Ведьмак с Марса 5

Глава 14

Сёстры Салем тщательно подготовились к разговору. Убедились в полном отсутствии следящей аппаратуры в своих апартаментах, отдали прислуге распоряжение не беспокоить их в течение ближайшего часа, заперлись изнутри, задёрнули окна тяжёлыми портьерами, чтобы снаружи нельзя было даже по губам прочитать, о чём пойдёт разговор, если вдруг кто-то окажется достаточно ловким, чтобы заглянуть на один из верхних этажей дворца, и наконец уселись перед терминалом связи.

Набранный номер не вёл к абоненту. Он запускал цепочку соединений, которую невозможно было отследить даже при наличии специальной аппаратуры — ведьмы уже пробовали. После неудачной попытки одержимый вышел на связь и почти отечески пожурил их за проверку, сказав, впрочем, что и не ожидал от них, что они не будут пытаться вычислить его местоположение. А тёмная фигура на фоне источника света не давала возможности разглядеть черты лица. Всё, что у сестёр Салем было, это глубокий рокочущий голос — который вовсе не обязательно был настоящим. Почти наверняка это был результат работы программы, меняющей голос.

Фигура, впрочем, была гарантированно мужской. Но и это мало что могло рассказать об одержимом. Кто мог помешать симбионту сменить тело для разговора с ведьмами, чтобы окончательно сбить их с толку?

Вызов отработал своё и сбросился. Потекли минуты томительного ожидания, пока по всей Земле — а может, и не только по ней — соединялись и разъединялись абоненты, передавая по цепочке сделанный звонок. И совершенно не обязательно это была та же цепочка, что в прошлый раз. Наконец ожидание подошло к концу — экран засветился, передавая уже привычную картинку — тёмный силуэт на фоне пятна яркого света.

— Приветствую Ковен, — пророкотал уже знакомый голос. — Вы позвонили мне, чтобы сообщить приятную новость? Вы согласны прекратить своё сотрудничество с Примой и перейти на нашу сторону?

— Это слишком важное решение, чтобы принимать его от лица всего Ковена, — уклончиво ответила Эмеральд.

— Мы должны известить Матриарха, — добавила Эмбер.

— Только она может принять или отвергнуть это приглашение, — закончила Джейд.

— Но вы позвонили мне не для того, чтобы пожелать хорошего дня, — заметил неизвестный. — Я вас слушаю.

И ведьмы запели:

— В знак нашей доброй воли…

— Мы хотим передать вам…

— Очень важную информацию.

— Приму зовут Юлий Рюрик.

— Нам стало известно…

— Что в ближайшее время…

— Он собирается посетить…

— Одно из бывших владений своей семьи.

— Это место расположено…

— В тайге на берегу реки Енисей…

— При впадении реки Сухой Тунгуски.

— Мы не знаем, что ему нужно там…

— Но он будет один…

— Без охраны и сопровождения.

— И если вы хотите…

— Устранить его…

— У вас будет возможность…

— Застигнуть его врасплох.

— Это важная информация, — согласился одержимый. — Но зачем вы это мне говорите?

— Прежде чем передать ваше приглашение Матриарху…

— Мы хотим удостовериться…

— Что вы действительно сильнее Примы.

— Если примыкать, то к сильнейшему, — деловито подытожили хором сёстры Салем.

Стелс-платформа парила над енисейской темнохвойной тайгой, выдавая себя только лёгкой рябью на фоне проплывающих над ней облаков. В стороне блестел на солнце могучий Енисей, внизу раскинулось небольшое поселение. Если верить официальным данным, оно существовало очень давно, но всегда было маленьким. После Войны Машин здесь поселились беженцы, которые отказались от любой техники, и с тех пор, уже сотни лет, вели образ жизни, максимально приближенный к природе. Жили тем, что выращивали сами и добывали в тайге, что не могли вырастить и добыть — выменивали у торговцев. Например, пули к старинным ружьям, с которыми ходили на охоту.

