Ведьмак: Назад в СССР 4

Глава 6 Старатели

Следуя вдоль забора, теневик быстро добрался до старого дома Авдотьи Никитичны и спрятавшись от лучей полуденного солнца в заброшенном хлеву, прошёл сквозь трухлявую стену. На завалинке призрачный разведчик замер и позволил мне запечатлеть открывшийся пейзаж.

Здесь, на самом краю деревни, открывался отличный вид на идущую вдоль таёжной чащи железную дорогу, оканчивающаяся большим завалом из трухлявых шпал и высокой, заросшей бурьяном насыпью. Скорее всего именно это местные и называли, Немецким тупиком.

Дальше от тупика в тайгу уходила настоящая, мощёная камнем дорога, по всей видимости ведущая к прииску, обогатительному цеху и старому периметру зоны, которые по моим данным находились на расстоянии восьми километров.

По всем признакам, эту часть железки давно не использовали, так что ржавчина на верхней поверхности рельс, меня не удивила, как и плачевное состояние шпал. А вот кто меня удивил, так это Щукарь. Стоя на насыпи тупика дед Севы задрав голову, подозрительно принюхивался. Причем делал он это слово дикий зверь.

Наконец вдоволь насопевшись, Щукарь повесил на плечо длиннющую трёхлинейку дореволюционного образца и развернувшись, направился к деревне. Судя по его задумчивому виду, то что он учуял ему не нравилось, но это было не критично. К тому же он явно не опасался нападения со спины.

Подойдя вплотную к теневику, он неожиданно посмотрел прямо туда где находились призрачная копия моих глаза и недовольно покачал головой, отмахнулся, словно от комара.

— Изыди — походя сказал он, и в тот же миг теневик развоплотился, а я полностью вернулся в горницу с тихонечко сидевшей на лавке Авдотьей Никитичной. А через три минуты в огромный дом вернулся хозяин.

Вошедший в комнату дед Щукарь, осмотрел меня, явно оценивая снаряжение и покачав головой, задумчиво поцокал языком.

— Нет ты посмотри, как Советска власть начала снаряжать молодых милиционеров. Автомат короткий, палаш старинный и пистолет заграничный. А это что у тебя за жилетка такая, не броня противопульная случаем?

— Она самая — ответил я.

— Броня — это хорошо. Последний раз я в армейской броне безвылазно ходил в Сталинграде, когда в штурмовой роте, с пулемётом Дегтярёва наперевес, в атаку ходил. Пару раз она и мне жизнь спасла. В первую мировую немецкие сапёры тоже подобную таскали, но та хоть и тяжеленная была, но пули плохо держала. Так что немцы при первой возможности её на дне окопов скидывали и песочком присыпали.

— Ну что ты старый, видел чёрного охотника? — спросила Авдотья Никитична, не выдержав и прервав спонтанные смотрины амуниции.

— Нет, дура баба, то не он был.

— А кто же тогда? Я же сама видела. Весь ч чёрном. Капюшон. Двустволка.

— Это ты Авдотья одного из парней Кольки Косого случайно увидела. Это их ватага в тайгу на промысел мимо Артельной, по путям прошла.

— Косой, это кто такой? — спросил я.

— Да так, он из местных, с Тринадцатого километра, а вот людишки его кто откуда. Большинство сидевшие, а кто не сидел в лагерях, на тех тоже клейма ставить негде.

— И чем они промышляют?

— Все думают, что они браконьерством промышляют, но я-то знаю, что они старатели. Золотишко по тихонько на реке Золотянке моют, там, где оно ещё осталось.

— А почему осталось? Ведь мыть там давно начали. А ещё я про шахты какие-то слышал — не понял я.

— Не, Косой в шахты точно не полезет, он не дурак. А сама Золотянка, она словно змея извивается, так что до самых дальних, да глухих мест, ни при Советской власти, ни при царе Николашке, так никто и не добрался, чтоб в промышленных масштабах всё раскопать. Вот Косой значится такие места находит, да потихоньку со своими подельниками по верхам золото и вымывает. Люди сведущие трепят, что у него старая карта первых артельщиков есть, её то он сучонок и пользует.

— И много на реке можно золотишка намыть.

— Чтобы в колхозе не работать, да по малинам сидеть и водку с девками пить, точно хватит. Вот только одно мне странно, ведь сейчас не сезон им в тайгу идти, опасно.

