана ежегодно. Пять лет назад один караван пропал, и вскоре жены моряков, оставшихся на острове, немного поплакали и наши себе новых мужей. Три раза его караваны грабили – и дважды Торв развязывал войну, из которой гильдия Обычных Парней выходила победителем, взимая отступные, превышающие потери. Один разок его караван очистила гильдия, входящая в Золотой Альянс, и одноглазый пират не стал ввязываться в безнадежную военную авантюру. Так что за время правления Одноглазого Торва организация Обычных Парней особого боевого авторитета не наработала, зато начала по праву считаться одной из самых богатых гильдий Вольницы.

Обширное хозяйство требовало глаз да глаз, но и в удовольствиях себе руководство гильдии никогда не отказывало – любимый обед, а так же послеобеденный отдых, обязательным условием которого являлась дрема в гамаке у дома, глава гильдии не пропускал никогда, правда в последнее время наслаждение домашними блюдами напоследок портилось проклятыми снами. Вот и сейчас Одноглазый Торв с двумя членами совета гильдии совмещали приятное с полезным – попивали ром, сидя за отдельным столиком в общем зале таверны, и обсуждали гильдейские дела.

– Торв, может, переименуем наши боевые суда? – в который раз завел разговор орк Риксан, глава абордажной команды, когда с важными вопросами было покончено.

Когда-то молодой орк служил в армии Той Стороны, но из-за покрытого тайной происшествия (в среде пиратов ходили легенды о том, что произошло, но сам Риксан на эту тему никогда не распространялся) бросил службу. Потом его помотало по всему миру Ворк, и ветры странствий привели бойца в Вольницу. Вскоре Риксан завоевал себе славу непревзойденного рубаки, но как он сам всегда говорил, десяток простых солдат Той Стороны на твердой земле разгонят сотню лучших пиратов. Сменив десяток пиратских капитанов, Риксан прибился к Обычным Парням, и вскоре стал членом совета – Одноглазый Торв ценил кадры, и столь умелый рубака быстро сделал карьеру в его гильдии.

– И чем тебе не нравятся нынешние названия, "Птичка" и "Рыбка"? – хитро ухмыльнулся в усы старый пират. – Вот уже десяток лет бороздят они моря Вольницы, и имеют славные громкие имена.

– Ну смешно же, – буркнул орк. – Постоянно подшучивают над нами во время Торжища.

– Это кто? – нахмурился Торв.

– Да все, – недовольно пробурчал Риксан.

– Хочешь, переименуем в "Крабика"? – с готовностью предложил глава гильдии. – Очень давно хотел.

– Все, Торв, снимаю вопрос, – забеспокоился Риксан. – Вон Корван хотел сказать что-то…

– Да я ничего, – прогудел могучий хозяин катапульт. – Каменных ядер надо бы вытесать, камнетесы наши не справляются. На складе десяток лежит, но вот-вот уже Птичка пустая придет, заберет все.

– Скажи сам Рею, чтобы снял рабов с плантаций и на каменоломни загнал, – распорядился Торв.

– Как скажешь, глава, – кивнул светлокожий варвар.

– Да, кстати, Корван, а что с наводчиками? – неожиданно вспомнил Торв.

– Контракт с братьями Фирами завтра истекает, – грустно прогудел мастер катапульт. – Продлевать отказались, их Альянс переманил.

– И как теперь быть? – озадаченно спросил старый пират.

– На Рыбке сам поплаваю, на Птичку Гера поставим, – вздохнул Корван. – Не ссориться же из-за них с Альянсом.

– Так то да, но ведь он на одно попадание десять раз мажет, – расстроено сказал Торв. – Теперь расход ядер в разы повысится.

– Куда деваться, – развел руками светлокожий варвар. – Может, на Торжище кого найдем, да только оно через месяц. Можно Птичку пока на якорь…

– Не успеем товару собрать к приходу каравана, – покачал головой глава гильдии. – А там и штормовой сезон наступит. Нет, не дело это.

– Тогда не знаю, – развел руками Корван. – К требушетным камнеметам я бы Гера допустил, да и к скорпиону можно, а вот доверить ему из главной корабельной баллисты палить – это только зря ядра переводить.

