Ведьмак. Назад в СССР

Глава 8 Полковнику никто не пишет

Вечернюю капельницу мне ставила незнакомая хмурая медсестра в возрасте. Как только восстанавливающая сыворотка попала в кровь, я провалился в глубокий сон и снова переместился совсем в иное место.

На этот раз вокруг раскинулось заснеженное кладбище, над которым звучала немного замедленная, оркестровая версия «Прощания славянки». Судя по смутно знакомому антуражу, кладбище было совсем непростое, а знаменитое Новодевичье. Зимнее солнышко скрывали тёмные тучи, и, хотя вокруг было чересчур сумрачно, я почему-то знал, что это день.

Точка обзора находилась между веток деревьев, метров на семь выше поверхности земли, из-за этого сразу выявилась очень странная особенность. Периметр кладбищенского забора окружал бесцветный полумрак, а едва выделяющиеся ландшафт и строения представляли из себя нагромождение ломаных теней, разной степени серой тональности.

И лишь ближайший сектор, занимающий нескольких сотен квадратных метров, был правильно освещён и расцвечен почти натуральными красками. Из-за этого творящееся внизу действо выглядело не совсем реальным. А что именно происходит в прямой зоне видимости я определил сразу и безошибочно.

Там хоронили меня.

На центральной алее, окружённой выстроившимися в ряды памятниками генсеков, президентов и мэров, стоял кортеж похоронной службы, с монструозным, траурно украшенным, катафалком посередине, и несколькими не менее мрачно выглядящими машинами сопровождения. Кроме этого тут присутствовала целая кавалькада, по большей части дорогих автомобилей, тёмных цветов, рядом с которыми кучковались перекуривающие водилы и охранники.

А в глубине кладбища, за несколькими рядами могил всяческих государственных деятелей, заслуженных артистов и писателей, разместилось неровное каре присутствующих на моих похоронах.

Слева выстроился военный оркестр, напротив в два ряда стоял взвод почётного караула с карабинами СКС, взятыми на плечо. Над ними развивалось алое знамя спецподразделения с траурной лентой, а впереди стояли офицеры, державшие на кумачовых подушечках государственные награды. Духовые инструменты отливали начищенной медью, отражающей кумач, а в контраст им поблёскивали серебром и золотом, примкнутые штыки и ордена на подушечках.

Прямо подо мною замер плотный строй людей в форме, слившийся из-за скученности в почти единую толпу. Быстро пробежавшись глазами, я насчитал с полсотни чинов МВД, с пяток генералов и ещё столько же представителей сухопутной армии и флота, ВВС, спецслужб и смежных силовых ведомств, облачённых в полные мундиры.

А за ними, сохраняя видимость строя, замерла группа крепких, молодых парней в камуфляже и краповых беретах. Почти все из последней роты спецов, подготовленных непосредственно под моим руководством.

Вокруг группками стояли ветераны, с которыми я нюхал порох в различные периоды своей долгой службы и которых не раз лично вёл в бой и отправлял на задания.

Некоторые уже инвалиды, на заслуженной пенсии, другие сами давно стали командирами смежных подразделений силовиков, третьи до последнего времени оставались в моём подчинении. Сразу бросилось в глаза, отсутствие львиной части самых опытных бойцов, видимо прямо сейчас выполняющих долг на западных рубежах страны.

А на другой стороне, словно олицетворяя совсем иной магнитный полюс, замер рассеянный полукруг тех, кто по роду деятельности был обязан тут присутствовать. Несколько Московских судей и ведущих юристов страны, пара-тройка высокопоставленных правительственных чиновников и несколько политиков разной степени узнаваемости со своими свитами.

А в центре всей этой явно выделяющейся группы, прямо у накрытого триколором гроба, на местах, обычно предназначенных для родни, стояли мои экс друзья, самолично устроившие скоропостижное упокоение, виновника столь представительного собрания.

Дипломат замер в центре первого ряда, словно скала. Невероятно дорогущее, расстёгнутое пальто, от «Брунелло Кучинелли», открывало вид на не менее дорогой, итальянский костюм. Профиль римского императора и вообще весь его не по возрасту цветущий вид, как бы настоятельно требовал, прямо сейчас начать лепить с замминистра прижизненный памятник. А ещё присутствуя на этом месте, он давал понять всем, кто именно самый главный, на происходящей церемонии прощания с усопшим.

