В лето 6731...

Глава 22. Копи царя Корнея и висячие сады Божаны

Общая радость и игнорирование горечь потерь повлияла и на меня. Битва была непредсказуемой, и могло повернуться по-разному. Все ратники были готовы умереть и то, что они выжили, объяснялось божественным проведением. Наверняка фатализм играл большую роль в психотерапии хроноаборигенов. Особенно, когда начался столь приятный процесс, как исследование трофеев.

У всех убитых нами монголов были мешочки, в которых нашлись и серебряные, и драгоценные камни. Кони и оружие так же были оценены, как весьма годное. Луки же были сплошь дорогими, что было оценено всеми собравшимися. Так что все это добро могло стать весомым капиталом для создания действительно серьезной базы воинской подготовки в поместье. Но нужно было поторговаться и за трофеи, взятые в обозе, надеясь, что делиться взятым с боя возле вагенбурга и даже на его территории не придется.

Когда мы уже подъехали к обозу монголов, я присмотрелся к некоторым телегам – там лежали и сельскохозяйственные орудия, например топоры, пилы, что-то вроде матыг, несколько связок разных тканей, одежды, шубы и рухлядь отдельно, сапоги. Меня даже удивило то, что все воины из мордвы были в сапогах, как и монголы. Среди русичей сапоги были если не редкостью, то неким предметом статуса.

Когда мы, герои вагенбурга, пришли к обозу, там уже вовсю шел дележ трофеев. Кощунственным казался и торг в отношении некоторых, наиболее привлекательных пленных девушек.

Ко мне степенно подошел Антяс и начал что-то торжественно говорить.

– Он славит великого война и мудрого воеводу! – сказал с удивлением, переводивший слова Антяса, Третьяк.

– Я не воевода! Но что я вижу? Татар посекли разом, а скарб их кому? – спросил я, показывая Третьяку рукой, мол – переводи.

Антяс долго говорил, а потом усмехнулся и показал рукой на столпившихся девушек.

– Вон кажа, што четвертая доля тебе и твоим воям и можашь брать девку на твой укус, – перевел Третьяк.

Честно говоря, после боя и такого нервного потрясения хотелось чего-нибудь эдакого. Вот только не насилием и принуждением, а по обоюдному согласию. Да и семейное благополучие важнее, чем создание ненужного прецедента. Если бы не было тут Третьяка, да Второка, постоянно задумчивого, возможно, скорее – да, чем нет. Ну не святоша я! Но предоставить рычаг давления на меня и подпортить отношения с Божаной. Да ну его!

Пока сокрушался и занимался самокопанием, начался торг. Пришлось отставить душевные и телесные метания и ревностно доказывать, что только наши действия в вагенбурге позволили разбить превосходящий во всем отряд монголов. Упоминалось и моя китайская труба, которая позволила еще до расстояния выстрела стрелы поражать врага. Тем более, что убитое в самом начале сражения командование позволила лишить скорости принятия решений у монголов, как повлиять и на их качества. Даже мне были видны моменты в ходе боя, когда враг мог добиться полной победы.

Часа три спорили. Я смог выторговать себе все трофеи, нашедших возле нашей встречи монголов у табора. Никто не посмел рассматривать то, что было взято нами. Кроме этого мне и всем людям, что были со мной, полагалось двести коней из почти семисот оставшихся от монголов. Взял я и четыре повозки, половину припасов монголов. Так же пятьдесят сабель, двадцать копий, десять луков, треть доспехов, забрал половину тканей, половину же топоров и мотыг и выторговал все шубы и рухлядь, за что и взял так мало луков. Отдали мне и пятнадцать молодых мужчин, что были взяты монголами и десять девушек. На вопросы о родстве, было сказано, что род их прекратился, и они и у мокшей станут холопами, или войдут в роды после жамужества, женитьбы или признания ребенка.

Оставалось понять, как это все добро доставить в поместье. Брали, получается, больше, чем могли донести. Тут торг возобновился с новой силой. Мокши предлагали довести коней до Новгорода, дальше уже сыновья Войсила должны были их вести. Эти договоренности лишили меня еще пятидесяти коней, причем в пользу не только мордвы, но и своих родичей. Деньги родства не знают?

Расстались мы друзьями навек. А возращение к ушкуям вышло триумфальным. Потери были приняты речниками как незначительные. Бог прибрал себе и все на этом. Я же, погрузив людей и добро из трофеев, прихватив с собой только самое ценное – камни, перстни золото, отправился в путь. Поход имел цель, а мы пока локальную войну устроили.

