Глава 15

— Славно вновь оказаться на свежем ветру, — заметил Тамука, жадно вдыхая полной грудью ночной воздух соснового бора.

— Этот проклятый корабль подходит только для скота, — согласился Хулагар. — Мы рождены для степи и свободы.

— И все же сейчас нам не обойтись без скота и кораблей, — с горечью произнес Тамука. Огромный мерк потянулся, захрустев суставами, и сел на землю, прислонившись спиной к стволу. Его взгляд был направлен на противоположный берег реки. В городе было тихо, все огни в домах погашены, и казалось, что Суздаль населен одними призраками.

И почему это скот выбрал себе такую жизнь? Забились, как крысы, в вонючие норы, отгородились от остального мира стенами и живут среди собственных нечистот. Как прекрасны бескрайние степи Валдении, когда восходящее солнце окрашивает багрянцем заснеженные холмы или когда на стойбище опускаются сумерки и голоса певцов поднимаются к небу, встречая первые звезды! И как может скот жить в городах, если на плодородных равнинах Констана трава поднимается в конский рост, и, когда орда пересекает их, кажется, что лошади плывут по нескончаемому зеленому морю? Каждый оборот вокруг плоской степи заканчивается у Крыши Мира, где живут души предков, и Баркт Нум, тонкий серебряный шпиль, вырастает над зеленым океаном на расстоянии еще десяти дней езды. Как может жить скот, ничего не зная о тех чудесах, которые видел Тамука? Его воспоминания вернулись к тому дню, когда он поднялся на священные холмы Баркта и смотрел на небесные огни, танцующие между пиками, скалистыми зубами, вонзающимися в космос. Через четверть оборота он снова окажется там!

Тамука вспомнил, как был напуган, впервые посетив священное место, и улыбнулся. Все, кто родился в предыдущий оборот и мог управиться с луком и копьем, отправлялись в одиночку в высокие горы, чтобы обрести свой «ка» – боевой дух. Тамука никогда не забудет пляску огней в ночном небе и доблестных предков, скачущих поперек бесконечного звездного шатра, гривы их гарцующих коней и посылаемые ими горящие призрачные стрелы, вонзающиеся в горы. В ту ночь они подарили ему талисман, поразив небесным огнем ледяную макушку горы. В мерцающем отсвете звезд он взобрался на самую вершину и нашел там все еще теплые обломки их стрелы.

Тамука засунул руку под кожаную броню и нащупал маленький кошель из скотской кожи, хранящий драгоценный амулет.

Сидящий рядом Хулагар улыбнулся:

— Думаешь о Баркте?

Хотя Тамука был моложе его почти на целый оборот, Хулагар взирал на молодого носителя щита с нескрываемым почтением. Ему был дарован знак предков. Он был выбран носителем щита в канун своей двенадцатой весны, за год до того, как они вернулись в то место в горах, где, согласно песням сказителей, их предки пришли в Валдению десять тысяч оборотов назад.

Через пять лет мы опять придем туда, — ответил Тамука. — Странно будет вновь увидеть ее, Крышу Мира, место отдохновения.

— Я часто молился о том, чтобы еще раз взглянуть на Баркт, — произнес Хулагар, — и удостоиться высшей чести быть похороненным там, а не сложить свои кости в высокой траве.

— Хулагар, ты говоришь чепуху. Может быть, через оборот, когда мы в следующий раз вернемся на Баркт и твоя шерсть станет совсем седой, твое желание исполнится. Но не раньше.

— Наш мир меняется, — вздохнул Хулагар.

— Ты про войну с бантагами? Это пройдет, — беззаботно заявил Тамука. — Такое бывало и раньше, и все кончится хорошо. Они нас сейчас крепко прижали, это правда. Мой отец пел мне о днях своей молодости, когда Горгат, дед Джубади, разбил бантагов и вся степь была красной от их крови. Все уже когда-то было. Оборот назад мы потерпели поражение от тугар – даже я помню битву при Орки. А теперь тугары превратились в нищих.

— Их победил скот, — ответил Хулагар. — Здесь, у этого города, были они разбиты, а сейчас мы с тобой прячемся в тени и наблюдаем за этим проклятым местом, где скот уничтожил орду наших братьев по крови.

— В твоем голосе звучит страх, — прошептал Тамука. — Страх не только в моем голосе, но и в сердце, — сказал Хулагар.

