Очнулся совсем в другой местности — двурогая скала, срубленная молнией чинара, жаркие камни. И никакой машины рядом, ни целой, ни разбитой.
Судя по природе, местность эта на тысячи километров удалена от Ландскрона-Сити. Ландшафт и растительность Василию знакомы. Большой Кавказ. Если бы не приличный синяк на боку, залепленный дермопластом со следящим микрочипом, Василий мог бы сказать, что дело происходит двенадцать лет назад. Дермопласт-то можно уже и отклеить, гематому почти что сняло.
Он был в футболке, ботинках и штанах, таких грязных, будто на них состоялась Бородинская битва. Еще на нем был броник с дыркой. Имелся также автомат Daewoo K-20 c двумя обоймами — «подарок» Саида Бекмурадова. 12 лет назад Василий был экипирован получше. И мышцы не те, и позвоночник с суставами — не те, что тогда.
Но задание он понял. Вернуться в Тарскую. Его опять послали подальше бани, к анчару.
Шел ночью, при лунном свете. Без опытных людей, знающих и чувствующих местность, без спутниковой навигации — у бодика не ладилось с блоком связи — это было тяжело. Маршрутные карты, хранящиеся в памяти Навигатора, не мешали Василию Савельевичу плутать среди малоузнаваемых скал, круч и утесов. Бодик, имеющую туже оптическую информацию, что и хозяин, мог только подрисовывать виртуальные контуры окружающей местности. Но главный ориентир — полуразрушенную башенку — Майков все-таки нашел и провел там день, несмотря на присущий ей запах мочи. Пока коротал там время, подбадривал себя нашедшимися у бодика стрелялками.
Несколько раз в поле зрения появлялись овечьи отары в сопровождении пастухов-автоматчиков, но те шли в направлении перевала и не приближались к башне. Ночью Василий опять пустился в путь. Ему, похоже, не слишком везло — астрологи объяснили бы это пагубным влиянием Сатурна и Плутона. Ландшафт напоминал лабиринт, Майкову казалось, что в камнях сидят коварные сущности типа троллей, которые умеют водить за нос.
Его плутания по лабиринту завершились совершенно предсказуемо. Встречей с минотавром. Послышался шорох — собственно, этот ничем не отличался от сотен других. Да и чего удивительного в шорохе? Тот же камень живёт своей замедленной, но вполне настоящей жизнью: поглощает, выделяет, растет, распадается, совокупляется даже, ведет напряженную борьбу с окружающей средой — ветром и водой. Может треснуть и развалиться.
Последний шорох ничем не отличался от других, но он не понравился Василию. Ночной путник насторожился, прислушался, однако это не помогло. Василий поднял автомат, повернулся туда-сюда, озирая по кругу окрестности, сделал шаг и тут же земля вылетела из-под ног, оружие из рук, а сам он сильно треснулся боком. Хорошо хоть не тем, больным. Василию еще вывернули руки, схватили за шиворот, и в этом виде понесли мордой вперед. Всё, спалился? Его поднесли к крохотному, но страшно едкому фонарику, потом грубо задудели в ухо:
— Попался, гаденыш. Ну-ка признавайся, куда тебя послал Хожа Ахмет?
Затем вопрос в грубой форме был повторен на английском и четырех азиатских языках.
— Я не могу признаться, куда меня послал Хожа Ахмет, потому что я с ним не знаком, — честно выдавил Василий. — Вы так сильно тянете за шиворот, что из меня не вылезают никакие звуки, кроме хрюканья.
— Парни, ослабьте-ка хватку, — скомандовал кто-то, — свяжите ему ручонки за спиной и усадите.
Приказано-сделано. Парни сделали вид, что ослабили хватку, быстренько стянули руки Майкова липкой лентой и усадили на какой-то холодный булыжник.
— Да, теперь, пожалуй, мне лучше, — согласился Василий. — За исключением звука «о» я могу произносить все необходимые звуки. Хожа Ахмет меня, конечно бы, послал, если бы мы были хоть немножко знакомы.
— Так ты русский? — спросил тот, кто до этого уже отдавал приказы.
— Меня, кстати, Василий зовут, а вас?
— Мы не на танцах, чтобы знакомиться, — сказал малоразличимый даже при лунном сиянии командир. — Да и кавалер ты незавидный. В горы драпанул, от службы летаешь. Оружие украл, с поста скрылся. Нехорошо. Другие, значит, должны интересы страны защищать, а ты, понимаешь, будешь пользоваться всем готовеньким.
— Не спрашивай о том, что страна сделала для тебя, подумай, что ты сделал для нее, — всецело поддержал Василий. — В свое время я от службы не летал, а теперь здесь по личному делу. Какой из меня дезертир, если я уже почти пенсионер?
Кто-то из солдат доложил:
— Командир, автоматец-то не из наших арсеналов, османский.
— Да трофейный он, блин, в бою взял, — стал оправдываться Василий.
— Для боя у тебя должен иметься военный билет и приказ, иначе это не бой, а самоуправство. Ты понимаешь, странный гражданин, что я сейчас тебя шлепнуть могу, как боевика, — судя по звукам, командир поменял обойму в крупнокалиберном пистолете.
— Не застрелите вы меня, командир, — довольно уверенно произнес Василий. — Я ведь во сне буду являться вам, душить, пальцем грозить. А когда помрете, отбуксирую вашу душу в адское пекло, да еще стану лично угольки в плазму подсыпать.
Командир спрятал пистолет.
— Адское пекло здесь. Понял, земляк? Для всех, кто его заслужил… Ну, если ты не дезертир и не шпион, то чего здесь потерял?
— Я, похоже, ищу одну вещь. Это из области мистики, так что вам неинтересно.
— Интересно, — крепко пихнул его собеседник.
— Это такая штука, похожая на молодой месяц, открывает доступ к другой штуке, похожей на яйцо, из которой вылетают драконы. Если дракона оседлает не тот, кто надо, он может понаделать много зла.
— Драконы, говоришь?
— Это ж не я придумал, а ученые-китаисты. Китайцы ведь были главные специалисты по драконам.
— Хилую ты себе легенду придумал. А что за зло такое?
Василий, конечно, не мог рассказать первому встречному все подробности, да и вряд ли бы тот поверил.
— Большее, чем то, что может сделать человек сам по себе.
— Ты можешь мне назвать то, что является одним только злом и одним только добром?
— Да вы философ, командир.
— Приходится, земляк.
— А откуда вы знаете, что я земляк.
— Оттуда, — кратко ответил собеседник.
— Отпустите меня, майор, — попросил Василий.
— Откуда знаешь мое звание? — несколько опешил собеседник.
— Карты нагадали… Если в мой организм вживлен маячок, то у вас могут быть неприятности из-за меня.
— Неприятности могут быть только у тебя из-за нас. А с твоими «жучками» мы быстро разберемся. Эй, Чернов, обведи-ка пленного сканнером.
— Да я не пленный.
— Пленный лучше, чем покойный, — резонно заметил майор, а Чернов, возникший громоздкой тенью, просто провел рукой — в перчатку унего, наверное, был спрятан детектор.
Сканирование дало утешительные для всех результаты, хотя Василий знал, что активация молчащих «закладок» не всегда срабатывает, особенно это касается киберорганических «жучков».
— Двинулись, — велел командир, — Келин вперед, Чернов замыкает, нового члена навьючить так, чтобы ему тошно было.
И Василия пригнули к земле рюкзаком кило на пятьдесят, причем сказали, что там взрывчатка, поэтому бросать не рекомендуется. Поскольку земля тут же встала под углом в тридцать градусов, то от нее до носа оставалось не более двадцати сантиметров. Впрочем, ночью больше и не требовалось.
— Я вам сочувствую, — сказал Вергилий, — но могло быть и хуже.
— Еще может быть хуже.
Группа из семи бойцов и Василия двигалась на юго-восток — примерно в той стороне и располагалась Тарская. Время от времени командир доставал микродрон и запускал в воздух — для ведения разведки. К утру группа была километрах в шести от Тарской, — Майков все более узнавал местность, — но потом отвернула в сторону.
— Давайте здесь расстанемся, я ведь достаточно погорбатился на вас, причем совершенно бесплатно, — предложил Василий командиру, чье лицо закрывали не бимоны, а мощное забрало. — Вам прямо, а мне налево.
Майор отозвался не сразу, потому что, скорее всего, разбирался с тем сигналом, что выдавал ему дрон на подзабральный монитор.
— Куда торопишься, Василий?
— В Тарскую.
— Слушай, пенсионер, оставаясь с нами, ты рискуешь уцелеть, но прогулка в ту сторону будет для тебя недолгой.
— Вы устроите какую-нибудь мелкую гадость джихадистам — и тикать. А мне… страну и мир спасать, — Василий неожиданно выпалил то, в что недавно совершенно не верил.
— Если это правда, то ты псих и послала тебя психбольница. Меня другое интересует. На что ты надеешься, Василий? Ты надеюсь помнишь, как нас там уделали?
Сомнений не осталось.
— Капитан Лялин?
— Ты же сам назвал меня майором.
И майор впервые поднял забрало. Можно было и испугаться. Вместо глаз и носа какая-то аппаратура, даже в утренних сумерках заметны линзы видеокамер. На нижней челюсти что-то вроде заклёпок.
— Двадцать пять процентов черепа разрушено, физиономии особенно не повезло, гортань то же задело, так что и голос у меня искусственный.
