Ускоряющийся

Глава 2 Воскрешение и освобождение

Все люди в мире делятся на две категории: те, кто только задумывал свести счёты с жизнью и те, кто теорию в этом плане подкреплял практикой. Дима из первой категории как-то внезапно перешёл во вторую, и нынче болезненно продирался в третью недооформленную (ибо над этим вообще никто не думал): те, кто после «практики» осознаёт бредовость совершённого.

«…Сссс, ай-яй-яй-яй, больно!» — Дима не спешил открывать глаза. Сначала он хотел разобраться, что стряслось, к чему всё пришло. Удалось или не удалось то, что он делал? После падения и «знакомства» его головы с краем ванны, он уже понял, что его отправило в глубокий нокаут, он, как ни странно, ничего не забыл. Обычно в фильмах там всяких главного героя посещает амнезия, и весь фильм или, во всяком случае, порядочную его часть, тот пытается вспомнить, кто он и кем был. Потом там всякие агенты, тайны, то, сё. В Димином случае всё получилось банально просто: он вспомнил всё сразу и во всех подробностях.

А как только осознал, что с ним было, то тут же и без всяких внутренних протестов отказался от дальнейших попыток покончить жизнь самоубийством. Да и вообще, всё это было более чем странно, весь этот психоз, всё это раздвоение личности и попытки свести с жизнью счёты. Ведь за чертой — ничего нет, оборвёшь нить — и никогда не вернёшься назад. Дурак? Конечно, дурак. Воспринималось это вполне нормально, ведь Дима знал и причины, которые привели к попытке самоубийства. Он не мог, не хотел себя обвинять… да пофиг ему стало на всё, если честно. Не было такого, мол: «В этот раз не вышло, так выйдет в следующий!» Он решил завязать с этими попытками раз и навсегда. Как жить дальше? Да как и жилось. Плыть по волнам. Смириться. Гопники не дают прохода? Научиться им противостоять или лечь под них. Жизнь покажет. Не дают девушки? Есть проститутки, старые девы и порносайты, в конце-концов. Нет цели в жизни?.. Дык найди её, направлений-то — миллион!

Интересно, почему верные решения всегда приходят после напряжённейших ситуаций, а не до них? Может, потому, что дурь уходит в ноосферу, и голова становится чистой от глупостей? Может, потому человек битый намного изощрённей и сметливей небитого? Может, потому, перебесившись в юности, человек умнеет только с годами, выплеснув глупость и излишнюю энергию в никуда?

Как бы то ни было, а на всяческих попытках ускорить свою кончину Дима решил поставить жирный крест.

И он всё ещё лежал и не открывал глаза. Во-первых, потому, что любое шевеление головой вызывало просто взрыв дикой боли. Поначалу Дима думал, что сломал шею, но пошевелил пальцами ног, пальцами рук, ощутил влагу, ощутил холод. Нет, с позвоночником, слава богу, всё в порядке. «Кстати, надо будет сходить в храм и поставить большущую свечу, — подумал он. — Или кучу свечей. Всем тамошним святым и всё такое. Ведь кто-то же или что-то же затупило нож, а потом подбило ногу». В сверхъестественное верилось больше, чем в стечение обстоятельств.

«Почему мне холодно и мокро? — думал Дима. — А вдруг я перенёсся в другую реальность? В другой мир?! Ведь во всех романах про попаданцев, что читал, человек вот так и оказывался в другом мире: когда его убивали или когда он сам себя убивал. Так что, наверное, я тоже вот так куда-то попал! Точно! В фэнтезявый мир, где действует магия, есть эльфы и драконы. А я, значит, стал уже каким-то супермагом или бойцом с суперспособностями. Или вселился в другого человека. Встану такой, отряхнусь, скажу там, «абракадабра» — и голова пройдёт».

Дима, затаив дыхание, прислушался к себе. Вроде, нет никаких суперспособностей и голова… да, и голова не прошла.

«Значит, я в июне 41-го! — продолжил дальше фантазировать Дима. — Пойду к Сталину и расскажу ему, как выиграли войну. Он мне за это Героя даст».

Почему именно там он должен возникнуть, Дима не думал. Большинство попаданцев АИ именно в июнь 41-го плюс-минус пару месяцев и попали. Значит, и ему туда положено попасть.

Дима прислушался… не, канонады пока не слыхать. А может, он вообще где-то в Сибири, а не в европейской части СССР «попал»?

«Ну или на худой конец забросило меня к доисторическим неандертальцам каким-то или древним славянам. Изобрету порох, построю завод и наделаю автоматов… А как я изобрету порох? Как вообще порох делают? А автоматы как? И завод… технологическая цепочка, так сказать… пули, всякие приклады и курки, селитры и мелкодисперсность… что вообще значат эти слова?» — Дима совсем запутался, тяжко вздохнул — и открыл глаза.

Ничего не изменилось. Темнота, тишина. Мокро и холодно. Пошевелил рукой, ногой, в что-то упёрся. Голова опять взвыла, но тут уж Дима решил идти до конца: надо же было узнать, где он, что с ним. С трудом повернулся на бок, приподнялся. Тут, наконец, перед глазами перестали прыгать разноцветные круги, чуть прояснилось. И Дима понял, что ни в какой иной мир он не попал, никакой он не попаданец. Он был дома, в ванной, а вернее, возле неё. Лампочка почему-то не горела, а должна была. На улице — темно. Он, получается, провалялся тут до самой ночи. Неудивительно, что тело всё болит: затекло на мокром кафеле-то. Попытался подняться и встать на ноги… повело в сторону и так затошнило, что мама не горюй. Еле-еле успел ввалиться в туалет, как его вырвало.

