Гвардейцы в кровавых одеждах, легко преграждающие всем путь, уступили ему, как только он приблизился к высоким помпезным дверям - вертикально подняв пики и встав по стойке “смирно”.

Люк беспрепятственно вошел внутрь; не то, что охрана могла бы остановить его, но борьба принесла бы ему некое удовлетворение, некий выплеск энергии после слишком долгой, застойной оцепенелости в этом приторно-надоедливом месте, похожим на склеп, ставший домом для нравственно мертвых существ, на монумент жадности и корысти.


Двери закрылись, оставляя позади беззвучное перешептывание и суету лживых, властолюбивых интриганов, сводя все вновь лишь к глухому, фоновому шуму, кормящему тени и темноту.


И затем он различил тот самый одиночный вибрирующий тон, расплывающийся шепот. Люк провел взглядом по этому скучному до зевоты месту: пепельные линии слабого света, падающего из высоких узких прорезей на дальней стене, вычерчивая контуры зала, едва доходили до конца возвышения.


Он беззвучно пошел через широченное пустое пространство, погрузившись в приводящую в восторг тишину – потянувшись к источнику этой странной исключительной вибрации…

и остановился, когда ноги коснулись края полукруга, выложенного перед подиумом.


Люк никогда не ощущал этого раньше - но и зал никогда прежде не был пустым, чтобы резонировать с его чувствами. Камень, из которого была выложена окружность, разделенная сейчас на две половины, был довольно древним: полированный мрамор бледно-сливочного цвета с красновато-коричневым тонким узором. Эта часть пола выглядела обособленной и изящной в отличие от всего остального напыщенного зала и явно старше - словно бы ее вырвали из недр скрытого прошлого и доставили сюда; вероятно, по приказу его Мастера. Люк замер, как вкопанный, прислушиваясь к Силе…


Вспыхнул иллюзорный образ круглого зала с величественными видами на городской пейзаж Корусканта; по периметру на одинаковом расстоянии друг от друга стояли стулья, вливающийся в окна свет отражался от бледного мрамора, выложенного в центре целостным кругом…


Тот же самый бледный мрамор… Люк нахмурился, пытаясь повторно вызвать образ, но он исчез - оставляя все ту же звучащую вибрацию на краю его восприятия, связанную в какой-то мере с этим полом под его ногами, но принадлежащую чему-то другому.


Взгляд притянуло многогранное великолепие Трона Солнечных Лучей, неуловимо напоминающего о солнцах Татуина. Этот Трон в сознании Скайуокера всегда был связан с Палпатином, с местом его правления. Люк видел трон по холо еще ребенком, учась в школе, и смутно помнил, что это был некий древний и бесценный артефакт.


Массивный трон с невероятным мастерством был изготовлен из цельного куска драгоценного металла. Огромное круглое солнце, формирующее спинку, окружалось яркими солнечными лучами, чеканная поверхность которых отражала даже унылые блики умирающего дневного света, преломляющегося во множестве крошечных граней. Перед троном стояла замысловато сделанная низкая скамеечка для ног из похожего металла оттенка розового золота. Выгравированное на ней представление галактики, находящейся под ногами Палпатина, было украшено темно-синей глазурью и драгоценными камнями.


Несмотря на ее очевидную ценность, Люк взглянул на скамейку только мельком, ровно столько, сколько потребовалось для понимания, что изначально она трону не принадлежала; она была простым безжизненным предметом, о котором он тут же забыл. Трон же… стоящий в тяжелой, косной неподвижности… именно трон был источником той особенной вибрации, зовущей мелодии, резонирующей до глубины души Люка.


Влекомый вперед, он медленно вступил на возвышение и обошел трон на некотором расстоянии – не испытывая желания подходить ближе и впервые замечая, что громоздкое солнце было зеркально продублировано сзади, как самостоятельная, отдельная часть, нижние лучи которой опирались на мрамор в качестве ножек. Два солнца, расположенные вплотную друг к другу, спина к спине, в прекрасном соответствии. Он не смотрел и не хотел смотреть на все это раньше – жесткая аура Палпатина подавляла столь неуловимое и призрачное явление в Силе.


Замедлив шаг, Люк отошел в тень позади трона и замер, поглощенный и очарованный - замечая едва различимые надписи, вырезанные тончайшими изломанными символами некого архаичного языка. Поначалу он не мог распознать его - пока эти странные письмена не растеклись в неровных изгибах окружности солнца, становясь видимыми в отдельных бликах света.


В состоянии, близком к трансу, словно под гипнозом, Люк уставился на вырезанные слова, выхватывая их под слабыми лучами света, пробивающимися сквозь закрытые ставни.

Единственным звуком в глубокой тишине был стук колотящегося в ушах сердца…


Раздавшийся из теней голос заставил его буквально подскочить, разворачиваясь и напрягая все мышцы; рука автоматически схватилась за лайтсейбер.


- Строишь планы… или просто мечтаешь? - сверкая желтыми глазами, Палпатин вышел из чернильной темноты, и Люк вдруг осознал, что во всем зале стало темнее; совершенно незаметно для него наступил вечер.


Он вынудил себя успокоиться, отвешивая легкий поклон:


- Нет, Мастер. Только изучаю часть истории.


Император прошел вперед, поглощая своими черными одеждами и без того унылый свет, словно сами тени следовали за ним. В собственническом жесте он протянул бледную руку и провел ею по краю трона; безмолвие тишины нарушилось звучным царапаньем ногтей.


- И что конкретно ты изучаешь?


Люк нерешительно помедлил, вновь смотря на вырезанный манускрипт:


- Читаю надписи.


Палпатин нахмурился, прослеживая взгляд Люка.

Трон в прошлом был так называемым Местом Пророчества джедаев - священным артефактом, принадлежавшим им с древнейших времен. Ситхи давно жаждали получить его, и когда Палпатину удалось это осуществить, забрав многовековое седалище вместе с другими реликвиями из разрушенного Храма Джедаев, он переименовал его в Трон Солнечных Лучей. Слова скрытого священного писания ревностно хранились некой тайнописью, настолько старой, что джедаи посвятили годы ее изучению и расшифровке - о чем свидетельствовало множество тщательно задокументированных различных вариаций, поправок и перестановок.


- Пророчество, - загадочно произнес Палпатин, внимательно наблюдая за мальчишкой.


Считалось, что в пророчестве, вырезанном в лучах солнца, находится ключ к мощи, способной изменить курс галактики, путь для неограниченного использования Силы.


Повернувшись и сосредоточив взгляд на своде чеканного солнца, Люк прочел слова:


- Сын Солнц.


Подбородок Императора чуть вздернулся, глаза сощурились, пальцы властно сжались на краю трона. Скрытая тайнопись, на древнем непонятном языке, мальчишка никак не мог прочитать ее…


Тем не менее Палпатин приказал:


- Прочти это громко.


Люк нахмурился:


- Что именно?


Губы Палпатина скривились в улыбке:


- Сколько ты видишь?


- Несколько надписей - или только одну. Разные части одной и той же загадки.


- Прочти, - повторил Палпатин более стянутым от напряжения голосом.


Люк на секунду пристально взглянул на него и затем вернулся к вырезанным символам. Какой-то момент они вновь казались чуждыми, нечитабельными, но так же, как и раньше, всматриваясь в многогранную золотую резьбу, Люк ощущал, как замыкалось и обострялось его восприятие, резонируя в Силе - и слова легко потекли в сознание, строфа за строфой, обретая смысл. Он читал, не прилагая усилий, лишь прослеживая глазами резные кривые и чувствуя, как взывает к нему значимость образовывающихся слов:


Этот путь - желание Силы.

Все разрушится.

Стремления и империи, союзы и родство.

Амбиции истощатся.

Жажда господства рассыплется в прах.

Только желание Силы останется.

Начала куплены за счет конца.

Новая надежда даст жизнь, когда все остальное будет потеряно.

Из темноты прибудет свет; из краха придет спасение.

Сын солнц, Сила, обретающая форму.

То, что упало, возвысится к доминиону,

То, что раскололось, излечит отчуждение.

То, что стало негодным, выйдет за пределы.

Тот, кто будет колебаться, уравновесит путь…


Люк остановился, сдержанный и задумчивый, прежде чем прочитать последнее:


Ибо края теней определяют свет

На границе рассвета и темноты.


На границе… Палпатин чуть склонил голову, охровые глаза вспыхнули, остро и проницательно:


- И где стоишь ты, мой волк?


Люк повернулся к своему Мастеру; но теперь он был хорошо знаком со словесными играми Палпатина, чтобы не теряться от них. Чуть заметная улыбка коснулась уголков его губ, когда он предложил сразу и абстрактный, и буквальный ответ, смотря себе под ноги:


- Я стою прямо здесь, Мастер. Позади трона.

***

- Лорд Вейдер, мы приняли коммюнике из Дворца. Император приказывает вам завтра проследовать на частную аудиенцию с ним сразу после церемонии вашего прибытия.


Это был адмирал Пиетт, один из немногих офицеров, кому доверял Вейдер - пока.

Между Вейдером и Мастером непрестанно велась скрытая борьба: Палпатин тщательно размещал шпионов в руководящий состав его звездного разрушителя, Вейдер постоянно находил причины избавиться от них - навсегда.


- Спасибо, адмирал, - пророкотал Вейдер с ясно звучащим раздражением.


Пиетт осторожно поклонился и поспешно ретировался, оставляя Вейдера пристально вглядываться в широкий обзорный иллюминатор на мостике Экзекутора, обдумывая различные варианты.


Если ему разрешили вернуться к Имперскому Центру, значит, его сын в какой-то степени подчинился. Но Вейдер знал об этом и так, не только Палпатин располагал сетью шпионов. Вейдер знал о новом человеке при дворе Императора - молчаливом и замкнутом юноше, всегда держащимся рядом с Палпатином, который относился к тому с собственническим и бдительным вниманием. Только сам Император говорил с юношей - явно обескураживая и останавливая любого, кто пытался к нему подойти. И сам молодой человек ни с кем не заговаривал - ведя себя отстраненно и обособленно. Он никогда не покидал своих апартаментов, кроме как по приказу Императора. Его видели лишь в тронном зале и на пути к тренировочному залу, который он ежедневно посещал в сопровождении четырех алых гвардейцев. Как предполагали источники Вейдера, охрана нужна была больше для препятствования всяким любопытствующим, чем для контроля над загадочным незнакомцем. По их же сообщениям выходило, что за этим видимым замкнутым фасадом скрывается резкий и взрывной характер.

Занятно, что шпионы Вейдера не располагали ни именем незнакомца, ни даже идеей, кем тот является, несмотря на широкую агентурную сеть.

Вейдер не посчитал нужным сообщать им свои сведения; для него намного интересней было, чтобы они питались информацией из дворца. Но он знал правду – и догадывался о причине, по которой Император вызвал его назад.


Новый ситх Палпатина нуждался в испытании. Примерно так же Палпатин некогда проверял Энакина, направив его на графа Дуку, своего предыдущего сторонника, чтобы избавить себя от неотъемлемых осложнений при наличии двух последователей, служащих одному Мастеру.