Майор расстегнул молнию на правом рукаве. И стало слышно, как работает его рука. Были видны рычаги, шарниры, что-то вроде кривошипно-шатунного механизма, пучки нанотрубчатых «мышц» и «кости» из блестящего сплава, видимо титано-неодимового.
— Руку, земляк, я потерял в том же бою, что и голову. Еще там пара моих ребер улетела. Это всё наш визит в Тарскую.
— Прости меня, командир.
— А за что?
— За то, что не вытащил тебя тогда.
— Абсолютно правильно поступил. Тащить тот фарш, который от меня остался, значит и себя погубить, и всю группу… Я когда в госпитале очухался, был уверен — войне моей конец, выпишут инвалидность, и остаток жизни пропердИ на стульчике возле сортира. Ан нет. После этого были еще десятки передряг. В компании таких же железных дровосеков как и я. Сержант Чернов, расстегни-ка свой жилетик, не стесняйся.
Под броником, в районе сержантского живота, было что-то, напоминающее ракетную установку.
— Это вместо кишки. А теперь, Чернов-красавчик, застегнись, тут вам не стриптиз-клуб. И так далее, том же духе. Вот такой у меня эскадрон гусар летучих. Раньше инвалиды были обузой для министерства обороны, а нынче они первосортный стратегический материал… Экспериментируй с ними, насколько фантазии хватит, всё равно этому разорванному разрезанному простреленному народу терять особенно нечего. Вот у нас тут и человек-огнемет есть, так сказать Змей Горыныч, пламенем пыхкает, особенно, когда на горшке сидит… Ну как, всё осознал? Нас даже люди Хожи Ахмета боятся, поскольку знают, что Аллах любит нашего брата, раз мы живы до сих пор.
— Прости за вопрос. А чем ты с твоим апгрейдом лучше нормально оснащенного солдата? — поинтересовался Василий.
— Понимаешь, одно дело, когда мониторы приставлены к нормальным глазам, и совсем другое, когда сканеры электромагнитного излучения непосредственно сообщаются со зрительным центром мозга. Будь уверен, я вижу тебя совсем не так, как ты меня. К примеру, иначе обрабатываются фракталы, схожие или одинаковые видеозоны заменяются на спецсимволы и дополнительную информацию. Тут можно еще долго рассказывать, я ведь теперь стал спец по нейрологии и нейроинтерфейсам, но сэкономим время. В общем, когда мы гуляем по опасной местности, моя голова работает, куда больше чем твоя. И время реакции у меня меньше.
— Искусственной рукой сложно управлять, командир?
— Да вот этими остолопами куда труднее. Имейся бы у меня, к примеру, механический хвост, то, после годичных психомоторных тренировок с фармакологическим закреплением, я бы им шуровал также ловко, как заправская макака…
— Товарищ командир, я ведь самого главного у тебя не спросил. А кто тебя тогда вытащил?
— Самого главного я и не знаю. Меня подобрала вертушка грушников в паре километров от Тарской.
— А как насчет самой Тарской?
— Меня Тарская давно не волнует. Я приказы исполняю.
Группа пересидела разгар дня между камней, а чуть стало смеркаться, двинулась в путь — хамелеоновка придавала ей вид призрачный — лишь благодаря бодику Майков просматривал виртуальные контуры спецназовцев. Он, как ни старался, ни о чем не мог поразмыслить, только боролся с дорогой и со своим рюкзаком — новые коллеги уполовинили груз, но тот всё равно остался свинцовым. Внезапно движение прекратилось и ишак-отставник подумал, как это прекрасно. Через пять минут он уже думал прямо наоборот.
Группа русского спецназа встретила боевиков Хожи Ахмета раньше, чем ожидала. И это было минусом. Однако не столкнулась внезапно, что было огромным плюсом. Находилась она на местности выше, что, опять-таки, шло в плюс.
Впрочем, когда мешок с Василия сняли и он огляделся, то уловил, что позиция спецназа не столь уж удобная. Боевики шли гуськом по тропе, все — в хамелеоновках. Спецназовцы, благодаря компьютерной обработке изображений, худо-бедно видели их, но не всех. Слева и справа цепочку врагов заслоняли два утеса. И не было известно, шастают ли поблизости другие басурмане. Боевики почти сразу сшибли спецназовский дрон — аппаратура слежения и ПЗРК были у эмира Хожи Ахмета на самом высоком уровне — видать, техника поступала с гянджинской базы НАТО.
Лялин послал двух своих людей вниз, чтобы закрепились поближе к тропе и передавали сведения. Тут и стало известно, что боевиков много, очень большой отряд по здешним меркам.
Первыми в группе спецназа отработали солдаты с искусственными глазами-прицелами. Снайперы сняли бесшумными выстрелами пятерых-шестерых моджиков, прежде, чем остальные залегли среди придорожных камней и стали совсем неприметными.
Тут загавкал автоматический гранатомет командира и зашипела ракетная установка сержанта Чернова. Расщепляющиеся ракетные боеголовки с самонаводящимися элементами и противопехотные гранаты, начиненные игольчатыми зарядами, обдали камни огнем и металлом.
Василий видел, как приподнялся и рухнул один боевик, как разлетелось в ошметья несколько других. Стрельба с той стороны сразу стала пожиже.
Скопище боевиков, изначально насчитывавшая полсотни человек, вскоре сократилась на четверть.
Однако уцелевшие моджики стали быстро карабкаться вверх по склону. Можно сказать ошеломительно быстро — это выдавало искусственные мышечные имплантаты. Моджики по-прежнему теряли людей, десяток бородачей уложили те ребята, что находились ближе к тропе, но волну остановить не удалось. Вскоре стало припекать позиции, где закрепились оставшиеся пять спецназовцев. Несколько иголок царапнули камень рядом со сжавшимся организмом Василия. Лежать так, беспомощным студнем, — это было не только неприятно, но еще и портило нервную систему.
— Е-мое, подкиньте мне какую-нибудь пушку, — крикнул он расположившемуся неподалеку майору, — лучше всего, мой ствол верните.
— А может ты все-таки шпион ОПГГ? — отозвался тот в промежутке между двумя очередями.
— Через пять минут у тебя, Лялин, каждый стрелок будет очень важной персоной.
— Через пять минут и посмотрим.
— Если будет чем… — Василий затараторил горячо и настойчиво. — Товарищ командир, ты же знаешь, я — свой. Я вам помогу, а потом пойду за саблей по имени» Зульфикар». Иначе гады станут всадниками на драконах… Тогда всем каюк.
— Хватит трепаться, глюколов, — отрубил командир и перекинул Василию штурмовую винтовку. — Но учти, я за тобой слежу и стреляю с обеих рук. Без обид, я ведь не знаю, где ты был и что делал последние двенадцать лет.
Василий действительно пригодился, когда враги — а тех было двое — неожиданно ударили сверху. Теперь уже группа спецназа оказалась зажата огнем с разных сторон.
— Я попробую убрать эту парочку, — сказал Майков, — пока она не поимела нас в задницу. Эти типы умеют ловить потоки ускоренного времени.
— Ты всё такое же трепло, — с мучением отозвался майор.
Василий решительно карабкался вверх, пока не сообразил — между ним и двумя боевиками осталось метров пятьдесят отлично простреливаемого пространства. Причем враги фактически зажали его в клещи. Минута смятения сменилась секундой прострации, в которую он наконец почувствовал, как закипает ярость и толкает его в поток ускоренного времени.
Итак, двадцать шагов в направлении «на восемь часов» — там утес стоит, и уступы на нем как ступеньки. Если до него добраться, то уже он, Майков Василий Савельич, господствует над местностью.
Василий дал длинную неэкономную очередь из штурмгевера и рванул. Боевики предоставили ему паузу в две секунды. А потом огненная змея скользнула слева, что-то разорвалось справа, сбив с ног. Он упал, но тут же поднялся на колени, еще не зная, ранен или нет. Коленопреклоненная поза не означала смирения. Один из боевиков, привстав, целился в него, Василий выстрелил первым — врага он почти не видел, но почувствовал поток, в котором тот передвигается. С дыркой во лбу тот сразу стал видимым и безобидным. Майков кинулся вперед и заметил второго противника, когда тот высунулся из-за каменного выступа — расстояния оставалось не больше пары метров, а в обойме уже пусто. Прежде, чем хлестнула свинцовая плеть неприятельской очереди, Василий, ухватив свою винтовку за ствол как шкворень, шарахнул боевика прикладом. Попал всего лишь по руке, но автомат вышиб — это было плюсом, а минусом стало то, что моджик оказался очень быстр — наверное у него была фора за счет броска в Преднастоящее, какая-нибудь миллисекунда. Своей второй рукой, сильной как кран, враг перехватил приклад, направил ствол в Василия и выстрелил.
Сокрушающий удар пришелся на правую часть груди. Выстрел отбросил Василия в сторону, припечатал к каменистой земле и с первым же вздохом он понял, что повреждено легкое. А с первым выдохом увидел кровяной сгусток, вылетевший у него изо рта.
Враг наводил ствол, чтобы покончить с лежащим Василием. Враг, скотина, уже торжествовал. Но и Василий почувствовал, что василиск подхватил его.
До вражеского выстрела оставалась миллисекунда, но василиск растянул ее, перебросив Василия дальше в Преднастоящее. Теперь моджик стал связкой кровеносных сосудов, глаза его как две маслины плавали возле жирного пятна мозга, сплюснутого в передней части.
Выдох с ударом шипа — и василиск вернул всадника обратно.
Под рукой лежащего Василия оказался один из великого множества камней.
И хотя боль сверкнула, пронзив насквозь грудь, швырнул каменюку.
