Глава 13 Пламя Кецалькоатля

— Рыков так тебя? — спросил я с ходу, все еще удерживая часть внимания на тонком плане.

— Рыков, — согласилась Бондарева и, заглянув в салон «Электры», попросила: — Геннадий Семенович, пожалуйста, погуляйте пока возле фонтана. Нужно поговорить с этими людьми наедине.

— Убью этого скота! Где его найти⁈ — во мне вспыхнула злость. Излишне резко я взял менталистку за руку, разглядывая ее разукрашенное лицо.

— Успокойтесь, корнет! Пора бы давно понять: я — не девочка для битья. Его уже увезли в Палаты Надежды с разбитым лицом и переломами пальцев и ребер. Садитесь в эрмик — нужно объясниться. Элизабет тоже может присутствовать.

— А можно на «ты» или мы стали чужими? — я не спешил принять ее предложение насчет общения в салоне «Электры» — хотелось покурить на свежем воздухе.

— Можно и так. В общем, прими мои извинения. Я сделала большую глупость: хотела зацепить его побольнее — я про мужа, — Бондарева приподняла очки и приложила к синяку тампон, смоченный чем-то. — Это уже сегодня утром я с ним начала скандалить. Вчера у нас день и вечер прошел мирно, может потому, что я его почти не видела. Появился ненадолго, поспрашивал как прошла наша миссия и уехал до вечера в Коллегию. Дура, зачем я осталась у него ночевать! Элизабет, отойдите, пожалуйста, прогуляйтесь у фонтана — мне нужно с графом поговорить наедине! — неожиданно решила штабс-капитан.

Когда Стрельцова миновала соседний ряд эрмимобилей, Наталья Петровна продолжила:

— Надо было ехать в гостиницу! В сто раз приятнее терпеть глупые шуточки Бабского, чем наглую морду Гермеса! Я его ненавижу, понимаешь, Елецкий! Сволочь! Жирная гадина! — баронесса схватила меня за борт пиджака, так, словно поносила она сейчас не Рыкова, а лично меня. — Я с ним еще вчера в постель легла как с мужем! Он даже в меня кончил, хотя я просила, просила это не делать! Он же мечтает о ребенке! Думает, если у нас будут дети, я с ним останусь! Жирный негодяй! А знаешь, почему под него легла? — она сильно дернула борт моего пиджака. — Из-за тебя, корнет! Именно из-за тебя! И не смотри так!

Я, конечно, слегка охренел. Что творится в голове у этой девочки⁈ Бондареву точно нельзя назвать глупой. Скажу вам: экзоментальное сканирование, подмена образов и подсознательных установок, широкий ментальный щит — все эти ее способности невозможны без высокого интеллекта и серьезного когнитивного контроля ментальных процессов. Но при всем этом Наташа иногда она несет такую дурь, что диву даешься. Особенно в те моменты, когда она на эмоциях.

— Если бы ты не бросил меня тогда на поляне как использованную тряпку, я была бы верна тебе как жена! — продолжила она. — Я бы прикоснуться к себе никому не позволила! Тем более этому негодяю! Но ты же меня бросил!

— Наташ, я тебе не бросил, — попытался возразить я.

— Молчи! Ты всего лишь мужчина и никогда не сможешь понять женщину! Мы для тебя все игрушки! Не тебе оправдываться, когда для тебя каждая вторая — любовница! Так что лучше молчи! — снова оборвала она меня, едва я открыл рот.

Но я все-таки сказал:

— Наташ, я уже объяснился с тобой по тому случаю, когда ушел с Афиной. И десять раз извинился. Давай оставим это в прошлом. Не каждый же раз это вспоминать. Расскажи лучше, с чего Рыков взял, будто ты от меня беременна? Не сам же он это придумал.