С безупречной болезненной ясностью он помнил, как держал пересеченные у горла Дуку мечи.

Помнил, как шипел Палпатин, подстрекая его к убийству.


Помнил изумленную растерянность от предательства на лице Дуку.


Вейдер всегда верил, абсолютно, что умрет по собственным причинам - никак не связанным с холодными амбициями своего мастера. Он поклялся, что не предоставит тому роскоши уничтожить его чужими руками. И если Палпатин захочет избавиться от Вейдера, то должен будет оказаться перед ним лично.


Но как бы там ни было, сейчас, словно обученный пес, он по-прежнему возвращался к своему хозяину.


Не потому, что он хотел встречи с Палпатином… а потому что ему было необходимо увидеть сына. Несмотря ни на что, Вейдеру нужно было увидеть его.


Для чего - он не знал, или, скорее, не хотел слишком углубляться в размышления об этом.


Вейдер понятия не имел, насколько Палпатин исказил разум мальчика, но знал, что и раньше – дай Люку меч в руки в любую минуту их бурных отношений и тот, без сомнений, набросился бы на него. И сейчас Палпатин без особых усилий сможет перевести эти эмоции в действие.


В более спокойные и ясные моменты Вейдер понимал, что Палпатин не станет просто так разменивать его жизнь на нового ситха, или, скорее, верил в это; он хорошо знал своего Мастера, знал его самоуверенность и его взгляды, знал, что тот считает себя выше ограничений, установленных ситхами за прошлые столетия, выше правила о том, что могут быть только два ситха - Мастер и ученик.

Именно по этой причине Вейдер сам изначально рискнул взять мальчика к Палпатину.


Ему не нравилась необходимость такой рискованной игры, но Люк своим упрямством в Облачном городе практически не оставил ему выбора. И после двух десятилетий рабства Вейдер довольно хорошо понимал Императора, чтобы пойти на этот шаг - зная, что тот также был искушен потенциалом мальчика и что соблазн неограниченной власти сильнее оков древних правил и архаичных предостережений.

Если бы Вейдер смог обратить сына сам, он бы это сделал, но подобное не было его сильной стороной. Это требовало изощренных средств и хитроумных манипуляций, которыми Вейдер к своей гордости не пользовался - и которые в изобилии применял Палпатин.


Он понимал, конечно, что Император постарается сделать мальчика как можно более чуждым ему - меньшего от коварного старика Вейдер и не ждал. Но он знал и то, что между ним и сыном есть некий резонанс. И Люк, несомненно, тоже чувствовал это, что бы он ни говорил.


То, что Палпатин отослал Вейдера с Корусканта, было неожиданно - он надеялся находиться рядом все время преобразования своего сына, чтобы поддерживать их связь. Но даже, если Мастер действительно хочет спровоцировать борьбу между ними, Вейдер был уверен в своих силах: он уже побивал мальчика раньше – и без колебаний сделает это снова.


Хотя, возможно, не так сильно. Он не намеревался заводить поединок на Беспине так далеко, как это вышло - не думал, что настолько потеряет контроль. И впоследствии не хотел ранить Люка еще больше, когда поймал его на корабле контрабандиста. Но сдержанность и Тьма едва ли были тождественны друг другу, а мальчик, казалось, обладал врожденной способностью досаждать настолько, что все намерения Вейдера терялись в наплыве раздражения и злости


Как мальчишке удавалось проделывать это с такой безошибочной легкостью - оставалось загадкой; возможно, причина состояла в том, что они были слишком похожи, или - что более тревожно - в том, что впервые на памяти Вейдера ему не было наплевать, как кто-то думает о нем…


Он обдумывал эту мысль в течение долгих секунд и затем решительно отклонил ее, как неуместную.


Как бы далеко не зашел Вейдер в своих размышлениях, ответ на проблему сохранения самоконтроля в присутствии сына был очевиден - Люк должен прекратить противиться ему. Мальчик нуждается в дисциплине. Представление Вейдера о том, что он сам осилит что-то большее в их конфронтации сверх жесточайшего самообладания, было явно смехотворным; особенно теперь.


Поскольку он знал потенциал Люка – тот был кристально прозрачен.


Он знал, к чему способен мальчик – достаточно лишь аккуратно подтолкнуть его в нужном направлении. И целью Вейдера сейчас стало обеспечение гарантии, что, когда все сведется к выбору, лояльность Люка будет на стороне отца. Для достижения этой задачи он нуждался в свободном доступе к сыну, который в настоящее время осуществлялся полностью на условиях Палпатина. Но пока и этого было достаточно. Достаточно, чтобы присматривать за мальчиком, незаметно направлять и вести его. Якобы следуя интересам Мастера, на деле же - своим собственным.


Где-то в глубине души пробивалась маленькая червоточина - о том, насколько нелепо будет, если мальчик сейчас убьет его. Если оружие, которое он стремился использовать против Мастера, станет оружием, которым тот уничтожит его.

О том, что он будет уничтожен тем, кому дал жизнь.

О том, что ему все еще нужно искать прощения у мальчика, который хочет убить его.


Но такие мимолетные приступы растерянности легко игнорировались перед лицом больших доводов. Было нечто взывающее громче этих мыслей, нечто внутри него… То, что низводило и делало незначительными все его тщательные планы…


Факт, что это был его сын. Его сын. Его плоть и кровь. Инстинктивная связь. Независимо от того, как упорно они оба пытались отрицать ее. Независимо от того, как Император пытался разорвать и разделить их, независимо от его планов и манипуляций.


Все предыдущие замыслы Вейдера претыкались об этот простой факт и всё – всё – перестраивалось вокруг него помимо воли, сбивая с толку и мешая. Менялось всё; взгляды, убеждения и жизненные устои подвергались испытанию самим существованием его сына.


Он хотел изменить мальчика ради мощи, заключенной в нем, ради возможностей, которыми тот располагал. До того, как Вейдер увидел сына, не возникало никаких вопросов, не было и тени сомнения относительно роли Люка в его большом плане. Либо он согласился бы с целью Вейдера, либо был бы уничтожен.


Сейчас… все, что Вейдер знал наверняка – это то, что он мог убить мальчика на Беспине и избавиться от осложнений. И Люк… Люк мог нажать на курок и убить отца, когда тот дал ему такой шанс на борту «Тысячелетнего Сокола». Должен был нажать - зная, что в противном случае Вейдер получит контроль над ним.


Ни у того, ни у другого не хватило духа для этого.


И независимо от того, что случилось потом, эта связь осталась между ними - Вейдер верил в это безоговорочно. Потому что он знал, что чувствует…


Он мог позволить Палпатину сделать худшее - позволить тому предать его, настраивая Люка против него или его самого против мальчика. У Вейдера была более крепкая хватка, более глубокий резонанс.

Самая естественная связь, самое прочное давление, вне всякого сознательного выбора, вне всяких манипуляций. То, что было между ними, не зависело от планов и расстояния, ненамеренное, инстинктивное, близкое… это текло в его крови. Его сын…


То, что он не мог отрицать…

Глава 22


Многочисленные ряды штурмовиков собрались на огромной посадочной платформе далеко внизу, созванные по приказу Палпатина для торжественной встречи Лорда Вейдера с обширной миссии у пограничных миров.

Палпатин стоял в одном из частных залов Южной Башни, в удалении от церемонии, разделив свое внимание между нею и практически бесшумными шагами, сопровождающимися резким преломлением в Силе по мере их приближения.


Он шел вдоль длинного зала к своему Мастеру, солнечный свет, поглощаемый его неизменно темными одеждами, оставлял ему лишь тень впереди, рука слегка касалась лайтсейбера, заверяюще покачавшегося на бедре.

Достигнув Мастера, стоявшего к нему спиной, он легко опустился на колено. Император не стал утруждать себя поворотом и ограничился лишь жестом руки:


- Встань, друг мой.


Скайуокер поднялся и встал рядом с Мастером, наблюдая за церемониальными приготовлениями внизу.


- Твой отец приземлится в течение часа. Я приказал ему явиться в мою частную палату для аудиенций. Ты тоже будешь там.


Не отводя взгляда от происходящего внизу, бесстрастным и сдержанным тоном Скайуокер спросил:


- Зачем?


- Затем, что я приказал, - членораздельно и жестко обрезал его Мастер сиплым от досады голосом, также не сводя глаз с главной посадочной платформы.

Какое-то время они молчали; Люк знал, что у Императора есть что еще сказать, и охотно ждал, когда тот заговорит…


Палпатин чуть повернулся и произнес напряженным от нетерпеливого ожидания голосом:


- Ты будешь драться с ним?


- Вы хотите этого? - немедленно откликнулся Скайуокер.


Не было ни страха, ни желания в его словах, но Палпатин знал, что находится в его сердце.


- Ты волен поступить, как пожелаешь, - Император позволил своему разрешению повиснуть в воздухе на долгое время, однако его павший джедай даже не шевельнулся. - Но ты не можешь убить его.


Глаза мальчишки взметнулись к Палпатину, и хотя лицо и голос оставались осторожными и нейтральными, не выражая непочтения, все же его слова были близки к открытому неповиновению:


- Вы непрерывно обвиняете меня в том, что я еще не ситх, и тем не менее, когда я хочу вонзить свои зубы, вы накидываете мне намордник.


Палпатин не обернулся:


- Ты сделаешь так, как я приказываю.


Его дикий джедай промолчал, явно не впечатлённый этим. С тех пор, как он был освобожден из камеры, прошло долгих четыре месяца, некоторые его шрамы за это время поблекли и исчезли, другие были настолько свежими, что все еще темнели кровоподтеками, являясь свидетельством продолжающихся сражений.

Но Палпатин знал, что война давно выиграна. Сейчас лишь происходило повторное обозначение линий, проверка пределов и границ.


И, по правде говоря, он наслаждался этим - игра не закончилась, она просто перешла на более изощренную арену.


Палпатин повернулся, впиваясь глазами в своего джедая на несколько долгих секунд - подчиняя его своей воле. Скайуокер отвернулся, молча, стиснув челюсти, чтобы удержать рвущиеся слова.


- Ты понял? – с нажимом спросил Палпатин.


- Да, Мастер, - ответил наконец мальчишка, глухо и напряженно. - Хотя я не понимаю, почему.


Палпатин улыбнулся на такую явную, неугасающую досаду. Но не уступил и не смягчился - у него была своя задача.


- Потому что он нужен мне.


- Для чего? - вновь бросил вызов Скайуокер почти срывающимся голосом.


- Для того, к чему ты кажешься не способен, - обвинил Палпатин, смотря на него жестким взглядом. - Для беспрекословного повиновения моим приказам.


Те чудесные, замечательные глаза холодного синего цвета закипели от подавляемого гнева в ответ на провокацию, но джедай промолчал.


Палпатин поднял брови:


- Когда ты сможешь это, я отдам тебе его голову.


Скайуокер разочарованно отвернулся. Палпатин знал, что тот пытался повиноваться, но попросту не был способен к этому, несмотря на причиняемый себе вред. И это было одной из причин, по которой Император ценил его, получая удовольствие от его общества. Волк, берущий пищу из руки своего Хозяина. Припадающий к ногам Хозяина – почти.