Эти люди вызвали у Охотника уважение. Такой образ жизни был не для него, слишком привязанного к благам цивилизации, не в последнюю очередь к тем возможностям, которые предоставляло современное оружие, но он мог понять и принять их дух. В одиночку, с древним огнестрельным оружием, с простым ножом выйти на опасного хищного зверя, победить его и принести своей семье… Да, это было ему по душе. Может быть, когда всё закончится, и Прима будет мёртв, он вернётся сюда, чтобы вселиться в одного из охотников и выйти один на один против дикого зверя…

Но что могло понадобиться среди этих людей Приме? Он ищет сменное тело среди тех, у кого наиболее развиты первобытные инстинкты? Вряд ли. Его собственный мясной скафандр молод и в прекрасном состоянии. Быстрота, с которой он исчез из прицельной рамки, прихватив с собой девчонку, говорила сама за себя. Так зачем Приме эта глухая таёжная деревня?

Политик сказал, что ведьмы упоминали владения его семьи. Но Рюрики исчезли много веков назад, если верить официальной истории. И ни один дом в селении не тянул на господское имение. Конечно, за столько лет дом мог просто разрушиться от старости, но было бы странно, если бы Прима этого не понимал. Значит, имение было не в самом селе, а где-то на отшибе. У людей так принято — их лидеры всегда селятся поодаль от простых смертных, чтобы подчеркнуть свою исключительность.

Возможно, там остался какой-то тайник или схрон, в котором лежит что-то нужное Приме? Эта версия объясняла все неувязки. Только как искать усадьбу, которая за столько веков заросла лесом до полного исчезновения?

Можно было, конечно, спуститься и выспросить у местных жителей, не знают ли они, где раньше стоял господский дом. Но люди, которые добровольно отказались от цивилизованной жизни, вряд ли отнесутся с пониманием к странному чужаку, который появился ниоткуда и задаёт странные вопросы. Опять же, даже исчезнувшее под пологом тайги место может до сих пор считаться недобрым, и интерес к нему вызовет негативную реакцию. У людей столько суеверий, что даже Охотник заразился некоторыми из них.

Например, он не любил, когда дорогу перебегала чёрная кошка. С точки зрения людей, встреча с этим животным предвещала неудачу. Охотник понимал всю бессмысленность веры в то, что окраска животного способна повлиять на везение, но пару раз отказывался от намеченной охоты, когда такое происходило — и оба раза узнавал уже задним числом, что ситуация складывалась не в его пользу. И напротив, когда он вышел охотиться, пренебрегая приметой, охота сорвалась по не зависящим от него обстоятельствам. Так что Охотник теперь предпочитал держаться от чёрных котов подальше.

Осмотр окрестностей с воздуха ничего не дал, лес был слишком густым, чтобы разглядеть сквозь деревья руины, если те ещё существовали. Оставалось прибегнуть к услугам техники. Стелс-платформа была оснащена бортовым лидаром, и Охотник начал облёт окрестностей, постепенно захватывая всё больший участок поверхности. Начал он с берега Енисея, но там не нашлось ничего, кроме следов древней пристани.

На месте деревни следов крупных построек тоже не было, она отпадала. И только на берегу Сухой Тунгуски, в паре километров от поселения, лидар наконец показал следы большого здания. Семейное имение Рюриков было найдено.

Оставалось провести ещё одну проверку, прежде чем переходить к следующей стадии операции. Охотник включил детектор жизненных форм, которым пользуются спасатели. Если внизу его самого ждёт засада, бойцы окажутся как на ладони. Тогда охоту придётся открывать уже на Ковен, подставивший его под удар.

Но внизу всё было спокойно. В селе шла своя неспешная жизнь, лес же на многие километры был почти пуст, если не считать отдельных животных. Они неторопливо перемещались между деревьями и вели себя спокойно, тем самым подтверждая, что посторонних в лесу не было.

Можно было начинать размещать засаду.