— Я ему так сказала. Саш, ну я сглупила. Очень сожалею! — она шумно выдохнула и отпустила смятый бортик моего пиджака. — Блять, не могла подумать, что так выйдет! Хотела задеть его побольнее и соврала. Сказала, что тебя люблю, что беременная и ты меня возьмешь второй женой. Я думала, что он после этого отвернется от меня и наконец-то согласится на развод. А он повел себя вообще не так, как я рассчитывала. Вместо того чтобы орать на меня как обычно, он просто назвал меня шлюхой, сказал, что уничтожит тебя, сделает так, чтобы меня выгнали из «Грифона» и просто уехал. Уже потом я узнала, что он направился в Коллегию, оттуда во дворец, жаловаться на тебя цесаревичу. Это он сказал мне, когда вернулся. Обещал, что теперь против тебя будут все имперские маги и все высшее дворянство. Поклялся тебя извести. Меня это так задело! В общем, скандал превратился в драку. Причем, он, сволочь, ударил первый! Я просто не ожидала — пропустила его удар!

— Про беременность ты, конечно, зря. У меня же невеста есть. И представь себе, Наташ, я был с ней, когда встретился с твоим Рыковым. Это случилось как раз перед приемной Дениса Филофеевича. Представляешь, что подумала Ольга, когда он все это вылил при всех⁈ — я повернулся к северо-западному крылу дворца, где блестели на солнце окна покоев императрицы — Ольга, наверное, еще была там.

— Это еще при том, — продолжил я, — что я говорил Ковалевской, что интима у нас с тобой не было. То есть я в глазах Ольги Борисовны стал лжецом. Для нее очень важна честность — в этом вопросе Ольга принципиальна. Любой обман с моей стороны для нее трагедия.

— Знаю, что было во дворце. Он мне этим еще похвалялся, что сказал при Ковалевской. Из-за этого мы в общем-то и подрались. Я его хотела убить, честное слово! Когда сбила на пол, пинала ногами эту жирную свинью! Кажется, сбила ноготь на ноге. Никогда во мне не было столько злости! Потом взяла себя в руки, остановилась. Вызвала спасателей из Палат. Прости, Саш. То, что это произошло при Ковалевской — это вообще ужас! — с искренним сожалением сказала баронесса. — Знаю, что она здесь. Хочу ее дождаться и все объяснить.

— Она сейчас у императрицы. Увы, на долю Ольги Борисовны сегодня выпало много испытаний, особо тяжелых для ее нервной системы. Было бы неплохо, если бы ты дождалась ее и все объяснила. Мне-то она поверила, но если скажешь ты как все было, то это еще лучше, — я только сейчас снова вспомнил о сигаретах, размял одну, прикурил и спросил: — А этот мужчина, который тебя привез сюда, кто он?

— Мой друг. Очень хороший друг, которого, кстати Рыков тоже ненавидит, — Бондарева повернулась к фонтану, ища его взглядом.

— Изменяешь мне с ним, да? — я выпустил тонкую струйку дыма. — Ему, наверное, лет сорок. Любишь старичков?

— Успокойся, корнет. Я тебе не принадлежу. И кого я теперь люблю, только мое дело. Там, на поляне, ты упустил свой шанс, — Наташа поджала опухшие губы.

Меня задел ее ответ. Я думал, что она будет сейчас отрицать, мол, этот Геннадий Семенович просто друг и ничего более. Возможно, оно так и есть, но Бондарева решила задать интригу и меня поддеть.

— Наташ, а как же наше расставание у храма Артемиды. Ты сказала, что будешь ждать от меня сообщений, да еще таких, в которых я бы рассказал, как тебя хочу, — напомнил я.

— Да, сказала. Заберу эйхос, и мне будет интересно послушать, что ты на него пришлешь. Попробуй, мальчик, добейся меня. Начни все сначала, если тебе Ковалевская разрешит, — она снова глянула в сторону дворца. — Чувствую, она скоро выйдет. И, представь себе, очень волнуюсь. Это так неприятно объясняться с другой женщиной, перед которой много вины.

