Ведьмак. Назад в СССР

Глава 11 Допрос и выписка

Небрежно кинув фуражку на тумбочку, работник советской прокуратуры указал мне на табуретку и принялся подчёркнуто медленно расстёгивать кожаную папочку с гербом советского союза и надписью СССР.

— Строев Геннадий Петрович? — вопросительно констатировал он и уставился на меня.

— Да — подтвердил я.

— Ну что же ты Гена, заставляешь работников советской прокуратуры за тобой по больничкам бегать? А тут к тебе ещё и не всегда пускают, говорят, что пациент мол лежит без чувств и вообще не разговаривает после сложной операции. — Юрист третьего класса с претензией осмотрел покрасневшую Наташу. — А между тем когда я являюсь в Боткинскую снова, всего через каких-то два дня и о чудо, вижу, что первичное медицинское заключение, в котором указано что дескать ты валяешься при смерти — ошибочно. Нет правда, товарищи медики, посмотрите сами, не слишком ли здоровеньким выглядит ваш Геннадий Строев?

Посмотрев на замерших на пороге докторов, юрист третьего класса недовольно покачал головой.

— А теперь оставите нас одних, я потом с вами всеми ещё поговорю.

И едва прокурорский работник успел закончить с угрозами и дежурными претензиями, как я его узнать. Вернее, я увидел в нём того, кого в благословенные девяностые брал со своими ребятками, и лично вытаскивал за яйца из Подмосковного особняка. Как сейчас помню, обвинение — многочисленные взятки и тесные связи с криминальными авторитетами.

Юрченко Валерий Львович, к тому времени станет старшим советником юстиции новой России. Воры в законе будут париться с ним в баньках, вместе со жрицами продажной любви и выдадут ему прозвище «Юрчик». А он за нескромные пожертвования начнёт разваливать для них уголовные дела, сливать железобетонные доказательства, собранные следствием и отмазывать от тюрьмы тех, за кого уплачено.

Насколько я знал из секретной части его личного дела, во времена СССР Юрчик себя ничем знаменательным не проявил и был обычным формалистом, как говорится «отрабатывающим номера». Ему было явно наплевать на те уголовные дела, которые он курировал, и при первой возможности будущий Юрчик технично сбрасывал всё самое сложное на плечи своих коллег.

Такие как он, чересчур расчётливые и недальновидные работники прокуратуры, за время службы в органах, мне встречались часто, и я считал, что они намного опаснее просто дураков, оказавшихся не на своём месте.

Из-за формализма и нежелания копаться в мелочах, они не видели того что лежит на поверхности и в моей практике несколько раз, это приводило к настоящим трагедиям государственного масштаба.

— Так чего ты Гена молчишь? Не хочешь ли и мне поведать о своём залёте? Расскажи, как и где выпивал со своим рыжим дружком? Почему не давал спать советским гражданам посреди ночи? И каким образом попал в чужую квартиру и ввязался там в пьяную драку с неизвестными уголовными элементами? — не унимался Юрчик.

Выслушав его, сидевший где-то у меня очень глубоко внутри, едва вылупившийся из школы милиции, лейтенантик Генка Строев, затрепетал словно осиновый лист, съёжившись от чувства вины, а прожжённый мент, глава спецподразделения, полковник Геннадий Петрович Строев, лишь оскалился и скрипнул зубами от злости, потребовал тут же сломать Юрчику нос.

В результате я немного охолонул и пошёл по своему пути. Вытянув шею, я стянул несколько витков простого бинта и показал едва зарубцевавшуюся сеть шрамов, сейчас походивших на то на паутину, не то на многолучевую звезду.

— Извини, лично прийти не мог, нужно было мальца подлечиться — ответил я, специально обратившись на ты.

Увидев раны, Юрчик брезгливо поморщился, но тут же взял себя в руки и воткнувшись глазами в стопку бумаг принялся озвучивать протокол осмотра, заключения экспертов и описание места происшествия.