Охотник вдумчиво изучал окрестности господского дома. Он размещался на возвышенности, которая наверняка обеспечивала ему безопасность во время весеннего половодья. Возможно, вокруг него лес был вырублен, и это давало обзор и возможность вести оборонительные бои. Но сейчас там росли вековые деревья, и это сводило на нет все преимущества размещения на возвышенном месте. Ни видимости, ни свободы передвижения для крупной боевой техники. С первым могли справиться сканеры. Со вторым всё было гораздо сложнее.

Темнохвойная тайга была довольно густым лесом из елей и пихт, с подлеском из кустарников. Сплошных зарослей кустарник не образовывал, но движение затруднял. Животные проложили тропы, по которым в основном и передвигались, и этими тропами предстояло пользоваться бойцам Охотника. У самой речки зарослей было больше, но и троп было немало — звери ходили на водопой. Здесь Охотник решил разместить ударный кулак тяжёлой пехоты.

Он отдал приказание, и вскоре его «Виверна» зависла над деревьями рядом с рекой. Используя тросы, штурмовики один за другим скатывались вниз, в лесную чащу, и исчезали в густом подлеске рядом со звериными тропами, располагаясь в засаде. Отделение тяжёлой пехоты расположилось подковой, охватывая возвышенность с остатками дома, а напротив разомкнутой части дуги Охотник высадил свой главный аргумент: двух «Ратников», которые не могли эффективно перемещаться по тайге, но речное русло было для них торной дорогой.

Две гигантские машины с всплеском опустились в воду, разошлись на некоторое расстояние друг от друга, присели, чтобы не выделяться среди деревьев, и замерли в ожидании. Свою платформу Охотник разместил между ними над берегом реки, чтобы загонщики выгнали добычу прямо на него. Детектор жизненных форм показывал расположение каждого бойца, и кроме них — никого. Животные, почуяв людей, металл и опасность, стремительно покидали захваченный район тайги.

В Сухую Тунгуску я прилетел ранним утром. Посадил машину на маленькой рыночной площади, выбрался из неё и осмотрелся. От Енисея тянуло туманом, но небо было ясным и обещало тёплый солнечный день. По улице за околицу брело коровье стадо, сопровождаемое парой мальчишек-подпасков и седым морщинистым пастухом. Пастух подошёл ко мне — поздороваться и узнать, зачем я прилетел и кто такой буду.

— Торговать что ли? — спросил он у меня после обмена приветствиями. — Машина чой-то пустая у тебя. Или на охоту? А что без ружья?

— Место одно ищу, — ответил я. — По берегу Сухой Тунгуски, километра на два выше по течению, должен быть холм. На нём раньше дом стоял…

— Холм есть, — подтвердил пастух. — А дома нет, и деды не помнили, чтобы был.

— Давно это было, — согласился я. — Лет пятьсот назад, может, больше даже.

— А тебе туда зачем? — полюбопытствовал пастух.

— Семья моя раньше там жила, — ответил я. — Хочу навестить место, посмотреть. Понравится — может, поселюсь там.

— А, вон оно что, — кивнул пастух. — Ну, мы в другую сторону, а если провожатый нужен — вон в тот дом, с рябиной у ворот, ступай, там Илья Кузьмич живёт. Он тебя проводит.

И, закинув кнут на плечо, подался догонять своё стадо.

А я пошёл знакомиться с Ильёй Кузьмичом.

Мой предполагаемый проводник был в летах, но ещё крепок. Невысокого роста, жилистый, подвижный, он сначала усадил меня за стол — пить крепкий таёжный чай с травами и ягодами, заедать пирогом с дичиной, расспросил меня, зачем я пожаловал в такую глухомань, покачал головой — легко рассуждать, а строиться трудно, да и жить в глуши не каждому по нутру, и наконец согласился проводить меня к холму.

— Только пусть сперва солнце росу обсушит, — добавил Илья Кузьмич. — А то промокнем до нитки.