Потом он уже понял, что попал врагу прямо в окуляр бимона и, видимо, повредил глаз.
Моджик взвыл и, конвульсивно вздернув дуло, выстрелил. Василий прянул вперед — пусть даже боль занималась гастрономией в его груди, — крутанувшись, подсек противника ногой. А когда тот упал, шарахнул его другим камнем, поувесистее — в область темени.
Василий не стал проверять самочувствие захрипевшего боевика и ринулся вниз, невзирая на то, что в груди как будто работала сотня маленьких гестаповцев. А уже через несколько секунд он не услышал свиста воздуха, выходящего через дырку в груди.
Бой, как вскоре выяснилось, уже стихал. Двое спецназовцев накладывали сами себе повязки, трое постреливали вслед уходящему противнику.
— Куда ты, неугомонный? — спросил майор, явно не собираясь удерживать его больше.
— Спасибо за вечеринку, но теперь мне точно с вами не по пути.
— Я не хочу навязывать тебе компанию, — сказал командир, оценив вторую дырку на жилете Майкова, — и не могу предоставить медсестричку в коротком халатике, но сержант Чернов способен сделать тебе дренаж и перевязку.
— Нет, спасибо, дренаж не нужен, у меня там, в натуре, уже не свистит, значит пневмоторакса нет. Перевязку сам сделаю, только потом. А сейчас я не могу их потерять, басурманов этих моторных, которых мама через попу родила. Если не жалко, дайте мне индивидуальный медпакет первого класса.
— Вообще это дорогое удовольствие, но поскольку ты кровью смыл подозрения… Чернов, поделись с товарищем Майковым.
Хмурый сержант сунул Василию медпакет в камуфляжной упаковке, и еще разгрузку[47] с подарками — в подсумках винтовочные магазины, гранаты, самонаводящиеся мины — «тараканы». Сержант активировал ненадолго одну из них — усами шевелит, лапками перебирает, на звук реагирует.
— Командир, кому предназначалась та сабля?
— Одному козлу. Генералу Козловскому, предателю. Нынче его Казлаускас зовут. Если встретишь и будет нехлопотно убить его — убей. За меня и за нас.
— Товарищ майор, а как тебя зовут. Ну, по имени? Я ведь и тогда не спросил.
— По имени — Слава.
— Да постигнет тебя мирская слава. Прощай.
— Истинно говоришь. До встречи в лучшем из миров.
Два могучих инвалида пожали друг другу руки и разошлись, Василий, сразу уколовшись обезболивающим и противовоспалительными средствами, потащился за боевиками. Он едва не потерял детей гор из виду, но потом все-таки заметил спину замыкающего. Двигались они не слишком быстро, видимо, тащили раненых, поэтому он сумел не отстать, тем более что терзающая боль уже не возвращалась к нему. Несколько раз моджики куда-то палили, но совсем в противоположную сторону — верно, почудилось им что-то с недосыпу. К рассвету боевики Хожи Ахмета добрались до селения — а это была та самая Тарская — и Василий, подобно вампиру, застигнутому рассветом, стал искать себе какой-нибудь склеп. Нашел его в засохшем колодце, который в значительной степени был завален банками из-под колы, пакетами из-под чипсов и даже здоровенными памперсами. Короче, это была спонтанная местная помойка, а мусор накидали доблестные джигиты, не имеющие малейшего понятия об экологии.
В колодце Василий смог, наконец, рассмотреть последнюю рану. Он приготовился увидеть что-то страшное, но это оказалось еще хуже, чем ожидалось. На груди вовсе не нашлось раны глубокой, вместо нее имелся розоватый нарост, напоминающий медузу.
«Ну, брат, договорились же теперь ничему не удивляться, — сказал он сам себе, — вот если бы у тебя два члена выросло, тогда другое дело.»
Сказал это себе Василий и удивился, насколько фальшиво звучит внутренний монолог, насколько неестественным стал весь его психологизм. Похоже было, что психологизм вообще рассчитан на самый естественный ход вещей, а без такового начинается антипсихологизм и бред.
Он проверил, можно ли оторвать эту чертову медузу. Как же, она вырастала из его тела. Похоже, быстрая мутация и ускоренный рост мутировавших тканей входит теперь и в его арсенал.
Бинт был не нужен, но Василий решил еще немного понаблюдать, невзирая на отвращение. Заодно взял пробу крови тестером, имевшимся в медпакете. Удивительный анализ показал, что количество лейкоцитов близко к норме и СОЭ не более того, что бывает при простуде, словно и не было пробоины в груди; лишь некоторое увеличение уровня лимфоцитов намекает, что произошла неприятность.
«Похоже, что я действительно стал ДРУГИМ, не просто с отклонениями и красными полосками, а другим по сути.»
Эта мысль была на вкус, как стальное лезвие.
Часа через полтора края «медузы» стали сворачиваться к середке, отчего возникло сходство с цветком. Цветок сделался бутоном и, съеживаясь, принялся протискиваться вглубь почти заросшей раны, как будто хотел спрятаться от нескромных взглядов. Под конец снаружи не осталось практически ничего, даже шрама, лишь пятнышко молодой кожи. Василий сделал на всякий случай положенные по инструкции противовоспалительные уколы, и абзац — лечить больше нечего. Как будто полный ажур. Новый анализ крови показал лишь небольшое снижение уровня некоторых жиров в крови…
На гористый пейзаж уже вовсю наползала темень. Василий выбрался из колодца и направился в сторону экс-станицы. Нервы играли как струны гитары, ведь тот рейд закончился плохо. Вот уже завиднелся сад, где двенадцать лет назад хотелось впиться в искушающий плод смоковницы…
На этот раз Тарская выставила дозоры. Первый вражеский пост Василий преодолел довольно легко. Двое тяжеловесных лохов сидели, прислонившись к глыбе известняка. Казалось, самое лучшее — прошмыгнуть мимо них по-тихому, без лишнего шуршания.
Да только один из боевиков вдруг почувствовал экстраординарный позыв к мочеиспусканию и, когда отошел отлить, получил от Василия прикладом в ухо, свалился и затих. Второй, не дождавшись товарища, отправился проведать, не случился ли с тем обморок. Ведь у боевиков тоже случаются обмороки, если они предположим целый день постились, а после захода солнца пережрали. Около кустов, где лежало тело первого моджика, второй наткнулся на дуло пистолета, который Василий позаимствовал у первого.
Убивать врага Майков не стал: да нет, не пожалел, просто не хотел лишнего шума. На голову испуганного боевика была возложена граната, без чеки, от нее протянута леска, которая перекинута через ветку и привязана к сложенным за его спиной рукам. Майков предупредил пленного: одно шаловливое движение и голова серьезно пострадает.
Следующий патруль Василий миновал без соприкосновения. Если точнее, боевики благополучно прошествовали рядом с его головой, прикрытой охапкой прелой листвы.
Далее дорога вниз по склону уже никем не охранялась. Правда, в фиговом саду бегало несколько злых собачек, но от Василия они отшатывались с испуганным скулежем. И это лишний раз подтверждало, что он стал Другим.
Отставник пробрался известным ему путем до глинобитного сарая, обмануть камеру видеонаблюдения помогло нанотрубчатое покрытие бронежилета — моментная активизация и комплексный показатель преломления у «преграды» стал очень близким к воздуху. За сараем был знакомый терассчатый двор. Здесь Майкову помогли густые кусты, которых давно не тревожили садовые ножницы. Но за следующим забором Василия ожидал сюрприз, да еще какой. Лазутчик сперва страшно растерялся и стал грешить на оптический обман — за распаханной полосой нейтралки высилась бетонная стена неприступной крепости!
В первую очередь Василий поразился тому, что не заметил ее, наблюдая со склона. Потом врубился, что виновата маскировка. Напыленная на крепостные стены микросхемная краска несла фотонику, которая имитировала близлежащий пейзаж.
До ближайшего фаса крепости было еще с полсотни метров. Василий вернулся обратно к сараю и залег в лопухах, пахнущих кошачьей мочой. Затем пришел в полное отчаяние из-за отсутствия идей. Он не мог двигаться вперед и не знал, куда идти назад. Не играть же в крестики-нолики до скончания века в этих лопухах. Василий решил пообщаться с бодиком. На все жалобы Навигатор отозвался весьма теоретично:
— В природе не бывает замкнутых систем. Из этой самой крепости что-то выходит, например, дерьмо, и что-то входит, допустим, еда. Значит, уже два канала имеются.
— Но я не могу войти вместе с едой, потому что у меня невкусный вид, и не смогу выйти, потому что не дерьмо.
— Тогда вам не повезло.
От небесных явлений невозможно скрыться нигде — потихоньку занималась заря.
В оставшееся до восхода время надо было что-то предпринять, причем в темпе вальса. С позиции был виден приличный кусок крепостной стены и проходящей мимо дороги. В шесть утра по ней проехал микроавтобус — и стена открылась в том месте, где, вроде, и ворот никаких. Створки невидимых ворот разошлись в стороны, через образовавшуюся прореху был даже виден охранник вместе с постом электронного контроля.
Интересные мысли возникли еще минут через двадцать, когда к крепости стала подкатывать другая машина. Василий заметил, что на повороте она, сильно сбавив ход, проезжает впритык к кусту орешника, даже задевает его бортом. А от куста до ворот остается совсем немного, полминуты езды.
— Как ты думаешь, бодин сын, можно ли уцепившись за днище проезжающей машины, продержаться там полминуты-минуту? Тогда сезам откроется и для меня.