Ну тут было всё как обычно. Первый сигнал от бдительных граждан поступил тогда-то и во столько-то. Наряд милиции прибыл во столько-то. Скорая во столько-то. Соседи и свидетели показали то-то и то-то. Криминалисты выявили то-то и то-то. Медики дали заключение, такое-то и, такое-то.

Слушая его, я невольно сопоставлял показания свидетелей и то что видел лично, и невольно морщился. Получалось что ничего странного никто и в упор не заметил. Да и про группу ликвидаторов, прибывших на место происшествия одной из первых, упоминалось лишь вскользь, да и то в таком смысле что они только помогли милиции оцепить место и на время эвакуировали жителей верхних этажей здания.

И самое главное в описании с места происшествия совсем не упоминалась аномалия в квартире. Да и про мною лично выбитые зубы, вылетевшие веером из пасти того, кто вылезал из стены, тоже ни нашли. Раскалённых трещин в стене тоже никто не заметил.

Всё что обнаружили криминалисты, это персидский ковёр с неимоверно сложной пентаграммой, как выяснилось нарисованной человеческой кровью, да несколько обрывков женского, ситцевого платья в чёрный горошек. Кстати тщательно сделанный рисунок пентаграммы тоже прилагался, и будущий прокурор Юрчик не преминул мне его показать.

Кроме этого он зачитал описания следов борьбы, выбитой оконной рамы и отметин на стенах, оставленные не обнаруженным милиционерами строительным инструментом. Как выяснилось на тротуаре, под окнами квартиры были найдены битые стёкла, отпечаток упавшего тела, кровь и обрывки одежды идентичные найденным в квартире.

— Короче так гражданин Строев, дела твои совсем плохи. Вот эта абракадабра была намалёвана человеческой кровью — Юрчик протянул мне лист с тщательно скопированной, неимоверно сложной пентаграммой, которую я наконец смог хорошенько рассмотреть. — Как выяснилось, на обрывках платья женская кровь, причём рядышком с твоею. Ну и что ты молчишь? Может расскажешь, что произошло той ночью или будешь упираться?

Выслушивая его явные претензии, я вспоминал как это было в прошлый раз. Тогда мне тоже задавал неприятные вопросы дознаватель, но всё обошлось простыми объяснениями, да рассказом свидетелей, которые видели выходящую из подъезда парочку. Кстати в последствии напавших на меня так и не нашли. А тут напротив, как предполагало следствие, я сам по пьяни ворвался в квартиру и вполне возможно выкинул в окно некую неизвестную особу женского пола.

А если прибавить сюда, следы крови, все эти обрывки платья в горошек и найденные женские туфли, то мои перспективы уйти от обвинения становились с каждой минутой всё призрачнее. Но самое главное в принципе в реальности всё так и произошло, и это всё усложняло.

— Валера, а что мне упираться, расскажу всё как было на самом деле — смиренно проговорил я своим новым хриплым голосом, при этом назвав Юрчика по имени, отлично зная, что он не представился в самом начале специально, чтобы я начал переспрашивать, как к нему обращаться.

— Слушаю — буркнул он, явно не найдя что бы ввернуть едкое, и при этом явно не понимая откуда я знаю, как его зовут.

— Записывай. 11 июня, 1978 года, сразу после собеседования в школе милиции, я, лейтенант милиции, Строев Геннадий Петрович, вместе с моим товарищем, лейтенантом милиции, Морозовым Всеволодом Васильевичем, отравились в парковую зону, расположенную рядом с шестнадцатиэтажкой в которой в последствии произошло происшествие — начал я подчёркнуто протокольным языком и сразу увидел, что Юрчик действительно начал быстро записывать. — Мы сидели на лавочке. Вели себя тихо. Ничего не нарушали. Обмывали получение лейтенантских погон, и по ходу действа распили бутылку портвейна «Три семёрки». И в тот момент, когда мы с товарищем собрались убыть в расположение ведомственного общежития в котором проживали, я услышал крики доносящиеся со стороны высотки. Как результат, будучи хоть и не находящимися при исполнении, но настоящими блюстителями советского правопорядка, мы не смогли не среагировать, и направились прямиком к данному зданию. А уже оказавшись рядом, мы повторно услышали доносящиеся сверху крики и решили подняться на верхние этажи и всё проверить.