— Ольга Борисовна умеет слушать и понимать. Уж поверь, с ней будет легче, чем ты себе это представляешь. Пойду ее встречу, мы сюда придем, — сказал я и направился, чтобы забрать Элизабет, одиноко стоявшую рядом с Громовой стелой.

— Корнет, обещайте мне, что не будете мстить Рыкову! Все-таки это мое дело, — потребовала от меня Бондарева.

— Посмотрим, — отозвался я, не считая нужным связывать себя обещаниями.

Ольгу я встретил в вестибюле дворца. Она вместе с Бабским быстрым шагом спешила мне навстречу.

— Ну, что там, Оль? — с волнением спросил я, нарушая дворцовый этикет обращения, ведь рядом было полно важных дворян.

— Минутку… Выйдем, — она поздоровалась с князем Соколовым, кивнула на приветствие Карамзина и вышла из дворца.

— Все не так плохо? — спросил я, нагоняя ее вместе с Элизабет.

— Думала будет хуже. Она ищет примирения с нашей семье и главным образом с моим отцом. Хитро так ищет. Идем сюда, — Ольга обогнула длинную балюстраду и остановилась возле начала клумбы. — Вспоминала, кое-что, говорила, что была не права. И знаешь, ее тоже можно понять, если выслушать и хотя бы отчасти стать на ее место. Но мне это очень сложно сделать. Вот что я тебе скажу, Елецкий: все это не от того, что ее, бедную, мучает совесть. Она понимает, что от моего отца зависит отношение к ней Дениса, поэтому пытается все сгладить. Если бы она начала это делать раньше, еще при Филофее Алексеевиче, то это с ее стороны выглядело бы даже благородно, но теперь, когда Филофея Алексеевича больше нет, ее старания выглядят по-другому.

Ковалевская помолчала с полминуты, устало вздохнула и решила:

— Хорошо, я поговорю с отцом. Думаю, это всем будет полезно. Элизабет, Алексей Давыдович, подождите минутку здесь, — княгиня увлекла меня дальше, вдоль клумбы, вокруг которой порхали бабочки и басовито гудели шмели. — Знаешь, что было самое неприятное? Говорить о тебе.

— Оль, прости, тебе сегодня из-за меня выпало очень много неприятного, — я погладил ее ладошку. — Там на стоянке еще Бондарева дожидается.

— Я знаю — Бабский сказал. О Бондаревой потом. Вот ты с Глорией… Зачем тебе эти отношения? — она ждала моего ответа.

И что мне ей сказать? Что это моя мужская жадность? Что я так привык за многие, многие жизни? Что это мое неуемное любопытство — ведь императрица все-таки, а это нечто особое, остренькое?

— Так вышло, Оль. Ты же всегда меня понимала, — отозвался я. — Даже перед Денисом так красиво оправдала.

— Вот и Глория говорит: «так вышло». Просто «так вышло»! Лишь бы об этом, что у вас «так просто вышло» отец не узнал. Он будет очень недоволен. И Денис, кстати, тоже. Если для них Бондарева — это так, мелкие шалости, то с Глорией все иначе. Больше не хочу говорить о Глории, меня злят разговоры о ней. Все, идем, выслушаю твою Бондареву, — она повернулась к дворцовой парковке.

— Оль, — я обнял ее, — спасибо! Прости, что тебе так потрепали сегодня нервы! И вот еще… — я наклонился и начал рвать белые розы с куста на клумбе.

— Елецкий! Ты дурак⁈ Не смей этого делать! — вскрикнула Ковалевская. — Мы во дворце!

— Оль, мне можно! — отозвался я, исколов пальцы до крови и усердно ломая розы. — Ты же сама сказала Денису, что я особенный! Раз особенный, то надо держать марку! — сломав еще несколько роз с соседнего куста, я поднес и Ковалевской.

На лестнице у входа во дворец появился князь Соколов, какие-то важные, неизвестные мне лица из высшего дворянства. Никто из них не посмел мне даже пальчиком погрозить. Я торжественно поднес букет Ковалевской и вручил его, припав на одно колено.