Тамука с почтением посмотрел на носителя щита кар-карта и медленно кивнул головой. Ни один воин даже своему «ка» не признается, что испытывает страх. Однако Хулагар, как и он, был носителем щита, его воспитали члены их небольшого братства. Он всегда говорил только правду, даже если его слова вызывали насмешки и презрение других. Наставник обладающего безграничной властью кар-карта видит вещи такими, какие они есть, и поэтому правитель орды нуждается в нем больше, чем в ком бы то ни было.

— Расскажи мне о своем страхе, — попросил Тамука, не отрывая взгляда от глаз Хулагара.

— Сто пятьдесят оборотов назад жизнь наших кланов резко изменилась, — нараспев произнес Хулагар, и Тамука вздрогнул, потому что это был знак того, что в его собеседника вселился священный дух, говорящий его устами. — Ибо мы знали, что туннель света, тропа наших божественных предков, которые умели странствовать между звездами, достигает многих миров. Иногда появлялись странные существа, которые высыхали и умирали под светом нашего солнца. Появлялись и другие, такие как юа, которые ходят как мы и служат скотом для пао, живущих за границами владений бантагов, или страшные йоры, которых мы победили. К нам попадали странные растения, например плоды «десар» или вот эти деревья, под которыми мы сейчас сидим. И еще к нам попадал скот. Скот был одинаковым и в то же время разным; казалось, что он приходил к нам из разных мест, но мы не знали об этом, потому что орда жила в Баркте и наши сказители пели песни о возвращении божественных предков, покинувших Валдению десять тысяч оборотов назад.

Тамука кивал, слушая слова Хулагара. Песни о тех временах распевались вечером у костров, женщины и дети садились ближе к пламени, а воины стояли кругом позади них.

— И тогда пришел скот, который привел с собой лошадей, священный дар, посланный нам божественными предками. И мы приняли этот дар и отправились в бесконечное путешествие вокруг мира навстречу солнцу, мы освободили себя, наши глаза смотрели всегда вперед, мы искали тропы к звездам и подчинили всю Валдению своей власти, как и было предназначено. Нам больше не надо было копаться в грязи, чтобы вырастить себе пищу, ибо наши предки послали нам скот. В ответ на наши молитвы они одарили нас всем, о чем мы мечтали – конями, в которых наша сила, и скотом, нашими слугами и нашей пищей. Они дали нам свободу.

Хулагар вздохнул, и его глаза закрылись. Тамука видел, что священный дух еще не покинул его, и терпеливо ждал.

— Я слышу голос страха, разносимый ветром, — прошептал Хулагар.

Шерсть на теле Тамуки встала дыбом, он был напуган и не скрывал от себя этого, так как тоже был носителем щита – тем, кто должен смотреть в корень.

— Скот изменился, — продолжил Хулагар. — Все в мире перевернулось с ног на голову. Вису, певчая птичка, теперь охотится за ястребами, мышь перегрызает горло лисе. Скот изменился, он стал похожим на нас, и мы должны стать похожими на него. Баланс сил нарушен. Наши предки, скачущие по небу, со страхом глядят на нас, они взывают к нам, предупреждая, что наша эпоха заканчивается. Радость бесконечной езды, наша свобода – все это исчезает во мраке ночи. Мы вернемся в Баркт, но будем ли мы еще беззаботно скакать по степи?

Хулагар смолк.

Ночную тишину разорвал ястребиный клекот. Хулагар встрепенулся и перевел взгляд на Тамуку.

— Мы окажемся глупцами, если не будем придавать значения этому, — указал он на «Оганкит», стоявший на якоре посреди реки.

— Надо уничтожить весь скот, — севшим голосом предложил Тамука, — чтобы не осталось никого, кто бы помнил о таких вещах. По крайней мере год или два у нас будет вдоволь еды. А в следующий оборот мы можем привести сюда новый скот из других земель. Скажем, в Констане их уже слишком много – пусть миллион из них отправится на восток и заселит эту страну. Мы уже делали такое в прошлом, переселяя огромные стада с места на место, чтобы у нас была пища во время всего оборота.

— Два года назад заражено было только это место, — промолвил Хулагар, указывая на темный город. — Если бы тугары не были такими дураками, они покончили бы с этим злом, а нас оно бы даже не затронуло. Теперь же есть три скотских народа, которые умеют делать машины. Машины, в которых мы ничего не понимаем. Нет, Тамука, это знание распространится быстро, как степной огонь, и нам его не остановить. Подумай сам, если бы ты был скотом, что бы ты почувствовал, узнав, что нас так легко убить.

