Ущербная луна

Глава 1

Жизнь, потраченная на исполнение обещания, данного покойнику, вовсе не жизнь, но я любила Саймона Мэлоуна и дала ему клятву.

По образованию я зоолог, но выбрала для себя стезю криптозоолога. Последуй я по проторенной дорожке, застряла бы в каком-нибудь зоопарке или где-то похуже, изучая жирафов и карликовых коз. Но я отслеживаю слухи о мифических животных и пытаюсь доказать их существование. Тщетное занятие. Не просто так еще никому не удалось поймать йети. Они не желают, чтобы их отыскали, и прячутся изобретательнее, чем ищут лучшие следопыты. По крайней мере, я так думаю и твердо придерживаюсь своей теории.

Большинство криптозоологов пытаются найти неизвестные виды или чудеса эволюции — настоящих животных, без примеси сверхъестественного, — но только не я. Не-а. Я ведь дала клятву.

Глупо, но когда женщина любит мужчину так, как я любила Саймона, она совершает глупости, особенно когда любимый умирает у нее на руках.

Поэтому я следую за каждой легендой, преданием и ниточкой, пытаясь раскрыть любое мифическое создание и доказать его существование. Хотя я никогда не увлекалась мистикой, мой муж в нее верил, а я в своей жизни доверяла только ему.

Мне не слишком везло в поисках, пока однажды в три часа ночи не раздался телефонный звонок. Бессонница и пустой банковский счет вынудили меня ответить, несмотря на поздний час.

— Алло?

— Доктор Мэлоун? — Голос мужской, слегка надтреснутый — старик или больной.

— Пока еще нет.

Требовалось отыскать криптида — перевожу: неизвестное науке животное, — доказать его существование и написать докторскую. Тогда наконец получится добавить к фамилии вожделенное слово из шести букв. Но, дав клятву, я была слишком занята погоней за озерными чудовищами и клонами йети, чтобы тратить время на поиски новых видов настоящих животных.

— Это Диана Мэлоун?

— Да. Кто говорит?

— Фрэнк Тэллиент.

Имя показалось знакомым, но я не понимала, откуда.

— Мы встречались?

— Нет. Ваш номер мне дал Рик Кэнфилд.

Черт. Последний человек, адресовавший мне бессмертные слова «вы уволены».

Рик - это адвокат, который с компанией коллег поехал на рыбалку на озеро Лесное в Миннесоте. Среди ночи он увидел в озере что-то странное: скользкое, черное и огромное.

С такой профессией Рику хватило ума не говорить коллегам о своем помешательстве, не разобравшись как следует. Поэтому он отправился домой, покопался в интернете и сделал несколько звонков, пытаясь найти кого-нибудь, кто помог бы понять, взаправду ли в озере водится чудище или ему привиделось. И Рик нашел меня.

— Рик предположил, что вы сейчас свободны и сможете мне помочь, — продолжил Тэллиент.

О да, я свободна. Вернее, безработна. Снова. Вполне типичное для меня состояние. Я очень хорошо вела поиски, только с находками до сих пор не везло. Но я была одной из немногих криптозоологов, готовых за деньги сорваться с места ради любой прихоти заказчика.

С тех пор как Саймон преступил грань, тем самым запятнав как свою репутацию, так и мою, я больше не была прикреплена к университету и поэтому зависела от доброты чужаков — черт, давайте будем честными и открыто назовем их чудаками, — финансировавших мои изыскания. И к этой ночи как раз иссякли и чудаки, и изыскания.

— Раз уж вам не удалось найти Несси… — начал Тэллиент.

— Несси — это Лох-Несское чудовище. Я искала Лесси.

Так назвал озерного монстра Рик. Люди так банальны, когда придумывают им имена, всегда основываясь на названии водоема, где предположительно видели чудище.

Как обычно, к тому времени, когда я приехала на озеро Лесное с камерами и диктофонами, увиденное Риком уже скрылось. Если вообще когда-нибудь там водилось.

По моему экспертному мнению, Рику на глаза попалась необычно крупная щука, а не сверхъестественное создание, но этого я тоже доказать не смогла.

— У меня есть для вас работа, — сказал Тэллиент.

— Слушаю.