— Люблю тебя, Оль, — сказал я, чувствуя, что пальцы липнут от крови.

Слева от меня раздались аплодисменты — хлопал в ладоши Бабский. К нему присоединилась Элизабет, и еще многие из стоявших на дворцовой лестнице.

— Колючие, пальцы поранишь! — предупредил я Ольгу Борисовну. — Подожди, сейчас решим вопрос, — положив букет на край балюстрады, я снял свой пиджак. Резким движением оторвал рукав, и оторванным рукавом обмотал колючие стебли.

После этого вручил букет княгине повторно. Затем подхватил Ольгу на руки и понес к дворцовой парковке.

— Этого нельзя было делать! — теперь уже Ковалевская смеялась, раскрасневшаяся и довольная. — Все это будет знать Денис и папа! — она поцеловала меня и добавила: — Им это понравится!

— Главное, чтобы тебе нравилось, — ответил я и поставил ее на ноги, где начинался ряд эрмимобилей.

— Саш, мне так хочется остаться с тобой вместе, но, увы, завтра рано утром в Пермь. Папа уже скинул предупреждение, чтобы к вечеру обязательно вернулась домой. Я не стала спорить — он и так пошел мне навстречу с прошедшей ночью, — Ольга удобнее перехватила букет, поглядывая в сторону красной «Электры». Моя невеста сразу догадалась, что дама в коричневом платье и солнцезащитных очках и есть баронесса Бондарева.

— Ты там особо не пугайся, у Наташи лицо разбито — Рыков постарался. И если кратко, она его сама по глупости спровоцировала. Хотела задеть побольнее, соврала, что любит меня и ждет от меня ребенка. Ну и… — начал объяснять я.

— Неужели она такая дура⁈ — Ольга даже остановилась от возмущения. — Елецкий, мне страшно за тебя! Не надо окружать себя такими людьми! На, держи пока цветы — мне будут мешать. Отнеси их сразу в эрмик.

— Оль, ты ее просто выслушай. Она — дама не глупая, но у нее бывают странные мысли и поступки. На эту глупость, у нее имелись кое-какие мотивы, хотя их трудно понять, — ответил я, подводя княгиню к красной «Электре».

В разговоре Ольги Борисовны и Бондаревой я не участвовал — положил розы на задний диван «Гепарда» и отошел к своей чеширской кошечке и Бабскому. Им кратко пересказал что произошло между штабс-капитаном и ее мужем. Пояснил каким образом всплыла эта идиотская легенда с беременностью Наташи, встряхнувшая Багряный дворец.

— А знаешь, я ее понимаю, — неожиданно сказала Стрельцова, выслушав меня. — Вспомни мои отношения с Теодором. Я тоже провоцировала его. Мне даже хотелось, чтобы он поймал меня с любовником. И я не без удовольствия говорила ему о своих изменах. Думала, что он, наконец, дойдет до той грани, когда не стерпит и скажет: «Убирайся к черту из моей жизни!». Но тогда я не понимала, что он никогда такого не скажет, а все мои провокации будут лишь умножить синяки на моем теле.

— Кстати, что с ним, с Теодором? Больше он никак не проявлял себя? — спросил я, понимая, что теперь Элиз с другой фамилией, другими документами и вряд ли барон Барнс сможет найти ее. А если сможет, то очень велика вероятность, что Стрельцова сведет бы с ним старые счеты. И тогда достанется ему гораздо крепче, чем сегодня досталось архимагу Рыкову.

— Нет, на его счастье в моей жизни его больше не было, — подтвердила Элиз мои подозрения.