— Никто из орды не опустится до того, чтобы думать как скот, — ровным голосом ответил Тамука.

— Ты носитель щита! Ты должен научиться проникать в мысли каждого существа, чтобы хорошо служить своему кар-карту.

Тамука помедлил с ответом.

— Думать как скот, Хулагар? Я должен отказаться от своей сущности, забыть, что избран своими предками, доблестными хозяевами бесконечной степи? Забыть, что я в одиночку могу войти в жилище скота и выбрать того, кто украсит мой стол? Забыть, что десять тысяч таких, как они, будут дрожать при виде меня и по моему приказу подставят горло под лезвие моего меча? — лицо Тамуки скривилось от отвращения. — Разве кто-нибудь из них заслуживает жизни?

— И все же они думают, они чувствуют, они плачут, когда мы забираем их родню для наших убойных ям, — сказал Хулагар. — Поэтому они могут ненавидеть нас и даже мечтать о том, что бы они с нами сделали, если бы у них были для этого средства.

— Меня больше беспокоят мысли моего коня, чем заботы этих тварей, — фыркнул Тамука.

— Меня тоже, — согласился Хулагар. — Мой конь – это часть моего «ка», это мой спутник на пути в мир предков. А скот – это всего лишь пища для моего желудка как в этой жизни, так и на том свете. Но скот, в отличие от коней, умеет делать оружие. В этом огромном мире его так же много, как звезд на небе. В десять раз больше, чем нас, может быть, в сто. Весть о том, что произошло в этом городе, дойдет до всех.

— Я слышал, — медленно произнес Тамука, — что когда те, кто защищал этот город, уже не рассчитывали на победу, кар-карт Музта собирался дать им пощаду, обещая, что возьмет на убой обычное число скота, а остальные смогут жить как раньше.

— И они отказались, — в голосе Хулагара слышалось волнение. — Их вождь Кин сказал, что лучше они все умрут, чем будут пресмыкаться под игом орды. Я тоже это слышал. Они думают как мы, Тамука. Если бы в этом мире все полетело кувырком и мы оказались бы на их месте, наш ответ был бы таким же. Мы все скорее бы умерли, чем подчинились заклятым врагам. Теперь они мечтают уничтожить нас, и у них есть для этого средства. Мы можем убить их всех, но странники, которых мы никогда не можем поймать, разнесут весть о них, передадут их знания. Они уже делают это, ведь с ними передвигаются целители, прекращающие эпидемию. Этого уже не остановить.

Тамука поднялся на ноги, подошел к берегу и посмотрел на город русских. Вдруг в небе возникла яркая вспышка света. Огненный шар дугой прочертил небосклон, на мгновение застыл в верхней точке полета и, набирая скорость, понесся вниз. За рекой полыхнуло, и несколько секунд спустя они услышали приглушенный звук взрыва.

— Мы должны узнать от них все, что им известно, — с силой произнес Тамука, повернувшись к Хулагару, едва различимому в ночной темноте. — Мы должны научиться делать оружие своими руками, а не поручать такое ответственное дело скоту.

— Тогда тот мир, который мы знали на протяжении множества оборотов, исчезнет, — отозвался Хулагар.

— Значит, тому суждено быть.

— Мой кар-карт хочет использовать это оружие против бантагов.

— Это безумие!

— Почему?

— Вот наши настоящие враги, — воскликнул Тамука, показывая на Суздаль. — Их существование угрожает нам всем. Пусть скот убивает скот, но зачем меркам воевать с бантагами?

— Именно так мы всегда доказывали, что мы воины, — ответил Хулагар. — В этом смысл нашей скачки, нашей жизни. Война нужна для того, чтобы во весь опор нестись на врагов, чтобы слышать их плач и чувствовать, как радуется наш «ка».

— Скот тоже научился воевать, носитель щита Хулагар. Но они сражаются, чтобы уничтожить нас. Слава для них не имеет значения. Необходимо взглянуть правде в лицо: война навсегда перестала быть тем, чем была раньше. По крайней мере до тех пор, пока мы не уничтожим эту заразу.

— Вот что мне пришло в голову, — задумчиво произнес Хулагар. — Откуда берутся эти смертоносные машины, корабли, которые движутся по морю без весел и парусов, повозки, которые передвигаются по земле без лошадей? Откуда это все берется?