«Однако, парень, сильно ты долбанулся головой, — вытирая рот ладонью, подумал Дима. — Это ведь сотрясение мозга!»

А при сотрясении мозга, насколько знал Дима, нужны покой и постельный режим. И болеутоляющие. И вообще — в больницу надо… но это подождёт.

«Ох и срач в ванной! А наши сегодня днём должны приехать. Надо убрать… но сначала отдохну», — и Дима, едва успев стянуть с себя мокрую ещё одежду, завалился вновь спать.

Проснулся днём аж в полдень. Голова всё ещё болела, но уже не так сильно. Его всё ещё подташнивало, но сильно хотелось есть: он не ел почти сутки! Запахи пищи вызывали непреодолимое желание вновь бежать в туалет. Только когда Дима сделал себе тампоны из ваты, предварительно сбрызнув их забористым одеколоном — только тогда он смог поесть.

Наглотался обезболивающего, с трудом убрал в ванной, благо, ничего там не разбил, падая. Тупой нож наточил в ножеточильнице… странно, это «орудие самоубийства» не вызвало в нём никакой внутренней дрожи, а ведь из-за него он чуть не очутился на том свете.

С чертыханиями вспомнил про письмо главе клана их онлайн-игрушки, и еле-еле успел до его отправления, уничтожил. Вот ещё, кому-то своего перса отдавать! Щаз! Он в него столько реала вложил! А уж времени потратил!..

Родные уже позвонили, причём мама сильно ругалась, мол, что это такое — она ему несколько раз вчера звонила, а он не брал трубку. Дима струхнул было, но потом сказал, что забыл дома телефон, а потом, возвращаясь домой, сильно ударился… В общем, бурю негодования временно удалось утихомирить. Впрочем, мама пообещала повыдёргивать все члены тела, если он её обманывает и, мол, пока не увидит шишку — не поверит. На этот счёт Дима не волновался: шишка на затылке у него была знатная. Ну, насколько он смог нащупать.

А и действительно, на его телефоне была масса неотвеченных звонков, почти все — от мамы. Но и от отца, сестры, даже от шефа его были. Ой-и-и, если родные ему звонили и выяснили, что Дима наврал… Это будет катастрофа! А, нет, судя по пришедшим SMS-кам, шеф всего лишь напоминал о войне клана. А в их клане шеф был… эльфийкой-магичкой, хехе.

Перед приездом родных обошёл всю квартиру, не забыл ли чего во вчерашней горячке? Оказалось, не зря он об этом побеспокоился: в прихожке обнаружил брошенную петлю из провода. Вот вопросов-то было бы!.. Надо же, а ведь они почти потеряли его вчера. Почти лишились. А он — лишился их. Глупый, глупый!

Но вот звонок в дверь, и тут же щёлканье замка. Традиция, введённая самими родителями после того, как однажды пришли домой, а у сынка переходной возраст, нет подружки, зато есть Интернет. И дверь в комнату приоткрыта. И громкость на всю… ну, вы понимаете… Потому с тех пор нажимают на звонок — а уж потом лезут ключами в дверь.

Пышущая злостью мама громко стучит в дверь Диминой комнаты, заставляя его морщиться от раскалывающей голову боли. Но вот она видит бледное лицо сына, и полные страдания глаза — и гнев тут же сменяется на милость. А после того, как Дима продемонстрировал шишку, громко охнула и чуть не расплакалась. Тут уже были все родные, и отец смачно крякнул, а когда жена побежала переодеваться и включаться в посильную заботу о «почти убившемся» (ах, как она была близка к истине!) мальчике, подмигнул и заговорщическим тоном спросил:

— Подрался?

Дима сделал круглые глаза, но, дабы не расстраивать отца, не кинулся тут же всё отрицать, а только приложил палец к губам, мол, не сейчас. Отец снова крякнул и, повеселевший, ушёл разбирать сумки.

Его сменила сестра, эта шестнадцатилетняя егоза. Она сначала сделала страдальческие глаза и, поглаживая Диму по руке, пожалела его, вытягивая заунывно:

— Бе-е-едненький. Несча-а-астненький, — за что тут же чуть не получила леща от не такого уж несчастненького братца. А когда увидела на его лице улыбку, начала рассказывать, как было классно на даче, куда они все ездили. И какой классный шашлык они сделали, кстати, тебе тоже привезли, но тебе ведь нельзя, правда? так что я его съем, и не надо обзываться, ладно, жри, обжора и толстун, ай, больно. И с каким парнем она познакомилась, ну тааааким клааааасным, ну ой ваще и мимими, и они телефонами обменялись, и они скоро в кино пойдут, и что? а, конечно предохраняться будем, ай, больно. И а где ты по башке получил, ой только не надо рассказывать, что поскользнулся и упал очнулся гипс, а ты с этим противным Жориком подрался, да? ой ну ваще такой прааативный пацан, и хорошо, что он от тебя получил, теперь хоть пройти нормально можно будет, а то цепляется постоянно…

И так далее, и тому подобное, пока не пришла мама и не принесла ворох лекарств, градусник, поднос с едой и чаем. Мама наорала на Катерину, выгнала её вон, мол, не волнуй мне больного ребёнка! Потом её громоподобный рёв сменился не менее громоподобным шёпотом. Строго-настрого наказала всё это принять, и температуру померить, и сейчас врача вызовет, ну не надо — так не надо, и совсем это не мелочи жизни…

Женщины… Мамы! Они все такие.