Два дня до места схрона прошли спокойно и без приключений. Наудивление получилось и быстро найти место. Все же компас и периодические замеры расстояний, ориентиров и реперных точек позволили точно определить место. А вот откапывать пришлось долго. Толи я при переходе в это время был семижильный, либо после зимы намыло еще земли, но понадобился день непрерывной работы, чтобы все расчистить, и работали десять человек.

Погрузились в телеги и еще два дня пути к месту, где нас ждали ушкуи. Получилось так нагрузиться, что и судна с малой осадкой значительно погрузились в воду. Дважды сели на мель, но при помощи второго ушкуя выбрались. Проплывая границу с Булгарией видели, как спешно работают люди, строящие засеки. Ранее их на этих местах не было. Готовятся к встрече, видимо. Все больше удивляюсь осведомленности местных. Вот откуда они знают, что монголы через них домой пойдут. И так уверены, что русские с половцами проиграют битву. Правда эти засеки могут быть и против русских, которые укрепляются в Новгороде Нижнем. В любом случае Булгария как государство вызывает некоторое уважение. Сильны они и умом и ресурсами. Вот только, пока Биляр-столица стоит Волге, нет развития Руси и становления ее величия, как нет и богатого Урала с рудой, серебром и другими ценностями, нет и Сибири.

Когда уже позади оказался Новгород, позже Городец Радилов, и мы уже шли в устье Унжи, начало щемить сердце. Мой дом, моя семья! Как много я потерял в той жизни, не имея этого чувства, что тебя ждут и любят.

У пристани нас встречали. Людей собралось много, явно за сотню человек. Все что-то радосно выкрикивали.

– Любы мой! – прокричала Божана, еще до швартовки к причалу. Войсил, который так же здесь был, довольно разгладил усы.

– Любимая! – прокричал я в ответ. Сладость такого общения никак не казалась мне слащавой.

Рядом с Божаной, по левую строну, спрятавшся в подоле платья стоял Юрий. Я же подумал, что не пристало будущему мужчине к бабьему подолу жаться. Нет, не дам своего сына в бабу превращать. Воспитание будет мое. МОЕГО сына!

– Добрый поход? – спросил Войсил как старший, как только я спрыгнул с ушкуя.

– Десяток наших людей посекли, – ответил я и опустил голову.

– Пошто так? – спросил Войсил.

– Апосля Василий Шварнович, – сказал я и уважительно низко поклонился.

– Добро! – сказал тесть и пошел давать какие-то распоряжения пригнанным холопам с повозками.

Потом был дележ добычи. Ушкуям я предложил два варианта. Первый, как и условились фиксированную плату, второй – пятнадцатую часть с трофеев. Жадоба долго ходил, рассматривал добро, которое и так оценил в пути, а после согласился. Вспомнил и Войсил про десятую часть в род. И пришлось и ему высчитывать из добычи, указав, что его сыновья, так сказать, по-родственному, взяли с меня мзду за переправку коней. Узнав про то, что и его люди получили с похода хороший приработок, Войсил умерил свои аппетиты.

– Аще полоняный у меня есть, – сказал украдчиво я.

– Што за полоняный? – заинтересовано спросил тысяцкий.

– Татарин боярского роду. Ведает много, – продолжил я издеваться, подозревая, что монгол в виде пленника лакомый подарок для тестя. – Вот холопом буде мне, али продам його.

– Корней Владимирович? Так порешим усе, – сказал Войсил и заливисто засмеялся. Он прекрасно понял, что я держал факт пленного как козырь, чтобы не делиться с тестем трофеями.

Вечером был настоящий пир. Всю ночь пьянствовали, даже дрались. Еремей двоих особо приближенных к Жадобе ушкуйников манерам учил. Ночью же, кто успел за столом проспаться вечером, умудрились уже в меланхоличном настроении напиться снова.

– А што за песнь такая? Черный ворон, что ты вьешься? И говор чудной, – спросила Божана, когда под утро я все же смог уделить внимание жене. – Аще, як на поле куликовом просвистели кулики и… якож там… стали ратится полки?

Я растерялся. Да, змий коварный делает нас уязвимыми! Ладно еще черный ворон, но спеть песню про Куликовское сражение, которое только может состояться через сто пятьдесят лет? Это еще хорошо, что не спел что-нибудь из Разенбаума или Любе. В памяти всплыло, что и коня расторгуевсского исполнял. Ну как есть, не стану же отпираться, что это не я пел.