– Поглядим, – задумчиво пробормотал Торв.

В этот момент на недалеком причале ударил гонг, звук которого перекрыл гул голосов в зале таверны, и все посетители питейного заведения зашевелились и потянулись к выходу. Одинокий удар гонга означал, что на горизонте замечены два паруса – прибыли гильдейские боевые корабли.

Корабли – основа любой ватаги Вольницы. Без кораблей нет гильдий. Деревянные суда, укрепленные магией тверди, больше всего походят на смесь драккаров, кораблей викингов, и трирем древних римлян. При нужде вся абордажная группа садится на весла, и могучее судно способно даже в штиль лететь над водой со скоростью десяти узлов. Правда недолго – абордажники не рабы, жизнь которых стоит недорого. Даром надрывать жилы своих ребят капитан никогда не будет – а если на горизонте замаячит приличный куш, пираты и сами схватятся за весла. Хотя, основное время рейда головорезы гильдии Одноглазого Торва проводили за вполне мирным занятием – промыслом морского зверя. Изредка приходилось вступать в бой с призрачными кораблями мертвяков, с завидным постоянством выныривающих из морских недр – но этим занимались все пираты Вольницы, за что благодарные квурки в избытке снабжали гильдии пальмовым и тростниковым вином, из которого и получался великолепный ром – законная гордость Вольных Морей. Одинокое торговое судно, забредшее по ошибке в воды, которые гильдия Обычных Парней считала своими, редко подвергалось полному разграблению – несмотря на грозный имидж от пиратов вполне можно было откупиться солидным подарком. Да и своего брата-пирата ухорезы Одноглазого Торва никогда не гнушались обобрать в свободных водах, если парни чувствовали свою силу, и собрат не принадлежал к серьезной гильдии, с которой Глава поддерживает добрососедские отношения.

Вскоре корабли пришвартовались, и на причале закипела работа. По понятной причине на гильдейском острове профессиональных грузчиков не было, и все пираты сновали между трюмами и складом, таща с кораблей бочки с ворванью, шкуры морских динозавров, мешки с сахаром, бочки с ромом и прочую ценную добычу. На корабли грузили детали катапульт, каменные ядра, пресную воду и провизию. Чуть в стороне за деловитой работой пиратов наблюдал совет гильдии, на этот раз в полном составе. К Торву, Риксану и Корвану присоединились капитаны Птички и Рыбки, гоблин Скарр и гнома Тис. Колоритный гоблин, в длинном ухе которого блистала золотая серьга, никогда не расставался с короткой (по человеческим меркам) острой саблей – вот и сейчас он разговаривал с Торвом, весело поглядывая на главу снизу вверх, и держал саблю на плече, как земной средневековый боец двуручный меч. Об умении шустрой гномы управляться с метательным оружием по всей Вольнице ходили легенды – Тис молча слушала Скарра, и в ее руке резвой рыбкой летало тонкое лезвие метательного ножа.

– Вот и все, в принципе, – закончил доклад Скарр. – Как трюмы забили, я и назад повернул.

– К туземцам за рабами заглянули? – поинтересовался Риксан.

– Было дело, – ухмыльнулся Скарр. – Одиннадцать голов выкупили.

С аборигенами Архипелага пираты Вольницы старались лишний раз не конфликтовать – очень уж муторное дело вылавливать в островных джунглях владеющих просто чудесами маскировки туземцев, причем с риском получить в шею смертельно отравленную колючку. Зато взаимовыгодное сотрудничество получило широкое распространение. Во-первых, туземцы за безделицу, вроде стеклянных бус, с удовольствием платили огромными жемчужинами, нырять за которыми могли только они – почему-то их (как и квурков) глубинные хищные динозавры не трогали. Ну и законы в островных племенах царили жуткие – за нарушение огромного количества табу полагалось одно наказание – скармливание водным хищникам. С появлением в здешних морях пиратов Вольницы туземные шаманы наладили работорговлю – нарушивших запрет перестали использовать в качестве корма динозаврам, и начали с выгодой продавать гильдиям. Зачастую жизнь раба на богатых гильдейских территориях отличалась от скудного существования вольного аборигена только в лучшую сторону, так что в основном существующим положением дел все были довольны.