Да, и строго-настрого мама запретила идти на работу завтра. Мол, ничего, денёк потерпят.

— А если будешь упрямится — в больницу упеку. Я вот Ядвиге звонила, так она говорит — семь дней стационара! Минимум! Так что не надо мне тут «ля-ля». Звони шефу и отговаривайся. А то я сама позвоню!

Дима пообещал, что уладит вопрос. В самом деле, у Димы с шефом были прекрасные отношения. Разница в возрасте у них была небольшая, и Станислав Сергеевич (для Димы — Сергеич, а для особо посвящённых — Андариэль) просто без ума был от онлайн-видеоигр. На собеседовании Дима случайно проговорился о том, что играет в одну онлайн-игру и внутренне уже поставил крест на этом месте. Но пытающий его директор, наоборот, не оттолкнул претендента на место, а стал заваливать специфическими вопросами и жаргоном. Так они сошлись на игре, а потом вошли в один клан. В общем, для Димы теперь была масса послаблений, а при удачном раскладе в игре — и поощрений в реале.

Потому просьбу об отгуле Сергеич-Андариэль удовлетворил без проблем и проволочек.

На том и порешили. Кстати, войну они кланом как раз тоже выиграли.

На следующий день Дима на работу не пошёл. Играл в игры, смотрел кинчики, которых на компьютере были вагон и маленькая тележка, общался в чатах и форумах. Самочувствие его улучшалось. Головокружение прошло, тошнота практически прекратилась. Но не настолько, чтобы позволить себе пойти во вторник на работу. И вновь отгул, но «чтобы в среду — как штык!»

Затянувшиеся выходные подошли к концу, и вот среда, середина рабочей недели, а для Димы — начало. Утро. Привычный час пик. Солнце ещё не взошло, но укрывший землю туман уже редеет и становится всё более прозрачным. Народ толпами идёт в метро и на маршрутки.

И Дима в их числе.

Сегодня он не спешил, как обычно. В наушниках не лупили тяжёлые гитары, не надрывали голоса Шевчук, Цой или Кинчев. Не играли даже специально закачанные на mp3-проигрыватель лёгкий соул и «медитатив». Всё это было уже у Жорика вместе проигрывателем.

Да и не смог бы слушать: голова всё ещё болела, всё ещё подташнивало. Эти все люди казались такими гадкими. Ну зачем все они прутся куда-то ехать на какую-то там никчёмную работу, делать там ненужные телодвижения и вырабатывать непотребный продукт? Кому это надо? А всё равно прутся куда-то, толкаются постоянно, давят, воняют, грубят. Этот миллионноголовый монстр. И ты — всего лишь одна из его голов. Где ты, где, Геракл с ядерной дубинкой? Твоя Гидра тебя заждалась.

Цокали каблучки по обнажившемуся асфальту, а их владелицы ещё несмело, а может, наоборот, слишком смело дразнили мужиков длинными ножками, торчащими из коротеньких пушистых полушубков. Воробьи дрались у мусорного бака за корку хлеба. От недалёкого уже шоссе долетали клаксоны машин.

Оставалось пройти какие-то сто метров, автобусная остановка уже была видна. А на остановке стоял его автобус. Нет, даже так: ЕГО автобус. За несколько месяцев, которые Дима работал на Станислава Сергеевича, он успел изучить вдоль и поперёк режим движения автобусов. Каждый день недели — особенный, он тщательно запротоколирован и занесён в подробную таблицу. Это зависело от очерёдности водителей, от дня недели, погоды, трафика, даже от произошедших событий. Нюансов на самом деле было много. Ну так вот, после вот этого автобуса следующий — только через двадцать минут. Сегодня — среда, а значит сегодня больший трафик авто от боковой улицы, чем вчера и завтра. Ну вот так получалось. Та улица будет через триста метров, что в свою очередь увеличивает время движения автобуса. Дальше. В следующем автобусе будут ехать пригородные с большими баулами-«небоскрёбами» с куриными яйцами. На рынок везут, на продажу. В этом автобусе ещё нет, а вот в следующем — будут. Ещё? В этом автобусе будут две миловидные девушки, а в следующем — только одна. Причём первая девушка будет сидеть, она едет издалека, а вторая заходит именно сейчас и именно на этой остановке. Дима любил на них украдкой поглядывать, пока они дремлют или играют в игры на смартфонах.

В общем, на этом автобусе — да, да, да, на следующем — нет, нет, нет!

Жаль, не успеть: садятся уже последние пассажиры. А до остановки — ещё девяносто пять метров. Даже и пытаться не стоит. Этот водитель никогда никого не ждёт. Впрочем — тут Дима вспомнил известный комикс, когда парень подходит к остановке (вот как он сейчас) и думает так же — успею, не успею, а вот если бы начал бежать, то успел бы и так далее. Вывод с того комикса был недвусмысленный: иногда следует не думать, а действовать!

И Дима решил действовать.

«Эх, кабы бегать ещё побыстрее научиться!» — подумал он, но отбросил все мысли — и сосредоточился только на автобусе.

Каждый шаг отзывался болью в затылке, приходилось морщиться, но Дима бежал, да ещё и как бежал! По сути обычно его «бег» сводился к быстрому шагу, но сегодня… Сегодня творилось что-то невероятное. По бокам магазинчики, машины и люди смазались, растянулись, разбились на длинные фрагменты. Даже звук, казалось, изменил тональность. Вместо привычного «па-па» легковушки выдавали что-то вроде «па-а-оу- па-а-оу». На его пути оказалась стайка воробьёв — и они прыснули в разные стороны, но как-то странно прыснули: медленно, вальяжно, уверенно маша маленькими, но такими красивыми крыльями. Надо же, а раньше не замечал этого. Какие у них перья, как примыкают плотно одно к другому. Как изящно выглядит крыло в полёте, какие извивы и кренделя выдаёт!

