В чем сила? (СИ)

Глава 15

Сколько брел в тумане, он не знал. Но по ощущениям — не меньше часа. ПДА не работал, и никакие попытки его включить ни к чему не привели. Связь с отрядом тоже установить не удалось — эфир молчал, как партизан на допросе. Куда можно идти целый час в одном направлении и не упереться в стену леса, до которой пять минут ходу, Фома не понимал. Впрочем, могло лишь казаться, что он идет прямо, а на самом деле, наверняка плутал по кругу. Многие заблудившиеся в лесу тоже так думают, что идут прямо, но выйти никуда не могут. Единственное, что он отчетливо знал — это то, что пересек насыпь лишь единожды. Попыток докричаться Фома даже не предпринимал — мало ли чего.

Немного призадумавшись о дальнейших перспективах при неудачных поисках, он не заметил, где, когда и как вошел в лес. А когда попытался выйти обратно, то ничего не получалось — он заблудился, теперь уже в лесу. А это еще хуже.

Лес представлял собой простые хвойные деревья, но с бурыми иглами и черной корой. И никакого намека на то, что лес посадили люди. Наоборот, деревья росли так, как могли вырасти только самостоятельно. Кое-где попадались космы «ржавых волос», но Фома замечал их раньше, чем мог в них влезть. Его «Ведьмин шар» никак не позиционировал «ржавые волосы», из чего он сделал вывод, что это растительность, а не аномалия. Каков был радиационный фон, понять было нельзя из-за нерабочего вместе с наладонником счетчика Гейгера.

По прикидкам прошел еще час, а то и два, прежде чем туман стал потихоньку рассеиваться. Теперь видимость была куда лучше — метров десять. Но легче от этого не становилось — хотелось пить, но последнюю воду выпил уже давно. Хотелось и есть, но с едой та же беда. Да и усталость давала о себе знать — стали ныть плечи от лямок, а то, где висела снайперская винтовка, болело в особенности.

Впереди метрах в семи из-за края соснового ствола возникла фигура. Фома вскинул винтовку, фигура не шевелилась.

— Выходи! — приказал Фома и едва не погиб.

Неизвестный выстрелил от бедра и лишь чудом не пристрелил его — пуля из АК-74М чиркнула по шлему у правого виска и ушла вдаль искать случайный ствол дерева. Возьми он немного левей, и Фома был бы мертв — никакой бронепластик не способен задержать пулю из самого убойного автомата в упор. Он не думая выстрелил в ответ, и пробившая лоб пуля вытряхнула через затылок изрядное количество содержимого черепной коробки.

— Раскинь мозгами над своим поведением, умник! — беззлобно произнес Фома и почувствовал учащающееся сердцебиение: все как всегда — страх пришел с глубоким опозданием.

«Умник» оказался обычным зомби в военной форме Белоруссии, о чем свидетельствовал флаг на рукаве. Причем недавним зомби, судя по неплохим показателям сохранности тела. Ничего полезного при нем не было, даже патронов — он выстрелил последним, и это сказалось на результате встречи.

Фома пошел дальше, не совсем понимая куда, и различил кроме своих еще и посторонние звуки. Он остановился и сразу пришел к выводу, что звуки раздавались сзади и выдавали не слишком заботящегося о скрытности ходока. Без сомнений зомби, наверное, сослуживцы «умника». Он обернулся и не ошибся — над поверженным склонился второй зомбированный военнослужащий, рыская по карманам товарища в поисках патронов на свой автомат. Фома из предусмотрительности влепил пулю и ему, тоже в голову.

А потом началось….

Слева и справа от двух мертвых тел стали возникать новые живые мертвецы. По одному и по двое они выплывали из тумана, словно вырастали прямо из воздуха. Фома лежа укрылся за двумя близко растущими соснами и насчитал восьмерых, все были при оружии. Зомби стояли и тупо таращили глаза на все вокруг, бормоча бессвязные звуки и иногда нормальные человеческие слова. Стараясь не шуметь, Фома сдернул «лимонку» с разгрузки, швырнул в скопление тварей и поспешно укрылся за стволом дерева. Взрыв в клочья разметал уже неподвижных врагов и раскидал тех, которые были на ногах. Он вскочил и подбежал к врагам, выискивая среди них недобитых. Таковых оказалось трое и пришлось их добить, скупо посылая в голову каждому по пуле, предотвращая возможную атаку. Остальных Фома добил уже для профилактики, в целях экономии орудуя ножом.