— Конечно. На днище полно неподвижных деталей. — поддержал идею бодик и вывел в виртуальное окно наглядную схему автомобиля. — Уголки крепления и так далее. Напомню на всякий случай, что сгодится для этого лишь грузовик и под передний мост лучше не соваться. Еще не советую цепляться за редуктор, он слишком большой, и за рессоры — может пальчики раздавить…
Василий Савельич прополз в кусты орешника обыкновенного — Corylus avellana, как любезно сообщил бодик, выводившие на лекторы принципиальные схемы днищевой части разнообразных грузовых машин. Лазутчик не особо успел их поизучать, как заметил подъезжающий автомобиль, и был это грузовик с парой задних мостов. Теперь оставалось сделать одно движение — и либо быть раздавленным как безвестный таракан, либо продолжить славный путь.
И вот уже шины вкрадчиво прошуршали по щебенистой дороге.
Рядом, но рано, еще рано, чуть-чуть рано, пошел! Бросок и перекат через бок. Неплохо получилось. Правда, не обошлось без накладок. Задняя шина едва не отутюжила ботинок вместе со ступней. Зато бодик успел просканировать «живую» картинку и подсветил виртуальными контурами неподвижные выступающие части. Василий ухватился руками, рывком подтянув ноги, и вновь вступил в обязанности ниндзи…
Есть контакт, сумел уцепиться за крепежные детали отсутствующего запасного колеса, хотя конечности едва не сорвались и не превратились в бесконечности. А надо еще поскорее закинуть ноги на задний мост, чтобы на дороге не осталось две параллельные борозды.
Если раньше Майкову хотелось, чтобы машина ехала помедленнее, то теперь совершенно наоборот. Амуниция и тело в момент стали свинцовыми и начали отрываться от быстро изнемогших рук. Вскоре уже непонятно было, где руки и суставы — желал разорваться весь организм.
Но вот машина, наконец, затормозила — значит, доехала, однако надо держаться, ворота еще только открываются.
Видно, как охранник топает своими ногами-столбиками. Ну, быстрее, скотина. Еще разговаривает, жопа, медленно и вяло. Так хочется растечься уставшей спиной по земле, а руки — те просто воют с надрывом. Водитель, наконец, помилосердствовал и двинул вперед. Когда это произошло, Василий подумал, что и охранник — хороший парень, ведь мог и под днище заглянуть. И вот конечная остановка. Хлопает дверца, водитель шаркает ногами, обутыми в обписанные кроссовки «Пума», по гравию — они удаляются вместе с остальным телом. Руки и ноги Василия расслабляются, спина шлепается на грунт, отсчитываются секунды райского наслаждения. Он сам себя вырывает из рая, за несколько перекатов сместившись к мусорному баку.
С другой стороны бака какие-то люди разговаривают на языке, малопонятном даже для бодика, различающего тысячу наречий. Если они сейчас зайдут на эту сторону, ниндзя-любитель окажет сопротивление с мощностью котёнка, потому что выдохся на двести процентов; однако же те удалились с миром. Василий прополз еще немного вперед, а затем осторожно выглянул из-за бака. Взгляду предстал довольно большой двор, прикрытый маскировочной сеткой, ячейки которой все время расширялись и сужались, имитируя шевеление листвы. И здесь была бетонная стена с дверью. Между тем торопиться на вход было рано. Ниндзя, как известно даже детсадовцу, это ночное животное.
Василий юркнул, словно ящерица, в наполовину заполненный бак и зарылся, будто змея, во всякий мусор.
Находится здесь было мучительно. Джихадисты и прочие моджахеды не соблюдали правила раздельного хранения пищевых и непищевых отходов. Они вообще соблюдали только правила шариата, да и то в отношении других, а не себя. Поэтому воняло немилосердно. Вдобавок Василия с нарастающим энтузиазмом садировало поднимающееся солнце, которое усердно разогревало бак, превращая его в сковородку.
Пытка без перерывов продолжалась весь день, и горе-лазутчику частенько казалось, что его иссушает и мумифицирует толпа зловредных древних египтян. Единственное, что порадовало Василия — ему не пришлось мочиться в штаны — высушенные мумии не мочатся. Еще кто-то, время от времени, порывался открыть бак, так что приходилось отчаянно цепляться за крышку.
Когда бесконечная пытка закончилась — а это было вечером — Василий не сразу выплыл из полуобморока. А из бака он выбрался только ночью. И, несмотря на недавний полуобморок, рванулся к запертым дверям. Тут и пригодилась трофейная паста, которая хранилась в кармане штанов номер пятьдесят. Та самая паста, которая применяется голубой полицией для взламывания дверей. Напустил ее в замочную скважину — а через минуту она затвердела, аморфная углеродная структура стала кристаллической алмазоподобной, и замок хрупнул.
Василий оказался в самом подсобном из подсобных помещений, где гнила картошка и прочие овощи. По счастью отсюда имелся выход. В следующем помещении ему повстречался человек, который рылся в коробе с хурмой, выискивая, что посвежее. Этот неприятель принял свирепый удар в затылок и отключился. Для надежности Василий залепил ему рот пластырем и запихнул в ящик с плохими помидорами (боевики явно не умели хранить продукты). Но перед тем стянул с поверженного овощеведа робу, подивившись волосатости оголенного тела и татуировке с изображением имярек в саду с гуриями — религиозный запрет на изображения был, наверное, нарушен из-за скуки. Роба грузного джихадиста пришлась Василию впору, будучи натянутой поверх бронежилета.
Дальше — больше. Возложив на плечо мешок с плохими овощами, чтобы не было видно искаженного волнением лица, Василий вышел в коридор, уводящий куда-то вглубь крепости. В конце коридора, у лестницы, стоял боевик на посту. Сердце заскакало, но боевик только хмыкнул, когда Василий, тщательно маскируясь, прошел мимо. Враг ведь был В СВОЕМ ЛОГОВЕ и потому расслабился. Ниндзя сделал вид, что поднимается вверх, но едва часовой отвернулся, отправился вниз по лестнице. Именно это направление подсказал ему бодик, да и чувствовалось, что самое главное находится ниже поверхности.
Ниже уровнем был еще один коридор, очень модерновый, похожий на те, которые пересекают космические станции, по крайней мере, в фильмах. Фотоническое покрытие несло сообщения арабской вязью или османской латиницей и источало свет.
Василий прошел по коридору метров двадцать и оказался возле какой-то двери с загадочной надписью. Тут его окликнули: «Гюнюню гёрусун сен…» Сзади приближался человек и говорил на одном из языков тюркской группы, более-менее понятном бодику, да и сам Майков, как-то прочитавший русско-турецкий разговорник, различал многие слова.
— Зачем ходишь тут, Мамед? Обкурился, что ли? Тебе куда сказали тащить этот мешок с овощами, сын осла?
В самом деле, человеку, даже опытному, свойственно видеть в непонятном явлении что-то знакомое и безопасное.
«Мамед» проворчал в ответ нечто невразумительное типа «ай, вай, забыл». А когда боевик приблизился достаточно близко, то напоролся. Василий лягнул его ногой в пах, а уже согнувшегося — ударил пыльным мешком по голове. «Вот такие теперь овощи вырастают», шепнул ниндзя поверженному противнику. Затем, тщательно обшарив тело, выудил несколько магнитных карточек. Впрочем, чтобы распахнуть ближайшую дверь, магнитный ключ не был надобен. Элементарно повернув ручку, лазутчик оказался в неприлично грязном — даже для базы джихадистов — сортире, куда и затащил выведенного из строя боевика. Здесь Василий первым делом напился из под крана — последний блестел и выглядел только что привезенным из немецкого магазина.
Для надежности ниндзя залепил рот поверженного врага пластырем и вколол ему общую анестезию щприцем из медпакета. А затем стащил с него френч, дивуясь волосатости оголенного жирного тела и татуировке с изображением генерала Джохара, сосущего что-то похожее на волчицу.
Френч, снятый с обширного горца, пришелся впору, когда был надет на жилет и робу.
А магнитная карточка пригодилась на следующей двери. Когда Василий вытащил ее из прорези замка, засветилась панель, на которой был изображен контур ладони. Ясно, что нужно немедленно что-то приложить, иначе система поднимет вой. Пришлось еще раз побеспокоить отдыхающего джихадиста, выудив его из сортира и подтащив настолько, чтоб можно было притиснуть его обмякшую ладонь. Система хотя и ругнула за неторопливость, дверь в секретный отдел таки распахнула.
Первым делом Василий затащил в открывшийся коридор поверженного боевика и захлопнул за собой дверь. Здесь тоже имелся сортир, только уже чистый, благоухающий, для избранных, туда лазутчик и сунул ненужного человека — спать в обнимку с голубым унитазом. Но там же Василий встретил еще одного ненужного человека, восседающего на горшке — его пришлось бесхитростно тюкнуть крышкой сливного бачка по голове — обошлось без анестезии.
Это было не по-джентльменски, но не горшке явно сидел не джентльмен.
Теперь можно было двигаться вперед. Коридор без всяких фокусов привел Василия к помещению размером в несколько десятков квадратных метров. Как будто входи и пользуйся. Но, прежде чем туда вступить, ниндзя по совету бодика просунул в помещение зеркальце из медпакета — в правом углу обнаружилась надзирающая камера. Трофейный френч Василия, конечно, маскировал, но оборачиваться лицом в тот угол не стоило.
В зале, напоминающем рубку космического крейсера, были и сенсорные пульты, и голографические экраны, и табло с множеством индикаторов. В общем, супермодерн.
