Ванька 8

Глава 39 Выйти из строя!

Утром, ещё не выспавшихся и голодных, нас стали делить по «категориям».

Про эти «категории» мне как-то что-то Малиновский говорил, но я тогда был очень занят с ранеными и данная информация у меня в одно ухо влетела, а в другое вылетела.

Сейчас-то я про них хорошо знаю. В то утро, если честно, я про «категории» и не вспомнил. Это теперь, задним числом, я могу сказать, что нас на них делили. От того, в какую ля-куртинец попадал, вся его дальнейшая судьба зависела. Кого-то ждал суровый военно-полевой суд и расстрел, а кого-то — лопата в руки и копка траншей под огнём противника… Тоже не сахарно, но хоть какой-то шанс выжить. Не простили власти солдатам бунта, отсыпали наказаний по полной программе.

К месту нашей ночевки явился опять какой-то незнакомый мне полковник с большой группой младших офицеров. Сколько же их Керенский сюда прислал? Как воевать — офицеров нехватка, а тут — понаехало их… За казенные денежки во Францию. Туристы…

Сначала начали выкрикивать фамилии и имена членов отрядного и полковых комитетов.

Те, гордо подняв головы, выходили из сгрудившейся солдатской массы. Теперь уже никто деления на роты не соблюдал, все нижние чины смешались на дороге и её обочинах.

— Прощайте, товарищи! — кто-то из комитетчиков махал остающимся рукой, а кто-то и молча шагал в сторону вызывавших.

Делегатов от рот и команд в главный и полковые комитеты оказалось не мало. Семьдесят два человека. Первоначально было ещё больше, но часть погибла под обстрелами.

«Первую категорию» под усиленным конвоем аннамитов куда-то повели, но тут полковник замахал руками.

Оказалось, отобрали не всех. Забыли в спешке о председателях ротных солдатских комитетов.

Ещё полчаса и руководители ротных комитетов присоединились к группе ля-куртинцев, окруженных колониальными солдатами.

Полковник наскоро перекурил и продолжил громко зачитывать фамилии из списка, который держал в руках.

На открытом месте, где мы сейчас находились, сейчас было ветрено, и не один из ля-куртинцев мечтал о том, чтобы у полковника листы бумаги из рук вырвало и унесло куда-то далеко-далеко…

Все, кто — знал, кто — догадывался, что вызываемые будут наказаны больше, чем остающиеся. Не просто так, по всему видно, их из общей массы отделяют.

Вызывали теперь членов ротных комитетов и солдат, что активно против войны на собраниях выступали.

— Воробьев!

В нормальных условиях произнесение твоей фамилии звучит сладкой музыкой. Особенно — когда награждают или чем-то поощряют.

Тут же я напрягся.

Меня вызывают? Солдата-однофамильца? Мало ли в бригаде Воробьевых…

— Воробьев… — повторил полковник. — Иван Иванович.

Меня… Тут ошибки быть не может. Полковник нижнего чина с отчеством именовать не будет.

— Иван Иванович…

Полковник начал нетерпеливо водить глазами по солдатским рядам.

Я стоял у телег с ранеными.

— Здесь! — я поднял руку.

— Выйти сюда! — полковник повысил голос.

— Доктора-то нашего за что?

— Эй, вы чего?

— Куда врача-то?

Несколько недовольных голосов раздалось в солдатской массе.

Ранее вызывали солдат, редко — унтер-офицеров, а тут — доктора.

— Его и в комитете не было!

— Он нашего брата лечил…

— Не выходи!

У меня даже в груди защемило. Во как…

— Воробьев Иван Иванович, старший врач полка… — дочитал до конца строчку в своей бумажке полковник.

Кто ближе к нему стоял, мог заметить недоумение, на миг промелькнувшее на его лице.

— Выйдите… — уже сменил тон и манеру обращения полковник.

— Э! А, раненых-то, кто лечить будет?

— Доктор, не ходи!

Это и подобное понеслось над головами ля-куртинцев.

Полковник заозирался по сторонам, на одного офицера из своего сопровождения посмотрел, на другого…

Понятно, не сам он этот список писал, что сейчас озвучивал.

Секунда, и полковник, сделав серьезное лицо, ещё раз произнёс мои имя, фамилию и отчество.