— Из тех зданий, которые они называют фабриками, — ответил Тамука. — А что?

— Здания стоят на месте. Если мы хотим иметь эти машины, мы должны будем построить такие здания, соорудить одни машины, чтобы делать другие, и сами работать там.

Слова Хулагара поразили Тамуку, который полным горечи взглядом окинул ненавистный город.

«Неужели такова наша судьба? — пронеслось у него в мозгу. — Чтобы выжить, нам придется уподобиться скоту. Мы больше не будем скакать по степи навстречу ветру, нам придется работать у огненных печей, построенных скотом. Сила уступит место мастерству».

— Подумай еще об одном. Я видел первую пушку, сделанную янки, ту, которую они отдали карфагенянам в обмен на металл. Она была небольшой – два воина могли с легкостью ее поднять. Теперь они делают новые орудия, и, чтобы их поднять, нужны усилия пятидесяти воинов. Эти пушки могут сокрушать стены, могут убивать на таком расстоянии, что даже не видно, куда падает ядро. Этот скот очень умел. Кин делает пушку, а Кромвель придумывает другую, более смертоносную. У меня есть подозрение, — добавил он после паузы, — что когда этот Кин вернется, у него будет еще более могущественное оружие. Я видел священные луки кар-карта, спрятанные в святой юрте, луки, принадлежавшие властителям степи сотни оборотов назад. Они такие же, как наши. Оружейники янки действуют иначе. Они все время улучшают свои изделия.

— Я рассказал тебе о новом устройстве, которое видел в Карфагене, — с надеждой в голосе произнес Тамука. — Там даже есть механизм, созданный нашими самыми далекими предками.

— Может быть, на время это нам поможет, — ответил Хулагар. — Но янки скоро придумают что-нибудь еще.

Тамука почувствовал, что от всех этих разговоров у него голова идет кругом. Если сейчас они вскрыли древний курган, то скоро настанет время начать поиски на Крыше Мира, в священном месте, где бессчетные годы жили их предки. И что же они там найдут? Поможет ли им это спастись?

Если они хотят выжить, им придется на это пойти. Тамука был носителем щита, приученным смотреть правде в лицо, какой бы горькой она ни была. Но как к этому отнесутся карты, вожди кланов? Смогут ли воины, воспитанные в духе «ка», понять такие вещи? И что скажет кар-карт, которому предстоит править своим народом в это новое время?

В этом будет его первостепенная задача, осознал Тамука. Теперь он в полной мере проникся важностью своей миссии.

— Я понял, почему ты рассказал мне все это, — наконец произнес он, с величайшим почтением глядя на Хулагара.

— Кар-карт является самым главным из всех картов, — ответил Хулагар. — Он правит нами после битвы у Орки, своим умом он сдерживает силу бантагов. «Ка» щитоносца никогда бы с этим не справился, поэтому такие, как мы, не могут быть кар-картами. И все же я боюсь, он не до конца понимает, что сейчас нужно сделать для спасения нашего народа. Хотя взгляд Джубади затуманен и он никогда не поймет всего того, о чем мы сейчас говорили, я думаю, что Манту видит дальше. Мне кажется, в нем есть что-то от нас, от нашего образа мыслей. Его «ка» не так силен, как у отца, но нам сейчас нужен вождь, который кроме воинского искусства обладал бы способностью воспринимать наши слова, — Хулагар поднялся и подошел к Тамуке. — Вука никогда не сможет стать таким вождем.

— Пусть свершится то, что предписано, — вздохнул Тамука. — Выбор пал на Манту. Жаль Кана – он – тоже был бы хорошим вождем. Я должен проследить за тем, чтобы Вука отправился в последнюю скачку, примирившись с самим собой. Духи предков могут отвернутся от нас, если его душа поднимется к ним неуспокоенной.

— Надеюсь, что вскоре ты выберешь удачное время для этого.

Тамука склонил голову. Груз принятого решения был тяжел, и он понимал, как много теперь от него зависит. Тамука чувствовал, что скоро настанет переломный момент, что этот ненавистный Кин сможет вернуться. Может быть, тогда? Или когда долгожданный умен придет к ним на подмогу? Он поймет, когда придет время выполнить свой долг.

— Хорошо бы напоследок увидеть Баркт, — тихо произнес Хулагар. — Там на меня снизойдет спокойствие. Если предчувствия не обманывают меня, там завершится мой последний оборот. Тогда все это ляжет на твои плечи, друг мой. Кар-карту не обойтись без твоих советов, если нам еще суждено скакать по степи. Нам пора возвращаться на корабль.