Рядом стоял, одетый во всё чёрное, генерал ФСБ, Пичугин Антон Львович, а справа, немного спрятавшись за могучее плечо Дипломата, замерла высокая, стройная женщина в шляпке и тёмной вуали от «Версаче», едва закрывающей верхнюю часть лица.

Полина. Её бы я узнал даже надень она паранджу. Несмотря на весьма серьёзный возраст, лицо статной женщины не растеряло привлекательность и не утратило те самые неуловимые черты, что всегда притягивали и манили мужиков. Конечно же усилия самых дорогих пластических хирургов мира невозможно было скрыть до конца, но без выдающихся природных данных, такой эффект достичь точно невозможно.

Как подтверждение этого, рядом с ней замерла её дочь, почти точная копия юной мамы. По крайней мере от Антона, по идее являющегося её биологическим отцом, в ней не имелось ни капельки.

Обзор сверху позволял опознать всех присутствующих и первое что бросилось в глаза, отсутствие командира моего штаба, по идее являющегося прямым преемником. А вот это было точно нехорошо.

Скорее всего и до майора Карпова на всякий случай добрались цепкие ручки моих друзей. Догадку косвенно подтверждала неявка пары самых опытных оперативников и нашего системщика, занимающегося электронной безопасностью спецподразделения.

Если судить по временному отрезку пребывания в новом варианте реальности, практически копирующем моё прошлое, и сопоставить с этой действительностью, то с момента смерти полковника Строева по идее прошло четверо суток. А отсутствие некоторых самых преданных сотрудников намекало на то, что особое спецподразделение или уже прибрал к рукам тот кому не следовало, либо нехороший процесс протекает прямо сейчас, скорее всего при прямом участии высших чинов МВД и ФСБ РФ.

Моего агента, внедрённого в структуру коммерческого холдинга Дипломата, я увидеть и не ожидал, оставалась надежда что бывший друг внемлет последней просьбе и не прикопает ценного сотрудника.

А ещё я не наблюдал на лице Дипломата никакого беспокойства, значит он успел спокойно слетать за кордон и пообщаться с о своими западными друзьями. И раз он теперь лично командует этим показательным выступлением, то получается, что мой экс дружок смог решить все проблемы и удержать едва не выпущенного на свободу, крайне опасного джина правды, способного смести его с пьедестала власти.

Едва я успел сделать первые выводы, оркестр перестал играть «Прощание славянки» и замер по стойке смирно, после этого Дипломат шагнул к окружённому венками гробу и по-хозяйски положив на него руку, начал громко декламировать, хорошо поставленным, непоколебимо начальственным голосом.

— Мой друг Полковник спецназа Геннадий Петрович Строев, который для многих из здесь присутствующих являлся отцом-командиром, всегда был предан своей стране. Это не секрет что именно его спецподразделение всегда с честью выполняло самые сложные и опасные задания нашей родины. — Дипломат сделал театральную паузу и многозначительно на всех посмотрел. — А ещё мой друг Гена Строев всегда был занозой в заднице у всех, кто пытался ему мешать работать, даже не смотря на их высокие звания и солидные должности. Да что там говорить, он мог заставить шевелиться даже тех, кто ему был не по рангу и не редко проворачивал шестерёнки государственного бюрократического механизма, добиваясь целей не подвластных другим, более высокопоставленным товарищам.

Да уж, а всё-таки Сева не зря окрестил моего заклятого экс друга именно «Дипломатом» в таком далёком 1976 году. Говорить властно и красиво, да так чтобы его слушали все без исключения, он умел всегда и это ему не раз помогало добиваться того чего он хотел и чего требовал от жизни.

Вот и сейчас всего за каких-то пять-семь минут немного помпезной речи, он сумел вкратце пересказать все мои достижения, лестно отзываясь о ком следует из присутствующих и филигранно вплетая в траурную вязь слов язвительные шуточки, заставляющие улыбаться даже ветеранов. При этом он не преминул упомянуть о всех стадиях нашей дружбы, разумеется не забывая напомнить о себе любимом. Причём я знал, всё это он не заучил с бумажки, написанной специально обученным помощником, а импровизируя, взял прямиком из своей башки.

Одним словом, настоящий «Оратор», с большой буквы.

