После ужина все собрались в зале гостиницы.
— Подведём итоги наших изысканий, — сказал Лёвушкин, поудобнее устраиваясь в большом мягком кресле за круглым столом и посматривая с грустью на членов команды. — Есть планета со всеми удобствами. Точнее, даже не одна планета, а сотни тысяч — целая вселенная. Правда, вселенная без людей. Хотя, как ни странно на первый взгляд, место человека в этой вселенной ещё никто не упразднил. Так сказать, существует ВАКАНСИЯ ДОЛЖНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, МЕСТО ЧЕЛОВЕКА в системе здешнего мироздания. Вот эту-то вакансию нам и предлагают занять.
— Предлагают, — протянул Василий, — пожалуй, слишком мягко сказано.
— Не будем придираться ксловам, — миролюбиво заметил Лёвушкин. Скажем так: советуют, уговаривают, наконец, вынуждают.
— Последнее ближе к истине.
— Хорошо. Главное — не в этом. Местечко-то неплохое, можно даже сказать, почётное. И условия вполне сносные: бессмертие, вечная молодость, всевозможные блага, удовлетворение всех мыслимых желаний, само собой, за исключением некоторых… Ну, что ещё?
— Сохранение статуса личности! — ехидно вставил Огурцов.
— Вот именно! — невозмутимо продолжил Лёвушкин. — И это тоже. А какие перспективы творческого роста! О-го-го! Какие перспективы! — добавил он, устремляя взгляд вверх, к потолку, и закончил уже совсем трагически: Выбора-то у нас нет. Я к чему всё это расписываю, может, найдутся добровольцы! Капитан выжидательно посмотрел на каждого из своих подчинённых. Все молчали.
Тишина становилась всё тоскливее, всё напряжённее, всё гуще. Казалось, ещё немного — и будет слышен стук сердец.
Лёвушкин вытер платком лоб и, откидываясь в кресле, почувствовал, что ему становится труднее дышать.
«Скорее бы всё это кончилось, — думал он. — В какие только переплёты не приходится попадать в космосе. Интересно, о чём они думают?» Чем дольше затягивалось молчание, тем яснее становилось, что добровольцы не спешат.
— Ладно, — выдохнул наконец Лёвушкин, — начнём опрос по кругу. Геннадий?
Услышав имя штурмана, встрепенулась Ферни. Её не было за столиком. Принцесса сидела в сторонке у окна и что-то вышивала, стараясь не стеснять своим присутствием собравшихся мужчин. Теперь же она подошла к столу и, сверкнув на Лёвушкина своими большими великолепными глазами, сказала:
— Он не захочет! Я уже успела изучить его вкусы. Он не сможет здесь! Он уже от одного королевства отказался! — чувствовалось, ещё минута — и принцесса или разревётся, или, сжав кулачки, бросится в драку.
Лёвушкин женских слёз терпеть не мог и поэтому поспешно заметил:
— Ну, раз уже от одного королевства отказался, тогда и говорить не о чем. Сядьте, пожалуйста, Ферни, на своё место. Никто не собирается разлучать вас с Геннадием и омрачать начало столь счастливой семейной жизни. Штурман, у вас не возникло желания поселиться на Синксе вместе с Ферни? Ведь это, некоторым образом, почти её родной мир.
— Капитан, если надо, конечно… — пожал плечами Геннадий, — Хотя, признаться, все эти кибернетические излишества не совсем в моём вкусе. Мне ближе наше, земное, человеческое…
— Например, философия Финдельфебеля, — тихо добавил Василий, улыбаясь.
— Да. Несомненно, и многое другое, — грустно подтвердил Геннадий.
— Ладно. А вы, Роман, не испытываете потребности остаться в здешнем кибернетическом раю?
— Потребности, капитан, пока, к сожалению, не испытываю, но, если для общего дела… Если нет никакого другого выхода, тогда, конечно… Ради коллективного благополучия, так сказать, готов пожертвовать своим земным существованием… — Роман помолчал, подыскивая слова: — В самом деле, сказал он, — сколько планет я исколесил. Всякого насмотрелся. Опыт есть. Годы поджимают уже. А здесь всё же вечная молодость, бессмертие… Всемогущество… Как-нибудь справлюсь…
— Погоди, погоди! — остановил планетолога Левушкнн. — Прежде чем кто-то из нас решит остаться на этой планете, мне бы хотелось обрисовать проблему конкретнее. Так будет честнее, думаю. Проблема ведь не в том, чтобы остаться. На такое каждый из нас, полагаю, ради товарищей готов пойти. Это не так страшно. А вот сможете ли вы порвать все связи с человечеством Земли и при этом, как выразился Василий, сохранить статус личности. Вспомните, ведь у нас на Земле, на других планетах, есть дети, есть родители, полно друзей, родни, учеников. Нет никакой уверенности, что оставшийся на Синксе когда-либо их вновь встретит. Будем откровенны, что такое бессмертие без человечества? Вдали от него? Человек умирает для своих близких, они умирают для него. Да, возможно, в тайниках памяти долгие годы, столетия, будут роиться воспоминания, образы. Допускаю, что их, эти воспоминания, любимые образы, можно на Синксе мвтериализовать, воссоздать. Будет иллюзия благополучия, будет искусственный игрушечный мир, но не будет удивления. Не будет живых, независимых людей и не будет у вас никогда покоя и удовлетворённости своим существованием. А что такое величие вне общества? Та же фикция. Могущество! Перед кем вы его будете демонстрировать? Перед роботами? А они ничего не чувствуют, им всё безразлично. Их ни величием, ни бессилием нашим не проймёшь. Василий уже попробовал применять силу, показал себя во всей красе. Вспомните-ка, что из этого вышло. Техника — игрушка в руках человека. Но случается, так уже было в отдалённую эпоху на Синксе, что человек становился игрушкой в стальных руках техники. Сейчас на планете нужен человек, который бы не допустил повторения такого конфуза. Человек, который бы не только сумел подчинить себе всю мощь синкской цивилизации, но и при этом всегда оставался человеком! Рекомендую, друзья, оценить свои способности под этим углом зрения.