Он подошел к берегу и забрался в небольшую лодку. Тамука последовал за ним. Взявшись за весла, молодой мерк оттолкнулся от дна и начал неумело выгребать на середину реки. Петляя и поворачиваясь вокруг своей оси, утлое суденышко постепенно приближалось к «Оганкиту».

— Одно я знаю точно, — негромко рассмеялся Тамука. — Какая бы судьба ни ожидала орду, моряками мы не станем.


— По-моему, пора отчаливать, — заявил Джим Хинсен, окинув взглядом усталых карфагенских солдат и пиратов Джейми, собравшихся на палубе галеры.

— Эй, у нас там осталось еще несколько сотен солдат, разбросанных по всему побережью, — возразил Джейми, — в том числе и мои парки. Ты предлагаешь их здесь бросить?

— То, что нам удалось раздобыть, гораздо важнее, — перебил его Хинсен, показывая на середину корабля.

Там был надежно закреплен локомотив, разбившийся у Кеннебекского моста и брошенный армией Руси. Такой большой груз, к тому же располагавшийся выше ватерлинии, мог при сильной качке отправить их всех на дно. Да, нелегко будет доставить паровоз домой, но зато как довольны будут мерки, когда он привезет им эту штуковину! Хинсен тридцать дней играл в кошки-мышки с Киндредом и понимал, что настало время сматывать удочки. По всей железнодорожной ветке до самого моста были расставлены военные гарнизоны, и суздальцы уже перебрались на другую сторону реки. Последний рейд обернулся для Хинсена разгромом: Киндред перехитрил его, устроив засады в нескольких милях от железнодорожного полотна. Джим потерял там около пятидесяти человек. Нет уж, он не даст себя ухлопать в этой богом забытой глуши!

В любом случае он вернется героем. Ведь именно Хинсен расскажет меркам о том, как он успешно сражался с десятитысячной армией янки.

— Они перехитрили нас, — сказал Джим, стараясь говорить как можно убедительнее. — Они возвращаются морем – ты же слышал гонца. Если мы останемся здесь, они загонят нас в реку и потопят, как котят.

Джейми оценивающе взглянул на Хинсена и промолчал.

— У меня там на берегу остаются хорошие друзья, — крикнул кто-то из солдат.

— Если хочешь, можешь сойти с корабля и присоединиться к ним, — отозвался Хинсен.

Опершись спиной о дверь каюты, он внимательно следил за реакцией своих людей.

— Через семь дней мы вернемся в Карфаген, — увещевал их Джим. — Вас встретят как героев, вы увидите свои семьи.

— А что будет с другими?

— Их всех спасут, обещаю вам. Если мы не отплывем сейчас, погибнут все. Кин, несомненно, сделает здесь остановку и поднимется вверх по реке, преследуя нас. Тогда наши друзья действительно окажутся в ловушке.

— Назад в Карфаген? — хитро усмехнулся Джейми. — А почему не в Суздаль?

— Вы хотите домой или в Суздаль? — вкрадчиво поинтересовался Хинсен.

Солдаты переглянулись, и на их лицах появились робкие улыбки.

— Отправляемся через час, — возвестил Хинсен и, не дожидаясь ответа, скрылся в своей каюте, расположенной на корме. Закрыв за собой дверь, он облегченно перевел дыхание. Джим вытащил из-под койки бутылку карфагенского вина и сделал затяжной глоток. Раз Кин возвращается морем, то могут быть только два варианта.

Если Кромвель выиграет, то он, как и раньше, будет оставаться в его тени. Но если Кромвель проиграет… Хинсен вновь приложился к бутылке, поднял глаза к потолку и улыбнулся.


— Батарейная палуба, салют!

У Эндрю под ногами гулко ухнула карронада, и из отверстия орудийного порта вырвалось облако дыма.

Полковник покачал головой. Салют получился довольно жалкий, но у них была на счету каждая унция пороха, и большего они себе позволить не могли.

В ответ на флагмане Марка приспустили флаг, но через несколько секунд пурпурный штандарт с римским орлом вновь взмыл на грот-мачте уходящей галеры. Опытные гребцы слаженно поднимали и отпускали весла, и казалось, что корабль летит над волнами.

— Красиво идут! — восхищенно произнес Эмил.

