Ладно, упырица я или человек, без ста грамм не разобрать, а потому отложим это дело до встречи с ведьмой. Она должна знать, в кого я могла превратиться. Лишь бы не в такую, как она, а то как вспомню, так вздрогну.
А вот что требуется сделать прямо сейчас, это оправить дорогую мою неродственницу в Анапу.
— Как до места доберешься, то шляпу не снимай сразу. На солнце долго не находись, в тени держись, а то сгоришь. На пляже под зонтом сиди или лучше в кафе и жди, ты женщина видная, женихи вниманием не обойдут. Как того самого-то выбирать будешь?
— Сердце подскажет.
— Ага, подскажет оно. Ты лучше голову включай, да примечай, чем заняться сможешь.Там продают всякое, и циновки твои тоже на ура пойдут, так что думай в общем, чтоб от мужика не сильно зависеть. Если до вечера ничего не выгорит, обратно возвращайся, со всякими подозрительными личностями никуда не ходи. Если кто-то слишком наглый…
— Я разберусь, не переживай, Лина. Я же кикимора, нечисть. Кто к нам со злом, тот живет недолго и очень несчастливо, сама понимаешь, — улыбаясь, заметилала Агафья.
Выглядела она великолепно. Мы соорудили ей платье-парео в этно стиле, длинное с разрезами по бокам, шикарную шляпу, сумку и покрывало, чтоб с комфортом устроиться на берегу. Сложили кое-какой перекус и даже вязаный купальник, и с раннего утра приготовились к вылазке.
— Ладно, верю. Но если что, кричи. Громко. И бей по глазам и яйцам.
— Хорошо, — соглашалась Агафья, окидывая себя в последний раз придирчивым взглядом в зеркале.
— Ладно, с Богом.
Мы вышли во двор и взялись за руки. Я представила себе место, куда хотела бы попасть, а кикимора активировала переход. Чтобы все произошло не на виду у кучи народа, мы и выбрали утро, и я изо всех сил представляла аллею с деревьями. Пусть будет, будто бы девушка из тени появилась. Воздух замерцал и показались знакомые виды.
— Ну, ступай, — сказала я. — Но вечером обратно. Все расскажешь, а я тебе сарафан дошью.
Она обернулась, улыбнулась и смело шагнула вперед. А я закусила губу. Душа рвалась следом и плакала от того, что тоже надо будет уйти, а не хочется. Никогда еще меня не разрывали столь противоположные желания. Ну почему все так, а? Надо найти ведьму и попросить у нее зелье забвения. Хотя с этим и Змей прекрасно справиться. Но с ведьмой лучше — я могу зелье выпить или нет, а Змей, он выбора вроде как давать не собирался. Сколько времени у меня осталось? Скоро уже должен прилететь.
Подошла к Лесю, что стоял поодаль и наблюдал, как его тетя уходит.
Парень улыбнулся мне:
— Думаешь это то, что ей нужно?
— Надеюсь.
— Хорошо, если так. Но нам тоже прощаться пора, — сказал он.
— Что, уже? Но почему?
— На закате Змей прилетит, сегодня ночь Большой луны. Надо обряд отменить.
— А… Ага… А как?
— Отпустить друг друга.
Логично. Просто отпустить и все?
— Ладно, я тебя отпускаю, — сказала я.
Смотрит исподлобья, молчит. Ничего не происходит.
— Что не так? — не выдерживаю первой.
— Все не так. Надо не словами, а сердцем и душой отпустить. Захотеть мне свободу вернуть. Пожелать, чтоб никаких ни мыслей, ни чувств не осталось, чтоб я смог тебя забыть и счастливым с другой быть.
Ага, вот как.
Я попыталась, честно. Готова сердцем и душой… И свободу готова дать… И на то, чтобы Лесь забыл меня, согласна. Но вот зачем он про другую сказал, а?
Ну не могла я на это согласиться! Понимала, что должна отпустить, но как же тяжко!
— Я постараюсь, правда, — признаться в том, что ничего у меня не выходит, не хотелось. — У нас же есть еще немного времени?
— До заката.
— А что потом?
— Тебя Змей заберет, а я волком стану. Но я попрошу его отсрочку мне дать, хочу до ведьмы одной сходить и попросить ее тебя домой вернуть. Она сможет все вспять обернуть.
— Нет! — вскрикнула я.
Знаю я, как ведьмы тут все вспять обращают, мало того, что я неизвестно кем стала, так она еще и из Леся силы вытянет, гадина прожорливая. Помню я ее пасть ненасытную!