Дима даже оглянулся вокруг, стараясь уловить во взгляде людей такое же восхищение полётом птиц. Но увидел что-то странное. Вот идёт девушка. Идёт, видно, энергично, быстро. Её перестук каблучков Дима слышал как раз перед собой: «цок-цок-цок». Сейчас почему-то девушка замедлила шаг, ступала медленно, словно каждый раз тщательно выбирая, куда опереть каблук. Но ведь не смотрела даже под ноги! А как волнующе подпрыгивает её немаленький бюст, даром, что под весенним пальто спрятан!

Боковым периферийным зрением угадал возникающее впереди препятствие, обернулся — и вовремя среагировал. Он чуть не влетел в автобус! Надо же, как быстро добежал! В салон автобуса как раз входила последняя женщина. Внезапно налетевший откуда-то ветерок как раз подтолкнул её вовнутрь, взбив высокую причёску. Она даже обернулась досадливо, удивлённо взглянула на Диму: вроде бы, за ней никого не было, а всё же есть, оказывается. Чудеса!

Ноги и особенно колени разболелись, словно он только что сделал кросс. Впрочем, так почти и было: надо же, как он, оказывается, может бегать стометровки! Не ожидал, не ожидал. Нет, даже не так: вау, он, оказывается, умеет бегать!

А всё же успел на автобус! Вон, кстати, и приятная для лицезрения девушка. Если бы не так болела голова, он бы даже привычно залюбовался ею. Но увы. Просто раскалывалась! Какое там «любование»? Пришлось вновь закидывать в рот анальгин и спазмалгон. Еле утихомирил.

Его появление на работе мало кто заметил. Значит, сделал вывод Дима, он очень хороший работник. Ведь когда не замечают айтишника? Когда в нём нет потребности. А когда в нём нет потребности? Когда всё работает как часы. А когда всё работает как часы? Правильно, когда никто не работает. Но в этот раз повезло: ни разу за два дня, когда он отсутствовал, не падала сетка, не перегорал нигде контакт, и у всех открывалась «Косынка».

Охранник всё так же, как всегда, равнодушно скользнул по нему взглядом, когда Дима «пикнул» пропуском на турникете. Полузнакомые из соседних фирм на этаже вяло дёрнули головой вверх-вниз, когда все собрались у лифта. На самой фирме же девчонки-бухгалтерши и менеджеры простенько «приветились» или салютовали, но и только. Кажись, даже не рады были, что пришёл. «А почему не рады, сейчас и проверим», — злорадно про себя пообещал Дима.

Их фирма занимала целое крыло бывшего административного здания бывшего же завода. Нынче и завод превратился в сборище складских помещений, и административное здание — в офисный центр. Внутри всё обшили панелями и профнастилом, монструозные стены и потолки скрыли пластиком, поставили новую сантехнику. А вот сети остались те же, что и двадцать, и тридцать лет назад. До их шестого этажа частенько вода и не добивала, а электричество, бывало, вырубало и на целый день. Арендную плату же только повышали. В общем, как везде и всегда: бедлам. Неандертальцы в подгузниках.

Дима привычно прогнал проверку серверов, врубил обновления. Вывел на экран историю скачанного… нда-а-а. Хорошо, что у них безлимитка. Шеф с его увлечением онлайн-играми иного и не признавал.

«А это что? С какого сайта?.. Ух, что вытворяют! Ох ты, как выкручиваются! Тэээкс, сайт — в чёрный список и блокировку, но себе — в избранное. Гуд!» — таким макаром параллельно диагностике системы Дима разобрался с нарушителями и историей скачки. Понятно теперь, почему никто не рад его приходу: эти два дня они качали без ограничений и втыков. Вот, до чего оборзели: слушали радио онлайн!

Ну да ладно, это не так страшно.

Дима выбрался из своей каморки, чтобы нанести визит вежливости шефу — и нос к носу столкнулся с Ирочкой из менеджерского отдела. Та было струхнула: она боялась, что из серверной выйдет не только Дима, а и сам шеф. Она как раз на цыпочках кралась по коридору: в который раз опоздала, и, дабы не получить втык от начальства или — ещё хуже — чтобы шеф за постоянные опоздания не лишил премий и бонусов, она шла на всяческие ухищрения.

О, Ирочка из планового! Дима её не просто обожал — он был в неё влюблён той тайной платонической любовью вечного «хорошего друга из френдзоны». Все её называли «Ирэн», она сама просила так себя называть, но только Диме позволялось называть её настоящим именем. Почему так? Потому что рабочее место и компьютер Ирэн были в самом углу менеджерского отдела. Ограждённый перегородками, он был похож на маленькую келью. А Ирэн любила социальные сети. Но у них на фирме эти сети были под запретом. А кто властитель сетей и доступов? Увалень «Димасик», как она его называла. Лёгкий поцелуй, позволить задержать у себя на талии руку чуть подольше, лучезарно улыбнуться — это несложно. Зато только у неё теперь и Одноклассники есть на компьютере, и Твиттер, и даже ЖЖ. А у «Димасика» — бурные эротические фантазии.

— Привет! Ты где пропадал? — громко зашептала Ирэн. Она быстро на ходу чмокнула его в щёку.