— И почему же вы два пьяных обалдуя сразу не позвонили в милицию? — не сдержался Юрчик.

— Правильное замечание. Действительно, мы собирались сразу же позвонить в ближайший отдел, но в новенькой телефонной будке рядом с шестнадцатиэтажкой ещё не повесили аппарат — тут же отбрехался я. — В связи с этим мы поднялись на лифте на четырнадцатый этаж и принялись обходить все коридоры с квартирами снизу-вверх. В результате на шестнадцатом была обнаружена открытая дверь квартиры. Оказавшись рядом первым, я увидел лежавшую на ковре девушку и предварительно предупредив что я сотрудник милиции, зашёл внутрь, где сразу был атакован неизвестными. Ну а дальше я ничего не помню. Судя по ранениям на шее, могу предположить, что у нападавших имелась собака. Очнулся я уже в этой больничной палате. Во всём произошедшем прошу винить только меня, и за всё это я готов понести любое административное наказание.

— Вот так значит, административное наказание — будущий Юрчик недовольно фыркнул. — А уголовку ты не хочешь себе на шею повесить? Твоим статусом потерпевшего и свидетеля можно легко подтереться — снова вытащив листок с пентаграммой он принялся им трясти пред моим носом. — Все эти художества нарисованы кровью, причём по мнению экспертов использовано 3.5 литра крови единственной особы женского пола. А без такого количества крови выживают далеко не все. К тому же внизу на асфальте та же кровь, следы падения и обрывки платья. Получается, что без четверти два ночи, о чём сообщил свидетель «Н», видевший вас в дверной глазок именно в это время, ты в состоянии алкогольного опьянения проник в подъезд вместе с сообщником и ворвался в чужую квартиру. И скорее всего натворил там всякого, о чём теперь не хочешь говорить. Так что теперь именно ты уже точно бывший милиционер, Гена Строев, главный мой подозреваемый.

— А можно посмотреть — попросил я, уловив нечто ускользающее и протянул руку к листку.

— Да на, смотри, не жалко — милостиво произнёс Юрчик, теперь сидевший на больничной табуретке с видом победителя и передал мне листок.

Я его тут же положил на крышку тумбочки и принялся внимательно изучать пентаграмму, словно пытаясь запечатлеть в мозгу каждый элемент и разыскивая нечто ускользающее, способное мне помочь.

Очень сложная геометрическая фигура со множеством лучей и пересекающихся прямых линий, была окружена тремя идеально вычерченными кругами. И каждая линия с окружностями была буквально оплетена многочисленными группами странных рун, походивших на смесь арабской письменности и древнейшей клинописи. Причём как я подметил даже отдельные группы рун отличались разными наклонами и своеобразными изгибами.

А после двухминутного изучения пентаграммы меня буквально осенило. Я сразу понял, что же меня изначально беспокоило и усмехнувшись протянул листок назад.

— Гражданин прокурор, так во сколько ты говоришь меня видел твой свидетель «Н»? — подчеркнуто фамильярно поинтересовался я.

— Ровно в 1 час 48 минут ночи — ответил Юрчик.

— Точность до минуты, похвально.

— Да, «Н» сразу посмотрел на часы и пошёл вызывать милицию.

— А может этот «Н» засёк во сколько минут второго вылетела оконная рама?

— Засёк, ровно в 1 час 56 минут ночи, он услышал, как падают стёкла.

— Вот, именно. А во сколько там прибыл первый наряд Милиции на место происшествия, не напомнишь?

— Дежурный по отделу получил сигнал о прибытии по рации от наряда ровно в 2 часа 2 минуты. К чему ты клонишь? — не выдержав прорычал Юрчик.