— Знаешь, Эмил, когда я раньше читал хроники Полибия, повествующие о возникновении Римской империи, меня в первую очередь интересовали Пунические войны, — признался Эндрю. — Кстати, я всегда сочувствовал карфагенянам.

— Почему вдруг? Это был отвратительный народ.

— Ну, я не знаю. Может, потому, что они оказались в проигрыше, а возможно, из-за того, что в конце концов учинили с ними римляне в Третью Пуническую войну. Я и подумать тогда не мог, что сам окажусь втянутым в этот конфликт!

— Не забывай, что мы все же в другой ситуации, — заметил Эмил. — Сципиону не приходилось иметь дела с мерками.

— А вот и наши парни, — перебил его Джон, завидев первую галеру, миновавшую банку.

Эндрю бросил оценивающий взгляд на приближающееся судно. Гребцам, безусловно, не хватало мастерства и слаженности, особенно в сравнении с «Римом», флагманом Марка. При каждом взмахе весел корабль слегка сносило влево, но, когда галера проходила мимо «Суздаля», Эндрю почувствовал энтузиазм, исходивший от новоиспеченных моряков. Гребцы задорными криками приветствовали небольшую группу на палубе броненосца, и Эндрю вскинул руку в салюте, после чего снял шляпу и помахал им.

Галеры вылетали с рейда Остии, как пчелы из улья; вода буквально кипела у них под веслами.

— Ох и непросто будет добиться какого-нибудь порядка, когда все они покинут гавань, — обеспокоенно произнес Эндрю. Флот был разделен на десять эскадр по десять галер. Каждой эскадрой командовал римский капитан.

— У нас будет пять дней, чтобы научиться соблюдать строй, — ответил Буллфинч. — Путь до Суздаля станет для нас пробным плаванием.

— Порядок-шморядок, — проворчал Эмил. — Доплыть бы до этого Суздаля.

— Наш доктор, как всегда, оказался пессимистом, — рассмеялся Джон.

— Профессия такая. Господи, да мне сегодня вечером наверняка придется лечить двадцать тысяч волдырей. Жаль, что сейчас полное безветрие и мы не можем хотя бы поставить паруса.

Когда прошла последняя галера, из-за рифа показался окутанный дымом броненосец «Республика Русь» под командованием Дмитрия. Судно продвигалось вперед с большой осторожностью – у его капитана весь опыт кораблевождения сводился к управлению небольшим торговым судном, ходившим по Нейперу. Корабль выглядел устрашающе – он был больше всех броненосцев их флота и имел водоизмещение почти шестьсот тонн. Его блокгауз был в три раза меньше, чем на «Суздале», в нем находились две драгоценные карронады. Две трубы извергали в небо струи дыма. Броня, защищавшая гребные колеса, придавала кораблю вид какого-то странного горбатого чудища, бороздящего море. За кормой судно тащило на буксире баржу, доверху груженную деревом – сотни кордов дров, без которых кораблю не хватило бы топлива до Суздаля. Над боевой рубкой развевалось обгорелое, пробитое пулями знамя 5-го Суздальского.

— Старина Пятый, — в голосе Эндрю слышалось волнение. «Республика Русь» прошла рядом с «Суздалем», и Дмитрий, стоявший на капитанском мостике, помахал им рукой.

— Если когда-нибудь напишут нашу хронику, этот полк займет в ней не меньше места, чем Тридцать пятый, — прошептал Фергюсон.

Эндрю бросил на инженера удивленный взгляд: раньше он никогда не замечал за Чаком интереса к истории.

После «Республики Русь» рейд начали покидать и другие броненосцы. Те, на которых были гребные колеса, шли несколько быстрее, чем винтовые.

Эндрю пересчитал суда. Броненосцев оказалось только шестнадцать.

— На «Новроде» сломался вал гребного винта, — прокричал с мостика капитан замыкающего корабля. — Он все еще в Остии.

— Черт возьми, — выругался Эндрю и бросил вопросительный взгляд на Фергюсона,

— Сэр, нам повезло, что у нас целых семнадцать броненосцев, — покачал головой Чак. — Будет счастьем, если до Суздаля доберутся десять из них. На каждом судне есть запасной вал, но его установка занимает от трех до четырех дней.

В его голосе Эндрю послышались виноватые нотки.

— Все в порядке Чак, ты молодец, — успокоил он инженера. — Просто мы и так уже оставили в доках три корабля, и меня душит злость, что приходится бросать еще один, даже не выйдя в море.