– А то песнь народа мойго, – соврал я, представился же я первоначально родом из западных славян.

– Пригожа! А ты в походе девок портил? – сменила тему Божана. Ну, никакой логики разговора – эти даже не прыжки с темы на тему, а скачки. Постоянно в напряжении.

– Не, ты мне люба, – сказал я, полез целоваться.

– А не кривда? – спросила Божана и театрально скривилась. – И попервой в баню, смердишь!

– А придешь? – с лукавой усмешкой спросил я.

– А якож, треба, а то усих девок покроешь, вон пригожих привез з паходу, – сказала Божана и стала выталкивать из горницы.

А потом была баня и страсть. Мне получилось разбудить страстную женщину в Божане. Страхи пленения, домострой Средневековья, все уходило.

– Ой, а можна? Ты непраздна? – спросил я после того, как уже второй раз наши тела становились едины.

Божана рассмеялась и вместе с ней я. Вспомнил, когда уже все было. Как же уютно и хорошо. Я дома!

Утром народ начал разбредаться и отходить от попойки, а все двери в доме были раскрыты настежь. Такое амбре стояло в помещении, что хоть топор вешай.

С Жадобой договорились, что тот пойдет во Владимир за товаром и с поручениями. Мне нужна была ткань, холопы, мастера, орудия труда. Особенно нужно было поговорить и пригласить стеклодувов, нужен был и оружейник. Глеб Всеславович наверняка занят, или не может реализовать обещанное, и нужно было самому крутиться. Если же мастеров приедет больше, это еще лучше – всем работа и прибыль будет.

В качестве товара, который повезет Жадоба, были пять зеркал в богатой оправе. Одно продать должен был не меньше, чем за двадцать гривен, остальные по 60. Жгучий перец повезет. Попробует на продажу. Выращивать его я собираюсь, нужно определиться с конъектурой рынка. Повезет и десять килограммов сахара, который продавать по пять гривен за килограмм, но уменьшать цену, если брать не будут. Должны брать – это огромная редкость. Дал на оценку и немного драгоценных камней.

Потом я попросил Божану прийти с Юрием.

Как такового разговора с сыном убитого мной Вышемира, которого я уже считаю своим, не получилось. Ребенок кивал головой, отвечал односложно, но страха я не видел – была неуверенность. Когда я обнял и прижал его к себе он начал всхлипывать.

– Ты муж и невмесно сие, поедем поля смотреть? – спросил я и у Божаны и у сына.

Они кивнули, а Божана прямо просияла. Было видно, что ей приятно мое отношение к Юрию. Она-то постоянно возле него и даже чрезмерно опекает, а я что-то вроде инспекции ее работы по приобщению Юрия к нашей семье и его адаптации. И вот я все одобрил. Вот мне только интересно, а в случае неодобрительного вердикта как? Пошла бы Божана на конфликт? Нет, лучше без лишних экспериментов!

Поля порадовали. Посевы повсеместно всходили, старики говорили, что посадки рост дают очень хорошо и что, если природа и дальше будет радовать погодой, то урожай будет добрым. Мое эксперементальное поле выглядело стратегическим объектом. Вокруг делянок дежурили три отрока с палками. Дети же пытались подглядеть, что же скрывается такого за плетнем. Была такая вот забава – посмотреть и убежать от охраны. А Мышана отчитывала какую-то женщину, что та неправильно поняла и окучивать картошку нужно после того, как она даст больший, чем сейчас, всход. Из разговора с тиуном, я узнал, что уже завтра решили высаживать саженцы капусты, а перец с томатами через неделю.

Люди видели нас троих и шептались. Я же, узнавая о свадьбах и рождении детей, передавал Юрию отсеченные от серебряных кун доли, и он торжественно, преисполненный гордостью вручал деньги людям, за что они благодарили и боярина и боярича и заступницу боярыню. Я примечал поведение Юрия и меня оно радовало. У парня явно была светлая голова и желание к познанию. Он внимательно слушал все отчеты крестьян, тихо, не отвлекая меня справшивал у Божаны интересующие, или не понятные вещи.

– Юрий, – обратился к парню после очередного вопроса его Божане. – ты молви мне, што потребно.