– Хорошо, – улыбнулся Корвин. – Значит, камнетесам новеньких отдадим, и с плантации не надо будет никого переводить.

– Симпатичные туземки есть? – ухмыльнулся Торв и многозначительно цокнул языком.

– Нету, – хмыкнул в ответ Скарр.

– Тогда всех новичков сразу на каменоломню веди, – распорядился одноглазый пират и потер в довольстве ладони. – Одиннадцать говоришь?

– Двенадцать, – коротко сказала Тис, и снова умолкла, продолжив игру со своей опасной рыбкой.

– Точно! – воскликнул гоблин, и от избытка чувств мотнул в воздухе саблей, которая через долю секунды снова успокоилась на узком коричневом плече капитана. – В море выловили одного.

– Тоже туземец? – равнодушно спросил Риксан.

– Да нет, материковый человек, вроде ваш, с Этой Стороны, – ответил гоблин.

– А тогда с чего ты решил его в рабы определить? – удивился Торв. – Неужели ни на что больше негоден?

– Морские духи его разум забрали, – коротко пояснил Скарр, и начал рассказывать.

Переждав в удобной бухте кораллового атолла короткий шторм, о котором лоцман-туземец предупредил капитана за два дня, капитан Скарр вывел небольшую флотилию гильдии Обычных Парней в вольные воды. Потерпевший кораблекрушение встретился им практически сразу – обросший человек вцепился скрюченными руками в обломок мачты и на приближение шлюпки никак не реагировал. Так вместе с этим куском дерева его и вытащили на палубу. На протяжении всего круиза человек не произнес ни одного слова, только глупо улыбался. В конце концов, его определили к рабам, и те умудрились каким-то непонятным образом заставить потерявшего разум моряка выпить воды.

– Так что двенадцать теперь рабов, – закончил рассказ гоблин.

– И куда его определить теперь, блаженного? – ехидно поинтересовался Торв. – Думал над этим вопросом?

– Так что, мне надо было мимо него проплыть? – тут же возмутился гоблин.

– А к нам его зачем притащил? – не унимался гильдейский голова. – Высадил бы на каком-нибудь необитаемом островке, и дело с концом.

– Да пристроим его куда-нибудь, – задумчиво хмыкнул Скарр, потом прищурился и с улыбочкой добавил: – Если не годен будет ни на что – снова в море выбросим. Тем более что он со своей деревяшкой так и не смог расстаться, так что дальше поплывет.

– Вот сам и будешь выбрасывать, – подковырнул гоблина орк. – Чтобы духи моря на тебя рассердились и тоже твой разум забрали.

– Чур-чур меня, – тут же испуганно отмахнулся Скарр от неприятного будущего, нарисованного добрым Риксаром, и обиженно пробормотал: – Плохой у тебя язык, орк.

– Хватит бузить, – прервал готовую начаться перепалку Торв. – Отдадим его Рею, может тот его и приспособит куда-нибудь.

– Ну да, – тут же успокоился маленький капитан. – Рей у нас мастер по части рабов.

– Это он что ли? – неожиданно прогудел могучий светлокожий варвар, указывая рукой в сторону корабля.

– Ага, он, – кивнул гоблин, и весь гильдейский совет с интересом уставился на жертву кораблекрушения.

По мостику четверо абордажников вели группу туземцев-рабов. В середине сбившихся в кучу испуганных чернокожих людей шел белый человек, возвышаясь над остальными рабами на голову. Джисталкер (а это был именно он) зарос густой клочковатой бородой, выгоревшей под южным солнцем. Легкий бриз чуть шевелил его длинные, давно нестриженные волосы. Человек шел семенящими шагами, крепко держа в руках обломок дерева, и в его широко распахнутых зеленых глазах, смотрящих куда-то в небо, нельзя было прочитать ни одной мысли по причине их полного отсутствия. На губах новоиспеченного раба блуждала блаженная улыбка.