Выбора не было. Хотя мои родители невероятно богаты, они сочли меня сумасшедшей и перестали со мной общаться, когда я вышла за Саймона. В конце концов, что красивый блестящий молодой ученый-зоолог из Ливерпуля разглядел в несимпатичной полноватой аспирантке, если не миллионы ее семьи? Грин-карта у него уже была. Но когда Саймон сказал родителям, куда именно они могут засунуть свои деньги, я влюбилась в него еще больше.

Честно говоря, в мир Саймона я вписывалась куда органичнее, чем в тот, в котором выросла. Босиком мой рост доходил почти до ста восьмидесяти, а весила я самое меньшее семьдесят семь килограммов. Мне нравилось бывать на природе, и я не возражала против грязи, солнца, ветра или дождя. Я стала герлскаутом, чтобы почаще ходить в походы, и сделала почти все возможное, чтобы подчеркнуть свое несоответствие жизненным стандартам матери, исповедовавшей философию «нельзя быть слишком богатой и слишком худой».

— Можете выйти в интернет? — спросил Тэллиент.

— Секунду. — Я нажала клавишу на ноутбуке, который тут же вышел из спящего режима — намного быстрее, чем получалось у меня. — Готово.

Тэллиент продиктовал адрес странички. Мгновение спустя на мониторе появилась газетная статья.

— Мужчина найден мертвым в болоте, — прочитала вслух я. — Ничего необычного.

В болота частенько скидывали трупы. Не засосет топь, так аллигаторы съедят.

— Читайте дальше.

— Глотка разорвана. Одичалые собаки. Хм. — Я перешла на следующую страницу. — Пропал ребенок. Койоты. Тело не нашли. Кажется, все вполне понятно.

— Не совсем.

Тэллиент продиктовал второй адрес, и я прочитала еще одну статью.

— Волчьи следы.

Сердце забилось быстрее. Саймон специализировался на волках и был ими просто одержим, чем заразил и меня.

— Где это? — спросила я.

— В Новом Орлеане.

Будь это возможно, сердце выпрыгнуло бы из груди. Когда-то рыжие волки водились на юго-востоке страны в ареале от Атлантического океана до Мексиканского залива и дальше до Техаса. Они встречались в Миссури и Пенсильвании. Но в восьмидесятом году их объявили вымершим видом в дикой природе. В восемьдесят седьмом популяция возобновилась, но только в Северной Каролине. Значит…

— В Луизиане волки не водятся, — сказала я.

— Именно.

— Но есть одна легенда… — Я попыталась вспомнить. — Болотное чудовище Хони-Айленда.

— Сомневаюсь, что следы йети тридцатилетней давности имеют отношение к смертям, исчезновениям людей и волкам, найденным там, где их предположительно быть не должно.

Разумно.

— Может, это ФК, — предположила я.

Аббревиатура расшифровывалась как «фантомные кошки» — криптозоологический термин, применявшийся в докладах о «неправильных» кошачьих. Черные пантеры в Висконсине. Ягуар в Мэне. Случается намного чаще, чем вы думаете.

Большинство фантомных кошек — это экзотические животные, выпущенные в леса хозяевами, которым стало трудно с ними справляться или держать в тесной квартире. Забавно, что ни одного из этих зверей ни разу не поймали.

Если животные домашние, разве их сложно было поймать? Неужели никто не нашёл бы их кости или ошейники, после того как на них напал бы настоящий хищник? Или хотя бы в новостях не упомянули о фантомной кошке, сбитой грузовиком на федеральной трассе?

Но ничего подобного не мелькало.

— Это волк, а не кот, — произнес Тэллиент.

Меня впечатлило его знание криптозоологической терминологии, но я была слишком поглощена разворачивающейся на моих глазах загадкой, чтобы сделать собеседнику комплимент.

— Тот же принцип, — пробормотала я. — Может быть, кто-то выбросил волка в болото. Ничего особенного.

Вот только волки не агрессивны. Они не нападают на людей, кроме случаев, когда сильно голодны, больны бешенством или являются помесью волка и собаки. Любая из причин не сулила ничего хорошего.

— Слухи о волках в Новом Орлеане и окрестностях ходят годами, — заметил Тэллиент.

— Сколько именно лет?