— А почему именно сейчас опасно? — не понял я.

— Да потому что, жарко слишком. А в жару некоторые потусторонники просыпаются. Особенно те что в болотах да в глухой чаще, до поры притаились. Ведь тот червь, на которого я случайно нарвался, тоже из таких застарелых ждунов. Спал себе спокойно пару десятков лет, в жару ворочался, а тут я по недогляду засаду устроил не там, где надо, да с помощью силы сарай поставил, вот он взбеленился от близости источника сил и полез словно мотылёк на огонёк.

— Значит Косой со своими старателями не вовремя нарисовалась. Странно это всё — с подозрением проговорил я. — А его появление как, для нас случаем не опасно?

Выслушав вопрос, дед Щукарь присел на лавку и призадумался.

— Вообще раньше, мы с Косым всегда краями расходились. Он силу чует, тварей и опасные места словно зверь, инстинктивно обходит, в мои дела не лезет, как и я в его шкурные делишки. Однако, то что он сейчас летом появился, это подозрительно. Короче ухо придется держать востро.

— А Косой он как, для обычных людей, ну к примеру, местных, опасен?

— В тайге каждый опасен у кого ружье на плече висит или топор за пояс заткнут — изрёк Щукарь. — Тут среди местных закон такой, если ты грибы там или ягоду какую в чаще собираешь, да кого-то случайно услышал, так лучше не шуми, присядь на травку и помолчи, чтоб чужаки мимо прошли. Ведь в тайге всякое бывает, и иногда обычный на вид человек, ведёт себя хуже самого лютого зверя.

— А к тем исчезновениям людей, этот Косой со своими старателями, случайно не причастен?

— Да нет. Это точно не их работа. Оно конечно, за пятнадцать лет тайной старательской жизни, они точно кого-нибудь привалили да закопали из своих или не вовремя встреченных прохожих. Но это точно не системные убийства. Да и самая пора пропаж людей не совпадает, те пропадают больше летом, поменьше зимой, а он золото моет весной и осенью, когда твари потусторонние не так опасны. А ко всему прочему, судя по тем трупам что люди находят, это совсем другие существа делают, а не люди — уверенно разъяснил дед Щукарь.

— Павел Лукич, они уже пятнадцать лет золотишко моют — удивился я. — А почему их местные власти не трогают? Ведь наверняка многие знают, чем ватага Косого на самом деле занимается? Не верю я что поселковый участковый, да председатель колхоза не в курсе.

— Да лейтенант, правда твоя. Многие в курсе, но всех, всё устраивает. Ведь в сторону Немецкого тупика, почти никто не ходит. Даже люди у кого дома в Артельной остались их давно не навещают. Да и по грибы, и по ягоду, сюда редко кто наведывается собирать, хотя она тут и есть в преизбытке. И только лесхозовские бригады лесорубов, по работе, да по незнанию, иногда заезжают. Ещё охотники в эти края иногда забредают, но больше случайно. Вот и власти сюда не лезут. А участковый так и вовсе давно списал и деревню Артельную и всё что за ней дальше находится. И это очень прискорбно, а то ведь меня не станет, и вся округа вдоволь потустороннего дерьма накушается — дед тяжко вздохнул. — Я ж говорил, одна надежда у меня была, что всё изменит мой внук Севка.

К вечеру дед Щукарь растопил во дворе самовар и в доме запахло травяным чаем. В это время тётушка Авдотья сходила к старшей сестре в хатку и вернулась с огромным пирогом, начинкой которому служили лесные орехи и яблочное варенье.

За чаем мы больше двух часов проговорили о местных раскладах, о старом колхозе, новом лесхозе, районном начальстве и о милиции. В результате, реальное положение дел меня удивляло, но не сильно. Ведь в прошлой жизни я и сам часто сталкивался с тем, что многие высокопоставленные полицейские чины и причастные к судьбам людей чиновники, страсть как не любят что-то делать во благо и влезать во всякое непонятное.

Схема одна. Лучше уж прикрыть глаза и пройти мимо, чем сунуться, проявить инициативу и с вероятностью 90 %, в последствии, получить по шапке от вышестоящих товарищей. И чаще всего такое закрывание глаз и халатность, заканчиваются большой кровью.