Переждав и отдохнув, он двинулся в путь, стараясь держаться одного, выбранного ранее направления. Так прошел еще немного и, плюнув на попытки выбраться, сел под дерево. Усталость сделала свое дело, и он провалился в сон.

Проснулся в том же положении, в котором заснул. Встал, снял маску, жадно вдохнул свежий прохладный воздух и к своему огорчению не обнаружил прилива сил, обязательного после сна. Сколько уже прошло времени с тех пор, как вышли из заброшенной деревни, трудно было даже предположить. А теперь, когда проспал неизвестно сколько, и подавно.

Слева раздался шорох опавшей хвои, словно кто-то шел. Звук приблизился и затих. Фома вскинул винтовку, беря на прицел потенциально опасный сектор, и увидел в трех метрах от себя… старика.

Это действительно был старик. Среднего роста и сложения, слегка суховат, но не засохший и не худой, скорее жилистый. На вид лет шестьдесят пять-семдесят, седая борода лопатой, взгляд видавшего виды человека, какой бывает только у пожилых людей. Одет в ватные штаны и старинную зеленую фуфайку, кое-где заляпанную масляными пятнами. На голове шапка ушанка с торчащими «ушами», на ногах кирзовые сапоги явно советского периода. Он целился в него из двустволки, наполовину скрываясь за сухой сосной, и курил самокрутку.

Фома опешил, но целиться не перестал. Старик в Зоне! Да еще и в одиночестве! Ну ладно, Нестор. Но его стариком не назовешь, и тем более, он не лазит по Зоне, а сидит, как зверь в норе. Но тут!

— Тьфу ты! — старик выплюнул самокрутку — Едрена вошь, думал зомби! Сталкер, ты хто такой?

— Фома. — Он остолбенелыми глазами разглядывал деда — А ты?

— Сынок, я тебе не враг, опусти оружие. — Настоятельно попросил старик.

— Дедуль, до старости дожил, а манерам не обучен? Сам кто такой? — Фома нехотя убрал оружие за спину.

— Прохор я. — Дед повесил на плечо двустволку — Это ты тут шумел недавно?

— А что, запрещено? Ты здесь в егеря играешь что ли?

— Вроде похож. — Самому себе пробормотал Прохор.

— Кто на кого?

— Ты на себя в рассказах твоих друзей. Они сказали — ты погиб, а выходит, что нет. Оттстал что ль? Или сами бросили?

— Какие друзья? Дед ты лешего из себя не гни, на меня мороки не действуют, я в них не верю. Говори по существу, какого рожна тебе надо?

— Точно похож. — Сам себе поддакнул Прохор.

— Дед, какие друзья? — напомнил о себе Фома.

— Да в такие же костюмчики что и ты одеты. Кроме одного, нет, двоих.

— Ну и что? Мало ли кто по Зоне в таком комбинезоне шарится? По кличкам можешь назвать? И откуда тебе известно, что я чуть не погиб? И как это вы так долго общались, что ты меня так легко опознал по их рассказам?

— Да этот, как его, Барон, кажись, говаривал, что ты погиб. Вроде тебя крысы съели. А этот, с пулеметом, тьфу, забыл как его…. Мордастый такой…

— Жужа? — подсказал Фома.

— Во, точно. Понавыдумают же! Он вообще сказал, что сам видел, как тебя крысы смяли.

— Ты где их видел? Когда?

— Да аккурат перед твоей стрельбой и нашел их. Сидят, значит, кружком и приуныли уже, а тут я…

— Погоди. — Бесцеремонно оборвал Фома — Куда они пошли?

— Да там же сидят, меня ждут. Я их обещал вывести, а тут ты…. Ну, я и пошел проверить. Сказал, вернусь, выведу. Только я не пойму, куда они ночью-то собрались.

— Как «ночью»? — оторопел Фома и невольно поглядел вверх. Но ничего видно не было, все застилал туман, так, что верхушки деревьев в нем тонули, как будто упирались в облака. И все равно, даже при пелене тумана было ясно, что сейчас не больше трех часов дня. — Да быть того не может! Светло же! Ты, старый, грибы прекращай есть, не то так и не заметишь реальности! С тобой все нормально?

— Вот язва, а! — сплюнул Прохор — Как тебя люди терпют? Ты чаво, забыл, где находишься? Это ж Зона, растудыть ее! Где ты чего нормального в Зоне видал? Туман это такой, что светло, а так ночь уже, часиков эдак одиннадцать. Ну, чаво, пойдешь к своим дружкам?