— И куда летит этот «корабль дураков», ты как думаешь, Вергилий?
— Поднесите скин-коннектор, то есть два пальца, к разъему «толстого» коаксиального кабеля. Если они грязные, это даже лучше.
— А может мне еще голым задом на розетку сесть?
— Я же не сказал вставлять.
— Ладно, рискнем.
Василий поднес свой скин-коннектор к разъему — и в самом деле, подошло.
— Ждите, — сказал Вергилий.
— Что за мной придут люди с большим серпом для отсекания яиц?
— Ждать долго не придется, — хладнокровно произнес Вергилий. — Но держите пальцы ровно.
И в самом деле долго ждать не пришлось. Через минуту Василий услышал, как открывается дверь и кто-то входит в «рубку». Ниндзя успел спрятаться за главным пультом — но вошедшие знали, что ищут, и их берцы топали все ближе. Майков решил стрелять первым, резко поднялся и первой очередью скосил троих.
Он вовремя заметил еще одну дверь, ведущую в зал. Оставив главный вход вместе с прилегающим коридором под прикрытием самонаводящейся мины, Василий взял резервный на мушку.
Через несколько минут атака повторилась, уже с двух сторон. Не подкачал «таракан», сработавший по принципу «первого пропусти». «Первого» боевика Василий кончил уже в зале, а второго, третьего и четвертого, израненных и контуженных, добил в коридоре возле распахнувшейся двери — оставлять живых фанатиков за спиной было никак нельзя. Нарвались на пулю и те двое, что пытались проникнуть через резервный вход. Впрочем, если б двусторонняя атака немедленно повторилась, Майкову пришлось бы туго. Но начались переговоры. Кто-то заговорил через динамики вначале по-арабски, потом по-русски.
— Кто бы вы ни были, сдавайтесь. Мы гарантируем вам жизнь.
— После смерти или до? — поинтересовался Майков. — Прошу выдать гарантийный талон.
Пару минут был полный молчок. Пока Василий держал под прицелом сразу два входа, «собеседники» анализировали электронный слепок его голоса. И вот стали общаться снова.
— Мы знаем, кто вы. Василий Савельич Майков, вами играют, вами манипулируют. Вы даже не понимаете, каким темным силам стали служить. Вы ведь тоже за лучшее мироустройство…
— А вы ради «лучшего мироустройства» по станицам, деревням и поселкам последних русаков добиваете? Если этого от вас требуют светлые силы, то я лучше темным послужу, — отбился Василий. — И вообще не хочу разговаривать с теми, кто воду в туалете не научился спускать.
Неожиданно послышался голос тети Асии.
— Васенька, не надо, не вредничай. Прекрати стрелять, положи оружие. Тут достойные люди, и они не сделают тебе ничего плохого.
— Когда насильник уговаривает девушку, он тоже обещает сделать ей не плохого, а хорошего.
Раздался заливистый смех Асии Раисовны.
— Ах, Вася, ты все такой же баловник. Но только не медли, сдавайся.
— А Виталий Магометович, то есть Мехмет Айдин, да погладит его туфля пророка, что мне обещает? Или он во что-то такое превратился в здании «РЭГ» и теперь может только шипеть?
Снова небольшая пауза.
— Вася, сейчас Виталий Магометович не может с тобой поговорить, но я уверена, что он по-прежнему относится к тебе по отечески.
И снова вмешался первый голос, на этот раз несколько нервозный.
— Майков, у вас тридцать секунд на то, чтобы сложить оружие. Сейчас мы откроем еще один резервный вход и вы будете гарантированно уничтожены.
В самом деле, послышался подозрительный шум, намекающий на возню с замком.
Василий почувствовал испарину, ползущую по спине, он лихорадочно вертел глазами, выискивая третий вход, и все без толку.
— Ну, Вергилий, брехун несчастный, где вход, ведь душманы и тебя будут мучить, ковырять, распаивать.
— Вы можете помолчать, я кажется что-то слышу, — бодик неожиданно начал отсчет времени. — Пять, четыре, три, ложитесь…
Василий подумал, что бодик, похоже, свихнулся (и сейчас объявит себя арифмометром «Феликс»), но все-таки залёг, чем черт не шутит…
Даже улегшись плашмя, Василий был ошеломлен. Какой-то объект пробил потолок и пол и бубухнул где-то далеко внизу, основательно тряхнув всю крепость. Когда пыль улеглась, Майков увидел фонтаны пара, клубы дыма, языки пламени — трубы и провода были разорваны, пульты и мониторы расколоты.
Рядом валялась пара присыпанных штукатуркой трупов — похоже, люди упали сверху. Появилась трещина и в передней стене зала.
— Тактическая ракета с бетонобойной боеголовкой, — известил бодик, — я за пять секунд до подлёта засёк ее по низкочастотным колебаниям.
Отряхнувшись Василий подошел поближе к трещине, откуда в зал втекала приятная прохлада. Нет, здесь не протиснуться. Василий вовремя обернулся. За ним стояла фигура в облегающем костюме.
Любой нормальный человек определяет нормальность другого человека по походке, выражению лица и десятку других примет. Причем делает это машинально.
Тут как минимум сотня примет говорила о том, что этот человек — ненормальный. Однако не какой-то безобидный олигофрен.
Ненормальный тип подхватил увесистый кусок бетона и швырнул им в Василия — точно так же, без размышлений, ребенок посылает камушек в птичку-невеличку. Сделано это было с поразительной силой и точностью. Обломок пролетел в каких-то десяти сантиметрах от головы и разбился в пыль о противоположную стену. Если бы Василий не присел моментом, то его мозги превратились бы в неорганизованное вещество, разбрызганное по помещению.
Ненормальный замерцал, исчезнув в одном и появившись в другом месте, гораздо ближе. Тут уж не до шуток. Василий выстрелил из штурмгевера.
Попал. На костюме у ненормального появилась дыра, в которую можно было вложить банку колы. Однако и после этого ненормальный продолжал идти. Следующий выстрел снес ему полголовы, но он еще метнул монитор, впрочем, уже не так точно. Казалось, этот необычный гражданин швырнул бы свою собственную башку, попадись она ему под руку — столь велика была воля к борьбе.
И только третий выстрел, почти в упор, остановил его. Ненормальный человек упал, выкинув свои узловатые пальцы в сторону Василия. Пуля-«ромашка» вскрыла его чрево. И открылась та еще анатомия! Человеческие внутренности — сосуды, соединительная ткань, органы, кости, сухожилия, — сочетались с какой-то волокнисто-пузырчатой структурой, скорее всего искусственной биополимерной. При том, волокна имели собственное движение и пытались выползти наружу из мертвого тела. Кровь ненормального человека была голубой.
И сколько их тут еще, этих перцев?
Василия отвлекло от грустных размышлений появление обычных джихадистов, которые открыли шквальный огонь. Василий отправив к ним «таракана», спрятался за каким-то шкафом, набитом оборудованием, но вовремя покинул укрытие, потому что его разворотило прямым попаданием гранаты.
«Таракан» нашел и успокоил ретивых джихадистов, однако в зале появился еще один ненормальный человек. Теперь Василий заметил откуда. Из пробоины в полу. Уже через мгновение ненормальный был рядом — его наверняка принесло потоком ускоренного времени — Майков рывком откатился, чтобы не попасть под удар куском арматуры, проделавшем в полу приличную ямину. Новая позиция оказалась удобна для того, чтобы закатать ненормальному ногой под колени. Тот на вид был почти прозрачный, а на деле железобетонный, и едва покачнулся. Василию удалось его «выключить» лишь выстрелом в упор — увы, последний заряд на этого дуболома израсходовал. Тут как раз из облака пыли выскочил джихадист и едва не превратил Василия Савельевича в восемьдесят пять кило фарша; ствол вражеского штурмгевера оказался у ниндзи на уровне пятого спинного позвонка и готов был засадить туда игольчатый заряд.
Хорошо, что василиск был рядом и ждал. Василию надо было только пробиться сквозь прибойную волну. Вместе они ушли в момент времени «плюс полторы секунды». Там вражеский войн предстал пучком жизненных нитей. Чик челюстеруками— половина серебристых ниточек разорвано, джихадиста сбросило в поток замедленного времени.
Теперь можно было действовать в Настоящем. Василий полуобернулся и трофейным куском арматуры уловил дуло автомата, чтобы отвести его в сторону. Реакция противника запоздала и очередь прошла мимо. Джихадист решил покарать «неверного» грубой физической силой и вбить ему в брюхо крепкую свою ногу, но тот прижался к полу. Теперь уже джихадист был подбит толстыми подметками, поразившими его в живот и пах. Упал, ударился головой об пол и погрузился в себя. У него Василий позаимствовал автомат для дальнейшего общения с хозяевами заведения.
В подсумке еще осталась заначка и Василий отправил гранату в сторону следующей порции боевиков — трое полегло, трое раненых стали отползать. А затем обвалился поврежденный потолок с приличной частью крыши, заставив Майкова хорошо побегать под камнепадом.
Открывшаяся наверху картина была достойна кисти художника-баталиста. Едва заметные тетраэдры вертолетов закладывали крутые виражи, ставя помехи лазерными и инфракрасными мигалками, выпуская облака серебристой маскировочной пыли и тучи ярких «ловушек» — чтобы избежать зенитных ракет.
Выныривая из серебристой пелены, вертушки брызгали желтой «икрой» — бомбами и ракетами. Долетев до цели, «икринки» оборачивались вспышками, летящими во все стороны обломками и клубами черного дыма.