«Кажется, она единственная нуждалась во мне и беспокоилась! Ах, Ирэн, любовь моя!»

— Шеф у себя? — она покосилась на дверь, мимо которой как раз шла. Дождалась утвердительного кивка, улыбнулась. — Зайдёшь? — кивнула на свой отдел. — Только кофе прихвати, хорошо? Спасибки! — и она победно нырнула за спасительную дверь.

Сергеич зевал в три горла, что-то смотрел на iPadе и чёркал в ежедневнике. На то он и шеф, чтобы делать три дела сразу. У Димы такое удавалось только в туалете.

— Отдохнул? — бодро спросил шеф.

— Типа того.

— Ну и молодец!

Вот и поговорили.

— Спасибо! — промямлил Дима, уже ретируясь. — За…

Но шеф уже с кем-то громко разговаривал по телефону:

— Алё! Алё, Копатыч? Дароф, лысый хрен. Ну чё, как там оно воно ничего?

Махнул только Диме, мол, давай, всё нормально, позже поговорим, а сейчас не мешай. И ладненько!

А сейчас — кофе и сигареты! В смысле, он же обещал Ирочке кофе? Вот и принесёт. Лишний раз намиловаться тайной страстью — это завсегда приятно!

Кофейный аппарат стоял чуть ли не у входной двери в их фирму, а отдел Ирочки — в самом конце коридора. То есть до двери — метров тридцать. И к аппарату, мерно чеканя шаг, неотвратимо приближалась Нонна Оттошминальдовна, бывшая парторг этого вот завода, а нынче — рядовая бухгалтерша в их фирме. Лом-баба, как её окрестили на фирме. Вечноголубой парик, словно у старой Мальвины и монструозные очки в роговой оправе. Никогда не улыбается. Зато смотрит так, что тело само пытается встать по стойке смирно. Шеф её иногда на переговоры берёт. Её потенциальные заказчики боятся, при ней не решаются спрашивать про скидки и не пытаются юлить. Кролики перед удавом.

Был у неё с кофейным аппаратом конкретный бзик: она обязательно прочитывала все названия предлагаемых напитков, щуря глаза и шевеля губами. Хотя названия эти не менялись годами. Но всё равно, раз за разом — долго, придирчиво выбирает, что сегодня с утра выпить. И всегда тыкает морщинистым пальцем в «горячий шоколад». Без исключений. С максимумом сахара. Минут пять толчётся у аппарата — и всегда берёт одно и то же.

«Так что, дабы не терять попусту время (ведь там Ирочка ждёт кофе!), делаем раз», — Дима свершил один из необдуманнейших поступков: он обогнал Лом-бабу и успел втиснуться между ней и аппаратом. Чем неминуемо навлёк на себя все кары небесные и бывшепартийные.

— Драсть, Нон-н-на Оттомнэмнэмнэльдовна, — неожиданно заикаясь и привычно комкая непроизносимое отчество Лом-бабы, Дима жалко улыбнулся. — Я б-быстро-пребыстро. Просто т-там…

Если бы презрение имело массу, сейчас перед Димой быстро росла бы куча этого самого презрения. Нонна молчала, но так красноречиво, что мама не горюй! Дима стушевался, засуетился, еле вставил с пятой попытки купюру в купюроприёмник, чуть не промахнулся с выбором напитка, едва не взвыл, как долго это всё готовилось. Но вот хрюкнуло, крякнуло, булькнуло — и Дима достаёт картонный стаканчик. Рассыпаясь в невнятных благодарностях, он поспешил прочь, стараясь оказаться от аппарата и Лом-бабы как можно быстрее и как можно дальше.

Посекундно обжигаясь волнующимся от быстрой ходьбы кофе, Дима чуть ли не пробежал половину коридора. Но вот уже она далеко, а ОНА — близко. Значит, пора утихомирить своё рвение. Во как разогнался: все пальцы пообжигал.

«Тише, тише, — говорил себе Дима. — Вот так».

У двери в отдел менеджеров Дима приостановился, чтобы спокойно её открыть, но тут случилось непредвиденное. Кофе в стаканчике вдруг весь устремился вперёд, размазался по стенке картонного стаканчика, а где-то треть обжигающего напитка выплеснулось наружу. Дима зашипел от боли, едва успел поставить стаканчик с остатками кофе на пол, а так уронил бы — и замахал рукой. Больно-то как! Кипяток же! Он выругался бы, если бы был в коридоре один. А то вон Нонна даром что пенсионного возраста: на ушном всегда. Вот и сейчас укоризненно обернулась на чертыхающегося айтишника, нахмурилась.

«Ох как неудобно вышло!» — Дима смотрел на чёрное пятно кофе у двери. Уборщицу звать не хотелось, а эта грымза у кофейного аппарата обязательно потом разнесёт по всей фирме, какой Дима неряха. Это действительно напрягало. И айтишник решил быстро замести «следы преступления». Чуть ли не на цыпочках он прокрался в свою каморку, подхватил рулон бумажных полотенец, который всегда у него лежал в верхнем ящике стола… ну, вы понимаете, зачем… и так же быстро, крадучись, вернулся на место конфуза. Нонна, кажись, вообще его телодвижений не заметила: всё так же стояла, чуть склонив голову, всё так же щурилась на список кофе. Дима мигом вытер пятно и вновь ретировался к себе. Не выбрасывать же использованные полотенца в урну у кофейного аппарата?! Уже через несколько секунд он вновь выкатился в коридор и обречённо встал в очередь за Оттомнэмнэльдовной. Сократил, называется, время. Правильно говорят: поспешишь — людей насмешишь.