Порой он все еще стремился убежать - образно, если не буквально - и Палпатин все еще дергал за цепи, которые держали его. Но это не останавливало Скайуокера от попыток.

И это не останавливало руку Палпатина в ответ.

Глава 23 (1 часть)

Вейдер целеустремленно шел по длинному коридору жилой резиденции Императора в Восточной Башне; хорошее знание дворца придавало его широкому шагу еще большей уверенности. Хотя обычно Мастер не вызывал его в эти комнаты – и уже одно это было предупреждающим сигналом. Но гораздо больше настораживало отсутствие охранников у входа в зал, ведущий в частную палату для аудиенций, называемую Красной Комнатой.

Вейдер сощурил глаза, но все же вошел через высокие резные двери в обширный и неосвещенный зал репрессивно алого цвета; последние лучи вечернего солнца падали из узких прорезей окон, цепляясь за декоративное золочение на стенах и заставляя искриться красные прожилки на черном мраморном полу. Вдоль стен на расстоянии друг от друга располагалась дюжина высоких стульев темно-рубиновой расцветки. Сам зал был разделен глубокими ступенями на три отчетливых уровня таким образом, что только поднявшись на самый верхний, можно было достигнуть присутствия Императора.

Постоянные манипуляции, скрытые или очевидные, служащие целям Палпатина.


Мысленно Вейдер уже был готов и прокручивал в голове все возможности, пытаясь понять, как его Мастер поведет игру.

Но ничто не могло подготовить его к тому, что находилось за этими дверями.


В стороне огромного пустого зала стояла одинокая фигура…


Одетый в полуночно-синее человек был практически затерян в тенях, стоя спиной к комнате. Он смотрел на отдаленный город за окном, на сумеречное небо, полыхающее огненно-темными красками, дающими единственный свет в сгущающемся мраке.

Человек никак не отреагировал на появление Вейдера: даже услышав тяжелую поступь Темного Лорда по гладкому мрамору, он оставался неподвижен.


В течение долгого времени Вейдер попросту не узнавал своего сына, не ощущая знакомого присутствия в Силе - настолько непроницаемы были щиты вокруг его разума.


И затем – когда Вейдер понял, кто это - он замер на месте.


В полумраке зала по-прежнему висела тяжелая выжидающая тишина…


Его сын повернулся - и все надежды Вейдера, все его стремления, все его намерения рухнули, разбились, словно стекло о камень резкой правдой, представшей перед ним.


Его сын… полный идеалов, решительный и безрассудный юноша, сражающийся с ним на Беспине с горячей страстью и верой… его сын исчез, был уничтожен реалией судьбы, сожжен и похоронен под затененными лохмотьями человека, который наблюдал за ним сейчас с таким холодом, повернувшись изможденным лицом, отмеченным многочисленными и едва излеченными шрамами.

Истощенный телом и душой, с темными кругами под глазами; все свидетельствовало о болезненной слабости, несмотря на то, что он стоял уверенно и прямо. Те когда-то выразительные синие глаза были замкнутыми и настороженными, жесткими и пустыми, не выказывая ничего, ни надежды, ни ненависти.


Но в момент, когда он повернулся, и их глаза встретились, на секунду щиты Люка дрогнули, и Вейдер увидел то, что находится под этим взглядом.


Сердце пропустило удар и его совершенно отрегулированное дыхание нарушило на мгновение темп от внезапно нахлынувшего сочувствия, от полностью инстинктивной потребности отца защитить своего сына.


Ощутив это, Люк резко отвернулся в отвергающем неприятии, не желая и не нуждаясь в заботе своего отца. Было слишком поздно для какой-либо помощи, если она вообще могла быть.

Насколько Люк знал, Вейдер ясно дал понять свое отношение к нему на Беспине. И заявить сейчас о каком-либо беспокойстве было бы лицемерием, граничащим с оскорблением.

Вейдер стоял, как вкопанный, обуреваемый противоречивыми эмоциями при виде своего сына. Он чувствовал Люка в Силе, изолированного и обособленного, опустошенного и разбитого, физически и морально, окунувшегося во Тьму. Ощущал его шрамы, которые никогда не исчезнут, а будут только сильнее углубляться - уничтожая остатки надежды.

И ясно видел руку Палпатина во всем.

Это было знакомо ему - чувства собственной опаленной души.

Но он никогда не хотел видеть таким своего сына.


И затем этот момент был сломлен. Отвернувшись, Люк вышел из сумеречных теней – хотя в восприятии Вейдера остался окутанным Тьмой – и направился к высоким дверям палаты для аудиенций, тихо открывшимся в приглашении.


Вейдер автоматически последовал за ним, догоняя его у дверей и пытаясь придумать, что сказать - хоть что-нибудь; какую-то причину, какое-нибудь оправдание в защиту своих высоких целей.


- Не смей. Даже не пытайся, - надрывно и едва сдерживая злобу, тихо проговорил Люк, не поворачивая головы.


Это был его сын. Его сын произнес слова с такой ледяной враждебностью, замораживающей Вейдера. То, ради чего он вернулся, исчезло - не было никакого отклика, никаких точек соприкосновения, давших бы ему признание и терпимость, на которые он рассчитывал. Никакой перспективы, видимой раньше.

И сейчас Вейдер спрашивал себя, как он, вообще, мог ожидать этого. К принятию не вынуждали, его заслуживали.


После двух десятков лет затворнической, одинокой пустоты Вейдер обнаружил родственную связь, истинную близость - возможность вернуть так многое из утраченного им; ему был дан бесценный подарок… и он отказался от него. Разрушил, как разрушил и все остальное, имеющее значение в его жизни. Он потерял сына, которого так стремился иметь, своею собственной рукой - рукой Императора при его добровольном сотрудничестве. Это понимание, пришедшее в смешанном наплыве мыслей, ударило и скрутило изнутри, зажигая запал его темперамента.


Затем он оказался в палате для аудиенций, такой же темной, как душа его Мастера, и столь же мрачной, как осознание собственной жестокой потери. Его сын шел относительно рядом - на расстоянии вытянутой руки.


Император сидел напряженно и прямо в тяжелом, богато украшенном кресле, размещенном на небольшом возвышении в дальнем конце зала. Кресло было единственным предметом обстановки, заставляя роскошные кроваво-красные и декорированные золотом стены казаться кричащими и безвкусными, неуместными. Поза Императора указывала на испытываемые им эмоции - хотя это могла быть как нервозность, так и возбуждение.

Вейдер равномерно шагал вперед, пытаясь вспомнить, когда в последний раз он видел хоть намек на то, что коварный старик нервничал.


Темный Лорд крайне опасался огромной мощи, содержащейся внутри Императора - особенно здесь, будучи полностью окутанным его темным и властным присутствием.


Они достигли трона вместе, отец и сын; на бледном лице Палпатина отразились острые ощущения от переживаемого им чувства предвкушающего ожидания. Вейдер вынес ногу вперед и опустился на колено перед своим Мастером, как он делал уже тысячу раз раньше - это ничего не значило для него теперь, только пустой жест заверения для параноидального Императора.


Опершись локтем о колено и опустив голову… он испытал шок - его сын сделал то же самое, с той лишь разницей, что держал спину прямо, положив на колено ладонь и согнув лишь шею.


Его сын стоял на коленях. Разум Вейдера буквально оцепенел, ошеломленный этим простым действием, подобные которому он наблюдал тысячи раз, как составляющую этикета двора. Но сейчас это был его сын.


И Палпатин подчинил его себе, получив над ним контроль.

Вейдер знал, что так будет, но видеть своими глазами это завершающее действие, это доказательство сдачи его сына было слишком тревожно и глубоко затрагивало те струны души, существование которых он раньше даже не признавал.


Исполненный чувства истинного удовлетворения Император вздохнул и растянул бледные тонкие губы в усмешке, смакуя момент, задуманный им, как только он узнал о мальчишке.


Кто бы мог подумать, что сын Вейдера выжил? И сам Вейдер окажется настолько глуп, что передаст своего сына Палпатину? Что мальчишка воплотит в себе всю мощь, которую потерял его отец, и даже больше. Целая галактика возможностей стояла теперь на коленях в ногах Палпатина; давно разрушенные и уничтоженные планы вновь стали реальностью.


Он откинулся назад, делая еще один глубокий вздох - торжествуя и наслаждаясь моментом. Полное безграничное господство; не осталось ничего, что могло бы серьезно воспрепятствовать его целям. Много лет лицемерные и пекущиеся только о своих интересах джедаи мешали Палпатину, стремясь свергнуть его. И наконец он истребил их, даже больше - они принадлежали ему теперь. Подчинялись.


И ему нужно благодарить за это Вейдера. Вейдер послужил и приманкой, и камнем преткновения, давшим ключ к своему сыну, к победе над его верованиями и убеждениями. Уже ради этого нужно сохранить пока Вейдеру жизнь.

Но у всего есть цена; если Палпатин оставит в живых и отца, и сына, между ними не должно быть никакой родственной близости. Эту связь необходимо до конца и безвозвратно разрушить.


Было много причин для поединка сегодня. И каждая из них служила целям Императора. Как и непосредственно сам Вейдер. Хотел он этого или нет.

Именно Вейдера необходимо будет понукать к сражению, а не его сына. Его сын хотел этого очень долго - испытания силы, когда они теперь стояли на равных, шанса взять реванш за поражение на Беспине. Финальной мести тому, кого он считал ответственным за огромное количество потерь и боли в своей жизни.


Джедаи удержали бы его от этого, требуя, чтобы Скайуокер сражался только по их праведным ханжеским причинам, подрезая в корне стремление, которое вело его и давало силу. Но Палпатин вскармливал и лелеял эту страсть, оберегал и восстанавливал, укреплял и усиливал. Это отлично удавалось Мастеру Ситхов… и теперь пришло время дать его джедаю то, что он жаждал - награду за лояльность, возможность подтвердить свои силы. И что еще более важно, этот поединок стал бы проверкой установленного Палпатином контроля.


Но для этого нужен был Вейдер, согласный сражаться в полную силу своего дарования. Иначе эта борьба не подтолкнет джедая к необходимому краю и не станет настоящим испытанием. Однако Палпатин был уверен, что, если он сможет спровоцировать первый удар, врожденный темперамент Вейдера возьмет свое - и мальчишка естественно ответит. Он был сыном своего отца, в конце концов.


Исход их поединка виделся опасным и непредсказуемым - ибо невозможно спрогнозировать, как поведет себя выпущенный против Вейдера Скайуокер, сможет ли новоявленный джедай Императора повиноваться ему на пике своей ярости. Он выпустит волка, которым по-настоящему пока не управляет, не зная, подчинится ли тот приказу своего хозяина оставить Вейдера в живых.

Сердце Палпатина забилось быстрее от волнующей перспективы, выбрасывая в кровь адреналин и заставляя руки дрожать. Он закудахтал в знак своей благосклонности, обращая внимание к мальчишке и слегка жестикулируя одной рукой в сторону трона.


- Сюда, - приказал он просто, и Скайуокер покорно ответил на небрежно уверенный жест Императора, ступая вперед и поднимаясь на возвышение, чтобы занять свое место рядом с Императором, с безразличным, как всегда, выражением и чудесным холодным взглядом.


