Глава 11 Бабайская Яса

Я проклял тот день, когда придумал набирать добровольцев из снага. Это говнистое семя выбесило меня в первый же час военно-полевых учебных сборов, которые я по разрешению муниципалитета устроил на побережье, у самого прорубленного мною нового выхода из Вороньей пещеры. Да, я решил обкатать систему набора вояк в свою ЧВК пока только на Сан-Себастьянском сервитуте — но и эти пять сотен зеленокожих оглоедов, которые приперлись в самый первый день после размещения объявления в сети и местных газетах, меня капитально достали.

Они обосрали весь пляж, обоссали деревья, заплевали и замусорили решительно всё вокруг себя, устроили сорок четыре драки один на один и восемнадцать коллективных потасовок, сломали половину палаток и спровоцировали на грубость даже невозмутимого Хурджина! Короче, оглядывая со склона горы стойбище дикарей, в которое эти клыкастые падлы превратили заботливо устроенный силами Орды палаточный лагерь, я сильно, очень сильно бесился. Даже сильнее, чем в тот день, когда мы с Воронцовым телепортировались в середину той самой легендарной бочки, оказавшись лицом к лицу в весьма стесненных обстоятельствах. Бочка-то была вмонтирована в барную стойку «Орды»… Как там в анекдоте? Бочечку отремонтировали, но осадочек остался.

Теперь же, бросая взгляды на происходящую в лагере дичь, я все больше уверялся в правильности избранного мной пути. И считал секунды.

— … девятьсот двадцать девять, девятьсот двадцать восемь, девятьсот двадцать семь… — нужно было проверить новую способность, открывшуюся внутри меня после очередной свистопляски золотого эфирного ветра вокруг татау тут, в этой самой Пещере Крубера.

Мне казалось — теперь я с точностью до секунды могу предсказывать Инциденты. И сейчас должен был начаться один из них. Хтонь эманировала сильно, а снага на берегу плевать хотели на всякие эманации, хотя изнутри пещеры уже раздавались топот и рёв. В этот самый момент клыкастые новобранцы матом покрывали Хурджина и других ордынцев, которых я послал в качестве своих эмиссаров — организовать раздачу пищи и снаряжения и выработать режим караульной службы. Что ж, имеющие уши да слышат! А если нет — то горе им, тьма кромешная и скрежет зубов.

Можно было сказать с уверенностью: добровольцы-снага не вняли. И тролль, и остальные ордынцы ушли из лагеря, сопровождаемые плевками и улюлюканьем.

Я не знаю, на что они рассчитывали, когда поперлись под мои знамена вербоваться в ЧВК. Может быть, надеялись, что я поведу их громить пляжи Трабзона и далее вглубь Малой Азии за зипунами и мягкими турецкими женщинами из гаремов? Я вообще понятия не имею, какова была орочья мотивация. Вроде как и моя омерзительная шестерка первообращенных снага и их адепты из ордынских стройотрядов всё доходчиво объясняли, а поди ж ты — снага есть снага! По одному выдерни да пообщайся — покажутся вполне вменяемыми персонажами. Вспомнить хотя бы тот же Орск! Ну да, говнистые, хулиганистые, дерзкие, думают едва ли на сутки вперед… Но мало ли таких типов среди других рас и народов? А вот собери их в кучу хотя бы числом в пять особей, да оставь повариться в собственном соку хотя бы пару часов, без присмотра со стороны авторитетного лидера — и получишь… Получишь вот такое вот тупое стадо, способное только на самые простейшие реакции и действия. В основном — животные и агрессивные.

Подумать только: они сожрали весь паек, заготовленный на неделю, за три часа! И теперь их животы раздуло как барабаны, и они страдали и мучились от кишечных колик, но были чертовски довольны. А как же — набили брюхо! Это успех!

— … четыре, три, два, один — поехали!

— БРОАР!!! — из зева пещеры выскочило сразу пять слепых троллей.

Да, да, солнце уже садилось, наступали сумерки… И хтонические твари неплохо могли ориентироваться на шум и запах! А отожранные и растащенные снага неплохо могли только лежать под мимозой и пердеть со страху! Все остальное получалось у них откровенно хреново. Чудища кинулись в толпу орков,как волки на отару овец, и принялись хватать снага одного за другим и потрошить на месте.

Я и не думал вмешиваться и соратникам запретил.

Следом за троллями из пещеры бурным потоком выплеснулась толпа осклизлых гоблинов и снага. Оскверненные Хтонью, ослабленные, слепые, они были почти безопасны для подготовленного бойца, но на очумевших орочьих добровольцев произвели самое ужасающее впечатление. Крики и вопли стояли по всему лагерю! Мало кто из кандидатов в чвкшники подумал об оружии: большая часть носилась как припадочные и вопила в оголтелом исступлении, становясь легкой добычей.

