После этого хозяин замка бросает меня на кровать. Атласное покрывало холодит обнаженную кожу, но это ощущение мгновенно исчезает, когда мой взгляд подает на его тело.
Дракон действительно выглядит как божество — каждая мышца под искрящейся золотом кожей напрягается при движении, его фигура будто высечена мрамора. Ничего лишнего, только чистая мощь, совершенство. Дыхание перехватывает.
Особенно когда мой взгляд скользит ниже…
«О боги…» — мысль обрывается, когда я вижу его возбуждение. Он огромен. Нечеловечески огромен. Мое тело инстинктивно сжимается от страха — как я вообще смогу принять его?
Я отползаю назад, пока спина не упирается в изголовье кровати, тогда я срываю покрывало, пытаясь хоть как-то прикрыться. Но дракон лишь усмехается — одним плавным движением он вырывает ткань из моих дрожащих рук. Шелк рвется с характерным звуком, сквозь дыру я могу могу видеть его бицепс, напрягшийся от усилия.
«Какая сила…» — проносится в голове, когда я вижу, как легко дракону все это удалось. Будто он отобрал игрушку у ребенка.
Теперь хозяин замка бесстыже рассматривает меня, его горячий взгляд скользит по моей груди, и я понимаю — это не взгляд влюбленного. Так охотник смотрит на дичь, когда хочет понять, достойна ли его добыча.
«В-вина?» — мой голос дрожит, когда я замечаю хрустальный бокал на тумбочке. Протягиваю ладонь. Ногти стучат по стеклу — рука трясется слишком сильно. Мне сейчас нужно время, пауза, чтобы собраться с мыслями.
Глаза дракона вспыхивают золотым светом, и в этот момент я чувствую, как от его тела исходит жар, словно от раскаленной печи. Губы хозяина замка растягиваются в улыбке, обнажая острые клыки.
— Вода аранского источника здесь для тебя, человечка, — его низкий голос вибрирует у меня в груди, заставляя сердце биться чаще. — Чтобы восстановить силы после соития.
Я замираю. То, что он сказал, звучит одновременно как обещание и угроза.
Пытаюсь отползти, но его рука сжимает мое запястье с силой, не оставляющей сомнений — сопротивляться бесполезно.
— Тебе не уйти от судьбы, — его горячее дыхание обжигает ухо, а по спине бегут мурашки. — Ты сама просила суженого. Вот он я.
Щелчок — его клыки касаются моей шеи, и я замираю. В следующий момент он переворачивает меня, прижимая спиной к своей груди. Его возбуждение давит между ягодиц, заставляя содрогнуться — это одновременно пугает и возбуждает.
— Родить мне может только та, что предназначена судьбой, — его чешуйчатая ладонь скользит по моей шее, оставляя за собой горячий след. — А я свою суженую всегда узнаю.
Он сводит мои руки за спиной одной ладонью — с пугающей легкостью — а другой вплетает пальцы в мои волосы, оттягивая голову назад. Хочу крикнуть, но в горле пересыхает. Вместо страха тело отвечает ему — грудь выгибается навстречу, соски напрягаются, между ног пробегает горячая волна.
— Ты пахнешь… правильно, — его голос звучит почти ласково, пока он тянется к бокалу на тумбочке. Но когда он подносит его к моим губам, в глазах читается только холодная решимость. — Пей.
Я сжимаю губы. Что-то подсказывает — в этом напитке подвох.
— Это… чтобы забеременеть? — выдыхаю я.
Его смех раскатывается по комнате, глубокий и бархатистый, но в нем нет веселья. Скорее что-то древнее и хищное.
— Я очень горячий, — его пальцы скользят вниз, к самым интимным местам, и я чувствую, как кожа там мгновенно нагревается. — Это поможет тебе… вынести меня.
В его словах — обещание боли и наслаждения, и мое тело, предательски, откликается на обещание и того, и другого.