Палпатин улыбнулся, возвращаясь к Вейдеру и зная о его беспокойстве - ему нравилось, как все начиналось.


- Я хотел видеть вас здесь в этот благоприятный день, Лорд Вейдер. Вы должны гордиться своими достижениями - сегодня мы отмечаем подъем новой мощи в галактике. Нового ситха.


Палпатин глубокомысленно посмотрел на мальчишку, встал и повернулся к Вейдеру спиной. Затем медленно подошел к его сыну - прекрасно зная, как кипят чувства Вейдера - нежно поднял дрожащую руку к лицу мальчика и, почти касаясь, провел похожим на коготь пальцем невидимую линию к подбородку, до которого все же дотронулся, и это заставило Люка перевести пристальный взгляд от отца к Императору, слегка сузив глаза.


Палпатин склонил голову набок под этим пронзающим синим взглядом:


- Однако пока что у него нет имени - у моего дикого джедая. Возможно, так и лучше… это служит моей цели, так же, как и он сам.


Вейдер смотрел на сына и видел скрытое отвращение от прикосновения Императора к его лицу - может, мальчик все же еще не был так недосягаем для влияния отца…?


Стоя спиной к Вейдеру, Палпатин улыбнулся так легко читаемым сейчас мыслям старого ученика - Вейдера всегда было легко прочесть, и легко управлять.


- Ты будешь драться? – неровным шепотом спросил Палпатин своего джедая.


- Вы хотите этого? - даже сейчас мальчишка не велся так легко, не соглашался быть используемым - как всегда использовался его отец.


Палпатин улыбнулся этому забавному различию.


- Ты будешь драться? - повторил он…, и мальчишка медленно перевел глаза на отца.


Вейдер взглянул вниз…


Он носил лайтсейбер - он носил меч в присутствии Императора.


В зале, когда они встретились, Люк стоял к нему другим боком, и потом – когда шли сюда – тоже, поэтому, возможно, Вейдер и не заметил меча, и сейчас ему только оставалось упрекать себя за глупость и за нехватку концентрации, за то, что позволил потрясению от случившихся в сыне перемен ограничить понимание ситуации.


Император улыбнулся, ощущая эту досаду; ему даже не нужно было поворачиваться к старому приспешнику, чтобы посмотреть на него - зачем полагаться на столь ограниченные органы чувств? Сила давала более объемное зрение, более глубокое понимание эмоций и наступающего осознания Вейдера.


- Боюсь, вы позволили своим желаниям затуманить ваше восприятие, Лорд Вейдер. Ваша постоянная слабость, - дал быструю оценку Палпатин – он всегда прибегал к этому приему, чтобы усилить чувство ничтожности в тех, кто был рядом и подчеркивая тем самым свое превосходство. Он произнес это, не оборачиваясь и не спуская глаз со Скайуокера, зная, что его близкое нахождение к мальчишке выбивало Вейдера из колеи.


- У вашего сына нет такого недостатка, хотя он очень своенравен и упрям, и весьма неуступчив. Он так тяжело и долго боролся. Потребовалось очень многое, чтобы сломать его.

Вейдер хранил молчание, желая избавиться от навалившегося пресса самобичевания и беспокойства при виде стиснутых челюстей сына и едва уловимой вспышки эмоций в ледяных глазах.

Палпатин улыбнулся - да, так легко ведомый и настолько предсказуемый. Но он всегда был таким. Его сын был другим – он требовал постоянной борьбы, неся в себе захватывающее противоречие и обладая непредсказуемым диким нравом.


- Разве вы не ощутили этого, Лорд Вейдер? Момента, когда ваш сын сбился с пути истинного? Это было так… возвышенно, - задумчиво протянул Палпатин, не в силах отвести восхищенный взгляд от своего джедая, вновь погрузившись в те переживания. - Первая кровь всегда так вдохновляет, друг мой. Вы помните?


Он помнил. Помнил слезы вины и ее отрицания, оставляющие жгущие следы на лице в безмолвии пустынного, разрушенного Храма, когда внутри не осталось ни одной живой души, ни одной мысли, способной сломать душащую тишину - способной заглушить вопль, идущий изнутри. Помнил ужас от осознания того, что сделал, помнил, как упал на колени от чувства бесповоротного краха и оцепенелого принятия своей судьбы, в тиски которой загнал себя.

Он увидел, как едва заметно напряглись мышцы его сына, и ощутил новый беспокойный укол острой боли, узнавая те же шрамы, свежие и кровоточащие, и выжигающие душу.

Вейдер так хорошо знал эти чувства; знал, как сила, теряясь в шипящей массе Тьмы, вкрадчиво окутывающей тех, кто касался ее, становилась слабостью. Шрамы были слишком глубокими, чтобы соскоблить их с совести, чтобы убрать вину и отделить действия от последствий, и Тьма избавляла от этих мучительных, сковывающих эмоций.

Но взамен она забирала все остальное – жизнерадостность, спокойствие, безмятежность. Все убеждения и все свое милосердие отдавались в поисках утешения и смягчения боли, и ты оставался изолированным и отчужденным, навсегда одиноким в пустоте Тьмы.


Все это, каждый свой вынужденный шаг по тому пути, он видел теперь отраженным в глазах сына, одновременно неистовых от обвинения и все же лишенных настоящих эмоций, провалившись в пустоту души.


Взгляд Вейдера перешел к обтянутому болезненной кожей Мастеру. Тот пристально наблюдал за ним, ожидая… некой реакции, понял Вейдер - и вспомнил, что здесь происходило. Почему он здесь. И что Палпатин в действительности хочет от него.


- Мы не будем драться ради вашего развлечения, - вымученно, но совершенно уверенно произнес Вейдер.


- Моего? Вы неправильно понимаете ситуацию, Лорд Вейдер. Я здесь только в роли наблюдателя, - улыбнулся Палпатин. Насколько предсказуем стал Вейдер - возможно, действительно, пришло время для перемен. - Не я выбрал это поединок, друг мой.


Император многозначительно взглянул на мальчика, зная, что Вейдер сделает то же самое. Скайуокер не двигался и не реагировал вообще под напряженным взглядом отца. Ни малейшего следа вины в великолепных глазах цвета синего льда.


И когда Вейдер взглянул в них – в эти глаза, так похожие на его собственные… понимание почти физически ударило его, кроша последние черепки надежды в душе… Он побледнел под маской, и знал, что Император ощутил все это.


Прекрасно оценивая обстановку, Палпатин продолжил:

- Для моего павшего джедая пришло время идти вперед. Обрезать последние нити, связывающие его со старой жизнью, и вырубить себе место в моей Империи - которой он принадлежит.


Вейдер не спускал глаз с Люка, зная, что Император говорил как с ним, так и с мальчиком. И хотя лицо Люка оставалось твердым и суровым, не выказывающим никакого страха, он все же был вовлечен в то, что происходило. Храня молчание, он стоял, повернув плечи, в настороженной, боеготовой позиции.

Но большего не предпринимал…


- Этого хотите вы – а не он, - обвинил Вейдер Палпатина, не в силах остановить легкое движение руки по направлению к сейберу в ответ на язык тела мальчика.

Увидев это, его сын скорректировал собственную позицию. Напряжение нарастало. Вейдер чувствовал, как меняется, натягиваясь струной положение его тела, как бы сильно он ни пытался сбросить накал эмоций.


- Мы не будем драться, - он вложил всю свою мощь в эти слова, жаждуя всем сердцем, чтобы они стали реальностью, и пытаясь обрести контроль. Но это намерение оттолкнулось от ментальных щитов сына, нисколько не затронув того.


Он будет драться?


Мальчик знал и силу Вейдера, и его мастерство. Знал, с чем столкнется. И конечно же он понимал, что не сможет выиграть в этой борьбе? Понимал ли? Палпатин фактически вбил клин между ним и сыном, и если Вейдер сейчас не остановит это, их отношениям придет конец. Но у него не было никакого желания драться с сыном - чтобы его Мастер ни предпринял, он не заставит его.

Чтобы ни предпринял его Мастер… но выражение в глазах сына…


Мысли бешено стучали в голове Вейдера, пока он пытался проникнуть за ментальные щиты Люка. Сомнение и замешательство мешали логике и давали господство эмоциям.


Он будет драться?


Бесконечно медленно рука Вейдера двинулась к рукояти сейбера - и мальчик повторил это движение, предупреждающе наклонив голову и скривив губы в понимающей улыбке.


- Зачем вы пришли сюда сегодня, Лорд Вейдер? – подначил Палпатин. - Если не драться?


Все внимание Вейдера оставалось на мальчике. Именно там была его борьба - как бы Император не стремился отвлечь его.


Он будет драться?


- Не делай этого, - проворчал он, пытаясь осадить Люка. - Я не буду сдерживать себя, как на Беспине.


- Ты сдерживал себя? - сухо спросил мальчик.


- Я не убил тебя.


Его сын улыбнулся, реально улыбнулся в ответ на эти слова - хотя улыбка не достигла глаз.


– Ты должен был сделать это. То был твой единственный шанс.


Угроза и ответная угроза. Вейдер должен был понимать, что не запугает мальчика. Тот был слишком сильно похож на своего отца. И сейчас больше, чем когда-либо.


Одним плавным движением Люк снял меч с ремня и повернул его в сторону Вейдера.


- Разве ты не понимаешь… что не сможешь просто уйти? Ты должен закончить то, что начал.


Мальчик чуть продвинулся вперед, держа незажженный сейбер рукоятью вниз в ожидании реакции Вейдера.


Он будет драться.

Глава 23 (2 часть)

Понимание того, насколько сын хотел поединка, заставило сердце Вейдера сумасшедше биться. Понимание того, что мальчик будет наступать и провоцировать его для получения желаемого.

Понимание того, насколько сын находится вне его досягаемости, влияния и контроля.


Это было подлинной угрозой.


Поскольку перед ним стоял больше не тот мальчик, что был на Беспине. Палпатин потратил долгие месяцы на его разрушение и изменения, вкладывая все силы и используя всё оружие из своего арсенала, всё свое давление - и моральное, и физическое. Без жалости и угрызений совести он создавал ситха.

В глазах Люка Вейдер видел большую часть себя – смотря в них словно в старое зеркало собственных разбитых идеалов и потерянных воспоминаний, пылающих в недавно разожженном огне. Он видел всё возрастающее понимание краха и ненависть к своим действиям, медленную эрозию взглядов и принципов, крошащиеся уверенность и самообладание… Палпатин обеспечивал и вел каждый шаг на этом пути, искусно и умело - так, как был способен только Мастер Ситхов.

Перед Вейдером стоял человек, охваченный Тьмой. Замученный, искривленный - и заточенный, как клинок, в высоком жаре огня. Абсолютная мощь. Без ограничений.


От осознания насилия и произвола, которыми Палпатин добился таких фундаментальных перемен, мгновенно вскипела кровь, обжигая внутренности яростным огнем и пробуждая желание защитить - и другие давно забытые, чужеродные эмоции, приносящие беспокойство. Но эта реакция умерилась тем, что в итоге задушило замысловатую вспышку отеческого сострадания почти так же быстро, как она возникла. Он почувствовал то, что не ощущал тоже очень давно.