— Да так, ни к чему. Просто мне стало интересно как я за 14 минут смог добраться до квартиры на шестнадцатом, ворваться внутрь и устроить там погром с дракой. Затем я каким-то непостижимым образом слил кровь с некой особы женского пола, выкинул её из окна, получил серьёзные ранения и отрубился. А между всеми этими безусловно очень важными занятиями, я видимо решил заняться творчеством и нарисовал чрезвычайно сложный чертёж кровью, причём без всяких промышленных циркулей и двухметровых линеек. А так-как у меня в запасе имелась ещё прорва времени, я успел вычертить каллиграфическим почерком все эти сложные закорючки, похожие на арабские письмена, скрещенные с клинописью.

Резко вырвав листок из моих рук, Юрчик посмотрел на него и нахмурился. Затем засунул его назад в папку и одарил меня испепеляющим взглядом.

— А может кровь слили до тебя?

— Так если слили до меня, то какие ко мне претензии?

— Значит будешь упираешься и умничать — приговорил Юрчик зло и порывисто протянул мне листки с протоколом допроса. — На прочитай и распишись на каждой страничке.

Взяв листки я быстро всё перечитал, убедившись, что Юрчик ничего не прибавил от себя, и максимально размашисто расписался внизу каждой страницы, а там, где оставались свободные места поставил жирные буквы Z, дату и время окончания допроса.

Это Юрчику явно не понравилось, но он промолчал. Затем он, захлопнув папку, схватил фуражку и было направился к выходу, но на пороге палаты резко обернулся.

— Я с тобой ещё не закончил — пригрозил он. — Когда мы найдём тело жертвы, я приеду за тобой лично.

— Ну удачи — искренне пожелал я, отлично понимая, что никакого тела никто и никогда не найдёт. — А пока Юрчик как говорится «нету тела — нету дела».

Последнюю свою фразу я сказал вполголоса, но возможно Юрчик что-то и расслышал, ибо именно после того как я договорил, он резко отвернулся, и не попрощавшись удалился, при этом со всей дури захлопнув дверь.

Я понимал, что он закусил удила и скорее всего ещё появится, но сейчас самое главное было то что пока я отбился. А дальше будем посмотреть. И кстати ещё одно мне не понравилось, по итогу разговора у меня сложилось впечатление что извечный формалист Юрчик, как-то лично заинтересован в моём деле. А если это именно настоящий организатор моего залёта, его руками хочет меня достать?

Теперь, в то что это проделки Дипломата с Антошей я больше не верил. Конечно они были в курсе и меня подставили, но дальше действуют явно совсем не они. Тот, кто это затеял на несколько порядков более влиятельный, и в этом теперь я был уверен на сто процентов.

И всё это означало что и в будущем меня ожидают нехорошие сюрпризы.

А через полчаса, когда я оделся и был готов, появился док с кипой бумажек в руках.

— Как самочувствие? — поинтересовался он.

— Норма. Я так себя уже лет тридцать не чувствовал — ответил я не капельки не приврав.

Суставные боли в коленях больше не беспокоили, как и некоторая скованность в движениях, которую я начал ощущать лет пятнадцать назад, после ранения осколком ВОГа, застрявшего в районе позвоночника. Бесследно исчезли все болячки и следы от ранений, которые обильно раскидали по поджарому телу полковника, прожитые годы и личное участие в боевых действиях. И даже периодический приход всяких странных видений во сне и бессонная ночь, проведённая с Наташей, не мешали чувствовать себя вполне нормально. Короче, молодой, выносливый и спортивный организм работал как новенькие часы. Про остальные плюсы даже и упоминать не стоит.

— Тридцать лет — проворчал док и видимо оценив шутку, улыбнулся. — Мне с боем, но позволили вас выписать — тут же признался он. — Правда пред выходом, вам нужно им показаться.

— И в чём заключалась проблема с моей выпиской?

— Слишком короткий срок восстановления после получения таких ранений. Я же говорил, они упорно не желают признавать, что менее чем за неделю я поставил на ноги того, кого они списали.

— Артём Абрамович, и я вам за это по гроб жизни благодарен. С меня магарыч — пообещал я и насколько это возможно задрав ворот олимпийки, застегнул молнию, прикрыв большую часть шрамов. — Если надо пусть осматривают, с меня не убудет.