— Зато он может оборонять гавань, — вмешался Майна. — Мы оставили город почти беззащитным. Тот корабль с неправильно установленным двигателем будет отремонтирован только через несколько дней.

Эндрю взвесил эти слова и наконец согласно кивнул:

— Передайте им, чтобы оставались здесь. Тогда тут будет на плаву хотя бы два судна. Когда они нас догонят, бой наверняка уже закончится.

— Значит, решено, господа, — заключил Эндрю, переводя взгляд на море, где на волнах покачивался флот из ста с лишним судов. — Что-нибудь еще?

Его помощники отрицательно покачали головами, и в их глазах он прочитал нетерпение.

Слабо улыбнувшись, Эндрю повернулся к Буллфинчу:

— Адмирал Буллфинч, отошлите посыльное судно назад в гавань с сообщением для «Новрода». Теперь я в вашей власти. Давайте начинать.

— Да, сэр, — воскликнул молодой человек и, забравшись в рулевую рубку, начал отдавать приказы.

Бывшие солдаты армии Союза разошлись по своим местам, матросы бросились поднимать якорь, который представлял собой тяжелый кусок гранита, обвязанный канатом толщиной в руку. Они еще копошились у деревянной лебедки в носу корабля, а из труб на корме уже повалил дым, и «Суздаль» медленно сдвинулся с места. Броненосец постепенно набирал ход, Буллфинч задал курс на запад.

Эндрю ощутил дрожание палубы у себя под ногами.

Натянуто улыбаясь, полковник посмотрел на Эмила и уселся в кресло, поставленное на палубе специально для него. Пытка началась.


— В это невозможно поверить, — заявил Тобиас. — Только Кин мог такое выкинуть!

— Ты отрезал ему все возможные пути, — ответил Хулагар. — В наших странствиях нам часто приходится пересекать земли, в которых тяжело найти пропитание. Это суровые переходы. Твой Кин оказался в ловушке, и ему пришлось искать способы выбраться из нее.

Тамука молча сидел в углу, с презрением разглядывая обескураженного капитана. Этому янки удалось застать своего противника врасплох, но он не ожидал, что тот сумеет найти выход из тупиковой ситуации. Взгляд Тамуки на мгновение остановился на лице Вуки, который тоже пока не проронил ни слова. Его поведение казалось загадочным. Если раньше он все время шумно ругался и бахвалился, то теперь предпочитал отмалчиваться и держать свои мысли при себе. После возвращения Тамуки они не обменялись и десятком слов. Это означало, что Вука понял причину его возвращения. Хотя бы в этом он выказывал некое достоинство, не унижаясь до того, чтобы молить о пощаде своего щитоносца. Отвернувшись от Вуки, Тамука перевел взгляд на Тобиаса. Интересно, что теперь будет делать этот скот?

— Ты строил свои корабли почти год, — гремел Хулагар. — Как получилось, что им удалось сделать это всего за тридцать дней?

— Когда я оказался в Карфагене, у меня там ничего не было, — защищался Тобиас. — Хуже средневековья! Пришлось построить литейный цех, прокатный стан и токарные станки. Это потребовало времени.

— В Риме были те же условия, — тихо заметил Манту.

Тобиас почувствовал, что в нем закипает гнев. Эти ублюдки просто не понимали, как много он для них сделал, сколько трудностей преодолел. И теперь они судят его!

— У них был литейный цех, и они уже начали строить прокатный стан.

— А ты не уничтожил их.

— Я собирался это сделать, — вскинулся Тобиас. — Но не успел, потому что римляне взбунтовались и выгнали нас из города, — янки бросил обвиняющий взгляд на Вуку, но поостерегся добавить что-нибудь к своим словам.

Вука вновь промолчал, даже не повернув головы в сторону Тобиаса.

— Все это в прошлом, — поспешно сказал Хулагар. — Я хочу разобраться в настоящем и понять, чего ожидать от будущего.

Тобиас откинулся на спинку стула, и в каюте воцарилось молчание.

— У них должны быть паровозные двигатели, — медленно начал капитан. — Они перевезли их из Испании вместе с рельсами для брони.

— У них сильный флот?

— Возможно. Мы этого не узнаем, пока не встретимся с ними. Но вот что я могу вам гарантировать. На их кораблях не может быть тяжелых пушек, подобных нашим. Наши орудия, стреляющие пятидесятифунтовыми ядрами, весят около пяти тонн, а стофунтовки целых десять. Чтобы просверлить в них жерла, нужны очень тяжелые машины.