— Я смогу тебя отпустить…
— Не уверен, что это что-то даст, Павлина. Видишь ли, я тоже должен захотеть тебя отпустить. А я не хочу.
— Почему?
— Потому что эгоист и хочу, чтобы любимая осталась со мной. Видишь ли, Лина, я люблю тебя.
— И что нам теперь делать?
— Ничего. Я понимаю, что тебе без меня будет лучше, поэтому до вечера постараюсь убедить себя в этом. Если не получиться, пойду к ведьме. Но можно я не буду делать вид, что рад расставанию?
— Я тоже не рада, — призналась я.
— Тогда ты не будешь возражать, если я…
Он не договорил, просто притянул меня к себе и поцеловал.
— Я так ужасно целуюсь? — Спросил Лесь, стирая слезинки с моего лица.
— Не-ет, — я поспешила уткнуться ему в шею и втянула носом воздух. Пахло от него лесом, и я притихла так, успокоенная. — Не хочу, чтобы ты уходил.
Он замер неподвижно на миг, потом погладил меня по спине и волосам.
— Линушка, опять ты все придумала. Я ведь и не ухожу никуда.
— Нет, уходишь. Ты к ведьме собрался.
— Она тебя домой вернет, ты же сама этого хотела.
— Я там тебя забуду, — бухтела, уткнувшись в широкую грудь лешего.
— Зато огонь с костра купальского тебя не тронет.
Да плевать мне на огонь этот вообще! У меня кошка есть замораживающая, разберемся мы с татушкой, что к чему. Тем более, что мне кажется, я ее даже понимать начала. Меня другое тревожит.
— А скажи мне, милый мой муж, а если бы мы обряд до конца прошли, то ты бы все равно меня забыть мог? И к другой уйти?
— Я и сейчас тебя забыть не смогу, если только кто вмешается и колдовство сотворит. И никто, кроме тебя мне не нужен, и с обрядом бы или без, уходить не намерен. Я же не человек, Павлина, нечисть. Раз полюбил, то навсегда.
— А что значит, обряд завершить. Это как вообще? — не отставала я.
Просто я подумала — ну вернусь я домой, и что? Если Агафья не соврала, то дома женского счастья мне не будет, его ведьма забрала. И детей тоже вроде как не предвидится. И что меня тогда ждет? Работа в нашей мастерской? Так это я и тут могу организовать, мне какая разница, где за рукоделием сидеть? А тут у меня кошка одна останется, за Агафьей присмотреть надо, ну и Лесь опять же. Как я его отпущу к кому-то?! Он МОЙ муж! Ну, почти…
Родня у него, конечно, подкачала, маманя особенно, но мне с ней не жить. У Леся свой дом имеется, я там даже была уже. Ну и что, что в лесу, зато воздух свежий.
Мне бы только домашних предупредить, что со мной все в порядке, а так у меня в том мире-то и нет больше ничего и никого, а я все цепляюсь за него. Ну и что, что мы так странно связаны оказались, даже не успев познакомиться? С Олегом вон все ходили да женихались, а как свекрови я не приглянулась, так он живо назад сдал и другую нашел. А Лесь не такой, ему я нужна, я это сердцем чувствую.
— В дом мой хозяйкой войти, заботу друг о друге на себя взять, с семьей моей познакомиться, — ответил мне мой муж.
— И все? А там это… Ну, брак консумировать? Детей зачать?
Посмотрел на меня пристально.
— Ты детей хочешь?
Подумала. Да, хочу, а чего такого? Не девочка ведь уже, годы-то идут. А Лесь вон какой заботливый, дочку он обожать будет. И сына ему тоже надо… Лешачка маленького. Лесов-то ого-го в Тридевятом, за ними глаз да глаз нужен.
— Хочу, — говорю, — а что?
— Ничего, можно и детей. Но тогда брак точно консумировать придется. Дети у нас не из семян вырастают.
И смотрит на меня, как будто ждет чего-то.
А что я? Я же не могу ему сказать “ну хорошо, согласная я, бери меня замуж”! Это как-то неправильно, мужчина, пусть он даже леший, сам должен предложение делать. Я подумаю, поломаюсь, потом соглашусь. А потом можно и с родителями знакомится, и в ЗАГС идти. Ну или вместе съезжаться. Но все равно мужик предлагать должен!