Джихадисты тоже не зевали, ракетные факелы уходили в сторону серебристой пелены, где умные головки самонаведения пытались высмотреть мишени.
Похоже, это российские «Ка-100», то бишь «Горынычи» пожаловали. И как будто не случайно — Майков окинул взором подарки майора Лялина; да вот она, «закладочка», вроде козявки, прилеплена на разгрузку. То, что раньше Василий принимал за соплю, содержит в себе, наверняка, десятка два сенсоров и радиомаячок, который российскую авиацию и вызвал….
Майков увидел, как от одного вертолета, поспешно нырнувшего в облака, отделилась «икринка» несколько большего размера, чем предыдущие. Она обводом обманула зенитную ракету, ненадолго исчезла из виду и вдруг Василий увидел большущего паука, спускающегося через пролом в крыше. Пехотный робот!
И началось сногсшибательное представление — ненормальные люди дрались с роботом-пехотинцем. Они подлетали к нему со всех сторон, он прыскал огнем и дымящиеся тела падали вниз. Но уже через десять секунд эти ненормальные обкрутили конечности паука-пехотинца самозатягивающимися нанотрубчатыми тросами, он сорвался с балки, пролетел через дыру в главном зале и раскололся где-то в подвале.
Что-то в нем сдетонировало и Василий, пытавшийся заглянуть вниз через пробоину в полу, не удержался и смайнал. На нижнем этаже он не шмякнулся об бетон, как следовало ожидать, а шлепнулся в некую гущу. Вынырнув, обнаружил себя в бассейне, наполненном жидкими помоями. Нет, пожалуй, это была какая-то пузырчато-волокнистая органика. Василий заторопился к краю бассейна, изрядно страдая от омерзения. Сейчас он находился в довольно прохладном помещении производственного типа, где имелось еще несколько таких бассейнов, если точнее, химических реакторов, только полностью закрытых люками.
Перебравшись через сорванную дверь в соседний отсек, Василий обнаружил своего рода «капсулы», в которых то ли отдыхали, то ли спали ненормальные люди — по пять, не стоя и не лежа, а под углом в сорок пять градусов. Да что там капсулы — сложные установки. Кабели и шланги подводили к ним энергию и питание от генераторов и аппаратов, пучки световодов уносили в сеть телеметрическую информацию и прочие данные. И пьяному ежику стало б ясно, что искатель приключений с кондачка угодил в святая святых джихадистской базы в Тарской.
После этой «спаленки» Василий, двигаясь на полусогнутых, готовых отпрыгнуть ногах, попал… это был наверняка цех.
Длинный стол с лентой транспортера, на потолке рельсовые краны, сверху свисают лазерные сшиватели и термоскальпели, боры, фрезы, промыватели, питатели, прочие приспособления. Там и сям тележки-каталки с электроприводами. Всё застывшее — но помигивает индикаторами, мол, готовы к работе. Вдоль стен — громоздкие секционные шкафы с пультами управления на каждой секции.
Василий наудачу ткнул пальцем в сенсорную панель и из открывшейся секции добавочно потянуло морозцем.
Единственным её обитателем был глаз, похожий на цветок, с раскидистой корневой системой. Корневую систему, в основном, составляла та самая волокнисто-пузырчатая структура, которая вылезала из ненормальных людей и плавала в бассейне. Чуть отогревшись, глаз стал реагировать на свет, а потом принялся расширять и сужать зрачок, как будто чего-то высматривал. Значит, корневая структура играла роль нервной системы и была подключена к глазу «без стыков», никакого заметного нейроинтерфейса.
В других секциях Василий увидел и руки, и ноги, и мышцы, и органы, и торсы, и головы, и то, что можно было назвать недиференциированной тканью. Иногда эти фрагменты и ткани были сами по себе — просто замороженные продукты. Иногда в соединении с волокнисто-пузырчатой, коллагеновой губчатой или медузоидно-желеобразными массами, которых еще пронизывали электроды датчиков.
В одном из шкафов — ближайшем к сборочному столу — Василий нашел человеческий организм с разъятой брюшной полостью. Внутри нее находилось пульсирующее медузоидное образование.
В каком-то смысле медузоид был живым, он явно имел метаболизм, моторику и сенсорику. А вот человек производил впечатление трупа.
Василий, захлопнув секцию, постоял, опираясь на колени — чтобы отдышаться. Заодно вспомнил подземный тоннель около «РЭГ» и чемодан потрошителей. Ясно теперь, кто с охоткой скупает органы, фрагменты и почти целые тела. Потребители из Тарской. В дело идут и раненые, и контуженые, и коматозники, и мусульмане, и неверные. Идут они вовсе не на пересадку, а на переделку.
— По внешнему виду, часть образцов — результат клонирования органов или размножения стволовых клеток с последующей дифференциацией, другая — чисто синтетическая. Это и биополимеры, и нанорепликаторы, самостоятельно собирающиеся в конгломераты. Кровь, к примеру, — боты-васкулоиды в искусственной плазме, — нашептал Вергилий. — К сожалению у меня нет периферийных устройств, пригодных для проведения анализа.
— Нехило всё организовано, — высказал наболевшее Василий. — Здесь смыкаются пути-дорожки не только человеческих полуфабрикатов, но и синтетики, совместимой с человеческим тканям. Так я и поверил, что эти ноу-хау и логистика по плечу простым местным головорезам.
— Я конспирологией не занимаюсь, — отрезал Вергилий.
В углу цеха Василий нашел целое гнездовье мониторов и компьютеров.
— Пока вы там из пушек палили, я код доступа в систему вычислил, — похвастал Вергилий.
— Хвались, едучи срати.
Войти в систему удалось быстро. Вначале нарисовались лишь пирамиды и параллелепипеды закрытых файлов, затем бодик поработал своей «отмычкой» и Майков увидел на экране следующее:
1. Андрей Косарев, 31/21 год, сержант, в/ч 21 096, МО РФ, жизнеспособность 30–68-75;
2. Мустафа Рахимов, 24/22 года, юго-вост. дивизион МОД, жизнеспособность 15–45-60;
3. Гусейн Тофик-Оглы, 34/33 года, «Волки джихада», жизнеспособность 0–19-45.
Василий зажмурил глаза и застонал. Вот ты где, Андрюха, объявился.
А всего тут было 132 фамилии.
— На мой взгляд, «0–19-45» означает, что от господина Тофик-Оглы остались только пара целых ног и печенка впридачу, — пояснил Вергилий.
Кликнув на «Рахимова» можно было узнать, какие материалы и системы были использованы в его производстве.
— Квазиживое биополимерное изделие 1А-432, саможизненность 1–15, интеграция 92–76, химическая и стереометрическая формулы — слишком сложно, голова может заболеть… И что это такое?
— Думаю, дополнительная система очистки организма и выведения катаболитов.
— А почему, кстати, импланты не отторгаются организмом?
— Это элементарно, Василий Савельич. Биополимерные импланты «на поверхности» ничем не отличаются от тканей в принимающем их организме, те же антигены. А ксенотрансплантаты находятся в нанопленочной упаковке, регулирующей иммунный ответ.
— Зачем все-таки главарям джихада плодить франкенштейнов, нормальных бойцов что ли не хватает?
— Эти солдаты сочетают все лучшие свойства боевой техники и живых существ. Интеллект, мотивация, находчивость — как у людей. Скорость реакции, наличие дублирующих систем, обработка разнообразной информации — как у техники. Жизнестойкость, быстрая регенерации тканей, внешнее пищеварение, ускоренный обмен веществ — как у вампиров. С точки зрения энергетического баланса — это выгодно. Подозреваю, что эти, с позволения сказать, создания могут самостоятельно осуществлять замену поврежденных органов, изымая необходимое из подвернувшихся доноров.
— Только подмигивать не надо, я этих типов с внешним пищеварением не боюсь, хотя конечно головка чеснока сейчас бы не помешала. А инстинкт самосохранения у них есть?
— Безусловно, но управляемый. Накачать мотивацию сегодня не сложно — например, прямым программированием нейронных цепочек по методу Бубиса-Лагарда через катетер, подсоединенный пептидными клеммами к гиппокампу…
— Бу-бу-бу, ла-ла-ла. Что еще, только по существу?
— Ими управляют z. структуры, — помедлив для солидности, сказал Вергилий.
— Вот с этого и надо было начинать. Только я уже почувствовал это на своей шкуре. Они умеют входит в потоки ускоренного времени.
— Получается, что джихадисты по-прежнему имеют доступ к Яйцу.
— А ведь яшмовый ключ они потеряли!
— И у кого же он теперь? — вкрадчиво спросил Вергилий.
— Стоп. Я понимаю, Зина плетет про Яйцо и ключи, и мне простительно перенять эти бредни, но ты-то солидное кибернетическое устройство. Ты, что, не можешь без этой мистики?
— Я — то могу, вы не можете. Думаете, я не замечаю, что вы на срок до полсекунды вываливаетесь из нашего пространства-времени?
— Ладно, без препирательств.
— Без препирательств — пожалуйста. Это не джихадисты имеют доступ к Яйцу, а Яйцо к ним. Говоря поэтически, в них размножаются лярвы — незрелые z.структуры.
— Хватит пугать, лучше помолчи. А я, кстати, нашел журнал, протоколирующий обмен данными с неким центром. Объекты «Косарев» и «Рахимов» направлены на процедуру «НУН», номер директивы такой-то.
— Василий Савельич, вам двигаться пора, — голос бодика неожиданно приобрел тревожные нотки. Я, кажется, с местной топографией разобрался. Только будьте, как это у вас говорят, на стреме.