Вначале несмело, но постепенно поток вопросов возрастал. Мне пришлось набраться терпения, чтобы досконально ответить на все. Но я был доволен. Если парня не переклинит в подростковом возрасте по поводу физиологического отца, что я то и есть убийца – толк будет.

Строительство учебного центра также спорилось, и подходил к концу основной этап становления материальной базы. Поставил заметку в блокнот, которых в схроне было с сотню, что необходимо уже задуматься об полосе препятствий, полигон и так строился, а еще тренажерный зал обустроить. Здание под него готово, нужно мастерить снаряды, плюс спортивную площадку с перекладинами, брусьями, скамьями для пресса, столбами для лазания и другое. Завтра вызову Никифора – он местный умелец – пусть займется.

Осмотрели и мельницу. Нужно запускать ее. Остатки после посевной зерна еще достаточные. И нужно натаскать персонал. Семью, которая будет ответственна за мельницу, уже выбрали. Толковая семья. И мужик работящий и жена его хваткая, да считать умеет. Дочь и два сына. Одному 16 лет и его я думаю забрать в учебный центр, второго же 14 лет можно спокойно приспособлять к работам. Первоначально они будут на небольшом окладе, пока работа на мельнице совмещается с сельским хозяйством, но потом думать будем. Мысль есть держать мельницу на долях. Пусть выплачивает мне ежемесячно часть своей доли, пока не выкупит. Думается, что максимальная заинтересованность человека в деле – залог успеха предприятия.

Осмотрев все свое хозяйство и показав себя и свою семью, я понял, что сделано много по меркам современности, но очень мало из того, что я себе напланировал. Отпустив семью, отправился на причал, где уже загружался Жадоба, чтобы дать еще одно распоряжение – присмотреть как можно больше строительных бригад и намекнуть купцам, что строительные материалы могу покупать по нормальным ценам. Пока не будет собственных хотя бы двух лесопилок, выйти на самообеспечение лесом не получится.

Когда же вернулся домой, меня ждал сюрприз, который изрядно повеселил – ко мне приехали бригадиры двух артелей плотников и одна каменьщиков, которые возвращались с Новгорода и искали работу на лето, так как при строительстве града на Волге они выполнили свой заказ. Посоветовал меня Войсил. И опять закрутилось.

Пока служитель культа ехал ко мне, накормил руководителей артельщиков и расспросил что умеют. Оказалось, что каменщики и печи сложить сумеют и здания каменные. Подумав, решил послать за отцом Михаилом. Тот, конечно заортачиться, что якобы возгордился отрок Корней, что сам не является, а шлет посыльных, но, думается, приедет.

Церковь каменная – не блажь, а статус и идеологическая обработка населения. При условии неголодной жизни, нормального отношения и наличия престижного культового сооружения – мое поместье райским казаться будет.

А люди – важнейший ресурс и было отрадно узнать, что за мое отсутствие людей еще прибавилось, причем переселялись свободные смерды. Я рад больше как раз сободным людям. Холопы не столько нужны, сколько сильные свободные общинники. А вот холопом своим чуть позже и волю дам, если только войдут в систему хозяйствования, которую буду стремиться создать. Или, элементрано, выкупят себя. К примеру, все при должностях будут свободными. И я не считаю это неким проявлением либерализма и человеколюбия. Это расчет, простой расчет на заинтересованность людей и их стремление к лучшему. Чем богаче будут жить в поместье, тем больше возможностей будет и у меня.

Новых людей поселили их на окраине моих земель, и они сами согласились на расчистку земли от леса. Успели они и отсадится, правда поздно, но, может, что и вырастет.

Слухи доходили, что некоторые и более знатные и умелые люди, которые сбежали в марийские земли, хотят вернуться на русскую землю, если их не будут преследовать. Среди них есть, как сказывал всезнающий Войсил больше двух десятков опытных ратных людей, которые сбежали из княжества после вокняжения в нем Юрия Всеволодовича. Боялись они преследования за бесчинства, что творили ратники с людьми сегодняшнего князя на Липе и после нее. Большинство же ратников ушло к князю Мстиславу Киевскому Старому. Жаль, полягут они уже через пару недель на Калке. Их бы под руку того же Юрия, или Василько. Или под мою опеку, вот только тогда уже вопрос об усилении Унжи станет критическим для князя, как бы каратели не пришли.