Страх.


Реальный страх, смотря как Люк перебирает рукоять меча в руке – для более удобного хвата, смотря как он чуть склонил вперед голову и как ни на миг не оставляет взглядом своего отца. Острейшая концентрация посреди ледникового спокойствия. Прошло очень много времени с тех пор, как Вейдер стоял против настоящего, полного сил джедая, и еще больше времени после его последнего поединка с ситхом.


Палпатин хихикнул, зная о наборе эмоций Вейдера.


- Вы колеблетесь, друг мой. Возможно, перспектива справедливой борьбы несколько обескураживает?


- Ты уверен, что хочешь этого? - спросил Вейдер сына. - Я не буду сдерживать себя.


Краем сознания он отметил, что Император отступил немного назад - освобождая поле боя.


- Я тоже, - холодно пообещал его сын, уже находясь достаточно близко для удара.


Момент напряженного ожидания, растягивающийся в вечность…


- ДЕРИСЬ! - провопил Скайуокер, одновременно делая выпад. На расстоянии шага он принужденно опустил ногу и остановил маневр…


Но Вейдер уже среагировал.


Доведенный до предела накаленной обстановкой, он сорвал с пояса сейбер - повинуясь инстинкту - и активизировал его в широком размахе, способном разрезать противника пополам, если бы тот оказался ближе.


Люк, оставшийся вне этого диапазона, слегка кивнул и усмехнулся:

- Вот отец, которого я знаю.


В опущенной и чуть отведенной назад руке вспыхнул темно-красный меч. Знакомая мощь дернула рукоять в ладони и низкий гул клинка разошелся вибрацией до самой груди. После долгих часов, дней и месяцев неустанных тренировок, стремясь к бескомпромиссным и жестким стандартам Императора, Люк чувствовал себя неполноценным без этого оружия. Маниакальное обучение стало его единственным способом выживания и спасения здесь.

Он сделал выпад без всякого страха - или он победит или проиграет, или убьет или умрет сам - но, так или иначе, сегодня освободится от тени своего отца…

Что бы там ни приказал Император.


Освещенный мистически-адским светом вспыхнувших клинков, Палпатин довольно и радостно закудахтал.


Вейдер уклонился от очевидного удара Люка, предназначенного лишь сократить расстояние. Мгновенно вмешался долгий опыт - и Темный Лорд непроизвольно начал искать слабые стороны мальчика, внимательно следя за его движениями пока они осторожно кружили напротив друг друга. Ни один не давал противнику преимущества.

И затем Вейдер шагнул вперед, производя четыре быстрых проверочных удара – по верхнему и нижнему с каждой стороны; удары легко блокировались – на что и был расчет. Из ответных движений Люка Вейдер отметил, что сын преодолевает хромоту, а его спина, плечи и шея не так свободны, как должны, и что он принимает основную тяжесть ударов правой кистью - пальцы другой руки скованы. Безусловно, последствия работы Палпатина. Как и старые, исчезающие шрамы, подсвеченные алым жаром клинков, и свежие, только затянувшиеся раны… Так много…


Вся эта боль от ран сдерживалась внутри остро сосредоточенной Тьмы. Никуда не подевалась - но сдерживалась. И нисколько не замедляла Люка, он попросту не позволял ей этого. Не поддавался. Не обращал внимания. Такой же упрямый, как его отец.


Они двигались осторожно: Вейдера держало нежелание драться - и против своей воли его сын отвечал тем же.


Стало понятно, что глубоко внутри Люка сохранялось некое крошечное сомнение, влияющее на его действия, как бы хорошо он ни скрывал это; оно тормозило его сейчас на расстоянии вытянутой руки – вопреки первоначальному потоку агрессии.


Но такая проницательность Вейдера только разозлила Люка; презрев собственные слабость и нерешительность, он бросился вперед с молниеносной серией ударов. Жесткая завеса света заставила Вейдера отпрянуть и потребовала полной концентрации для парирования. Он отступил, но Люк не пошел дальше, давая понять, что защита Вейдера также проверена. Ничто в позиции мальчика не выдавало его мыслей или намерения, едва ощутимое движение по кругу позволило ему встать спиной к окнам, лицо и глаза оказались затенены рассеянным ореолом приглушенного света городских огней и были абсолютно нечитабельны.


Теперь они проверили и оценили друг друга. И следующий удар станет настоящим.


Люк ступил вперед с высоко поднятым сейбером, но когда Вейдер поднял клинок навстречу, мальчик внезапно остановился и, вращая рукоять в ладони, увел меч в сторону, принуждая противника к еще одному шагу назад для блокирования удара. С помощью этого обманного маневра Люк использовал мощную защиту Вейдера для получения импульса при отталкивании клинка – качнув меч дугой вниз в противоположном направлении, он заставил противника поспешно отступить.


И тогда Люк ринулся на него, крутя меч и стремясь прорвать защиту. Без действенной силы для контратаки, Вейдер вновь отстранился, отбивая клинок в сторону. Имея теперь достаточно опыта, Люк сдержал себя - не идя под ожидающий его удар; вместо этого он проворно ступил вбок и попытался переместить клинок Вейдера так, чтобы получить преимущество - больше принимая импульс оружия на себя, чем борясь против, и лишая тем самым мощи любую возможную атаку. Вейдер вынужденно отступил еще на шаг, мальчик держал сейбер в эффективной защите.

В следующее мгновение Люк атаковал с разрушительной, холодной точностью, невероятно быстро, каждым ударом обеспечивая импульс для следующего и заставляя Вейдера вновь и вновь отступать в обороне, пока за его спиной фактически не оказалась стена. Не было никакой возможности переломить этот поток движения, лишь возможность удержать защиту…

Но выцепив миг – ничтожную долю секунды - когда Люк замахнулся слишком далеко, Вейдер шагнул навстречу и перехватил клинок сына, используя силу против скорости. Тяжелый мощный удар нарушил баланс Люка, ломая наконец атаку и замедляя меч - немного – но достаточно, чтобы заблокировать его своим мечом.

Через жар клинков они смотрели друг на друга…, лучше понимая, какого рода схватка ждет их впереди. Израненное лицо сына было сосредоточенно и невозмутимо. Он сдерживал гнев, чтобы тот лучше служил ему; взгляд охватывал Вейдера целиком - стремясь прочитать язык тела: наклон головы, линию плеч, распределение центра тяжести.

Этот ли мальчик стоял перед ним на Беспине? Если у Вейдера еще и была какая слабая вера, что это так и что он сможет получить контроль над ситуацией, то эта точная и выверенная атака, когда он едва успевал думать между ударами, развеяла все надежды.


Как они дошли до этого? Вейдер расцепил мечи, отстраняясь назад и теряя свои намерения в разъедающем душу смятении.

Но разве не этого он и хотел?

Тьма взыскивала цену, он знал это. Лучше всего остального, он знал именно это. И тем не менее он желал этой мощи для сына. Не смотря ни на что, Вейдер хотел повернуть сына против Императора. Предвидя, что это сделает Люка недосягаемым, он все же связал и загнал мальчишку в угол, когда доставил сюда.

Разве он не понимал, что может случиться? Что вся эта сила и мощь могут точно так же направиться на него, как только Люк обратится к Тьме; что Палпатин, как и всегда, возьмет контроль, начнет манипулировать и строить козни?


Да, это было рискованной игрой – но он делал ставку на их биологическую связь, на узы крови, надеясь, что это гарантирует ему добрую волю сына; на деле же вышло прямо противоположное.


Потому что Вейдер сам задал тон! Люк обратился к нему на борту «Экзекутора», прося об уступке, об освобождении своих спутников - взывая к этой же связи, к их родству - и Вейдер отвернулся без единого угрызения совести, видя перед собой только собственные цели.

Так по какому праву он теперь мог надеяться на кровные узы? Это дело его рук, и сейчас он платит цену.

Или это было делом рук Императора? Разве не он разжег и направил весь этот гнев против единственного человека, который потенциально стоял между Палпатином и его целью… Разве не он хотел получить ситха и избавиться от осложнения одним ударом?


.


Люк снова рванулся вперед, ломая ход мыслей Вейдера и вынуждая сосредоточиться на том, чтобы лишь противостоять атаке. И мальчик тоже сконцентрировался, находя свой темп… Который был быстр. Очень быстр.

Быстрым было его тело, его скорость, с которой Люк перемещался как в нападении, так и в защите. Быстрым был его разум, который непрестанно искал открытые возможности и просчитывал на несколько ударов вперед - испытывая Вейдера и стремясь подвести его к ошибке.


Вейдер потянулся Силой за спину – до стены оставалось несколько шагов; учитывая проворство и скорость Люка, он не мог себе позволить риск оказаться прижатым к стене без пространства для маневра.


Зал вообще был довольно тесен для схватки на мечах, но это отвечало интересам Вейдера. Его сын был быстр, но Вейдер обладал грубой силой, и в замкнутом пространстве ей было трудно противостоять. Пришло время ввести это преимущество в игру.

Удерживая занимаемую позицию, он впервые предпринял умышленную атаку, дважды попытавшись блокировать клинок Люка без особого успеха. Но во время второй попытки, отбивая удар, он вынудил Люка опустить клинок вниз и тут же шагнул вперед, оттесняя мальчика и снимая с рукояти сейбера одну из рук, которая тут же сформировалась в кулак.


Уходя от бокового удара, Люк сильно прогнулся назад и, понимая что теряет равновесие, отпрыгнул в низком тяжелом сальто, касаясь одной рукой пола, а другую резко выкидывая позади, чтобы прикрыть себя мечом. Вейдер продвинулся еще на полшага, но мальчик без видимых усилий уже кувыркался вновь, в высоком прыжке, приземляясь в присед вне досягаемости и ведя клинок в горизонтальной дуге. Затем Люк медленно встал, повернулся боком и завел руку с мечом назад - приглашая к нападению.


Но Вейдер был слишком опытен, чтобы поддаться на такую провокацию; вместо этого он переместился подальше от стены и встал в ожидании, тяжело дыша и удивляясь неожиданным навыкам и ловкости мальчика - как в технике, так и в реакции: каждое движение было выверено до долей секунды.

Не было никакой необходимости спрашивать, откуда это появилось - Палпатин не позволил бы мальчику сражаться, пока не удостоверился бы, что тот способен к такой дуэли. Коварный ситх наверняка выбирал этот момент, тщательно взвешивая все «за» и «против».

Если бы ситуация не была настолько неуправляемой, Вейдер позволил бы себе некоторую толику гордости за сына, наблюдая его расцветающее мастерство; пусть даже оно было нацелено острозаточенным лезвием против него.

Но сейчас на гордость не было времени. Сейчас способности сына вынуждали тратить все внимание на удержание позиции, и Вейдер просто фиксировал неожиданные таланты Люка в памяти для обдумывания после.

Оба оставались на месте, ожидая атакующих действий друг друга. Позади сына Вейдер мог различить фигуру Императора, вновь усевшегося на свой драгоценный трон; сверкая глазами в тусклом свете, тот находился в полном восторге от происходящего.