— Значит, ты считаешь, что мы сильнее?

Тобиас утвердительно кивнул.

— Сколько у него может быть кораблей?

— Гонец заметил только один, но он видел много столбов дыма над рекой. Я думаю, что у него пять, семь, максимум десять броненосцев. Кин не такой безумец, чтобы отправляться в поход с одним-двумя кораблями. Галеры нужны ему для перевозки людей, больше ни для чего. Скорее всего он постарается пристать к берегу и высадить войска.

— А если ему это удастся?

— На суше у него преимущество. Его войска лучше – мы знали это с самого начала.

— Каков твой план?

Тобиас улыбнулся. Его до сих пор преследовали кошмарные воспоминания о том, как «Мерримак» атаковал его беззащитный, севший на мель корабль. Но сейчас все будет наоборот. На этот раз он будет командовать «Мерримаком», а жалкие суденышки Эндрю станут мишенью для его пушек.

— Я выведу флот в море, — произнес он. — Галеры могут быстро маневрировать, их я возьму тоже. Они будут преследовать деревянные суда, а броненосцами займусь я сам. В городе останется гарнизон в пять тысяч солдат.

— Зачем уводить флот? — протестующе воскликнул Михаил, вскочив со стула. — Город в наших руках, но враги удерживают фабрики. Если у меня будет всего пять тысяч воинов, они могут отбить Суздаль.

— На реке у меня не будет пространства для маневра, — отрезал Тобиас. — Я хочу встретить их в открытом море и потопить, прежде чем они успеют высадить войска.

— Но если ты уйдешь, на меня могут напасть Калин и его люди, — упорствовал Михаил.

— Не беспокойся об этом, — прервал его Хулагар. — Я хочу, чтобы Кин и его армия перестали существовать. Все остальное сейчас не имеет значения.

Михаил исподлобья посмотрел на мерка, но ничего не сказал.

— Скоро рассветет, — тихо заметил Тобиас. — Если мы будем собирать наши войска днем, они это заметят. Когда наступит ночь, мы снимем осаду фабрик. Две канонерки будут всю ночь бомбардировать неприятеля, прикрывая наше отступление. На следующее утро флот отправится навстречу Кину.

— А что будет со мной? — хмуро поинтересовался Михаил.

— Если разведчики не ошибаются и Кин так близко, мы вернемся через три дня, — холодно ответил Тобиас. — Когда эти дураки увидят его труп, они поймут, что у них не осталось надежды.

Хулагар поднялся, пригнув голову, чтобы не стукнуться макушкой о низкий потолок каюты.

— С нетерпением жду того часа, когда я увижу битву кораблей с кораблями, Кромвель, — спокойно произнес он и вышел наружу. За ним последовали и другие мерки.

— Он все еще не знает о приходе Вушки, — сказал Тамука по-меркски, едва они вышли на верхнюю палубу.

— Ему незачем этого знать, — ответил Хулагар. — Он бы догадался, что мы захватим город и предадим его. Пусть он все поймет, когда это произойдет, но не раньше.

— Сюда придет Вушка? — резко спросил Вука, загораживая им дорогу.

Тамука мысленно проклял себя за свою неосторожность и неуверенно посмотрел на Хулагара.

— Да, это так, — медленно ответил Хулагар.

— А мой отец, он тоже едет вместе с ними?

— Его намерения были именно такими.

Губы Вуки скривились в слабой улыбке, и он отошел от них.

— Возможно, тебе придется сделать это, не дожидаясь подходящего момента, — прошептал Хулагар.

— Я не могу взять на себя такую ответственность, — возразил Тамука. — Вспомни, кар-карт сказал, что если он искупит свою вину, то ему можно будет сохранить жизнь.

— Искупит или нет, но мы не можем ему верить! Он знает, что скоро здесь будет его отец, чтобы судить его. Он подозревает, что тот его уже приговорил, и поэтому что бы Вука ни делал, он держит в голове эту мысль. Ты ведь не забыл, о чем мы говорили? Ради нашего спасения ты не должен медлить.

Тамука перевел взгляд на Вуку. Тот обсуждал что-то с Манту, оба негромко посмеивались. Вука дружески обнял брата за плечи, и они скрылись в сумерках.

— Он всегда ненавидел Манту, — прошептал Тамука. В его голову закралось подозрение.


Загрузка...