Но у них тут в Тридевятом все не так, и как несчастной попаданке намекнуть, что она уже передумала домой возвращаться?
— Ладно, — говорю, — ты голодный, наверное, пойдем, покормлю тебя. Хозяйки-то нету дома, так что я за нее. И мне тут с одним болотником надо разобраться, сходишь со мной?
— Схожу, конечно, — говорит. — Пошли, покормишь меня, хозяюшка.
За завтраком я болтала о пустяках, а сама думала, ну как же сказать, что я готова уже полноценной женой стать? Подумывала даже Леся на сеновал затащить и там консумацию устроить, но вдруг он и так не поймет намека, а сочтет, что это у нас секс прощальный? Кто знает, что у них, у Леших, в голове? Надо было у его брата спросить, пока он рядом был. Ну или попросить его, чтоб он Лесю намекнул, что его формальная жена готова стать ему полноценной супругой. Но как надо, так нет его рядом!
— А что, — спрашиваю, — у Годимира с Марьей все серьезно?
— Да, — отвечает, — они решили как муж и жена жить.
— И что, — говорю, — он ей предложение сделал? А свадьба когда?
— Так они уже живут вместе, значит, женатыми считаются.
— А-а, — тяну задумчиво, — а у нас не так. У нас сначала парень девушке предложение делает, потом она согласие дает, потом с родителями знакомятся, потом свадьбу играют или хотя бы в ЗАГС идут. А иначе не считается.
— А как? — спрашивает.
— Что как?
— Как у людей предложение делают?
Хотела сказать, что на одно колено встают или в ресторан приглашают и кольцо дарят, а потом подумала, а вдруг Леся остановит, что у него кольца нет?
— Парень говорит: “Выходи за меня замуж” или “Ты согласна стать моей женой?”. А девушка соглашается.
— А сваты?
— Что сваты?
— Сваты в это время что делают?
— Пьют горькую, что у них работы не осталось, и молодые сами все решили. Нет у нас никаких сватов. Сами решили, сами расписались.
— Кровью?
— Нет, просто в книге специальной.
— Заговоренной?
— Обычной…
— Но тогда это не по настоящему. Если магических клятв нет, и перед богами не венчаны, то какой же это брак?
— Какой-какой, гражданский. А если ни предложения нет, и ничего остального, то это что, лучше что ли? — рассердилась я.
То ли муж мой не хочет меня в жены, то ли он какой-то недогадливый.
Некоторое время шли молча, я только пыхтела, Маркизу таща. Не захотела она ни на Лесе ехать, ни в корзинке, мол, бери меня и неси. Несла, куда деваться. С болотником она тот еще аргумент. А после завтрака мы к нему и отправились.
— Давай мне кошку, — сказал Лесь и отобрал мою красавицу. Она сопротивляться не стала, поняла, видать, что я устала. Или ей не нравилось, что я злюсь.
— То есть, по твоим меркам, у нас брак ненастоящий? — спросил все-таки Лесь спустя какое то время.
— Получается, что так, — осторожно заметила. Не спугнуть бы.
— Но ты и не хотела, чтобы он настоящим стал?
Э-э-э, вот мы и на скользкую дорожку ступили. В обоих смыслах. Просто дошли до того места, где Маркизой уже все подморожено было. Огоньков тут не было, а вот лед — очень даже. Так, где у нас тут болотник? Надеюсь, что живой он…
— С чего ты взял?
Конечно не хотела, я его тогда знать не знала! А сейчас вот хочу, но не уверена уже, что Лесь того же хочет. Я же ему точную инструкцию дала, что надо сделать, а он и не думает хоть какие-то шаги предпринимать. А скоро Змей прилетит и все, ищи волка по всему царству-государству. Точно придется каменные хлеба печь и башмаки железные ковать учиться.
— Ты сказала, что не люб я тебе.
Боже, да что такое-то! Так мы до утра не придем к нужному. Нет, надо было его не на болото вести, а на сеновал. Интим наверняка надежнее всего брак закрепил бы, чего бы там Лесь не говорил.
— Я тебя тогда не знала.
— То есть сердце твое промолчало?
Очень скользко! Схватилась за Леся развернула к себе.
— В моем мире сердцу уже никто не верит. Как и словам. Только поступкам.
Стоим, смотрим друг на друга.
— Да целуй ты ее, чурбан бесчувственный, — услышали мы голос.
Обернулись оба. Ага, а вот и болотник. Выбрался так изо льда, стоит, пасть зубастую щерит.