— Я чувствую мы ещё с тобой Геннадий увидимся — неожиданно проговорил Кац и в этот момент в палату вошла Наташа.

Вела она себя подчёркнуто по-рабочему и никак не реагировала на мои взгляды, ни пока мы шли по коридору, ни когда ехали вниз втроём в грузовом лифте. И лишь в тот момент, когда мы выходили, она молниеносно сунула мне в руку записку и припустила вперёд, быстрее чем это было необходимо.

Проходя по длиннющему коридору, доктор очень тихо заговорил:

— Геннадий, если они будут вас расспрашивать о всяком разном, что вы видели, я надеюсь вы найдёте что им ответить.

— Артём Абрамович, а я ничего такого-этакого и не видел, ибо всё это время лежал под капельницей да пил таблетки с микстурами — мигом ответил я, гася в зачатке беспокойство дока.

— Вот и хорошо — проговорил он и сделав ещё один шаг, распахнул дверь смотровой, где уже ждали десяток врачей обеих полов в белых халатах, которые тут же заставили меня раздеться до трусов и принялись придирчиво осматривать.

При этом два явно самых авторитетных члена этой белой банды, постоянно задавали каверзные вопросики. Я отвечал односложно, строя из себя недалёкого незнайку и постоянно талдыча, что в чудесном исцелении виновно моё богатырское здоровье и регулярные занятия спортом.

— Да на мне всегда всё заживало как на собаке. Только йодом надо вовремя мазать и бинтом заматывать — громогласно объявил я, в тот момент, когда одна импозантная высокая дама в очках, изящно наклонилась, и едва не стянув солдатские трусы, принялась ощупывать мой живот в районе шрама, оставшегося от давно вырезанного аппендицита.

Такой близости с женской головы моё мужское достоинство не потерпело, и я почувствовал, что ещё пара-тройка секунд подобного контакта и может случится неприятный казус.

Правда в этот момент недовольно выглядевший главврач всё же смилостивился и дав отмашку, остановил выездное представление кунсткамеры.

В результате у меня сложилось стойкое впечатление что доктора Каца всё равно попытаются сожрать, не сегодня так завтра или послезавтра. А ещё я понял, что с теми, кто чувствует нечто необычное, что-то может и в состоянии использовать свои экстрасенсорные способности, в этой версии СССР ни хрена не церемонятся

Белая братия удалилась восвояси, и как только я оделся, док с Натальей вывели меня в вестибюль приёмного покоя.

— Геннадий, вам пора. Если задержитесь хоть на пару минут, они придумают что-то новое и обязательно вернутся. И тогда вас заставят сдать кучу анализов. Я такое уже видел — с ходу заявил Кац и указал на тяжёлые створки дверей.

Я посмотрел на Наташу, стоявшую в несколько метрах от нас. Она не выдержала взгляда и резко развернувшись, начала быстро уходить по коридору, ведущему в чрево мед учреждения.

Поняв, что последнего разговора пока точно не получится, я протянул доку руку, и он тут же мне в неё вложил тетрадный листочек в клетку.

— Вот Гена, возьмите. Я знаю, наша встреча неизбежна. Здесь мой рабочий и домашний номера телефона. Кроме этого тут телефон тётки Наташи. Если вы до меня не дозвонитесь, то Наташа всегда меня сможет найти где бы я не находился. Это проверено на практике.

— До свидания, Артём Абрамович. И ещё раз спасибо за всё, надеюсь, что когда-нибудь отплачу вам с полна — сказал я и мы пожали руки.

Когда я это говорил я не произносил дежурную фразу, как сделал это в прошлый раз, совсем с другим врачом. Тогда я был молод, глуп и не ценил то что для меня сделали, а теперь с высоты прожитых лет, я осознавал цену своих обещаний. А ещё я понимал, что такого медицинского специалиста как док, нужно держать вблизи и ни за что, не терять из виду.

Распахнув тяжёлые створки и выйдя наружу, я замер на пороге и буквально перестал дышать, ибо только в этот момент осознал, что попал совсем в другой пространственно-временной континуум в котором существует прежнее СССР.