Эх, его бы таланты да в пользу обществу — с сожалением подумал я и неожиданно осознал, что возможно я первый кто смог поприсутствовать на своих собственных похоронах и послушать главную траурную речь.

А тем временем Дипломат продолжал заливаться соловьём.

— А ещё мой друг Гена Строев был беззаветно предан своему отечеству, и как, наверное, вы все отлично знаете, служил не за звания и награды, а за совесть. Ведь имея такой послужной список и выдающиеся организаторский дар как у него, он мог давно стать главой любой силовой структуры и носить заслуженно генеральские погоны. Но наш Гена Строев был не таким, вместо этого он долгие годы продолжал служить в одном и том же подразделении, как бы оно не называлось, Оперативный Полк Милиции в давно исчезнувшем СССР, старый ОМОН, или новый ОМСН, в обновлённой России. Именно этому служению он и посвятил всю свою жизнь.

Хорошо поёт, прямо заслушаться можно. Вон даже моих парней проняло, перестали перешёптываться и внимательно внемлют — чисто на автомате подметил я.

— И куда бы не забросила родина моего друга Гену Строева, в Афганистан, Чернобыль, Африку, Сирию, на ближний восток или в Южную Америку, в любой точке Мира, он делал то что от него требовалось. Сейчас большая часть его парней выполняет боевые задачи на западных рубежах нашей страны, и я верю, даже после его внезапного ухода совсем в иной мир, они не посрамят светлую память нашего ворчливого Ведьмака, Гены из Рязани, как я знаю вы все, называли его за глаза.

Едва прозвучали последние слова моего некогда лучшего, а теперь уж точно бывшего друга, самолично отправившего меня на тот свет, к закрытому гробу подошла похоронная команда солдатиков, занявшаяся своими прямыми обязанностями. А когда гроб опускался в могилу, один за одним грянули три холостых залпа, сопровождаемых звуками ожившего военного оркестра.

А всё-таки неплохие похороны псевдо-дружки мне устроили. Явно не поскупились и притом дёрнули кого следует за нужные связи и выбили мне место на одном из центральных рядов, самого престижного в Москве, Новодевичьего кладбища, где такое место, как предоставленное моей скромной персоне, продаётся только по большому государственного уровня блату и по цене новенького Бентли. Наверняка и поминки устроят на загляденье, закрыв на спец-обслуживание какой-нибудь из самых элитных ресторанов столицы.

Военные музыканты продолжали играть, пока присутствующие поочерёдно сыпали горсти земли в могилку. А я постепенно начал замечать, что сектор обзора постепенно сужается и тьма начинает заволакивать мрачное небо и переступив через кладбищенскую ограду, окружает становящийся мизерным островок реальности.

Последним что я увидел, был вспорхнувший с ветки ворон, в чьей тени как оказалось всё это время и находился точка моего обзора.

А затем я снова проснулся в обшарпанной палате, в лежачем положении, а над головой, на стойке, висела очередная банка чего-то лечебного, вливаемого в кровь через прозрачную трубку капельницы.

Рядом стояла знакомая молоденькая медсестричка, которую как я ранее подслушал звали Наташа. Она прикусила губу и неотрывно смотрела на тумбочку, на которой валялся кусок смятой и перекрученной до неузнаваемости жестянки, оставшейся от эмалированной кружки.

— Ну что милый, проснулся? — спросила она, резко переключившись, после того как заметила, мои открытые глаза. — Вот и хорошо. Сейчас придёт доктор, будет осматривать.

Через десяток минут в палату действительно вошёл знакомый врач в роговых очках и сразу приказал медсестричке запереть дверь на замок.

— Ну что ж молодой человек, приступим — сказал он и присев рядом на стул, принялся распаковывать шейный корсет.

Затем он развязал повязку, и я снова ощутил раздражающее жжение в области позвоночника. При этом в поле зрения опять появился ровный свет, заставивший задаться вопросом. Каким миниатюрным прибором пользуется док? Ведь когда он заходил, ничего с собой не принёс, а руки держал в немного растянутых карманах, белого халата.

Скосив взгляд, я попытался рассмотреть, что у него в плавно передвигающихся ладонях и внезапно увидел, что ровный свет идёт прямо от промелькнувших пальцев. Поначалу я подумал, что это мне причудилось, но в какой-то момент доктор потёр ладонь об ладонь, и я убедился, что они реально источают свечение.