Продолжая держать сейбер одной кистью, Люк потянул свободную руку, чуть отводя назад плечо - явно поврежденное еще до поединка.


- Мое слабое место, - признал он, улыбнувшись. Странно искреннее действие.


- Я знаю, - Вейдер тяжело взглянул в сторону Палпатина.


- Тогда используй его.


Когда Вейдер ничего не ответил, Люк сделал несколько быстрых шагов в сторону, не подходя ближе. Вейдер повернулся, чтобы не упустить его из поля зрения.


- Твой обзор ограничен, - спокойно произнес сын. - Особенно на небольшой дистанции. Свое преимущество в силе ты теряешь за счет суженного угла зрения.


- Твоя правая нога повреждена, - парировал Вейдер. - Ты приземлился с высокого прыжка в наклон, чтобы смягчить удар. И ты ни разу с тех пор не опирался на нее всем весом.


- Она продержится.


- Как долго?


- Достаточно.


Вейдер начал медленный полукруг, мальчик вынес лайтсейбер вперед, дистанция между ними осталась прежней.


- Ты не здоров и изможден, – пробасил Вейдер. – И вынудил себя принять бой, непосильный для твоего тела. Ты сказал, что хотел. Теперь уходи!


- Ты стар и медлителен, отец. И я еще не все сказал.


В Вейдере всколыхнулась ярость:

- Отступись, или я заставлю тебя сделать это!


Его сын лишь улыбнулся в ответ:

- Меньше слов, больше де…


Сейбер Вейдера вспахал воздух, описывая петлю бесконечности и вынуждая Люка отступить. После двух поспешных шагов назад он ответил тем же движением, идущим в том же направлении. Два алых клинка преследовали друг друга, создавая ослепляющий барьер света, который ни один не мог прорвать, не нарушив свою защиту.

В конце концов Люк с яростным неистовством схватил меч второй рукой и блокировал клинок Вейдера, сотрясаясь всем телом от мощи перехваченного удара, пробившей его через рукоять.

Люк рисковал, дав Вейдеру пространство для маневра, но тем самым он избежал сражения на ближней дистанции, где сила его отца была огромным преимуществом. И сейчас он ожидал, что Вейдер попытается вновь приблизиться к нему, чтобы перевести бой на более физический уровень – и тот не разочаровал его.


Получив краткий контроль над обоими клинками, Вейдер сбил их вниз, прорываясь при этом вперед и фактически толкая мальчишку плечом - заставив пятиться под натиском грубой силы. Люк даже не пытался удержаться против этого, уступая и отказываясь бороться с силой отца.

Вейдер занес руку для удара наотмашь, и Люк, чей сейбер был по-прежнему заблокирован внизу, смог лишь подставить плечо для защиты.

Свирепый удар заставил его отшатнуться, однако изменившийся хват позволил освободить клинок, и в тот момент, когда Вейдер сжал руку в кулак, целясь ему в голову, Люк вскинул сейбер в широкой дуге, способной разрубить противника от бедра до плеча – если бы тот поспешно не отдернулся.

И вместо того чтобы взять секунду на передышку, Люк метнулся вперед и резко ушел прыжком в сторону за пределы обзора Вейдера, чтобы внезапно появиться позади. Таким образом он надеялся сбить отца с толку.


Вейдер мгновенно обернулся, проводя слепой размашистый удар в горизонтальной дуге по направлению к Люку, пока их клинки не встретились, и затем резко развернулся полным оборотом в другую сторону, продолжая держать сейбер перед собой в том же положении.


Это был неожиданный маневр - первый, которым его отец застал Люка врасплох, вынуждая низко присесть. Клинок просвистел лишь в нескольких сантиметрах от его головы - Люк смог бы достойно парировать удар, только если бы сейбер был в другой руке.

Используя всю силу своего предплечья, Вейдер мгновенно остановил движение и повел клинок обратно в низкой дуге, способной снести Люку голову.

Пространства для ответного маневра не было. Люк успел лишь поднять меч без всякой реальной силы, и клинок Вейдера скользнул вдоль, в сторону незащищенной руки, настолько близко к лицу, что оно ощутило жар заключенной в сейбере энергии.

Игнорируя шипение опаленных кончиков волос, Люк что есть мочи толкнул Вейдера в ноги и тут же кувыркнулся назад.

В попытке устоять Вейдер неловко отступил на несколько шагов. И в этот момент Люк, позабыв, что только что почти потерпел поражение, вновь решительно ринулся вперед, намереваясь совершить быструю контратаку.

Движимый по инерции назад, под тяжестью собственного веса, Вейдер оказался в опасном положении – ему надо было сохранять равновесие и при этом держать защиту.

И Люк знал это. Он теснил его, нанося короткие и разнообразные удары, стремительные и точные, направленные на потерю Вейдером равновесия и толкающие того к ошибке. Не в силах оставаться на ногах под таким напором, Вейдер рухнул на пол, и Люк сделал выпад, держа перед собой меч. Вейдер отчаянно извернулся, откатываясь в сторону и оставляя за собой шипящее отверстие в полу.

Клинок Люка задел перчатку и оставил разрез на плотном плаще, но Вейдер в тот же миг пнул его по больной лодыжке; нога Люка подвернулась, заставляя отшатнуться.


Вейдер моментально вскочил, вынося перед собой меч, и Люк зло ударил по нему, без какой-либо настоящей мощи; оба пытались вернуть самообладание, начав осторожно обходить друг друга. Начиная лучше понимать навыки и способности противника.


Палпатин восторженно аплодировал под гудящее шипение клинков, выказывая восхищенное одобрение дуэлянтам, словно это была просто игра – безобидное развлечение для его увеселения.

Это осознание резко прояснило разум Вейдера: он делал то, чего не хотел всей душой, когда шел сюда. Этот бой служил только целям Палпатина. Ситх, удовлетворяя желание ведомого им Люка, стремился к большему контролю над ним и полному разрыву между отцом и сыном, усугубляя их и без того бурные отношения.


- Этого он и добивается, – тихо проговорил Вейдер, пытаясь скрыть голос за звуком мечей. - Он хочет развести нас по разные стороны. Вместе – мы угроза для него, и этого он боится.


- Вместе!? – насмешливо прошипел мальчик.


- Он использует тебя. Он всегда будет лишь использовать тебя.


- А ты так сильно отличаешься от него?


Обвиняющие слова словно острым ножом врезались в тусклую совесть Вейдера.


Чувство, с которым они произнеслись - чувство предательства и гнева – глубоко коснулось Вейдера… и было до боли знакомо. Видя таким своего сына, с выражением слепого осуждения, он видел отражение Энакина Скайуокера на Мустафаре - такого же потерянного и иступленного, как сейчас Люк - и понимал, что все, абсолютно все, что было ему дорого, ускользает из рук.


Клинок Люка взметнулся – такой же острый, как его слова, и такой же быстрый, как его разум – вынуждая Вейдера защищаться со все возрастающим пониманием смертоносного мастерства сына.

И волна разочарования накрыла его: от неспособности управлять ситуацией - от неспособности управлять Люком. За ней пришло негодование и вспыхнула ярость, сжигающая все упреки совести и отталкивающая все мысли на задворки сознания. Перед ним встала только одна цель.


Мальчик полностью посвящал себя поединку, это было весьма очевидно, – и означало, что Вейдер должен сделать то же самое.

Он должен одержать победу над своим сыном, как было раньше. Но на этот раз ему предстоит намного более серьезный бой - перед ним уже не тот неуклюжий и неотесанный мальчишка, с которым он бился на Беспине. Вейдеру будет необходимо использовать всю свою мощь, чтобы остановить намерения и решимость сына… и без ранения сделать это будет невозможно.

В этот предоставленный Тьмой момент истины схватка между отцом и сыном переросла в поединок между ситхами. И этот накал между ними теперь мог только возрасти.

Они прошли определенную черту – и ни один из них уже не мог отступить.

Признав наконец, что эта ситуация по-настоящему опасна, и он никак не может контролировать ее, Вейдер атаковал Люка, ударяя сейбером на уровне груди. Имея долю секунды для реагирования, Люк успел блокировать выпад, но шагнул при этом назад, поместив весь свой вес на больную ногу, и это заставило его, прихрамывая, отступить еще немного в сторону - ослабив тем самым защиту.

Вейдер воспользовался этой слабостью и сделал рывок, тесня сына дальше чередой мощных ударов. В глазах Люка вспыхнул настоящий гнев.


.


За звуком яростно сталкивающихся клинков терялся холодный смех Палпатина, который слышал только он сам.

Стиль борьбы Вейдера обострился, его удары стали сильнее и быстрее, и реакция его сына возрастала в ответ. Долгие месяцы интенсивных тренировок давали о себе знать. Жесткие уроки и наставления, неумолимость и неустанная придирчивая критика Палпатина вынуждали мальчишку работать над всеми своими слабостями. Деспотичная дисциплина и передаваемые Мастером Ситхов знания и опыт заставляли Скайуокера, как одержимого, шлифовать технику до совершенства.

Прекрасный клинок Палпатина. Уникальный и изящный. Безжалостный и смертоносный. Безупречное произведение искусства.

Глава 23 (3 часть)

В движениях Люка не было ни капли сомнения, нерешительности или волнения. Он знал, что Вейдер прав: реальными слабостями Люка были травмы, причиненные его Мастером и общее измождение организма после долгих месяцев неослабевающего давления, без возможности восстановиться – ни духовно, ни физически. Но все эти переживания, все горькое разочарование и возмущение направлялись в энергию, которая давала силу израненному и усталому телу.

Он не боялся. Возможность смерти воспринималась теперь легко.

За последние месяцы он так часто стоял на самом ее краю, что она больше не пугала его. Но он не собирался умирать, не забрав источник своих мучений с собой.

Исполненный решимости добиться этой цели, он двинулся вперед и атаковал Вейдера, направляя того в сторону главного зала – огромного, пустого и мрачного, как древняя пещера.


Оказавшись под градом молниеносных ударов, Вейдер был вынужден отступать в направлении высоких двустворчатых дверей. На мгновение ему показалось, что это лишь совпадение, но удары были слишком прицельны, любая попытка уклониться в сторону многозначительно пресекалась.

Люк пытался оттеснить его в сторону просторного, широкого зала, намереваясь перевести бой в более подходящие для себя условия. Он уже приспособился к стилю отца, изучив его слабые и сильные стороны. Теперь он хотел установить контроль над поединком.

Но в ограниченном пространстве этой комнаты у него не было возможности противопоставить свою маневренность и проворство силе отца, и он чувствовал себя стесненно и некомфортно, Вейдер понимал это. Скорость и ловкость Люка приносили здесь слишком маленькое преимущество - когда Вейдеру долгие минуты удавалось держать его в ближнем бою, зная, что у того нет реальной защиты против огромной физической силы.

Однако Вейдер также понимал, что недооценка Люка может стать фатальной – невозможно было не видеть отточенных навыков и мастерства сына - и сейчас Люк стремился перевести сражение на более широкую арену, где в игру вступят его сноровка и скорость.