Мы поболтали еще минут десять прежде, чем Ольга закончила разговор с Бондаревой и подошла к нам. Наталья Петровна открыла дверь в ярко-красной «Электры» — к ней тут же поспешил тот невзрачный мужчина лет сорока. Прежде чем сесть в эрмимобиль, штабс-капитан одарила меня многозначительным взглядом. В нем будто мелькнула легкая насмешка, вызов и этакое сладкое женское обещание. Мне показалось, что глаза этой ведьмы желают сказать: «у нас с тобой еще ничего не закончилось; покажи, на что ты способен, мой мальчик!». Бондарева иногда называла меня «мальчиком» — часто такое проскальзывало в начале нашего знакомства. Наташа как бы подчеркивала этим, что она старше меня по возрасту и по званию. Меня эта глупость не обижала, лишь забавляло ее упрямое стремление доминировать. Оно не пропало в ней даже тогда, когда я открыл перед ней часть себя, показывая опыт многих своих жизней. Этой чертой Наталья Петровна немного походила на мою мать.

Поскольку обеденное время давно миновало и все мы сильно проголодались, я решил направить «Гепарда» к ресторану «Амбросия». Он располагался на Царской набережной, возвышаясь двумя мраморными террасами над Москвой-рекой. От этого роскошного заведения можно было спуститься в самый живописный район Перуновых садов. Ресторан был открыт только для высшего дворянства, а значит для меня с Ольгой Борисовной. Хотя Элизабет и Бабский высшим дворянством не считались, они были с нами и им даже не пришлось показывать дворянские жетоны.

Вообще, посещения ресторана — идея нашего веселого пуделя. Это у него загорелось. Как только Бондарева укатила за красной «Электре», так Алексей Давыдович предложил:

— А давайте отметим наши награды? День-то сегодня какой! До «Святого Орла Империи» редко кому удается дослужиться даже при самых отчаянных стараниях! А мы уже с высочайшими орденами!

— И у меня еще должность теперь! — поддержала баронесса Стрельцова. — Лейб-агент особого назначения при Четвертой Имперской Канцелярии! — с пафосом сказав это, Элиз рассмеялась.

Так что, в «Амбросии» мы оказались на самых серьезных основаниях. И задержались там надолго, перепробовав множество изысканных блюд и несколько очень достойный вин. Я, правда, почти не пил, намереваясь вечером поработать. Ольга и то, наверное, позволила себе винного удовольствия чуть больше, чем я. Щечки княгини порозовели, она льнула ко мне и восхищалась этим вечером. Мне стало невыразимо приятно, что несмотря на дневные нервомотания, к моей возлюбленной вернулось прекрасное настроение. Она сейчас была так же счастлива как вчера, в момент нашей встречи в коридоре перед моей комнатой.

— Александр Петрович, — обратился ко мне Бабский, когда наше пиршество подходило к концу. — Я хотел бы вас попросить… — он тряхнул своими кудрями и щурясь от заходящего солнца сказал: — А возьмите меня к себе на службу. Я вполне согласен быть Сэмом. Вам же нужен свой менталист.

В последнем он был прав. Мне действительно был нужен свой хороший менталист. Алексею Давыдовичу далеко до уровня Бондаревой, но он хороший менталист. И если бы я поднял из своих архивов некоторые ментальные шаблоны и передал эти навыки ему, то он мог бы стать по мастерству равным Наташе.

— Сэм, ты же обитаешь там, — я кивнул на восток, намекая на расположение базы «Сириуса». — Ты как бы на серьезной службе.

— Да, но там я свое место не нашел. Все-таки строгая армейская служба — это не мое. Это одна из причин, от чего я подался в Верховную Коллегию. А теперь там… Ну сами понимаете, — он глотнул из хрустального бокала вино.

— Хорошо, Сэм. Мы с этим что-то решим, — заверил я, понимая, что не могу оставить поручика, после того как он столь смело стал на мою сторону перед Рыковым. — Поговорю с Варшавским. Быть может у вас скоро появится должность как у Елизаветы Борисовны — станете неким важным агентом при Четвертой Канцелярии.

— И мне дадут золотой пистолет, — поручик захохотал, я поддержал его несмешную шутку улыбкой.

Когда мы закончили с пиршеством, я отвез Бабского в гостиницу, Элизабет на Пожарского и потому уже Ольгу к ее дому. Прощались мы дважды. Первый раз прощание вышло таким, что после поцелуев Ольги я не сдержался, отъехал от княжеского особняка в сторону Коломенских прудов и там вероломно овладел ей под ее страстные визги.