— Нашел друзей! — буркнул Фома — Веди, давай, если не жалко.

Прохор развернулся и пошел ровно туда, откуда появился. Фома пристроился следом и снова попробовал оживить наладонник. Прибор по-прежнему не желал работать, о чем свидетельствовал черный экран.

Сколько прошли, Фома не знал, за дорогой не следил и даже не пытался, заранее зная, что ни к чему это не приведет. Только устало шел и не позволял рождаться мыслям, чтобы хоть мозг отдохнул, раз уж телу приходится работать на полную.

— Прохор, а ты чего тут делаешь? — он все же не выдержал долгого молчания.

— Где?

— И в Рыжем лесу и в Зоне вообще. Ты только не обижайся, но тебе уже поздно с ружьем лазить по лесам, да людей пугать при встрече. Да и потом, ты ж и выстрелить не сможешь ни разу.

— Эт чаво это я не смогу выстрелить-то? — обиделся старик.

— Да тебя же при первом выстреле отдачей убьет. Ну, так что по Зоне-то лазишь? В твоем возрасте внуков и правнуков нянчить надо, а ты здесь.

— Да некого мне нянчить, сынок. — Горестно вымолвил Прохор — Один я остался. Еще до первой аварии здесь жил, с семьей. Они все погибли от облучения, а я — вот…. Потом меня эвакуировали, но я вернулся. Так и живу здесь, в Рыжем лесу. Домик тут у меня. Вторую катастрофу тоже здесь встретил. Ну, а дальше…. А что, дальше? Дальше, как все: артефакты некоторые пользую, зверье стреляю, если забредает, и живу.

— Прохор… ты извини. Я ж не знал.

— Да ты не виноват. Хотя язык у тебя, ох и колкий! Правду твои друзья говорили про тебя, что тебя терпеть сложно.

Пока шли, Фома начисто забыл где находится и что делает. В реальность его вернули слова Прохора.

— Ну, вот и пришли. Вон они, дружки твои. Сидят соколики! — он показал рукой вперед.

Метрах в тридцати впереди Фома с некоторым облегчением различил всех тех, с кем утром выходил из деревушки. Вся — без потерь — группа сидела на крохотной полянке, сообразив круг. Сталкеры тихо переговаривались.

— Вот это да! — Жужа аж привстал, когда Фома вошел в круг, остальные тоже заметно оживились — Ты как вообще выжить-то смог?!

— Списали уже, сволочи? — обвинил Фома.

— Чё сразу, сволочи? — оскорбился пулеметчик — Я например, рад, что ты жив. Да все, я думаю, рады?! А, мужики? — но его никто не поддержал, Хмырь немного сник.

— Жужа, ты это кончай, думать-то.

— Почему?

— Не получается у тебя пока. — Объяснил Фома — Рады говоришь? Как же, рады! Особенно этот. — Он показал на огорченного Хмыря — Начал радоваться, как только я отстал. Черта с два! Не дождешься, урка, понял?! Прохор давай пойдем уже, если ты не против?

— Сынки, а может, у меня на ночь останетесь, а с утреца я отведу вас? Опасно по Зоне ночью шлындать.

Теперь настала очередь удивляться всем остальным, никто не понимал, как при свете — хоть и относительном, но… — могла быть ночь. Пока Прохор объяснял всем обо всем, Фома сел и попытался перевести дух. Деда он не слушал, но и так прекрасно понимал, что так вымотаться можно только за весь день. О своем сне он тоже все понял — уснул на минуты, а думал, что на часы. А то, что светло и по ощущениям еще день, так это объясняется аномальным происхождением тумана — недаром он материализовался прямо из ниоткуда. И про связь и работу электроники дед упомянул — оказывается, «ржавые волосы» блокируют любой электромагнитный и радиолокационный сигналы и источники их излучений. А Фома сам видел, что в Рыжем лесу этой растительности как грязи. Единственное, что не понятно, так это то, что связь перестала работать задолго до входа в лес. Но опять выручил Прохор — сослав все претензии к аномальному туману.

— Фома! — крикнул Жужа и навис над ним — Не спи, рано. У Прохора отдохнем. Вставай!

Пришлось встать. А как иначе? Или идти со всеми, или опять отстать и сгинуть к лешему и пополнить ряды тех несчастных, которые бесславно погибли в прославленном Рыжем лесу. Это хорошо, если сразу смерть, а не как те белорусские бедолаги зомби.