— По меньшей мере сотню.

— Что?

Тэллиент усмехнулся:

— Я подумал, что вам это придется по душе. Непохоже, что неприятные происшествия случались в какой-то определенный месяц или сезон. Но они всегда происходили во время одной и той же лунной фазы.

— Полнолуния? — предположила я.

Что бы ни говорили скептики, полнолуния вызывают помутнения рассудка и у людей, и у животных. Спросите кого угодно, кто работал на скорой помощи, в психиатрической больнице или окружном зоопарке.

— Нет, ущербной луны, — ответил Тэллиент.

Я посмотрела на тоненький серебристый серп за окном.

— Когда были опубликованы эти статьи?

— В мае.

Я нахмурилась: пять месяцев назад.

— И что с тех пор?

— Ничего.

— Может, потому что тел не нашли.

— В точку. Существа, охотящиеся в определенную фазу луны, нападают каждый месяц. Они по-другому не могут.

Не знаю, как там «существа», но животные так точно. Они рабы привычки.

— Вчера нашли еще одно тело, — продолжил Тэллиент. — В газеты новость пока не попала.

Я снова бросила взгляд на луну. Наверное, я права.

— А вам это зачем? — спросила я.

— Меня привлекает криптозоология. Я бы сам отправился в экспедицию, но… нездоров.

Я встала. Ноги буквально чесались. Я приподнялась на носочки: так и подмывало ухватиться за эту возможность. Следовало помнить: то, что кажется слишком хорошим для правды, зачастую таким и оказывается.

— Вы хотите заплатить мне, чтобы я отыскала волка там, где его предположительно быть не должно. Я его найду, и что дальше?

— Поймайте его и позвоните.

Не совсем необычное предложение в моей сфере деятельности. Нанимавшие меня люди обычно надеялись прославиться, открыв миру мифическое создание, и хотели, чтобы вся слава досталась им. Я без проблем сохраняла конфиденциальность, поскольку мне только хотелось доказать, что Саймон не был чокнутым.

— Хорошо, я возьмусь за дело.

— Вы понимаете, что это не простой волк?

Я надеялась, что не простой, но надежды часто развеиваются в дым.

— Они называют его лу-гару, — продолжил Тэллиент. — В переводе с французского…

— Оборотень.

От прилива адреналина закружилась голова. Хотя я бралась за поиски любых сверхъестественных существ — нищие не выбирают, — настоящей целью моих поисков был именно ликантроп. Как и у Саймона.

Единственная проблема — я просто не могла поверить в его существование. Пусть моя девичья фамилия О’Малли, а предки отца прибыли в США из страны фей и лепреконов, в родном Бостоне единственной мистикой была безумная вера горожан в проклятие, наложенное на местную футбольную команду. В моем детстве не было никакой чепухи — ни Санты, ни зубной феи, — и мне приходилось едва ли не драться за право читать художественную литературу. Наверное, именно поэтому я по уши влюбилась в человека, мечтавшего о волшебстве.

Я окинула взглядом нашу квартиру неподалеку от кампуса Чикагского университета. Я не переставила ни одной книги, не отдала ни одной вещи мужа, но до той секунды не осознавала, насколько все это безнадежно.

— Мне кажется странным, — тем временем говорил Тэллиент, — что под ущербной луной в Городе-Полумесяце происходят такие непонятные события, а вам?

Не просто странным. Соблазнительным.

— Вам интересно?

Ну почему он спрашивает? Должно быть, слышал, как погиб Саймон, и знал, как кристальная репутация доктора Мэлоуна оказалась втоптана в грязь. Возможно, Тэллиент не был в курсе того, что я поклялась затолкать слова обратно в глотки всем тем, кто презрительно отзывался о Саймоне, но это просто понять, всего лишь оценив, чем я занималась все четыре года после смерти мужа.

Взгляд остановился на единственной фотографии Саймона: он стоял по колено в озере в Канаде, подтянутый, светловолосый, умный и прекрасный. Его улыбка по-прежнему вызывала у меня томление. Желудок съежился, как и всякий раз, когда я вспоминала, что Саймона больше нет. Но его работа, мечты и надежды продолжали жить во мне.

— Завтра сажусь в самолет.