Три человека сидели в центре стального града Владимира. Сидели по-разному так, что перепутать статусы их было не возможно. На большом стуле с высоченной спинкой и подлокотниками восседал мужчина лет 35–40 с уже проступающей на весках сединой и властным видом. Он источал власть, но это не было самовлюбленностью, это был сам факт – здесь и сейчас – он князь. А было время, когда он, будучи еще восемнадцати лет проявлял нетерпимость к людям и требовал беспрекословного подчинения. Говорят, что люди не меняются, но это не так. Условием изменения человека должны стать изменившиеся условия его жизни. Вот и он, проиграв битву за великое владимирское княжение под Липой в 1216 году изменился. Константин, победивший своего родича, не стал его убивать, а отнесся по-доброму, и завещал престол во Владимире. Вот только некогда подорваная вера в себя сильно саднила в сердце Юрия, и его решения были иногда эмоциональными, и тогда он начинал слушать окружение, что приуменьшало его собственный авторитет, однако он – великий князь и с этим приходилось считаться.

Рядом с этим побежденным некогда человеком сидел молодой мужчина. Это был сын умершего победителя на Липе – Василько Константинович. Молодой, рослый, с правильными чертами красивого лица, он уже в свои 14 лет отличался острым умом и прозорливостью. Уже с восьми лет этот юноша окунулся в пучину управления и интриг, но вышел из них без поражений. И, как ни странно, оба мужчины уважали друг друга и пресекали все козни вокруг чехарды с престолонаследием, по крайней мере, так всем вокруг казалось. Можно ли сказать, что они служили Руси? Наверное, нет, они служили Великому Владимирскому княжеству верой и правдой, как служили бы и другому княжеству, если волей судьбы сели бы на стол его.

На отдельном стуле, напротив этих мужчин сидел уже пожилой, но все еще в силе, мужчина. Бесстрашный, заветно преданный князю, тому, умершему князю Константину. Он не побоялся преследования от Юрия за то, что был на Липе и внес свой вклад в разгром войск сегодняшнего князя, он остался служить вопреки, и был оценен. С него не требовали присяги, так как его дела показывали неподкупность и честность. Важно было и то, что этот муж был выразителем целой группы влиятельных людей в великом княжении, и ними стоило считаться.

– Глеб Всеславович, рад видеть тя по здорову ли? – сказал Великий князь, но не поднялся со своего трона. – С чем пожаловал?

– Поздорову княже, – боярин встал и низко поклонился. – И ты, вижу во здравии и ты князь Роствский по здорову. Я пришел сказать, княже, что доведался я про татар и полоняник боярин татарский есть у меня.

– И што? Василько ужо выступает в поход за утро рано иде. А вести то какие? – спросил Великий князь.

А Глеб Всеславович обратил внимание на сына своего друга и единственного князя. Похож, только еще краше отца своего.

– Не треба идти Мстиславам допомогать в рати. Побьют их, князь. Лаяться станут на первый дзен походу. У татар войско сильное и наряд крепки. Воны восход покорили увесь, тако ж воны половцев сечь идуть, а не русичей. Токмо и на Русь придуть. Есть хан у них, якож и у половцев так зовется Джучи. Його улус – уся земля половцев, булгар и доля Руси, – Глеб Всеславович сделал паузу.

– И Великое Владимирское княжество? – просил князь Василько Ростовский.

– То не ведомо, токмо и мордва и мари и Рязань – то да, можа и мы, – отвечал Глеб Всеславович.

– Што нам до Рязани, вона и мы их жгли, токмо то мы, а то придуть и храмы порушать, буде погано, – размышлял вслух Юрий.

– Што рабить то, дядька, Глеб? – спросил Василько.

Так он его называл еще, когда Глеб Всеславович помогал ему разобраться со всеми злопыхателями в Ростове, когда извести его хотели люди Юрия, который, вроде бы, и не был в курсе. Глеб княжича и науке воинской учил. Но здесь и сейчас. Зачем он это? Хочет на гнев княжеский навести?

– Молви, дядька, Глеб, – уже с некоторой усмешкой сказал великий князь. Он понял причину небольшой заминки, но показал, что против такого тона и обращения ничего не имеет, важнее дела есть. Вот только слово сказано…

– Татары веды шукают, воны пойдут и зараз на княжества порубежные. Силы поглядят русские, якоже ратится лепей з нами. Велики поход буде токмо апосля погибели Булгарии, – продолжал Глеб Всеславович.

– То неможна. Булгары крепки в сече, – сказал Василько, который сталкивался с этим народом, и знает, что просто их не взять.