Фома, как мог, заставлял себя идти, вяло переставляя ноги. Устал не так физически, как эмоционально. Последние сутки слишком изобиловали событиями экстремального характера и выпотрошили своей нечеловеческой жестокостью из души все чувства. Да еще и необъяснимая неприязнь к Зоне стала проявляться в последнее время.

А может, сказывалось длительное нахождение в Зоне? Недаром говорят, что для некоторых дорога в Зону заказана. Ну не принимает Зона человека и пытается отторгнуть его, как живой организм отторгает вредные микроорганизмы или инородные тела. Выходит, что Зона своего рода тоже организм со своими правилами, законами и порядками существования и все, что не вписывается в эти рамки, Зона отторгает из себя? Порой это делается путем уничтожения, как и в живом организме. И Зона так? Возможно. Только это все из разряда сумасшествий — Фома это точно знал — и с такими рассуждениями недалеко и до психушки. Ну их в баню, эти рассуждения!

Прохор уже минут двадцать вел их сквозь пелену тумана. Всю дорогу Жужа пытался вызнать подробности боя Фомы с крысами, но он скромно занизил свои достижения до пары десятков крыс средних для Зоны размеров, сказав, что остальные проскочили мимо. На это Жужа предъявил Фоме его же собственную «Севу», изгрызенную настолько, что она напоминала собой огромный кусок использованной жевательной резинки. Но Фома был непреклонен и умалчивал о химере.

Всю дорогу сталкеры выспрашивали старика обо всем, тот уклончиво отвечал.

Внезапно стало темно. Причем радикально. Только что был день — и р-раз, сразу ночь. Переход из тумана в обычный лес был слишком неожиданным, чтобы это вызвало мало-мальски нормальное ко всему отношение. Естественно, сталкеры заохали и принялись то клясть все на свете, то молить Зону о пощаде. Все кроме Фомы и Прохора. Первый был заранее готов к тому что произойдет что-то подобное, и несильно удивился переменам, а второй с подобными явлениями сталкивался и раньше.

Все без напоминаний включили фонари. Еще бы — не видно ни зги. И как старик собирается идти дальше? Но тот уверенно вел сталкеров, не сбавляя в скорости. А двигался, надо сказать, Прохор довольно таки быстро — даже Пижон с Кириллом так не могли. Не иначе старик каждое дерево в лицо знает.

Фома впервые опробовал ПНВ и остался недоволен. Все зеленое — это еще ладно. Живые предметы хоть и тяжело различить — это тоже ничего. Но глаза сильно устают, — один все время смотрит в темноту, в то время как другой пялится в монокуляр прибора и видит все — неудобно.

Через пять минут Прохор объявил, что пришли и вывел группу на довольно большую поляну. Посреди нее стояла приземистая изба. Бревна подогнаны плотно, крыша покрыта пластами дерна, вокруг дома прочный частокол из жердин. Вокруг частокола рос подлесок, в то время как за оградой не было ничего крупней травы. Во дворе имеется поленница под навесом, туалет в сторонке, небольшой сарайчик хлипкого вида и какие-то бочки по углам дома.

— Ну, чаво застыли? Заходите. — Прохор по-хозяйски отворил калитку и махнул рукой, приглашая во двор.

Пока сталкеры толпились во дворе, Прохор отворил входную дверь под козырьком, ненадолго исчез внутри дома, и через несколько секунд на козырьке загорелась лампа, прикрытая от непогоды куском резины.

— Смелее, молодежь! — Прохор снова оказался во дворе — Разуваться не надо.

В доме тоже загорелся свет, все потянулись в дом. Оружие и рюкзаки оставили в сенях, чтобы не мешало. Вошедший последним Фома с удивлением обнаружил в доме настоящую русскую печку. Под ней широкая лавка, в комнате массивный стол и двумя узкими лавками вместо стульев. В углу несколько ведер, пара бочек, фляга и разная посудная мелочевка на лавке, и всевозможная мелочевка на гвоздях и крючьях по стенам.

— Дед, ты это все сам построил? — Фома уже догадывался о происхождении всего, но решил уточнить.

— А хто ж мне еще построит? Конечно, сам. Да вы проходите, рассаживайтесь. Чаво, как неживые? Хе-х! Хоть погуторить будет с кем, а то я ж людев-то почти не вижу!

Сталкеры прошли и уселись вокруг стола.

— Прохор, извини, но нам бы пожрать по-быстрому и отдохнуть. — Барон высказал то, что у всех было на языках — Завтра дальше идти, а мы весь день на ногах. Пижон, неси концентраты.