— Не на стреме, а на взводе, я и так на нем, дальше некуда. Один булавочный укол и лопну как цеппелин, который гинденбург, — признался Василий.
Вергилий провел Майкова через цех в широкий коридор, который можно было назвать складом готовой продукции. В расположенных по его сторонам холодильниках находились новые люди, ждущие, наверное, приёмки. А завершился коридор небольшим круглым залом. Его убранство носило модернистко-мавританский характер. Посредине был постамент, на котором лежала сабля… ну да Зульфикар, подсвеченная лазерными лучами словно экспонат в музее. Вот он — булатный ключ. Кстати, в этом музее имелось еще два экспоната. На север и юг от Зульфикар располагались два саркофага. В одном из них покоилось тело. Другой был пустым и напоминал могилу, из которой кровососущий ушел на свою ночную работу.
Василий протянул было руку к сабле, но почувствовал, сейчас что-то произойдет и резко отпрыгнул в сторону…. Что-то произошло. В постамент, на который только что падала тень Майкова, воткнулся стальной штырь.
Василий обернулся и увидел мерцающего демонического воина, неживого-немертвого. Наверное, это был Мустафа Рахимов, объект 14–45-60. Расстояние до него казалось трудно определимым, вроде он приближался, но тут же становился далеким, словно за сто метров оказался — хотя зал в поперечнике был едва ли десять метров.
Неуловимым движением демон оказался рядом и выплеснул какую-то черную муть — «стяжку безвременья», как назвал ее сам пострадавший.
Майков мгновенно провалился в Посленастоящее. Пространство вокруг затянулось багровыми сумерками и стало распадаться, скатываясь в серебристые пряди. Мир свернулся в воронку и внизу уже видно зарево ада, где исчезают все формы. Верный василиск спас Василия от безвозвратного ухода в преисподнюю, «вытащив» в Настоящее.
Ну, погоди, вампир. Василий навел ствол на Мустафу Рахимова, но тот выкинул руку вперед и перехватил дуло.
Демон замерцал и Василий догадался, что враг зашел во времени вперед. Удар почти невидимого противника был силен. Сразу отнялись конечности и словно жгутами стянуло грудь и горло. Тьма наступала, загоняя свет в точку.
Натужный вдох, отростки всасывают хрональную силу, какую только можно (даже стены помещения осыпаются, будто им тысячи лет), и направляют ее в переднехвост. Тот отчаянно уходит в поток, следом устремляется тело василиска.
Василий раз двадцать потерял сознание, он словно растянулся на сотни километров, преодолевая полсекунды, отделяющие его от демона.
И вот объект «Рахимов» предстал скорпионоподобной тварью, поднявшей шип. Василиск пошел на таран. Скорпион не сумел сблокировать и погасить удар; кувыркаясь, он влетел в водоворот, который тут же схлопнулся, утянув его в Посленастоящее.
А в Настоящем дезориентированный демон получил выстрел в упор и улегся с дырой в груди. У него было резервное сердце, левее желудка, так что пришлось стрелять снова.
Победитель обозрел помещение, — как будто никого, — но, едва потянулся к сабле, вылетела крышка второго саркофага.
Из поднялся еще один демонический воин. Ё-мое… Андрей Косарев. Тогда сержанту был двадцать один. А сейчас? Внешность восставшего из гроба не предвещала ничего хорошего, кожа и кости черепа пропускали свет, глаза выплывали жутковатыми цветами из берилловой дымки, обозначавшей мозг, полупрозрачные руки были украшены толстыми красными жилами, живот прилип к позвоночнику.
— Ты говорить умеешь, сержант Косарев? — решил уточнить Василий; самому ему говорить было трудно, потому что сильно пересохло во рту.
— А ты думаешь, что я умею только мычать или рычать? — отозвался тот.
— Если ты уйдешь со мной, мы все исправим.
— Уже поздно. Теперь моя жизнь поддерживается только дыханием Всевышнего.
Пришлось стрелять. Пуля разворотила у демонического воина легкое, но рука его проникла в раскрытую грудную клетку Рахимова, вырвала оттуда недостающий орган и переложила себе. Пальцы демона забегали как у пианиста на концерте и приживление произошло за какую-то секунду.
Василий стоял раскрыв рот, и от удивления, как ловко воспользовался демон потоком ускоренного времени, и от того, что не мог заставить себя выпустить всю обойму в бывшего товарища.
Когда закрыл рот, было несколько поздно — демон перешел в атаку. Очертания зала поплыли, их словно размывало потоком времени. У всех предметов и субъектов появились ипостаси за пределами малого мира, в Преднастоящем и Посленастоящем. А потом пространство было разорвано черной молнией. Василий-василиск не так уж сплоховал. Спрыгнул с тверди, нырнул под волну, а когда демон врезался в «берег», прижал его панцирем и собрался резать ему жизненные нити.
Но противник, прямо с места, ушел дальше в Преднастоящее, как минимум на полсекунды. И мгновенно повторил атаку. У демона имелось в распоряжении больше жизненных нитей и он мог втянуть больше хрональной энергии.
Черная молния окольцевала василиска, его жизненные нити смерзлись и он застыл. То, что не вышло у Рахимова, получилось у второго демона.
Василиск попробовал раздвинуть коченеющие конечности, но уперся в глухие преграды… Все, каюк?
И, когда уже казалось, что других мнений быть не может, василиск почувствовал возможность взорваться. Да, он находился в сегменте мертвого времени, в хрональном льду, но где-то рядом первородная энергия била ключом. И Акай, проскочившей белоголовой стрелой, показал ее источник. Василию-василиску надо было только поверить и потратить последние жизненные силы, чтобы пробиться туда.
Шипом хвоста он пробил преграду. И хлынула энергия. Какое там хлынула, фонтаном взмыла к лиловому небу. Новая сила была готова разорвать василиска, он выгнулся и завыл в отчаянии, будучи уверенным, что сгорит. Силе надо было немедленно дать умное применение.
Переднехвост перерезал хрональные потоки, ведущие демона в Преднастоящее, заднехвост отсек потоки, по которым он мог вернуться назад, шип пронзил узел жизненных нитей. Демон уже больше не держался на волне и она сбросила его в глубину.
На битом полу лежал Косарев Андрей, несчастный товарищ. Z.структуры перестали управлять им, а человеческое тело было разрушено. «Никому не говори, что я был здесь», — последнее, что он смог шепнуть. Василий твердо сказал: «Ты погиб в бою с врагом двенадцать лет назад», глаза Андрея прояснились и он отошел.
Василий не хотел ни о чем думать, просто сделал три шага вперед, протянул руки к сабле пророка и… Зульфикар оказалась искусной голографией.
Булатного ключа на базе джихадистов не было!
Всё болит, устало, измучено.
Авианалет похоже прекратился, так что под шумок из крепости не выскочить. Но не сидеть же в этом гнездовье вампиров?
— Я не собираюсь здесь оставаться. Слышь ты, Вергилий.
— Ну что ж попробуем выйти, — без особого энтузиазма отозвался Вергилий.
На выходе из «музейного зала» Василия встретила очередь из пистолет-пулемета. Две или три пули скользнули по жилету, одна пробила металлокерамическую чешуйку, разорвала арамидный слой, но застряла в «жидкой броне». Одна из пуль ушла влево к руке и вырвала из нее приличный кусок плоти.
Дальнейшее членовредительство было остановлено, когда до противника докатилась круглая противопехотная граната, брошенная Василием. Она превратилась в сотню сюрикенов, которые искрошили и меткого стрелка и парочку других джихадистов, которые тоже хотели пообщаться с незванным гостем. До Василия лишь долетели чей-то нос и тлеющие клочья бороды. Впрочем, ударная волна опрокинула и его. Он полежал на полу, тяжко кряхтя и стеная. Затем сел, вытащив пласт синтекожи из медпакета, залепил рану на руке, взял оружие, поднялся, опираясь на стенку и заковылял. Хотелось в госпиталь, на койку, даже на операционный стол, неплохо бы и под наркоз. Однако надо было идти и идти. Как шел Семен Дежнев, через восточную Сибирь на Колыму, чтобы потом отправиться в неизвестную даль — с десятью дырами в теле от тунгусских и юкагирских стрел.
А потом Василия вдруг подхватил поток лаборантов, если точнее, людей в белых халатах, совсем не джихадистов с виду, да и говорили они на английском. Они прилежно, как гномы, буксировали с десяток каталок, прикрытых пленкой, под которой угадывались тела или же части тел.
Любая система полностью и адекватно реагирует на ситуацию лишь до того момента, как проблема перейдет порог сложности. Потом начинаются сбои, сперва по второстепенным функциям, затем по основным. Василий Савельевич лично сформулировал закон «отупения системы» (хотя догадывался, что какой-нибудь Гедель сделал это гораздо раньше и по научному) и понял, что ненадолго стал чем-то второстепенным для командования джихадистской крепости. Командование ждало следующего налета и высадки десанта, поэтому тупо предпринимало все необходимые меры.
А лазутчик пристроился к последнему лаборанту с последней каталкой и внезапным ударом вырубил белохалатника. Наступил черед последнего переодевания на этот день. Лаборант был спрятан в шкаф с лабораторной посудой, а Василий продолжил путь в белом халате, с той самой каталкой.