Тем временем Лом-баба вновь оглянулась и, наткнувшись взглядом на стоящего за её спиной молодого человека, вздрогнула. Посмотрела зачем-то за спину Диме, неуверенно повела плечами — и ткнула узловатым пальцем в «Горячий шоколад». Уходя, она выразительно и очень строго посмотрела на Диму — и, наконец, удалилась.

Айтишник украдкой потыкал средние пальцы в закрывшуюся за Лом-бабой дверь, потом уже совершенно спокойно набрал новый стаканчик ароматного кофе. Вновь быстро, но теперь уже не стараясь как можно быстрее убежать от кофейного аппарата, он пошёл к заветной двери менеджерского отдела. Вдруг на его пути стала медленно отворяться дверь отдела продаж. Дабы не влипнуть в неожиданное препятствие, Дима извернулся, обогнул полотно двери, буркнул приветствие в чью-то спину — нет, ну надо же, выходит в коридор задом вперёд! Дальше путь к менеджерскому отделу был свободен. Но у самой двери вновь случился всё тот же казус: кофе, когда Дима остановился, опять устремился вперёд. Теперь айтишник уже подспудно ожидал подобное, и был готов. Кипяток не ошпарил на этот раз руку, но пол опять украсила чёрная лужица. Дима вполголоса высказал всё, что думает по этому поводу, поискал глазами скрытые кинокамеры, поразмышлял над тем, может ли существовать в природе кофемагнит, а если существует, не находится ли он случайно именно за этой дверью?

— Что ж ты мотаешься, как угорелый? — подал голос тот, в кого чуть не врезался Дима. Малознакомый менеджер продаж. — Неудивительно, что… — его голос становился тише: менеджер как раз удалялся. — … бегают тут… разливают… пропадают. Белые!

Хлопнула входная дверь.

«Твою ж мамочку нехай!» — Дима вновь свершил вояж «серверная — коридор — кофейный аппарат». В третий раз он шёл осторожно, никуда не спеша, смотрел под ноги и на стаканчик с кофе. Черепаха — и та бегает быстрее. Несколько раз по коридору сновали туда-сюда люди, но Дима не обращал на них внимания. Спокойствие и контроль. У двери отдела менеджмента он осторожно остановился и впился глазами в стаканчик: а ну, давай! Выплёскивайся! Кофе понял, что его застукали на горячем, и в этот раз не удастся вырваться наружу, потому даже не делал попыток вновь вытечь на пол. Торжествующий маленькую победу, Дима открыл дверь.

Его Ирочка сидела в компании менеджерш. Сергеич почему-то в этот отдел брал только эффектных молодых девиц, наделённых как острыми «пулемётными» глазками, так и острым язычком. Ну и острым умом к тому же. Менеджерши действовали агрессивно, но не стервозно, а нагло как-то, атакуя сразу с порога. Заказчики к такому обычно готовы не были, и быстро сдавали позиции. Потому их фирма в бедности не прозябала, тьфу — три раза. На щёлканье открываемого замка девчонки отреагировали одинаково: строгий и в то же время заигрывающий взгляд. Но Дима — не заказчик и не шеф, потому взгляд сменился на равнодушный. У всех, кроме Ирочки. У той взгляд стал нетерпеливым и смешливым.

— О! Спасибо, Димась! Пойдём, у меня к тебе дело, — она отобрала у стремительно краснеющего айтишника стаканчик и, ухватив за руку, под кидаемые в спину фырканья и подколки (от которых Дима ещё больше покраснел) повела за собой.

Айтишник смотрел на её ладную фигурку, на плавные обводы талии, на упругую попку — и наслаждался зрелищем. Сердце бухало как сумасшедшее, да оно и было сейчас сумасшедшим. Хор амуров исполнял свадебный гимн, а особо нахальные так стучали в литавры, что забивали любые звуки реального мира. Даже то, что говорила Ирочка. Говорила! О, как волнуется её грудь, о, какой вырез, а какие глаза, а какой вырез, а… о-о-о. Странно, конечно, в такие моменты — моменты наивысшего любовного подъёма — человек, вроде, должен видеть перед глазами счастливое будущее, его партнёр должен предстать в ангельском образе и так далее и тому подобное. Но Ирочка… перед глазами Димы сейчас не было ничего, кроме безудержного секса. И никакого желания, кроме как раздеть Ирочку донага вот прямо здесь и сейчас.

— … слышишь меня? — Дима рывком очнулся, но то, что его любовь ему сказала, конечно, счастливо потонуло в волнах похоти.

— Д-да, — с ней он всегда заикался. Она даже думала, что это у него природное.

— Ну так подключишь? — проворковала она, повела плечами так, что декольте ещё больше раскрылось — куда больше-то?

— Д-да… ч-что подк-ключить? В смыс-сле — полную в-версию? — он понятия не имел, о чём вообще речь, так, ляпнул наобум, авось всплывёт, что она просила. И — получилось!

— А разве «Фейсбук» тоже обновления имеет? Ну, тогда, да, тогда последнюю версию. Подключишь? Димасик, ну о-о-чень надо.

«Ах, вот оно что». «Фейсбук» — на их фирме социальные сети были под запретом. У сотрудников не было ни аськи, ни скайпа, ни чата какого-нибудь. Только внутрифирмовый интранэт-чат. И только у Ирочки были уже почти все запрещённые продукты. Ибо «тайная любовь Димасика», о которой знали все на фирме, не могла жить без своих бложиков. Иногда она даже сдавала в аренду свой компьютер, чтобы сотрудники, у кого ломка по соцсети (а в наше время блоги есть у каждого), могли «уколоться» чтением любимых сайтов. Не за просто так сдавала, конечно. Ведь она была менеджером. Хорошим, между прочим.