Самый выдающийся случай подобного это Чернобыль. Катастрофа произошла при самом прогрессивном и разрушающим партийные скрепы, президенте СССР Михаиле Горбачёве, но нигде в мире кроме России, эта страшная авария, почему-то с ним не ассоциируется.

Вот и здесь, люди периодически пропадают. Большой кусок тайги негласно превратился в закрытую зону. Я сам едва прибыл на Тринадцатый километр, почуял присутствие крупной и явно опасной аномалии. А местная милиция и начальство, при прямом попустительстве районной партийной номенклатуры, тормозит и списывает всё на диких зверей и природные явления.

Во время беседы, я подводил Щукаря к теме про аномалию, но он каждый раз пускал нить разговора по другому пути, ни в какую не желая рассказывать о том, что на самом деле случилось на прииске и в лагере военнопленных.

А когда за окнами начало темнеть он и вовсе поднялся, и начал собирать всё со стола, дав нам понять, что пора расходиться.

— Авдотья голубушка, а покажи-ка лейтенанту свой старый дом, а с утра я тебя на электричку отведу, да письмецо бабке Матрёне передам — сказал дед Щукарь напоследок и положив трёхлинейку на стол, явно приготовился затеять чистку оружия.

Выйдя за ворота, мы уже в сгущающиеся сумерках, направились к дому тётушки, и я не выдержав задал ей крутившийся на языке вопрос:

— А почему дед Щукарь у себя не позволит нам переночевать, ведь дом у него огромный и так было бы всем проще.

— Ночевать в Морозовской домине, нет уж — неожиданно ответила тётушка, да с таким видом, будто я задал глупый вопрос, ответ на который все знают. — В этот дом ночью никто войти не сможет, как и выйти, окромя одного Щукаря.

— Это почему так?

— Да так уж повелось, ещё с тех пор когда тут последние семьи жили. И ты ночью к его дому не вздумай ходить, иначе… — тетушка нахмурилась и замялась, не договорив, а затем резко ускорившись, потопал побыстрее.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны — под нос проворчал я и зашёл в распахнутую настежь калитку.

Дом у тетки оказался вполне справный и лишь немного выглядит запущенным. По всей видимости сруб из толстенных, кедровых брёвен стоял на сваях, так что крыльцо было высоким. Сразу за стеной веранды нашлась большая, русская печь, и несколько перегородок, разделяющих большое помещение на четыре разных по размеру комнаты. Вторая, каминная печь, для обогрева, находилась в своеобразном зале, заставленном старыми шкафами.

Убранство роскошью не отличалось, но было нормальным по сельским меркам. На окнах занавесочки, на полах половики, а на стенах домотканые ковры с грубыми орнаментами. По всей видимости пока мы ужинали с дедом Щукарём, тетушка успела произвести в доме генеральную уборку, так что как это не странно, но пыли я не нашел даже на шкафах.

— А почему вы мебель не забрали — немного удивился я, после осмотра кроватей, сервантов и резных трюмо с тумбочками.

— Так милок всё просто, мне старшый сын запретил что-то отсюда, окромя икон, брать, вот я и не забрала почитай ничего — с явным сожалением ответила тётушка. — Ну всё милок, пора спать. Я тебе в комнате детей постелила, а сама лягу в спальне. Если захочешь по нужде, туалет во дворе, только смотри назад заходить будешь не забудь веранду и двери в дом на крючок закрыть, а то опасаюсь я всякого.

Если честно, то я хотел ещё пораспрашивать тётушку о всяком, но увидев, что она точно готовится ложиться, понял, что сегодня не судьба и решил отложить разговор на утро.

Однако, перед тем как приготовиться ко сну, я взял тот необычный фонарик, что мне оставил Ювелир и принялся обходить территорию. Проверил все дворовые постройки, сеновал, хлев, курятник и летнюю кухню. Потом обошел заросший бурьяном огород с садом и сходил к бане. А за ней неожиданно обнаружил озерцо, десять на десять метров с мостком для полоскания белья и набора воды.

Пока бродил, понял, что несмотря на некое чувство перманентной тревожности, и неухоженность участка, мне тут нравится. К тому же в этой умирающей деревеньке действительно остро чувствовалось присутствие человеческого духа.

Прикрыв ставни на окнах, я запер двери и только после этого начал готовиться ко сну. Тетушка Авдотья уже сопела, когда я наконец выключил фонарь и улёгся на кровать. И едва стоило голове дотронуться до подушки, как сон мигом заполучил меня в свои объятья.