Технически они были достойными соперниками, но Вейдер только начинал понимать, насколько более быстрым был Люк, насколько более подвижными и гибкими были и само его тело, и стиль ведения боя.

С классической техникой и годами укоренившихся тренировок Вейдер вел бой, используя довольно узнаваемые приемы, как в защите, так и в атаке - и Люк уже начал использовать это против него. С дикой непредсказуемостью и крайней расчетливостью, Люк использовал малейший шанс, любую выпадавшую возможность, чтобы обмануть Вейдера обычными приемами, изменяя их так, что у того не было гарантированно правильного ответного действия.

Мальчик вел бой с открытым разумом человека, который только недавно приобрел эти навыки, вне рамок традиций и стереотипов. Без сомнений Император вложил огромные силы в его обучение, чтобы сейчас он был способен драться на таком уровне, будучи при этом свободным от всяких устоявшихся привычек.

Главным оружием Вейдера были сила и опыт - и Люк много работал, чтобы суметь противостать им.


Но если Люк надеялся, что перевод сражения в более просторное место даст ему преимущество, то он ошибался, мрачно размышлял Вейдер. Темный лорд провел слишком много боев в помещениях, подобных этому, против несметного количества противников, каждый из которых думал, что сможет таким образом переломить ход борьбы в свою пользу.

Вейдер отступал в большой длинный зал, настраиваясь на предстоящее сражение и наблюдая за языком тела Люка, пытаясь просчитать последующее направление атаки. Император пока оставался на месте, не собираясь вмешиваться.

Ибо именно здесь должен будет начаться настоящий бой. И здесь он должен будет закончиться.

Здесь не было места никакому колебанию, никакой нерешительности. Возросшее мастерство сына свело на нет практически все варианты. Поединок шел слишком на равных, чтобы можно было расслабиться. Неожиданное и неприятное осложнение.

Холодная действительность привела к выбросу адреналина и желанию как можно скорее покончить с этим, оставив на потом все тщательные размышления.

Вейдер взмахнул сейбером вокруг себя и отвел его вниз,намереваясь использовать тот же маневр, что и в Облачном Городе, чтобы заставить Люка подойти ближе, блокировать его клинок дугой по спирали и ударить ногой.

Но Люк был слишком быстр. Он добавил собственную скорость к спирали, затем резко опустил конец клинка - освобождая его - и сделал рывок вперед, нанося рубящий удар в направлении плеча Вейдера. От армированной кордитом задетой брони посыпались искры.

Вейдер отпрянул назад, и Люк проворно ушел в сторону, пропав из диапазона видения. Краткая вспышка паники заставила прибегнуть к удару Силой, которому мальчик легко противостоял.


Жесткое понимание, что они дерутся на равных – грубая сила против скорости – снова наполнило разум Вейдера. О легкой победе не было и речи, и чем дольше они сражались, тем больше была вероятность, что один из них ошибется.

Он должен победить Люка сейчас, каким угодно способом – и разобраться с последствиями позже. Лишь одна эта мысль гудела в голове под ритм ударов сердца, затмевая собой все остальные соображения.

Люк снова пошел вперед. Ревущие удары сейберов наполняли своими звуками пещероподобное пространство длинного и пустого приемного зала, погруженного в зарево танцующих кроваво-алых теней, кислотно-яркий жар которых был в нем единственным источником света.

Вейдер отступал, ища способ помешать мальчику, который вовсю использовал полученные возможности этого места, моментально тесня отца назад, как только тот колебался.

Но не только Люк был способен к этому.

Когда он приступил к очередной атаке, Вейдер протянулся Силой к одному из тяжелых резных стульев, стоящих под окнами вдоль стены, и с огромной, подобной молнии скоростью швырнул его в сына.

В последний момент Люк был вынужден остановить атаку, чтобы выбросить руку в сторону и одним резким жестом изменить направление стула, отправляя его нестись прочь по гладкому мраморному полу.

Он едва успел среагировать, чтобы встретить клинок Вейдера, несущийся к нему в горизонтальном мощнейшем ударе и вынуждающим отступить. Вейдер двинулся вперед, продолжая контратаку и все больше тесня Люка; тому лишь оставалось бороться за то, чтобы оставаться на ногах. Он понимал, что отец хочет прижать его к стене и тем не менее под непрерывным тяжелым натиском двигался именно туда.


Но как только Люк увидел возможность изменить ситуацию, он без колебаний ухватился за нее.

Встречая удар Вейдера и отстраняясь назад, когда тот шагнул к нему, Люк отвел клинок в сторону и в тот же миг резко опустил сейбер. Вейдер не смог остановить импульсное движение, и Люк, воспользовавшись этим, ушел на два шага в сторону, избежав ловушки у стены и выиграв время, чтобы собраться для следующей атаки.

Но почти тут же Вейдер запустил еще один стул, вынуждая вновь отвлечься и прервать нападение, чтобы остановить несущийся в спину снаряд.


На этот раз Люк разбил массивный стул на части, однако только-только, благодаря лишь своей стремительности, успел повернуться и подставить клинок под тяжелый удар Вейдера, заставивший попятиться, скользя ногами по гладкому мрамору.

Еще один спешный шаг назад и он оказался там, где недавно Вейдер пытался удержать равновесие.

А тот вновь обрушил на него серию мощных ударов, толкая и загоняя в угол.

Тогда Люк отступил еще на три легких шага, рассчитывая, что отец воспользуется шансом ударить по ногам, и как только вражеский клинок устремился туда, прыгнул вверх, скручивая сальто над головой Вейдера, прежде чем тот успел поднять меч.

Люк был еще в воздухе, когда его отец уже развернулся, однако проворство и скорость вынудили именно Вейдера защищаться сначала от рубящего верхнего удара, а затем от нижнего по ногам, понимая, что сейбер сына первым найдет свою цель.

Люк метнулся в сторону, производя три быстрых удара, чтобы выиграть время для подготовки атаки -

но как только он начал ее, Вейдер вновь запустил очередной массивный стул…


Раздался вопль ярости и досады, Люк остановился и резко, на мгновение, повернул голову в сторону, глаза вспыхнули огнем…

Взрыв Темной мощи потряс зал, уходя за его пределы, выбивая воздух из легких Вейдера и отзываясь мучительной болью в ушах. Ударная волна, пронесшаяся мимо, с невероятной силой врезалась в уходящие ввысь окна, издавшие единодушное «вамп!» и расколовшиеся со сводящим с ума оглушительным визгом лопнувшего плексигласа.

И стоявшие под ними стулья, оказавшиеся такими полезными, чтобы отвлечь Люка… разлетелись в щепки, оставив после себя облака древесной пыли.

К этому моменту Люк уже ринулся вперед, занося сейбер для жесткого удара и отбивая встречный блок Вейдера. Второй незамедлительный удар фактически пришелся бы по спине Темного лорда, если бы он не успел, пересилив себя, сместить собственный центр тяжести – что однако оттеснило его на прежние позиции. Защита Вейдера стала медленней, а Люк уже искал новое открытое место для удара.

Вейдер отступал под натиском сына, пытаясь найти хоть какую-нибудь брешь, увидеть какую-нибудь ошибку, любую возможность. Люк рвался вперед, нанося удар за ударом, держа прекрасную защиту и ведя атаку.

Он добился наконец, что бой перешел в свободное для маневров место, и полностью использовал это преимущество, постоянно передвигаясь и изменяя угол нападения, навязывая отцу свой,непривычный для того,темп, забирающий силы.


Слишком быстрый. Если Вейдер ступал назад, Люк немедленно занимал его место, производя около пяти молниеносных ударов и контролируя схватку, затем отстранялся обратно и вынуждал вести сражение Вейдера, а потом внезапно и свободно делал сальто в сторону. Когда Вейдер снижал скорость, он перемещался вокруг, ища слепую точку в его ограниченном обзоре - заставляя снова отступать и передвигаться на большие расстояния. Слишком большие расстояния.


Наконец Вейдер сломал этот темп и, тяжело дыша, отступил на безопасную дистанцию. Люк остановился и начал медленно обходить отца, ища возможность пробить его защиту – физическую или ментальную.


- Ты измотан, – произнес Люк, одновременно поднимая и опуская руку, чтобы расслабить больное плечо, в другой, вынесенной вперед руке покачивался сейбер.


- Ты ослаб, – с трудом парировал Вейдер, понимая, что мальчик прав.


- Не в решимости.


- Тебе не обязательно следовать его приказам…


- И это мне говорит человек когда-то сказавший, что я не понимаю того, что он должен повиноваться своему Мастеру, – презрительно ответил Люк. – Не смей читать мне нотации.


- Ты не раб, Люк, – ни Палпатина, ни Тьмы. Ты не принадлежишь им. Пойми это!


- Ты так думаешь? Из-за тебя? Из-за того, что это ты привел меня сюда? – Люк вызывающе поднял подбородок, слова прерывались частым дыханием. Когда Вейдер не ответил, в его глазах вспыхнуло понимание. – Вот, чего ты хотел! Так? Этого ты хотел для меня?


- Я хотел для тебя лучшего. Я заплатил бы любую цену…


- Но ты не заплатил. Я сделал это, – голос Люка был полон гнева и обвинения, напряженный, как оголенный нерв. – Я заплатил за твои амбиции. Твои, не мои.


- Люк, послушай меня, – Вейдер взглянул на двери, зная, что скоро в них войдет Палпатин, и пытаясь даже сейчас использовать возможность заставить Люка понять его. - Мощь, которой ты обладаешь, способна дать тебе всё. Целую Империю, когда ты решишь взять ее.


- Мне не нужна твоя Империя!


- Тогда зачем ты боролся в Восстании? Если не перевернуть ее и не взять на себя управление? Я сделал возможным для тебя всё, что ты хотел тогда. Всё.


Люк провел сломанными, скованными пальцами через пропитанные потом волосы, говоря с накаленными до предела эмоциями:


- Ты понятия не имеешь, что я хотел! Я боролся за свободу, а не управление! От тебя, от него, от этого… - Он исступленно жестикулировал к роскошному убранству огромного дворца, олицетворявшего собой алчность и эгоизм Корусканта. Это был страстный крик – отчаянный и обвиняющий - секундный проблеск того стремящегося к идеалам юноши, которого Вейдер встретил на Беспине. Доказывающий, что он все еще где-то существует, несмотря на то, как сильно изувечен. - Ты сделал из меня то, против чего я боролся, и теперь я не могу отступить. Я никогда не смогу вернуться! Человек, которым я был - мертв! Твой сын умер здесь, разве ты не видишь этого?


Вейдер в отрицании покачал головой, понимая, что Палпатин мог войти в зал в любое мгновение:


- Ты по-прежнему мой сын. И более сильный, чем когда-либо.


Люк помотал головой в ответ, сначала энергично, а затем медленно и холодно - полностью подавив предшествующую вспышку необузданных эмоций:


- Это не спасет тебя.