Я хотел было возразить, что умной ткани никакая роса не страшна, можно хоть в речку нырнуть и выйти сухим из воды, но присмотрелся к тому, во что был одет мой провожатый, и передумал спорить. Потому что его одежда была из самой что ни на есть домотканой ткани, сделанной на станке руками местных женщин. Представить страшно, каких денег стоила бы такая ткань, попади она в руки толкового модельера. Мать Лизы как раз работала на такого, можно было подкинуть ей идею. Наталье Толстой-Романовой — новая линейка моды, местным — заработок…

Когда солнце поднялось уже довольно высоко, а от утреннего тумана не осталось и следа в виде обильной росы на каждой травинке и листке, Илья Кузьмич наконец решил, что можно выдвигаться.

— Только я с тобой до места не пойду, — добавил он, закидывая на спину видавшее виды ружьё. — Тропку укажу, ты с неё не сворачивай, не заблудишься. Мимо холма не пройдёшь. Мне тут надо одно место проверить, бабы на хозяина жаловаться начали, пугну его. А на обратном пути тебя заберу, как раз насмотреться успеешь…

— Какой хозяин? — не понял я.

— Медведь, — нехотя и вполголоса выговорил запретное слово Илья Кузьмич. — Бабы на болото по ягоду ходят, а он навадился — туда идут, он их не трогает. А как обратно с полными туесами пошли, он из кустов на них рычит. Они, значит, ягоду бросают и бежать до деревни. А он в охотку лакомится, хитрая морда…

Я с трудом скрыл улыбку: описанное проводником зрелище как живое предстало перед глазами. Хотя женщинам, конечно, было не до смеха, да и мужчинам тоже. Но при этом Илья Кузьмич собирался только напугать зверя, но не убивать его.

Какая забота о том, чтобы люди и звери мирно сосуществовали в одном лесу…

До развилки тропинок мы дошли быстро, сопровождаемые птичьим пением и запахами летнего леса.

— Вот сюда иди, — махнул Илья Кузьмич на одну из утоптанных дорожек. — Дойдёшь до речки, там будет переправа — два бревна рядом положены. По ним перейдёшь на тот берег, и там тебе сразу почитай и холм будет через сотню шагов. А я пойду посмотрю, где лохматый хозяин обосновался…

На том мы и расстались. Я бодро шёл по лесной тропе, отводя в стороны ветки и прислушиваясь к лесному хору. Будет досадно, если рыбка не клюнет на приманку и не явится. Второй раз её так не подманишь, заподозрит неладное и ляжет на дно так, что не отыскать… Но чем ближе к реке, тем спокойнее становилось у меня на душе. Потому что лесная симфония становилась нестройной и тихой.

Птичьи посвисты и трели если и были слышны, то звучали робко, осторожно и негромко. А когда я перебрался через реку, на том берегу меня встретила мёртвая тишина. В которой резко и громко затрещала сорока. Это было предупреждение о том, что идёт чужак. В то время как молчание певчих птиц сигнализировало о том, что чужаки здесь уже находятся — и довольно долго, иначе птицы не стали бы пересвистываться. Они уже привыкали к тому, что на этом берегу кто-то есть. Но непосредственно там, где затаились люди, петь боялись.

Сопровождаемый сорочьим треском, я прошёл обещанную сотню шагов — и поверхность начала заметно подниматься вверх. Холм оказался довольно крутым. Вскарабкавшись на него, я сел на поваленное дерево, оглядываясь по сторонам. Я помнил это место совсем другим. Никакого леса не было до самого берега, туда вела лестница с резными перилами, и сама речка была куда более многоводной, по ней ходили катера… Теперь её без труда перекрывал древесный ствол…

И конечно, ни следа не осталось ни от лестницы, сбегавшей к самой воде, ни от дома… Ощущение той бездны времени, которая прошла над землёй моего детства, накрыло меня с головой, пока я смотрел на неохватные стволы пихт и елей, возвышающихся там, где я играл ребёнком.

Где-то в стороне громко затрещала сорока. Потом ещё одна. И ещё. Каждая — всё ближе и ближе. В отдалении треснула сухая ветка, на которую кто-то наступил. Громко зашелестел кустарник, расступаясь и пропуская чьё-то массивное тело…

Усилием воли отогнав подступившие воспоминания, я встал, вглядываясь в лесной сумрак.

Ко мне кто-то шёл.

И он был не один.