На этот раз, я снова брёл по знакомому жемчужно-белому песочку, райского пляжа. А над ночным, Тихим океаном стояла необычайно огромная, полная луна, освещающая длинную полосу, необычайно высоких стволов, кокосовых пальм.

Пройдя всего десяток шагов, я увидел её. Полностью обнажённая Полина, грациозно выходила из лениво накатывающих волн, и её рельефное и влажное тело гимнастки, блестело под лунным светом.

Остановившись, я невольно залюбовался возбуждающим видом и не удивился, когда она подошла вплотную и позволила себя приобнять. А затем она пристально посмотрела мне в глаза и заговорила:

— Гена, просыпайся. Тебя кажется хотят убить.

Её слова вызвали диссонанс в голове и буквально вырвали из объятий глубокого сна. Слетев с кровати, я почти бесшумно приземлиться на полу. Одна рука тут же выхватила «Кольт-1911» из-под подушки, а вторая начала привычно чертить в воздухе строчку рун, вызывающих теневика.

После этого частичка меня вырвалась наружу бесплотным призраком и пройдя через две стены, замерла на высоком крыльце. Тут теневик быстро осмотрелся и тут же заметил темную фигуру в капюшоне и с двустволкой в руках.

Незнакомец медленно шагал со стороны бани, по выложенной трухлявыми досками тропке и после каждого шажка останавливался и прислушивался.

Неужели тот самый черный охотник — подумал я и в этот момент, в лунном свете я заметил ещё одного чужака, аккуратно отпирающего калитку. Этот в руках держал обрез винтовки, а на голове у него была нахлобучена клетчатая кепка.

Заметив за его спиной ещё троих, я послал призрака вперёд, и он застал за забором притаившуюся группу вооружённых людей.

— Косой, свет в хате не горит, кажись все давно дрыхнут — прошептал тот что с обрезом.

— Вот и хорошо, значит возьмём мента тёпленьким — просипел лысый мужик с автоматом «ППШ-41» в руках и проверил хорошо ли сидит дисковый магазин.

— А если к примеру, у него валына есть и он начнет дёргаться? — спросил пухлый, мелкий мужичок в фуфайке и с карабином «СКС» на плече. — А то ведь деньги-деньгами, но под пули то ментовские лезть пацанам не охота.

— Шмель не жужжи. У него кроме Макарова да двух магазинов к нему, больше ничего с собой быть не может. Так что если пекаль достанет, то сразу валите его братва на глушняк. Нам всё равно по оговоренному тарифу заплатят, а без обещанной премии мы как-нибудь обойдёмся.

— Косой, а ежели дед Щукарь в разборки влезет? — спросил тот что с образом.

— Барсук, бестолочь, ты на луну то погляди, да зенки свои по шире разуй, видишь месяц заметно округляться стал, так что дед ночью точно не влезет.

— А что с тёткой Авдотьей делать будем? — спросил высокий вихрастый парень в плаще, который до этого помалкивал и принялся заряжать кавалерийский карабин.

— Шпала, тетку однозначно в расход. Нам свидетелей оставлять никак нельзя.

Пока теневик подслушивал их трёп, я быстро одел бронежилет и взял автомат. Затем скользнул в спальню к тетушке и разбудив, зажал ей рот ладонью.

— Авдотья Никитична, молчи и как только отпущу, сразу в тот подпол полезай, который ты мне показывала — приказал я, шепча ей на ухо и та к немалому моему удивлению не только не испугалась, но и вполне осмысленно кивнула.

Завернувшись в одеяло, тётушка на ощупь дошла до маленькой комнаты и начала ловко вскрывать доски пола, при этом не издав ни одного лишнего звука. Затем я помог ей спуститься вниз и заложил доски на место.

В это время теневик обогнул участок по периметру и насчитал восемь вооружённых огнестрелом старателей, по какой-то, пока необъяснимой причине, временно переквалифицировавшихся в киллеров.

Наконец закончив с приготовлениями, они выдвинулись к дому с четырех углов, а я замер у русской печи, решив начать плясать под её частичным прикрытием.

— Ну что ж ребятки приступим — прошептал я и в этот момент на веранде скрипнул отодвигаемый ножом, запертый крючок.