Великий князь Владимирский

Пролог

Мы сидели на санях и молча пили Порто Винаж из большой фляги, передавая ее по кругу. После боя хотелось просто ничего не делать. Руки дрожали, как будто несколько часов лично рубился в первых рядах, а не стоял в центре терции, руководя сражением. Посмотрел на своих ближников. На лицах нет ни радости от победы, ни горечи от утрат, только усталость и отрешённость от всего.

- Князь! - тысяцкий Федор Горелый тронул меня за рукав. - Приехали послы.

Я посмотрел, куда он указывал рукой. Ого! Сам Байдар пожаловал. Вставать не хотелось, да и чёрт с ними!

- Приведи их сюда, - велел тысяцкому.

У послов взяли коней и оружие, и повели к нам. Смешно ковыляя, недобитки приблизились к саням. Вперед вышел высокий, рыжебородый крепыш и начал что-то вещать, по-монгольски. Говорил медленно, с важностью. Я зевнул и отвернулся.

- Байдар-хан, внук великого Чингисхана, приветствует тебя, князь. Он признает свое поражение и просит дать ему возможность уйти к своим, с остатками тумена. За это, он лично, и его родич Бату-хан, будут благодарны и проявят милосердие к твоим землям.

- Бачман, ты вроде знаешь их язык? Не доверяю я толмачу. Сможешь перевести?

- Смогу.

- Скажи этой плешивой собаке, что благодарность потомков раба мне не нужна. Их дедушка таскался в невольничий колодке и собирал плевки настоящих воинов на поротую спину, пока подбирал крошки под столом у Таргутай-Кирилтуха. Потом Темуджинову жену, Бортэ, валяли все, кому не лень, на стоянке меркитов. А в это время ее муж бессильно выл и рыдал в своей юрте. И с такой родословной он хочет разговаривать со мной, Рюриковичем, на равных? Пусть скажет спасибо, что не заставил его обращаться к русскому князю стоя на коленях. Переводи.

По мере того, как повеселевший половец смачно пересказывал мою речь, лицо монгола багровело, а глаза все сильнее и сильнее вылезали из орбит. Он попытался что-то ответить, но я его прервал:

- Молчать! Я не разрешал тебе говорить. Будь благодарен, что не приказал повесить тебя вон на той березе, как только ты заявился в лагерь.

- Убивать послов запрещено! - влез вражеский переводчик. - За это на вас обрушится вся ярость нашего хана, и не будет нигде тебе ни покоя, ни спасения!

- Да? – изумился я, сделав удивленное лицо. – А как же рязанский княжич Федор Юрьевич? Или сын Великого князя Владимирского, Всеволод Юрьевич?

- Рязанцы отказались выполнить условия, которые по завету Чингисхана, выставили им, и после этого перестали быть послами. А Всеволод пришел сдаваться слишком поздно, когда уже была выпущена первая стрела.

- А какие условия были выдвинуты рязанцам? Отдать их жен и дочерей, чтобы вы их изнасиловали?

Толмачь замешался, не зная, что ответить. Бачман исправно все переводил для чингизида.

- Мы все сделали по нашим обычаям! – заявил Байдар.

- Обычаи - это хорошо. Видишь вон ту кучу лошадиного дерьма? - указал на дымящиеся на морозце фекалии. - Ешь!

Байдар отшатнулся.

- Вот вы и перестали быть послами. Теперь вас можно вешать. Тем более, что первая стрела была выпущена пол дня назад.

- Ты и правда хочешь их убить? - спросил Дружина Кнутович.

- Нет, конечно. Сейчас рано. Не нужно, чтобы рассвирепевший Батый заявился со всем войском к нам, мстить за родича. - Ответил ему так, чтобы не услышали монголы. - Не выстоим против них. В замке может и отсидимся, но все княжество разорят.

- Значит так! - это послам. - Или сдавайтесь без всяких условий, или умрите.

Послы стали переговариваться между собой. В незнакомой речи я уловил имя «Субэдэй». То ли думают, что я их отпущу, как старика, то ли надеются на его помощь.

- Мы сдаемся, - наконец решились они.

Кому бы продать пять сотен невольников? Больно накладно выйдет их кормить и содержать.