Процессия проследовала по довольно длинному тоннелю, и вид имела совершенно адский, затем опустилась на лифте ближе к центру земли. Оставив тела и части тел в залитом голубым светом холодильнике, лаборанты стали подниматься наверх. Там их встретили боевики — по одному небритому моджику на одного аккуратного белохалатника — и куда-то повели. Открылась дверь в узкий дворик и почти сразу оттуда послышались близкие выстрелы. Тут к бабке не ходи, ясно, что джихадисты сейчас избавляются от тех, кто «слишком много знал», а навербовать новых лаборантов в том же ОПГГ или в ЮВА не представит никаких проблем.
Моджик, который вёл Василия, стал дружелюбно поглядывать на него и приглашать во двор. Хорошо, что они замыкали процессию. Василию сказал: «Только после вас», а когда боевик попытался заломать руку, классическим приемом «датский поцелуй» оглушил его и перебросил через себя — головой в стену. Затем Василий снял белых халат и стал очень похож на моджика, — для пущего сходства позаимствовал у сопровождающего большой нож с зубчикам, с которым и вышел в задымленный двор. Там кто-то спросил, типа «Сделал дело?» и Майков, стараясь отвернуть лицо, поднял вверх большой палец. Заметив участок внешней стены, где лопнул бетон и расплавилась арматура, направился туда. Когда до стены осталось шагов двадцать, его стали окликать — понятно, что скоро будут стрелять в спину. Но обернуться нельзя, грохнут сразу. Чувствовать затылком близкую пулю — оущещение не из приятных. Пришла прострация и всё вокруг помутнело; тут Василий и перешел в момент времени «плюс полсекунды».
Он двигался мимо застывших снопов дыма, через пробоину в стене и разрыв в динамическом проволочном ограждении, напоминающем скелет динозавра. А вернулся в Настоящее около расчета боевиков, ожидающего нового налета возле автоматической зенитной пушки. Василий три раза ударил ножом, как показывал Лялин, раскручиваясь по спирали и меняя разворот руки — этого для боевиков вполне хватило. Затем спустился в канаву и, пройдя метров сто, оказался на бахче.
За кучей арбузов сидел человек и что-то натужно жевал тремя зубами. Страшный, больной, в коросте и язвах, изможденный мужичонка неопределенного возраста в пределах от двадцати до девяноста лет, сильно напоминающий на три четверти развалившийся сарай. Его тусклый взгляд остановился на Василии, однако не отразил ничего. Этому человеку было решительно все равно, пошинкуют ли его сейчас, наградят ли орденом или положат в кровать с королевой красоты.
Василий понял, что этот тип не представляет никакой опасности, да и кажется они уже встречались.
— Послушай, ты не тот… который…
— Я тот, который, — невнятно сказал ханурик, не прекращая жевать останками зубов.
— Ты откуда, мужик? — решил уточнить Василий.
— Не мужик, а казак, я — местный.
Всё сходится.
— Ты — Петр?
— Я был Петр Алексеевич, Прошкин был и так далее, а теперь одно воспоминание осталось. Меня здесь просто Петушком кличут. А я тебя знаю, солдат. Пошли, кое-что покажу.
Назвавшийся Петром поднялся — сейчас его одежонка, словно бы пролежавшая двенадцать лет в помойке, завоняла еще больше. Василий, потихоньку зажимая нос, подумал, что этот остаток человека, скорее всего, еще и рехнулся, так что покажет какую-нибудь фигню вроде обрывка туалетной бумаги или недоеденной конфеты.
— Эй, Петр, лучше выведи меня как в прошлый раз.
— Это успеется. Пошли, пошли, — и, невзирая на свой несчастный вид, раб довольно цепко ухватил Василия за рукав.
При всей своей «занятости» Василий не стал выдираться. Что-то ему подсказало — этот тип валять дурака не будет.
Они прошли по бахче, а затем невольник остановился и сдвинул какой-то деревянный щит, прикрытый дерном. Глазам и носу открылась зловонная яма, явно предназначенная для хранения компоста.
Василий снова насторожился. Он ожидал, что раб Петя вот-вот кинется на него с криком: «А теперь ты мне за все ответишь», сбросит в яму и прикроет крышкой. Но этого не случилось. Произошло другое — невольник сам опустился вниз и принялся рыться в дерьме, засунув руки по локоть. Наконец он чего-то там нашарил и стал доставать. То, что Петр Прошкин выудил в итоге, казалось похожим на кривую палку. Но потом раб смотал с нее тряпицу, одну, другую. И обнажил клинок. Тот самый, который не спутаешь. Сабля Зульфикар!
— Отдаю, не жалко, — сказал невольник Петя.
Прошкин довел ошеломленного Василия, судорожно сжимавшего нечаянное приобретение, до сарая, за которым начиналась тропа — она вела к заросшему боярышником склону. Уже темнело. Где-то ближе к центру селения дрожали языки пламени и закручивались столбы дыма, слышались крики боевиков, но издали.
— Пошли со мной, Петр. Я серьезно говорю, отмоешься, отъешься, вставишь зубы.
— Нет, парень, поздно. Мне не сегодня-завтра помирать. Эскадрон уехал, да забыли про меня… И у тебя предок казак был. Я угадал?
— Угадал. Но не Терского, а Сибирского казачьего войска. Прадед — есаул Майков Терентий. На Камчатке еще в Крымскую войну воевал, английский десант отбивал, потом кокандских рабовладельцев громил, через Тянь-Шань ходил с экспедицией Семенова, который Тянь-Шанский.
— Еще куда?
— В китайский Туркестан, караваны защищал от дунганских банд, сохранял целостность Поднебесной. И на Памир ходил, откуда всего 150 верст до британской Индии оставалось.
— А Хиву брал?
— Брал, в 1873.
— Знаешь, а ведь твой прадед владел Зульфикаром.
— Можно сделать брови домиком? Ты серьезно?
— И мой прадед брал Хиву разбойную, в составе 1-го Кизляро-Гребенского полка, он видел саблю Зульфикар у другого казака, которого по имени знал — Терентий. Рассказ об этом через поколения до меня дошел… А я много лет про Зульфикар выведывал, с тех пор как увидел у Бекмурадова, в комнате на стене — при случае спрашивал, а те рады были похвастать даже передо мной. Она-де принадлежала халифу-воителю Абу Бакру, после него многим великим завоевателям, арабским халифам, тюркским и монгольским ханам, османским султанам: Омару, Тогрул-беку сельджукскому, Махмуду Газневи, Чингисхану, Батыю. Тимур, который собирал чингизовы реликвии, взял ее трофеем у золотоордынского хана Тохтамыша, но потерял при подготовке похода на Китай. Китайцам повезло, потому что они ее сами и украли. Однако китайцы уважают мир, поэтому применили ее только раз, во время похода на западных монгол-джунгар, благодаря чему истребили их почти поголовно, так сказать, наказали за набеги и нашествия по полной. Во время Первой опиумной войны китайцы хотели снова ею попользоваться, да не успели. Она досталась англичанам, с ней они смогли легко побить Китай и завершить покорение Индии. А вот затем она стала трофеем твоего прадеда, во время Восточной войны, которую неверно называют Крымской, он ведь защищал Петропавловск от английского десанта.
— Погоди, а разве…
— Не перебивай, времени в обрез. Знаю, про что хочешь спросить. Для разных людей сабля в разном виде предстает и в разном виде им принадлежит. Простому казаку она как клинок будет, полководцу как источник большой силы, а кому-то как ключ в другой мир. Известно мне и то, когда Зульфикар к Бекмурадовым попала. Абрек из этого поганого рода зарезал твоего прадеда — старого, совсем уж нестроевого казака — было это в Заилийском крае летом 1917 года — ну и забрал себе саблю. Род Бекмурадовых хивинским был, считали они себя потомками халифа Омара и верили, что эта сабля должна принадлежать им. В общем, вернули они себе Зульфикар и с ним немало крови русской попили. После подавления басмачества Бекмурадовы следы замели, на Кавказ перебрались, в партию вступили, но предали, Гитлеру хорошо послужили. Потом их опять в Среднюю Азию спровадили, однако вернули обратно, опять в партию впустили, а в 1990-е они снова предали и немало казачьих семей повырезали — чем сами и похвалялись… А после того, как Лялин с тобой сюда приходил, я нашел ее во дворе, спрятал в компосте. Ну вот и всё, тебе пора.
— Прощай, брат.
— Прощай. И не обижайся. Я верю, что ты хотел меня вытащить отсюда. Только и мне уже пора — туда, где за тучей белеет гора. Там ведь будет лучше чем здесь, правда?
— Правда, Петя.
— Да я и сам знаю.
Василий взял саблю, шагнул на тропу и обернулся всего раз. Петр стоял, глядя на него, но за ним, сквозь обычный мир, просвечивала огромная фигура с крылами.
По пути Майков встретил двух джихадистов, те были грозными, воинственными, до зубов вооруженными, но дали Зульфикару снести свои головы без особых возражений. За Косарева и Прошкина Майков рубил гадов несколько дольше, чем надо. Он успел добраться до склона, когда вдруг почувствовал, что сабля дрожит в его руках. Он поднес ее на раскрытых ладонях ближе к лицу, внезапно она заблестела и быстро истаяла, войдя серебристыми бликами в его руки. Если точнее, и вошла, и отлетела одновременно. А на левой ладони появилось еще одно пятно, и очертаниями, и по стальному отливу напоминающее клинок. Предыдущее же, оставшееся от камня, сильно поблекло и совсем не бросалось в глаза.
Потом Василий наткнулся на… Теперь он уже знал, что это не машина, но все равно шагнул в темную полость, за которой его ожидал серебристый вязкий вихрь.