Сотня новых вопросов возникла в голове, и неожиданно на некоторые из них подсознание начало отвечать, причём развёрнуто и с использованием явно заученных научных определений.

Кусок текста всплыл в сознании, а вместе с ним хлынули немного изменённые воспоминания моего двойника. Собирать их воедино прямо сейчас было сложно, но кое-что сопоставив, я пришёл к выводу, что наш жизненный путь отличался совсем минимально.

Доктор заметил, что я посматриваю на его светящиеся подушечки пальцев и невольная усмешка тут же появилась на его напряжённом лице, а когда он закончил сеанс регенерации, то указал на смятую кружку.

— Проявление спонтанного магнетического телекинеза, понимаю — многозначительно проговорил он, выказав свою осведомлённость. — Значит вы молодой человек правильно восстанавливаетесь, так что силы к вам постепенно вернутся. Однако, пока советую воздержаться от практических занятий. А вот всё остальное — врач повернулся к замершей медсестре и обратился к ней. — Наташа, значится так, прямо сейчас пациента следует прокапать тем составом что я приготовил ночью, а затем прямо сегодня-же нужно чтобы он встал и начал ходить по палате. Перетёртую, больничную пищу потреблять разрешаю, но предупреждаю сразу, поначалу будет больно глотать, однако очень скоро всё прейдёт в норму. Я в этом более чем уверен.

А пока доктор раздавал воодушевляющие наказы, я случайно заметил, что по потолку начинают гулять едва заметные тени, которых как бы там не должно было быть. Поначалу подумалось, что мне показалось, но потом я убедился, кляксообразные изломанные тени действительно вылезали из тёмных углов и начали концентрироваться в одном месте, прямо над кроватью с моим тихим соседом по палате.

Доктор заметил мой ошарашенный взгляд, метающийся по потолку, и с подозрение оглядевшись, внезапно спросил:

— Ты видишь в палате, нечто необычное?

Не собираясь от него что-либо скрывать, я указал на теневое пятно, сформировавшееся над кроватью единственного соседа по палате. Теперь казалось, что оно постепенно становится трёхмерным и начинает всё больше походить на вуаль, готовую в любой момент опуститься вниз.

— А что именно ты видишь? — с явным интересом поинтересовался доктор, и указав на мою шею, тут же добавил. — Можешь говорить вслух. Я разрешаю, только пока делай это медленно.

— Та-м, сгу-ща-ют-ся те-ни — буквально по слогам произнёс я, совсем не своим, очень хриплым голосом, и увидел как услышавшая меня медсестра, невольно содрогнулась. Одновременно с этим мою гортань как будто проскребли железной щёткой.

— Рассказывай подробнее, что за тени? Я тоже чувствую, что пациент уходит, но ничего подобного не вижу — потребовал явно заинтересовавшийся врач.

— Тени необычные. Едва заметные. Практически призрачные и словно готовые опуститься вниз — постарался как мог объяснить я, теперь более уверенно, так как с каждым словом говорить становилось всё легче и легче. Однако хрипотца никуда не делась, и даже более того, наоборот начала превращаться в весьма странный, смутно знакомый тембр.

— Очень интересный эффект — проговорил доктор и в этот момент умирающий пациент слабенько застонал.

Врач встал, подошёл к нему и вынув явно заранее приготовлений шприц из тумбочки, ввёл желтоватый состав прямо в клапан капельницы, отмеряющий скорость введения дозы некого медицинского раствора. Затем он принялся водить над головой пациента едва засветившимися подушечками пальцев.

Процедура продолжалась минут десять, при этом едва проклюнувшийся тревожный холодок начал лизать кожу на моём затылке. А затем теневая вуаль реально оторвалась от потолка и начала медленно спускаться на пациента, при этом я сразу понял, что сейчас он умрёт.

— Ушёл без боли — констатировал врач через полминуты и отошёл на пару шагов. — Наташа, зафиксируй время смерти 8 часов 37 минут утра. Затем он вернулся ко мне и вкрадчиво попросил: — Молодой человек, вы всё равно останетесь здесь, попрошу вас внимательно понаблюдать и запоминать все процессы, которые вы посчитаете необычными, до тех пор, пока за телом не прибудут санитары. А завра с утра я зайду, и мы обязательно обо всём этом поговорим.