И вот теперь Ирочка просила подключить к ней ещё и «Фейсбук». В принципе, это не так сложно, но… вот он шанс!

— Ну, я не зна-аю, — Дима почесал затылок и с сомнением оглянулся на входную дверь, словно страшась, что она вот сейчас отопрётся — и войдёт шеф, обличающее наставив на них палец.

Ирочка поняла его без слов.

— Димасик. Ну пожа-алуйста, — она как бы невзначай придвинулась ближе. Дима ощутил тепло её тела, об его свитер тёрлись волокна блузки Ирочки, а её грудь совсем не случайно уткнулась в грудь айтишника. — Ну я тебя ОЧЕНЬ прошу.

Дима понял, что если он останется здесь ещё хотя бы на минуту, то кончит прямо в штаны. Он истово замотал головой, мол, да, конечно, подключу. И, красный как рак, горбясь, чтобы скрыть так некстати вздыбившиеся штаны, неуклюже поспешил к двери.

Не успела за ним захлопнуться дверь, как девчонки прыснули смехом, и громче всех смеялась Ира.

Дима же проковылял до серверной, быстро забежал в комнату и тут же закрыл её изнутри на ключ…

Вскоре успокоившийся Дима блаженно взирал на монитор компьютера, лениво отслеживая трафик и историю скачивания информации. Иногда он вываливался в Интернет на развлекательные сайты или в соцсети. Что не позволено быку…

Когда ему надоедало смотреть мелкие видюшки и читать малозначащие твиты, он возвращался к своей работе — и шпионил за сотрудниками.

В очередной раз совершил рейд по скачке, удивился большому трафику, идущему на компьютер как раз его любимой Ирочки.

«Ну-ка, ну-ка, что она там делает? Та-акс. Активных окон — тридцать четыре. Активных процессов передачи информации — пять. Что ты там качаешь?.. Боже, зачем тебе это старьё?.. А это вообще экранка. Впрочем, может, ты и не себе качаешь, а по заказу. Ирочка, вот не будь ты… эээ… тайной моей любов… ницей… счас бы ка-а-ак оборвал тебе всю эту бодягу! Но я сегодня добрый. Качай на здоровье. А что ты делаешь? Ага, в Фейсбуке таки общаешься. Ну-ка, ну-ка… Что? Кто это? Фу, какая мерзкая рожа! Как он смеет с тобой так разговаривать? Ах, он подонок! Что? Как ты его называешь? Нет. Нет-нет, только не это, только не с ним! А… а как же я? Я же от тебя без ума! Я же лучше! Я же… Что-о-о??? Это ты ведь не обо мне? Ты же так не думаешь? И совсем я не «жирный увалень»… и не «жиропа»… и не «мешок с…». Что? Как? Как ты посмела? Я же тебя мог в ресторан повести, я же для тебя… А ты! Ты — за какие-то там пошлые пельмени ему… минет сделаешь?! Как так? Ну как же так, объясни мне?!?»

Не вообразить, что творилось в душе у Димы. Только что любовь его жизни совершенно цинично договорилась с каким-то мачо всего лишь за какие-то хинкали изменить ему, Диме! Изменить! И, судя по разговору, у них это совсем даже не впервые! За какую-то мелочь сделать этому… хаму! то, о чём Дима и мечтать не смел! Ах, так вот зачем он открыл ей Фейсбук! Чтобы она там направо и налево сразу же, с лёту, с первым встречным поперечным! А его она в упор не видит, а только использует!

Дима даже и не знал, что может так злиться. Ярость плескалась в нём и просилась наружу. Хотелось что-то ломать, крушить, кого-то бить. Да, да, ему, никчёмному увальню, хотелось взять в руки эту вот белобрысую милую головёнку… и ударить ею об угол стола. И ещё, и ещё раз! Злость душила Диму, и он не выдержал. Выскочил в коридор — и пошёл, просто полетел к двери отдела менеджмента. Но в последнее мгновение не решился взяться за ручку двери — и пошёл обратно. Не доходя до серверной, повернул вновь. Так и ходил по кругу, потрясая кулаками и ругаясь про себя и шёпотом. Странное вообще это было ощущение. С ним никогда ничего подобного не происходило. Наверное, после сотрясения мозга что-то негативно повлияло на его сдержанность, заменив её импульсивностью. А смирение сменив на гнев. Во всяком случае, он и сам никогда не подумал бы, что способен вот так вот разозлиться.

Намотав кругов двадцать и чуть успокоившись, на очередном витке к двери менеджерского отдела Дима всё же не сдержался. Рванул на себя дверь, причём ему показалось, что её изнутри держали — так тяжело её было открывать. Стремительно вошёл внутрь — и заранее заготовленные фразы так и застряли в горле.

Он увидел странную картину.

Девчонки застыли в необычных позах. Вот одна что-то говорит по телефону, но изо рта её вылетают не слова, а долгий протяжный «О-о-о-о», хриплый, низкий, прерывистый. А вот вторая наклонилась за упавшей ручкой. Нет, не упавшей — падающей. Ручка медленно опускалась к полу, так медленно, словно показывали замедленную съёмку. А вот и Ирэн, да, да, уже не Ирочка, а Ирэн — улыбается в монитор и жмёт на клавишу. Жмёт одним пальцем, долго.