— Что за коцен… коцент…. Тьфу, как там их?! Что это?! — досадливо спросил Прохор.

— Да еда такая, — объяснил Фома — В тюбиках. Ну, как у космонавтов, только хуже. Дрянь, в общем.

— Тю! Хорош выдумывать! Я вас счас такой кашей накормлю, уши в трубу завертятся! Да еще и с хлебом! А?! Где ж в Зоне нормального домашнего поедите?

— Вот-вот, нормального! — возразил Жужа — Ты дед не обижайся, но оно ж у тебя поди все фонит, как в реакторе. Так что, уж лучше мы свое.

— Ты про радиацию? — не понял Прохор — Да вы что, сынки? Какая радиация? Все чистое. Я сам уже не один десяток лет тут и живой! А?! Это же домашнее! Да еще и с самогоном! У меня все свое! Ну?!

— Нет. — Отрезал Барон — Извини дед. Не могу я так. Кто хочет — пусть ест твое, я никого отговаривать не буду. Извини. Пижон неси рацион.

— Ну, как хотите. — Немного обиженно сказал Прохор и отправился к печи разводить огонь.

Пижон принес сразу все и принялся подавать каждому столько, сколько попросят. Очередь дошла до Фомы и он отмахнулся от безвкусного содержимого тюбиков.

— Ты чё, не голодный? — удивился Жужа — Когда пожрать успел? Еда же у нас была?

— Жрать — свинячье дело. — Возразил Фома — А поем я с хозяином, домашнего.

— Во, правильно! — оживился Прохор, поддерживая то ли намерения, то ли возражения о слове «жрать» — Как раз согрелось.

Пока все, кроме Жужи, быстро расправлялись с концентратами, он достал пару мисок, навалил с горой густого овощного рагу, достал и нарезал хлеба домашней выпечки и сел напротив Фомы, подвинув его порцию.

— Ну, уверен, не передумал? — насмешливо спросил он.

— Нет. — Фома схватил в одну руку ложку, в другую ломоть хлеба, и принялся наворачивать — Можно подумать, за пределами Рыжего леса отравы нет. А я уже неделю нормальной еды даже в глаза не видел.

— А может того? — Прохор погладил горло, недвусмысленно намекая.

— Только по чуть-чуть. А то я когда пьяный — злой. Еще грохну кого-нибудь из этих… друзей. И так есть желание, а потом — сам понимаешь…

— Так мы и так чуть-чуть. — Прохор обрадованно вскочил из-за стола и умчался в чулан, быстро вернулся с парой граненых стаканов в одной руке и с литровой бутылкой с мутной жижей в другой. Поставил все на стол, быстро разлил сразу по полстакана.

Вся группа, уже уничтожив нехитрую снедь, с изумлением наблюдала за всем. Жужа так и не поел и не знал что делать. А когда хозяин принес самогон, даже немного заколебался.

— Ну, за встречу! — Прохор произнес тост, высоко подняв стакан.

— Давай. — Фома поднял свой стакан — Только еще и за спасение. А то я знаю, что такое горилка. Так что…

Выпили. Фома чуть не поперхнулся от крепости, но выпил. Пищевод и желудок ожгло огнем. Тяжелый горячий комок в желудке быстро разлился приятным теплом по телу. Сразу испарилась усталость из тела, уступив место расслабленности, в голове прояснилось. Прохор тут же налил по второй.

— Ну, как, сынок? — он горделиво уставился на молодого сталкера, годящегося ему во внуки.

— Крепкий. — Похвалил Фома.

— Дед, давай мне тоже. — Сдался Жужа и подсел ближе — И поесть, если можно?

— Отчего ж нельзя, можно. — Прохор повеселел и удалился за порцией для здоровяка.

— Ты же радиации боишься? Или тебе, как мужику, уже не страшно? — подколол Фома.

— Отвали.

Вернулся Прохор. Еще раз выпили и Фома понял, что третья будет последней. Все остальные улеглись спать прямо на пол вокруг стола, и мирно посапывали.

После третьей Фома оповестил, что не пьет и Жужа с Прохором стали заводить разговоры о разном. Дед хвастал, что раньше был военным, Жужа, как выяснилось, тоже раньше служил. Потом дед сказал, что болел раком до первой аварии, а когда переселился в зону отчуждения, болезнь стала отступать и сошла на нет. Жужа поначалу не поверил, мол, не бывает так.