- Я не думаю, что ты убьешь меня. Я не верю, что Император сумел полностью разрушить нашу связь. - Вейдер сделал ставку на то, чтобы высказать наконец свои запутанные мысли, понимая, что должен был сделать это уже давно. - Все, чем ты являешься, есть во мне. Я переживал каждое чувство, которое сейчас раздирает тебя. Но посмотри на то, где ты находишься… на власть, которая принадлежит тебе. Я сделал это для тебя – для тебя! Тьма не смогла уничтожить то, что я чувствую к своему сыну. Неважно, насколько сильны наши разногласия, насколько сильна Тьма, я не могу отрицать эти чувства. Они сильнее всего остального. И я знаю, что все это ты чувствуешь тоже. Именно поэтому ты не сможешь убить меня.


Люк тихо стоял в течение долгих секунд, опустив голову и напряженно дыша… Дикие, неуправляемые эмоции вновь хлынули огненной рекой, испепеляя надежды Вейдера:


- Ты! Из всех людей галактики именно ты привел и оставил меня здесь! И тебе хватает смелости говорить о какой-то близости, о какой-то связи, заявлять право на свои амбиции от моего имени? Ты - ничто для меня! НИЧТО!

Он швырнул эти слова в отца вне себя от горького чувства предательства и боли разрушенных надежд, не оставляя Вейдеру ничего для возражения.

И затем с высоко поднятым мечом кинулся вперед и с огромной скоростью опустил его на блокирующий клинок отца, заставив того отшатнуться от силы удара, чтобы устоять на ногах. Однако Люк продолжал нажимать на сейбер, и они застыли на месте, скрестив оружие.


Люк бесстрашно наклонился ближе к безудержно пылающим клинкам, озарившим ярко красным светом глубокие шрамы, покрывающие его бледное лицо, словно рваная черная паутина.

Вейдер буквально оторопел от необузданных эмоций в смотрящих на него глазах, жестких и холодных, и в этот момент Люк сломал блокировку. Тьма полностью наполняла его, отвечая всем его действиям и превращая все его чувства, всю его страсть в абсолютную мощь.

Гнев и возмущение дали ему скорость, которой Вейдер даже не надеялся соответствовать. Каждый удар был началом следующего, каждое движение все более непредсказуемым, вынуждающим уйти в глухую оборону, и любая попытка остановить натиск заставляла еще более защищаться.

Он искал ошибку, способ сдержать Люка, чтобы пустить в ход свою силу. Но Люк был чрезмерно быстр, противостоя каждому парированию и не давая шанса для маневра. Мгновенные, доведенные до абсолютной точности движения.

Осознание реальной ситуации нахлынуло волной жгучей паники. Они не были равны.

Сейчас его сын был сильнее его.


Тогда Люк отвел сейбер и вскинул руку с выставленной вперед ладонью, выпуская ураган мощи, сжатой в одном сокрушительном ударе.

Понимая, что тот делает, Вейдер поднял собственную руку, призывая Силу в ответ, и на какое-то время они замерли на месте, пытаясь преодолеть ударную волну друг друга, скользя ногами по мраморному полу. Мощь против мощи, неодолимая сила встречала непреодолимый отпор.

Темный лорд возвышался своей массой над худой фигурой сына, почти соприкасаясь с ним ладонями, пока каждый из них наращивал поток неукротимой энергии. И натужный хрип вырвался из горла, когда Вейдер пустил в ход последние остатки предоставленной Тьмой энергии.

Люк наклонил голову, сузил глаза…


Мощь, брошенная в Вейдера в тот момент, в едином порыве ненависти и ярости, была абсолютно неостанавливаемой. Безупречно управляемая и направленная к цели энергия. Неистовая эмоция, облаченная в физическую форму. И даже противостоя той же самой природой, у Вейдера не было ни одного шанса нейтрализовать или как-то сдержать ее.

Он пошатнулся, чувствуя, как его толкает назад, ноги оторвались от пола, и его с огромной силой швырнуло в стену далеко позади, выбивая воздух из груди. С подкосившимися ногами он повалился вниз, не выпуская из руки меч. В глазах потемнело, голова разрывалась от боли. Отчаянно призывая к себе Силу, чтобы восстановиться, он увидел приближающегося Люка с горящими мрачным намерением глазами.


Вейдеру потребовалась секунда – секунда, не больше - чтобы привести себя в чувство, возвращая бдительность и энергию, несмотря на понимание поражения… Звук гудящего лайтсейбера заглушил шипение респиратора.

Над ним, тяжело дыша, стоял его сын. Шрамы на бледном лице придавали его чертам резкий, подсвеченный алым жаром контур, волосы слиплись от пота. Руки, державшие сейбер, дрожали.

Перед горлом Вейдера покачивался ярко кровавый клинок.


Палпатин застыл в дверях, напряженно ожидая, что сделает его неприрученный джедай: отступит, как ему было приказано, или даст выход своей ненависти, в создание которой Палпатин вложил так много сил, и тем самым проявит открытое неповиновение Мастеру, вызвав вновь на себя его гнев.

В ушах звучал гулкий стук темного сердца, бескровные губы тронула крохотная улыбка. Он ждал…

Клинок джедая слегка приподнялся, перемещая вес…


- Оставь его, – глухо проскрипел Император, обуздывая и угрожая одновременно.


Люк стоял неподвижно.


- Отступись, джедай, – совершенно тихо приказал Палпатин, захваченный борьбой своей воли с другой - финальной возможностью возобладать своим несгибаемым решением над своенравным и упрямым нравом Скайуокера, заставить повиноваться ситха, которого он сам создал, столь же дикого, опасного и непредсказуемого, как волк из его видений.


Скайуокер колебался долгие томительные секунды. Алый клинок дрожал перед лицом Вейдера…

Нестерпимая тяга опустить сейбер горела в каждой клетке существа Люка, от напряжения сводило мышцы. Слова Мастера были лишь отдаленной абстракцией, не более значимой, чем шепот. Ведущие мысли и мотивы разрывали внутри, сводя с ума своим противоречивым и хаотичным криком, каждый бешеный удар сердца сотрясал тело.

Вокруг медленно закровоточила жесткая, бескомпромиссная реальность, холодная и липкая; интенсивный накал Темной решимости ушел, оставляя тяжелое и сковывающее смятение.


Палпатин наблюдал, как его джедай моргнул, потом моргнул еще раз и… сделал шаг назад, дезактивируя сейбер. Раздосадованный, неистовый, смертоносный, почти безумный, но тем не менее контролируемый. Возможно, волк все же ляжет к его ноге.


Скайуокер споткнулся, сделал еще шаг назад и отвернулся, кипя внутри от эмоций.


Палпатин стоял твердо и спокойно, не позволяя себе триумфальной улыбки.


И в этот момент Вейдер вскочил на ноги, разгневанный, с поднятым высоко мечом, направляющимся вниз… Не имея времени на разворот, Люк вскинул рукоять сейбера за голову и, зажигая его, блокировал атаку прежде чем повернуться на импульсе движения, чтобы отбить клинок Вейдера. Глаза были возмущенными, дикими, негодующими, чувства взвинчены до предела.


Удар был невероятно быстр и совершенно безупречен.


Затем Люк отступил и сделал замах вверх, но когда Вейдер начал парировать, резко повернул рукоять меча в ладони так, что клинок его противника прошелся по воздуху - в то время как оружие Люка направилось к голове отца. Тот наклонился в попытке увернуться - точно зная, что не успевает; удар прошел мимо на расстоянии волоса.

Вейдер вернул клинок в отчаянной защитной дуге, но Люк перехватил его и, крутя петлю своим сейбером, отбил в сторону, лишив всей мощи. И внезапно защита Вейдера была прорвана, и Люк взмахнул своим алым клинком в финальном движении…

Прекрасная стратегия, безукоризненное исполнение.


Мощно и яростно он пнул ногой по ребрам Вейдера. Тот тяжело упал назад, борясь с удушьем.

И Люк мгновенно оказался рядом, согнувшись и уперев колено в грудь отца; сейбер поднялся над ненавистной черной маской, клинок, направленный ровно вниз, приготовился опуститься в последнем смертельном ударе.


- Скайуокер! СТОЙ! – выкрикнул Палпатин, совершенно не предвидевший скорости этой последней атаки.


Люк вонзил клинок, слыша как его Мастер кричит: «Нет!»

Он вложил в этот удар всю свою ярость, весь гнев и все возмущение, все свое желание, преобладавшее над остальным - уничтожить это существо, освободить себя от ежедневного напоминания о своей врожденной слабости, своем проклятии.

В неистовом ударе объединились горечь, ненависть и мучительное отвращение к своему отцу… и к себе.


Находясь слишком далеко, чтобы вмешаться, Палпатин вскинул руку и протянулся Силой, когда сейбер начал опускаться, пытаясь остановить удар, но его энергию откинуло в сторону волной дикой мощи, брошенной джедаем, чтобы устранить любую помеху.


Алый жар клинка исчез без видимого сопротивления, послышался твердый звук ударившейся рукояти.


Люк истошно выкрикнул, вскочил на ноги и, резко повернувшись, не останавливаясь, рванул прочь из огромного зала, растворившись тенью в темноте…


Оставив меч погруженным в пол - в миллиметре от головы Вейдера.

Эпилог


Домыслы.

Слухи.

Они ходят по всему Альянсу, особенно в нижних рядах. Особенно сейчас.


Появился новый ситх. Это не слух.

Новый враг, служащий Императору на Корусканте с большей готовностью, чем это когда-либо делал Вейдер, пока последний вместе с флотом продолжает выслеживать нас для своего Мастера.

У нового ситха нет никакого имени, никакого прошлого.

И Палпатин как всегда играет, называя его то своим диким джедаем, то своим чистокровным ситхом, то своим прекрасным оружием.


Говорят, нет никакой надежной информации насчет того, кто он такой, хотя есть слухи, что высшей иерархии Альянса известна правда.

Теории, сплетни, мнения, доходящие через вторые руки…

Шепчут, что этот новый ситх - сын Вейдера. И есть предположение, что он - сын Палпатина.

Ходят слухи, что раньше он был мятежником. И возмущаются, что он был шпионом. Есть даже намеки, что он был внедрен в руководство Альянса.

Говорят, до этого он служил в элите алой гвардии на Корусканте, пока обучался Палпатином.

Есть также домыслы, что он сопровождал Вейдера, входя в состав имперского флота в качестве боевого пилота.

Есть намеки, что он рос тайно на одной из планет Внешнего Кольца, получив еще совсем молодым жесткие уроки жизни.


Говорят, он такой же холодный и бессердечный, как его Мастер. Говорят, это хорошо, что он остается в Основных системах, Императору нравится держать его рядом.


Есть предположение, что не все так гладко в Императорском Дворце; шепчут, что новый ситх обеспечивает себе собственную политическую поддержку и добивается независимого положения, противясь слепому рабству.


Однако именно этот новый ситх возглавляет теперь силы Императора в Основных системах.

Этот новый ситх - тот, кто стоит по правую руку от Императора.


Говорят, что Палпатин характеризует лорда Вейдера, как своего цепного пса, а этого нового ситха, как своего волка.


Именно так сейчас называют его - даже здесь, тайно, внутри Альянса. Волк.

Говорят, он будет управлять Империей уже в этом десятилетии.

Говорят, это не догадка.

Загрузка...