Дав задание с обещанием, доктор ушёл, а я ещё час следил за едва заметной игрой теней, иногда боязливо вылезающих на потолок из тёмных углов и спускающихся к усопшему. А перед тем как в палату зашла пара санитаров, в некогда белых халатах и ввезли каталку, я увидел кусок настоящей сгустившейся тьмы, отделившийся от стены и на мгновение попытавшийся присосаться к бездыханному трупу.

После этого я на подсознательном уровне понял, что всё окончательно закончилось.

Бездыханное тело соседа увезли санитары, после этого медсестра поставила очередную капельницу. Конечно же я не был в курсе, что за смесь лекарства содержит в себе белёсая жидкость, попадающая в кровь, но сразу почувствовал прилив сил.

А после обеда, состоящего из едва подслащённой, перетёртой гречневой каши с молоком и превращённого в жиденькое пюре картофельного супа, я встал и начал сначала медленно, а затем всё увереннее и увереннее передвигаться по палате, нарезая круги и бродя вдоль огромного окна.

Наблюдать из него за происходящем снаружи стало наибольшим подарком. Обзор был совсем небольшой, на проулок с курилкой, выходящий на кусочек широкой улицы, едва просматривающейся из-за двух больничных корпусов. Но даже этого мне хватило, чтобы окунуться совсем в другую эпоху.

Мне было интересно всё. Красные флаги, воткнутые в специальные крепления, вделанные в угол мед корпуса. Редко проезжающие по улице новенькие и не очень автомобили, советского образца. Вышагивающие по тротуару люди, облачённые совсем не в такую мрачную одежду, как это любят показывать в голливудских фильмах. А ещё присутствовали едва доносящиеся звуки города, которые я как оказалось отлично помню. Всё это походило на тщательно подготовленную киноплощадку, идеально воссоздающую атмосферу конца семидесятых годов, так называемого расцвета застоя в СССР.

При этом я без остановки обдумывал всё то необычное что происходит вокруг и размышлял о своём нынешнем положении. Я размышлял, при этом пока не спеша строить планы на будущее.

С подлыми друзьями надо что-то решать, но это не сразу. Полина — а ведь её поведение тоже не особо понятно. Да и если проанализировать прошлый вариант жизни, то она там меня несколько раз расчётливо использовала, а я снова и снова вёлся как пацан. Нет уж такого больше допускать нельзя.

Если всё будет идти примерно по прошлому сценарию событий, то меня знатно покидает. Командировка в Афганистан, Московская Олимпиада-80, Чернобыль, поездки в Африку и Южную Америку. А что если попытаться что-то изменить?

Зависнув почти на час, я с трудом смог себя заставить оторваться от вида за окном и решив отвлечься поднял с подоконника неполную подшивку потёртых журналов «Аврора» за 1972 год.

А едва я раскрыл страницы наугад и прочитал нечто смутно знакомое про некоего Реда Шухарда, гибнущего в аномалии и тем самым спасающего молодого юношу Артура, продолжившего путь по зоне, двери палаты распахнулись и на пороге появилась медсестричка Наташа.

Я поднял глаза и в этот момент пробивающиеся сквозь ветви тополей, шаловливые лучи невероятно яркого, летнего солнышка, просветили словно рентгеном её лёгкий, белый халатик, легко высветив всё, что ранее скрывалось от моих глаз.

В результате игры света, стройное, девичье тельце теперь прикрывала лишь ставшая прозрачной ткань, беленькие трусики в мелкую бубочку, да комсомольский значок, по случайности попытавшийся скрыть левый сосок, аккуратной и явно упругой груди. Увиденное мигом выкинуло из сознание все тяжкие раздумья, и мозг начал порождать в меру распущенные, порнографические картинки, свойственные к спонтанной генерации, любому мужчине правильной ориентации, при виде красивого женского тела.

Молодой организм среагировало правильно, и мне пришлось прикрыть взбудораженный мужской орган пологом больничного халата. А затем моё подсознание зажило своей жизнью и принялось настоятельно требовать общения с женским полом.

— Ну что ж Геннадий Петрович, вперёд, к звёздам. Терять то тебе уж точно терять нечего. Как там пелось в той надоедливой песенке, которую постоянно крутили радиостанции в прошлой жизни — «Полковника никто не ждёт» — прошептал я одними губами и улыбнулся, замершей на пороге Наташе.