— Фиксируешь, Кузя? — этого можно было не спрашивать.

Гоблин, конечно, фиксировал. Те зеленокожие клыкастые пацаны, которые вооружились дрекольем, костровыми приспособами, ножами и пластиковыми распорками для палаток, заслуживали внимания и уважения. Они вступили в бой с тварями — и многие погибли, но кое-кто… Кое-кто из них сражался весьма достойно, организовывая вокруг себя очаги вооруженного сопротивления.

Когда ситуация в лагере достигла критической точки, и на поверхность из недр Вороньего Прорыва выбрались оскверненные Хтонью уруки, я встал в полные рост и заорал:

— Лок-тар ога-а-ар! — и ордынский отряд числом в полсотни бойцов в полном боевом облачении мерной поступью двинулся вниз по склону.

Щиты, карды, тесаки, топоры, алебарды, обрезы с самыми разнообразными типами боеприпасов, огнеметы и гранаты для самых тяжелых случаев — тактика была отработана на десятках пережитых и перемолотых Инцидентов. Суть задачки каждый раз сводилась к одному и тому же: как при минимуме затрат убить наибольшее число тварей, извлечь из них максимальную прибыль и остаться в живых?

Мы вошли в лагерь и катком прокатились по нему вдоль и поперек, уничтожая тварей и втаптывая в землю и избивая снага. Я специально приказал использовать только холодное оружие, обрезы оставались в портупеях. Даже Евгеньич — этот любитель крупнокалиберного огнестрела — сегодня орудовал длинным тяжелым тесаком и прикрывался стандартным квадратным щитом, сваренным из листовой стали гоблинами.

Наш отряд был максимально интернациональным: я, Шерочка и Машерочка — от уруков, от кхазадов — Хуеморген и четыре бородатых гнома, из старых еще, Щербатовских громил, все выжившие снага из омерзительной шестерки и десятка два их стройотрядовцев, Кузя с Капитошкой и Парамошкой — от гоблинов. Ну, и Евгеньич, Перепелка и другие мужики из старых ордынцев — от людей. Всё это делалось ради демонстрации наших намерений и вдалбливания в мозг зеленокожих простой истины: в Орде — всё для всех, и все за всех, и один за всех, и все за одного! Да, да, я толкал в массы мушкетерский девиз, потому что ничего более краткого и емкого не придумал. Я урук, а не писатель, чтобы красивости всякие придумывать, сукападла!

Нам хватило полчаса, чтобы залить лагерь кровью тварей и привести снага к покорности. Накрошить подслеповатых гомункулов, в которых под воздействием Хтони превратились гоблины, снага, уруки и тролли, в принципе проблемой не стало, главное — работать вместе, рубить сильно, действовать решительно! Мы сложили все трупы тварей и умерших бесславной смертью добровольцев рядами, а выживших снага, числом сто семьдесят, поставили на колени прямо перед этой инсталляцией.

— Вы, мрази, кем себя возомнили? — задал риторический вопрос я, прохаживаясь вдоль рядов охреневших от образовавшейся ситуации зеленокожих. — Великими бойцами? Крутыми пацанами? Свирепыми хищниками? Посмотрите — эти три мелких гоблина прикончили больше тварей, чем каждый из вас! Вы — ничтожное попугайское дерьмо, слышите?

Снага молчали, глядя в землю. Униженные и оскорбленные, ять!

— Я так-то не слышу ответа! А ну — отвечать атаману! — рявкнул Хурджин и с разгону прописал удар пыром прямо в хлебальник одному из орков.

Тот со свистом улетел в сторону моря. Не, забодать даже тролля — это надо уметь. Снага — умели.

— Да, да! — нестройным хором откликнулись орки. — Слышим, пан-атаман!

Это я — атаман. Ну, а кто же еще? Воронцов мне и грамоту выдал соответствующую. Для орочьих войск других титулов, кроме как казачьи, и не предусматривалось тут. Для ЧВК, впрочем, тоже. Так что мне с обеих сторон подходило — ордынский походный атаман Бабай Сархан! Звучит, а? Можно грудь выпячивать и гордиться, хотя пока что особенно нечем.

— Так вот, сукипадлы! Для таких случаев у нас предусмотрено только одно наказание… — мне было самому мерзко говорить такое, но другого выхода с этим племенем не было. — Децимация. Слыхали, что это? Знаете, как я поступил с мракобесами из Пампасов?

Горестные вой и рычание были мне ответом.