Капитан с грустной улыбкой посмотрел на собравшихся за столиком. За окнами гостиницы всё ярче разгорались огненные шары на башнях. Радужное сияние заливало зал.
— Задачка… — пробормотал 8асилий. — Нет, мне, пожалуй, не осилить. Я, естественно, если нужно — останусь, приложу все силы. Но, говоря откровенно, боюсь, что я им всю галактику расковыряю.
— Вот! Вот! — улыбнулся Геннадий. — Благодаря таким нервозным личностям, как Василий, время от времени и происходит Большой Взрыв Вселенной. Нет, Огурцова к цивилизации Синкса и близко подпускать нельзя всё разнесёт вдребезги. Лучше уж нас с Ферни оставить — будем первыми жителями планеты. Родоначальниками…
— Нет, братцы! — сказал Виталий, поднимаясь из-за стола. — Видно, кроме меня — некому. В конце концов, кибернетические системы, роботы — это по моей части.
В земной кибернетике разбираюсь худо-бедно, думаю, и в местной технике со временем разберусь. Да и удобства, комфорт я оценить умею. Как-нибудь выкрутимся. Не из таких переделок выбирались.
Лёвушкин медленно поднялся и подошёл к Виталию. Их взгляды встретились.
— Пожалуй, — сказал капитан, пожимая Виталию руку. — На твоё согласие я и надеялся. Уверен, ты нас не подведёшь.
— Не знаю, капитан, не знаю. Правда, у меня несколько интересных мыслишек возникло, — сказал Виталий. — Возможно, что-нибудь стоящее из всех моих затей и получится. Я не прощаюсь, ребята, надеюсь, ещё встретимся.
Виталий повернулся и вышел из зала.
И никто его не окликнул, не остановил. Всё случилось слишком быстро. Наверное, у каждого из команды было что ему сказать, но никто не решился, не отважился. Чувство вины перед остающимся на Синксе товарищем, очевидно, сковало всех, заставило промолчать… Да, может, и не нужны уже были слова?
И только Ферни подошла к капитану и со свойственной принцессам непринуждённостью, заглядывая через его плечо в призрачное сияние окна гостиницы, спросила:
— Куда он уходит?
Лёвушкин с грустью взглянул на Ферни:
— Наверное, в храм, к подножию лестницы.
— Скажите, капитан, — спросила принцесса, — а как бы вы стали действовать, если бы Виталий не согласился остаться?
— Он бы согласился, — покачал головой Лёвушкин. — Я немного знаю своих парней. Согласился бы, ведь больше некому. Ну, а если бы отказался, я бы, возможно, сам пошёл, но у него, конечно, выйдет лучше, Должно выйти!
— И всё-таки это наше поражение! — сердито сказал Василий, гулко стукнув кулаком по столу.
— Возможно, — с лёгкостью и каким-то тоскливым безразличием согласился капитан, продолжая смотреть в окно вслед уже затерявшейся среди улиц фигурке Виталия, — но ведь без поражений и побед не бывает.
И почему, собственно, поражение?
Лёвушкин замолчал, отвернулся от окна и оглядел собравшихся.
Никто из команды не пошевелился.
— Разве у нас был другой выход! Остаться всем и крушить всё, что можно? Уничтожить в себе всё человеческое, но не свернуть камня, не пробить стальных стен? Почему он остался, а мы вот улетаем? Наверное, в этом есть смысл. Кто-то должен был остаться хотя бы потому, что в этом мире есть ещё юные принцессы, есть красавицы, которых надо спасать от драконов. И есть ещё драконы, и не только сказочные, с которыми надо уметь драться. Существуют ещё остатки великой цивилизации, сохранившие в себе кое-что человеческое, истинно великое. И этому человеческому надо помочь взойти, пробиться к солнцу, свету сквозь все эти кибернетические и технические заросли, И в этом наш человеческий долг…
А мы полетим к Земле, в свою галактику, в свой мир. Потому что кому-то надо лететь, ведь трудностей, работы, драконов ещё, к сожалению или к счастью, хватает и там…
В любом уголке вселенной, в любом райском местечке, люди остаются людьми. Место человека… Вакансий не будет!