Они что, играют в «Море волнуется раз» и сейчас как раз застыли? Или всё же здесь спрятаны камеры — и снимают его ошарашенное лицо, которое покажут в очередном дебильном розыгрыше? Или что? Шутники, иху мать!

Куда-то враз улетучился его гнев, а на его место пришла усталость и обида. Он решил, что всё, что сегодня тут происходило, задумывалось только для этого момента — момента насмешки над ним. «Ну и смейтесь! Ну и ухохатывайтесь! А я!..» — и зашевелилась гаденькая мысль. Отомстить. О да, и он даже знал, как.

Плюнув в сердцах, он вышел вон, ожидая каждую секунду услышать дружный смех. Или надрывный голос ведущего ток-шоу по розыгрышам. Попытался затворить за собой дверь, но тут уж почему-то совсем не получалось, какое-то большое давление ощущалось, и Дима тоже его ощутил. Словно его омывали гибкие струи воздуха. Струи, кинувшиеся в отдел менеджмента. Откуда вообще они взялись в коридоре?

Грустный, но решительный, Дима побрёл в серверную. А перед самой дверью услышал гулкое «гуп», долетевшее оттуда, откуда он только что пришёл — и дружные женские взвизги. Кинул взгляд назад, заметил, как в открытую настежь дверь в коридор вырываются ворохи бумаг, словно в отделе гулял сильнейший сквозняк.

— Кто ветер запустил? Держи, держи! — донеслось оттуда. Да недосуг было дальше смотреть, что там происходит. Видать, поломал им ветер шутку. Или она продолжается?

Тяжело сел на кресло, посидел так с минуту, стараясь собраться с мыслями и не обращать внимания на суету в коридоре, потом встрепенулся — и решительно защёлкал мышкой, зацокал на клавиатуре. Через несколько минут злорадно осклабился. Всё. Запрещены на их фирме социальные сети. Всем. Без исключения.

Приготовился ждать. И не зря. Уже через три минуты возле его двери послышались быстрые шаги, и Дима знал, чьи они. В дверь сначала робко постучали. Потом более решительно. Айтишник разрывался. Хотелось открыть дверь — и высказать всё, что он думает об Ирочке прямо ей в лицо. И в то же время обида и трусость не давали ему это сделать. А уж после брошенного в сердцах рассерженной обманщицей — она-то думала, что его в серверной нет — «Ну где шляется эта жиропа, когда он нужен?!», Дима вконец обиделся. Всё. Разрыв. Решительный и окончательный. Рассерженная фурия пару раз бухнула в дверь уже основательно, наверное, ногой — и ушла, бормоча про себя проклятия.

Дима принялся вовсю жалеть себя, как это делают все мальчики и девочки, парни и девушки. Причём привычное для 12-17-ти летних оболтусов «Вот умру, придут просить что-то — а меня нет, и они огорчатся, и будут плакать» у него, 22-летнего, превалировало над остальным. Услышал бы кто его мысли, всплеснул бы руками — и оборжал. Но Диме вот сейчас это было привычней и нужней, чем всё остальное. Не умел он ещё ненавидеть, да и жизнь над ним ещё не очень издевалась, чтобы выточить из него циничного — что обычно для нашего времени — прагматика.

Минут через пять «жалетельные мысли» (Дима под них прослушивал французский шансон середины прошлого века) прервались стуком в интранет-чат от шефа. Туда постоянно слала сначала заискивающие, а потом и гневные отповеди Ирочка, потом подключились её соседки. Дима не реагировал и не открывал чат, зная, что то, что он может там прочитать, его не обрадует. Но шеф — это святое.

— Да, Сергеич?

— Тут ко мне «Главная Эс» забегала (так между собой они называли Ирочку. «Эс» — это и сокращённое от «сука» и намёк на английское «ass», что указывало на самую привлекательную часть тела агрессивной менеджерши), говорит, тебя на работе нет, когда ты так нужен.

— Ну, как видишь, она ошибается.

— Что, снова заперся в серверной?

— Угу.

— Так достала?

— Не то слово. Да и вообще. Ты бы проверил её работоспособность. А то, может, совсем на работе не работает?

— Ничего себе. А ну-ка, скажи, какой у меня ник в известно где.

— Тю. Андариэль.

— Хм. Что, совсем поругались? — то, что Дима по Ирочке сохнет, и что это совсем не взаимно, на фирме знали все.

— И тумбочка между кроватями.

— Понятно… Так говоришь, проверить историю её браузеров?

— Всенепременнейше.

Через несколько минут даже в серверной были слышны раскаты директорского голоса, вылетающие из менеджерского отдела, потом в коридоре рявкнуло:

— Карачаров! Ко мне в кабинет!! Быстро!!!

Дима сделал испуганное лицо и тушканчиком поскакал в кабинет шефа. В коридоре нос к носу столкнулся с Ирэн и на ходу одарил её самой презрительной и злой ухмылкой, на которую был способен. Он как-то часами репетировал улыбки перед зеркалом и надеялся, что получилось так, как надо. Та в долгу не осталась, прошипела ему в лицо:

— Жиропа!

Дима задохнулся от такого «удара между ног» и неожиданно для себя выдал:

— А ты… а ты… минетчица!

И поспешил дальше, не видя уже, как Ира залилась краской стыда, заозиралась вокруг, слышал ли кто? Двери у многих были открыты, так что можно было даже не сомневаться: слышали таки многие.

Сергеич для острастки и для тех, кто остался по ту сторону двери, устроил мнимый скандал, крича на Диму. Сам в это время достал коньяк и бокалы, разлил.

— Ну, за свободу, — и они чокнулись.