— Бывает. — Заявил Фома — Это положительное влияние радиации на организм. В малых процентах бывает и такое. Ученые, которые в зоне отчуждения бывали, раньше исследования проводили — каков процент облученных людей подвергается серьезным отклонениям и мутациям. Выяснилось, что малая часть подвергается более остальных и погибает практически сразу. Подавляющее большинство при умеренном облучении ведет себя общеизвестно. А вот самая маленькая часть — единицы — наоборот, только улучшают свои показатели здоровья. То есть, радиация положительно влияет на организм, отчего человеку становится намного лучше. Человек выглядит лучше и чувствует себя тоже лучше.

— Точно? — недоверчиво спросил Прохор.

— Точно. Я даже уверен, что ты старше, чем выглядишь. Вот сколько тебе лет?

— Какая тебе разница?

— Да ладно, не жмись! Назови первую цифру. — Фома отставил пустую миску.

— Ну восемь!

— Так. А вторую?

— Тебе и первой хватит. — Отмахнулся Прохор — Чего там дальше?

— Погоди. Какая вторая цифра?

— Ну четыре! — нетерпеливо сказал хозяин.

— А третья?

— Чаво?! Вот же… едрена кочерыжка, а! Что значит «третья»?!

— Да ладно, Прохор, это он так издевается. — Успокоил Жужа — Не обращай внимания. Фома и чё дальше-то? — голос его был слегка захмелевшим.

— Да ничего. Прохор максимум на семьдесят выглядит. И передвигается так, что наш детский сад едва поспевает. Сечешь? — Фома встал из-за стола — Дед, а ты воду где берешь?

— Дык, дождевую и беру. Ты не пей воду, захмелеешь втрое. Чайку дождись. Горячего. Настоящего, заварного.

— Ага, радиоактивного! Кислотного дождевого!

— Обижаешь! Я ж воду-то «Вывертом» чищу! Похлеще любых таблеток ваших будет. Одного артефакта на месяц хватает. Кладу в бочку на дно и все. Видал во дворе бочки? Во, там и беру воду. О, кстати, надо бы поискать «Выверты», а то у меня как раз поизносились.

— Ну, тогда я спать. А то, судя по твоей бутылке, чай не скоро будет. — Фома лег на лавку у печки и прикрыл глаза.

Он еще некоторое время слушал возбужденные подвыпившие разговоры обо всем, что на ум шло. Потом Жужа рассказал про возможности его — Фомы — противостоять контролерам и предложил изумленному до глубины души Прохору назвать причину такого «отклонения» от нормы или источник сей неимоверной силы. У них завязался спор, прерывающийся тостами. Жужа попеременно настаивал на том, что у «подопытного» имеется артефакт от пси-воздействий, что он мутант и сам сродни контролерам, что он результат генетических экспериментов, что бывший монолитовец и приводил еще много всяких разных доводов, разумных и откровенно бредовых. С некоторыми Прохор частично соглашался, с некоторыми вовсе нет. Но сам настаивал на том, что все дело и вся сила в непостоянстве характера и поведения самого обсуждаемого. Зона, якобы не может зацепиться за изменчивое сознание и нес чушь наравне с Жужей дальше в том же духе. Дальше Фома не слушал — уснул.

Во сне он отбивался от огромной своры детей. Они загоняли его в угол и набрасывались скопом, чтобы загрызть насмерть. Все повторялось много раз, и в конце детвора сменилась человекообразными обезьянами, которые делали то же самое и столько же раз.

Фома проснулся. На сердце непонятная тревога. Слабая, но постоянная. При этом мысли чисты и безмятежны.

В доме темно, но уже явно не ночь. Просто в лесу всегда темнее. Все спят — Прохор на печи, Жужа за столом обнимает пустую бутылку, что-то неразборчиво бормоча, а остальные в тех же позах и там же, где и вчера. Спать не хотелось. Он встал и вышел на улицу — подышать свежим воздухом.

На улице чуть светлее, вероятно, утро само только просыпалось. Жаль, что электроника не работает, не узнать, который час. Но как тогда свет в доме горит? Надо спросить хозяина.

Фома с любопытством отметил наличие грядок в ограде — дед кормится со своего огорода.

Он вспомнил дом, и так сильно захотелось уйти. Вот прямо сейчас, когда все спят и никто ничего не узнает. Выйти из леса не проблема — идти строго в одну сторону. А что до тропы, так Прохор еще вчера Жуже объяснял, что это из-за тумана выйти не могли, а сегодня, когда его не будет, можно запросто выйти и самим. Может, и правда уйти?