— Елецкий! — простонала Ольга, приходя в чувства. — Я из-за тебя попу исколола об розы!

— Ну прости. Надо было ехать в гостиницу, — отозвался я, убирая дальше разбросанные по заднему дивану цветы.

— И мое платье! Елецкий! Ты уделал мое платье! — она с ужасом посмотрело на влажное пятно на юбке.

Ну да, неудачно вышло, я кончил на него.

— Оль, ну прости. В тебя же нельзя было, — извинился я, хотя меня почему-то разбирал смех.

— Сколько раз ты сегодня извинялся, я уже считать устала. Боги, ну что за день! И как я теперь домой пойду, думаешь? — Ольга Борисовна сделала несчастное лицо, но при этом ее голубые глаза были полны небесного удовольствия.

— Дорогая, есть два варианта. Первый поехать на Нижегородскую и там купить новое платье, заодно можно дрыгнуться в примерочной кабине, — предложил я, видя, как краснеет ее лицо, и она с трудом сдерживает смех. — И второй: все-таки поехать на эту ночь ко мне. А рано утром на моей, вернее на нашей с тобой вимане я доставлю тебя в Пермь. По пути куда надо залетим, подберем всех, кого нужно.

— Саш, прости, но нет. Правда, уже все договорено с Белкиным, и это от меня не зависит. Вези домой. Как-нибудь тихонько проскочу. Может я просто облилась, — она оттянула край юбки с большим мокрым пятном и добавила. — Знаешь, я начинаю думать о нашем ребенке раньше, чем планировала. Может не будем откладывать это надолго?


Домой я вернулся часам к семи вечера. И как же хорошо, что Ольга не согласилась эту ночь провести у меня! Наверное, сами боги ее хранили! Все это я пойму лишь после полуночи, грядущей ночи, ставшей для меня адом. Наставшим вечером я еще не догадывался о том, что ждет меня и весь наш дом.

Пообщавшись недолго с мамой и Майклом, я заперся в своей комнате, достал из сейфа листы с переводом Свидетельств, кинжалы Гефеста и логические таблицы и начал работать над осмыслением трагических месяцев последней арийской династии. Наконец я добрался до того момента, где снова упоминаются пещеры Конца и Начала и есть довольно точное указания на их расположение, привязанное к горам и пирамидам, которые теперь скрывают непроходимые джунгли.

Работал я долго. Скурил несколько сигарет и дважды пил чай с медом, который приносила Ксения. Исписал три листа, построил новую логическую таблицу, и много думал об ушедшей эпохе, ставшей концом предыдущей технически развитой цивилизации. Перед сном убрал в сейф кинжалы и часть записей с набросками перевода, оставив на столе лишь вторую пластину Свидетельств Лагура Бархума и грифельные копии двух Табличек Пади — хотел с утра со свежей головой сверить тексты разных источников. Безусловно, расхождения должны быть огромные, ведь эти тексты разделяют тысячи лет. Мне хотелось понять какие именно будут расхождения и уяснить некоторые важные в познавательном смысле моменты. Я уснул, так и не ответив на сообщения на эйхосе — просто забыл о нем. Едва голова коснулась подушки, я провалился в сон.

Сон был тревожный. Мне снился храм на высокой горе и боги ацтеков: разъяренный Яотл, Кецалькоатль, превращавшийся в огнедышащего дракона. Он пытался меня сжечь, извергая из зубатой пасти поток пламени. Неожиданно передо мной появилась Ольга и она пыталась заслонить меня от смертельного огня. Вот тогда меня и охватил настоящий ужас — я испугался, что Ковалевская сгорит и проснулся. Проснулся, приподнялся и ощутил, что рядом кто-то есть. Я тут же перевел внимание на второй план. Но раньше, чем успел что-то разглядеть там, услышал крики из коридора и стрельбу.

Загрузка...