— Вас было пятьсот. Пятьсот сраных никчемных самоуверенных выскочек, которые за каким-то хреном приперлись под мое знамя, посчитав себя достойными воевать рядом с моими бойцами! Все вы заключили со мной контракт на полгода. Никто вас не заставлял. И ни одна зеленая падла не прочитала, что в нем написано, с начала и до конца! Вы — дебилы, — горестно вздохнул я. — Так что было вас пятьсот, а станет — пятьдесят. Тем, кто в бою добыл оружие — мы его оставляем… Храбрость и находчивость поощряется! Кузьма — займись. У кого был нож — дай ему нож. У кого была палка — дай ему палку. Мне похрен, воблоеды, делайте что хотите — через полчаса тут должно остаться в живых пятьдесят самых свирепых сукиных детей, которых мы будем учить, как положено, гонять, как сидоровых коз, и заботиться о них, как о родных доченьках, потому что уже через месяц Орда будет чертовски большой, и мне нужны будут есаулы!

Они все еще отказывались понимать происходящее, и потому я перешел на гроул, выплескивая в низкий, свирепый рев всю досаду и злобу сегодняшнего дня:

— ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!!! ЛОК-ТАР ОГАР!

И разразился ад.

* * *

— А не слишком? — спросил Воронцов, который наблюдал за всем этим воспитательным мероприятием с того же самого склона, и теперь спустился к нам. — Нет, мне на самом деле наплевать, что ты угробил четыреста пятьдесят снага. Скоро их будет гибнуть столько же, и даже в два раза больше — ежедневно. Но ты ведь говорил, что хочешь сберечь жизни!

Я мрачно кивнул:

— Да, то, что я делаю — чудовищно. Меня от самого себя блевать тянет. Но — увы, с орками по-другому это не работает. Вы пытаетесь подходить к снага с людскими мерками. Но… Нет одинаковых рас! Мы не равны по определению, испокон веков! У нас разная психика, гормональный фон, реакции и мотивация… Со снага жить — по снажьи выть! Да, в Риме децимация обозначала гибель каждого десятого легионера из обратившего тыл отряда. Но это были люди! Снага плюнут и разотрут, если погибнет каждый десятый. Ценность жизни для зеленокожих, которых рождается у мамки по шесть за раз, а помирает большинство до тридцати — несоразмерно меньше человеческой! Им просто срать вприпрыжку на смерть каждого десятого сородича… Потому они и плюнули на наши предупреждения об угрозе из Прорыва, потому проигнорировали все остальные слова. Слова для них ничего не значат. Только — действия, жестокие и решительные. Приходится использовать принцип меньшего зла. Они не понимают, насколько все серьезно, пока не начнут подыхать сами. Или пока им не вдолбит серьезность момента в тупые бошки кто-то очень, очень авторитетный. Я потому и шел в первых рядах ордынцев, и орал на охреневших придурков сам, чтобы их пробрало до печенок. Эти пятьдесят выживших зеленокожих станут есаулами — чертовски преданными. Они будут на меня молиться и боготворить меня, потому что прошли по смертной кромке, а потом — обретут могущество, доселе ими даже не воображаемое! И мне не придется проводить еще одну децимацию для следующей тысячи. Или двух тысяч. Или — пяти. Тактика отработана еще на Маяке, плавали — знаем… Они намертво запомнят и понесут в орочьи массы простые постулаты: один за всех и все за одного! Победа или смерть! Вот вам и первые две заповеди Бабайской Ясы. Третью тоже можно сразу добавить: чем больше сила, тем больше ответственность.

— А это к чему? — глянул на меня светлейший князь, явно впечатленный.

— Татау получат только достойные, — пояснил я. — Те, кто останется жив из этих пяти десятков через десять дней — получат реанимацию и станут быстрее, выше, сильнее. И смогут закатать в бетон любого из своих подчиненных.

— Мотивация, однако… Нет для орка ничего более сладкого, чем рост личной силы и могущества…

— Только для орка? — хмыкнул я.

— Не только, — согласился он. — Но мы сейчас говорим о снага. А как же олог-хай, и уруки? Да и гоблины — сильно отличаются от зеленокожих. Ты сам об этом говорил только что… Я так понимаю, что с ними такой номер не пройдет, да?

— О, да. Тролли сделают так, как посоветуют им духи предков. А духи предков ради того, чтобы посмотреть на «макарену» от десяти тысяч орков, сделают всё, что скажу им я — через Хурджина. Поэтому у меня будет что-то около двухсот или трехсот тяжелых олог-хайских пехотинцев уже через две недели. Что касается гоблинов… Они так освоились, вросли в коллектив, можно сказать. Кажется, гоблинов у меня даже больше, чем людей — они чуют выгоду и сбегаются на поживу, как тараканы. Следуют за крысиным королем, то есть за мной — на данный момент. Потом, правда, если Акелла промахнется, они растерзают меня и поджарят на костре, и сожрут, приговаривая про сто двадцать килограмм легкоусвояемого уручьего мяса, но пока — гоблины со мной…

— А уруки? — поднял бровь его светлость, попадая по самому больному месту.