– У татар буде асьмнацать туменов, – сказал докладчик и увидев недоуменные взгляды. – Тумен – то тьма!

В тронном зале установилась тишина. Даже просто осознать такую цифру сложно, а это обученные ратники, их же кормить надо. Да, если бы на Руси можно было прокормить такую ораву воинов, разве не было бы их? Это практически в десять раз больше, чем смогли бы выставить Рязань, Муром, Владимир и Новгород Великий вместе. А может и на всей Руси больше двух туменов не найдется.

– То неможно, – прошептал Юрий, не верить Глебу он не мог, как и не хотел верить тому, что он говорит.

– Аще метают воны камни и огонь машинами, на том и грады жгут и берут, – подлил масла в огонь докладчик. – Нам рать потребно сберечь и готовать воев да сечи.

– Наши вои добрые, токмо мало их, – сказал Василько.

– Што аще порадееш? – спросил Великий князь.

– Треба спяшать на сечу, токмо не поспеть на яе. И слово твое князь не порушено и вои целы, – сказал Глеб Всеславович и недоуменно обвел глазами князей. Они потешались и переглядывались.

– Аз також змыслил и радел с Василько, аще отрок пойде з войском. Отрок аще нерадивы, вон не зможа и рать довести, – пояснил веселое настроение Великий князь.

Они уже давно договорились с Василько, что тот постарается не успеть довести войско до соединения с другими князьями. И именно он, четырнадцатилетний князь может ссылаться на молодость и неумелость свою.

Спорный конечно вопрос о неумелости, в походах Василько уже три года показывал выучку и умение.

– Також потреба у воях у нас. Треба звать тых, кто цел буде во Владимир, особливо былых ратников Константина, – сказал Глеб Всеславович и немного сжался. Эта часть предложений выглядела спорной. А ну как Юрий испугается силы, которая и сместить его может. И Великий князь посмотрел на Василько.

– Я крест табе целовал и Богам клятву дал, я, и сыны мои под властью твоей обласканы и до веков, – торжественно произнес Василько Ростовский.

Если бы Великий князь не видел честную службу своего родича до этого, точно усомнился, но увеличивать войско нужно. Татары татарами, а вот пощипать марийцев, что привечают опальных русских князей, да мордву – можно. И рязанцы голову подымают. А что если отомстить захотят?

– А прокорм где для воев тех? Да серебро на них? – через паузу спросил Великий князь.

– А ведаю то. До Василия Шварновича можна их, – ответил без промедления Глеб Всеславович.

Они со своим другом Войсилом были на строящейся тренировочной базе у Корнея. И были впечатлены. Малец, чтобы он там не задумал, уже сделал большое дело. И по их расчетам до двухсот человек можно разместить в этом месте. Да и серебра у Корнея много и Войсил за последнее время оброс барахлом. Но главное – Войсил служить хочет и может привлечь зятя своего к делу. А, если у мальца получится урожай хороший собрать, да торг вести диковинными вещами, как зеркало – то денег хватит всем.

– А што, Войсил? – проявил осведомленность Великий князь, называя сотника нецерковным именем. – Много серебра узял?

– Не так много, токмо княжья допомога потребна и зерном, да иншая припасы, то и можна зладить, – сказал Глеб.

Разговор длился еще около часа, и решение было принято. Те воины, что будут не из княжеской дружины, будут посылаться в Унжу. Князья давали по гривне за каждого ратника на обустройство тех и по пять кун на каждого члена семьи, кои у воинов будут. Зерно по сбору урожая обещали дать, да пятьдесят коров и лошадей пригнать. Но остальное – все за счет других. И брони и остальное вооружение. Согласился князь отправить и двух стеклодувов в Унжу. Как он сказал: «Токмо девок дурят стеклом византийским». Оружейников отправлять не хотел, самому нужны, но вот трех подмастерий пообещал.

Глеб Всеславович вышел довольный донельзя. Он сделал больше, чем рассчитывал. Юрий не испугался концентрации войск в Унже, тем более, что это обойдется ему намного дешевле, чем держать их во Владимире, он же и разрешил отступников со стороны марийцев брать. Но коли они мутить будут – всех под нож. Для того своего представителя направлял в Унжу. Но только смотреть, а не вмешиваться.

А в это же самое время Корней, во кресте Кирилл осматривал своих новобранцев. Со всей округи и из города тоже, собралось 53 юноши, набор еще не был завершен.

;