Но виду я не подал и ответил невозмутимо, хотя мне это дорогого стоило:

— А уруки пойдут в Гренадерский Корпус. Там веселее, меньше работы и больше крови. Мне достанутся только инвалиды и уручья мелочь… Но даже покалеченный урук — это великая сила, они тоже будут у меня есаулами. В конце концов — есть аугментация и другие варианты. А что касается гребаных папуасов десяти-пятнадцати лет… Их мы будем сбрасывать на вражеские позиции с дельтапланов вместо бомб с сибирской язвой!

Воронцов хрипло расхохотался. А потом сказал:

— Месяц. Кажется, у тебя будет месяц. Я договорился — Августейший Атаман всех Орочьих Войск походатайствует, чтобы ЧВК «Орда» сформировала из своего числа отряды тылового хтонического охранения. Можешь начинать подготовку — вас перебросят на Карпаты, к Паннонской Хтони.

— К Инферно… — задумчиво проговорил я.

— Кавказ — и так слишком сложный регион, чтобы проводить тут такие эксперименты, — не обратил внимание на мою реплику Георгий Михайлович. — И да, Грозные не против, чтобы ты забрал с собой хоть всех кавказских орков. И, кажется, будут не против, если ты угробишь их всех, и…

— … и угроблюсь сам, — вернул кривую ухмылку я. — Не дождетесь!

— Ну-ну… — светлейший князь потер лоб ладонью. — Ладно. Будем считать, моя надзорная миссия была успешной. Занимайтесь.

И под раскаты далекого грома исчез.

* * *

— Это моя алебарда! — орал есаул, вышагивая вдоль марширующей колонны снага. — Таких алебард много, но эта — моя!

Орки хором повторяли за ним каждую из фраз, в сотый или тысячный раз за эту ночь. Пехотинцы Орды двигались на Запад под покровом тьмы по обочинам самых пустынных дорог, чтобы не чинить препятствий регулярным войскам и мирным обывателям, которые предпочитали белый день черной ночи. Ночь — друг и союзник орков!

— Моя алебарда — мой лучший друг! — надрывался зеленокожий мускулистый молодчик с ирокезом, один из той выжившей полусотни, и хриплые глотки тысяч добровольцев-снага вторили ему так, как будто от этого зависело всё их существование. — Это — моя жизнь! Я должен научиться владеть оружием так же, как владею своей жизнью! Без меня моя алебарда бесполезна! Без моей алебарды бесполезен я!

Я курсировал на мотоцикле вдоль рядов своего воинства, контролируя марш и вдохновляя своим великим и ужасным бабайским присутствием тех, кто еще сомневался в правильности принятого решения — стать ордынцем. Ну, и решал вопросы логистического характера: пока авангард на фургонах занимался установкой одного лагеря — впереди, где Орда остановится на дневку — арьергард собирал второй, покинутый на закате. После нас оставалась только вытоптанная земля, ни единой мусорины или испоганенного здания, ни одного обломанного дерева! Это был принципиальный вопрос. Ведь четвертым, пятым и шестым постулатами Бабайской Ясы стали пункты о необходимости мыть руки и поддерживать чистоту и порядок вцелом, запрет на матерщину при женщинах и категорический запрет на вытирание хрена об занавески. Мы хотели считать себя хорошими парнями, и старались, как могли.

Бесконечная колонна терялась во тьме, разрываемой лучами фонарей в руках есаулов и отблесками Белых Дланей на знаменах. Содрогалась земля под сотнями и тысячами ног. Новообращенные ордынцы повторяли свою мантру, безбожно стыренную мной у Стэнли Кубрика. Попаданец я или нет? А какой попаданец без плагиата?

— Я должен сильно рубить врагов своей алебардой! Я должен бить сильнее, чем бьет враг, который пытается меня убить. Я должен убить его до того, как он убьет меня. И я это сделаю, клянусь перед всей Ордой и атаманом! Я и моя алебарда — мы защитники моей Родины и моей Орды. Мы не боимся врагов. Мы спасители жизни. Пусть будет так. Пока не останется больше врагов. А потом мы найдем новых! Лок-тар огар!

— ЛОК-ТАР ОГАР!!!

Прошел только месяц, а мне уже начинало казаться, что кое-что, может, у нас и получится.

Мы шли на запад.

* * *
Загрузка...