Уровень

АРИЕЦ

Чаша подземного озера скрывала берега в кромешной тьме. Огромная, ненасытная она предостерегающе пенилась. Глубину, как вены обреченного больного, потерявшего много крови, питали подземные, отравленные химическими отходами стоки. Временами черная поверхность воды взрывалась расходящимися кругами. Волны катились, с плеском разбиваясь о камни.

Посреди озера оазисом в пустыне возвышалась мусорная свалка, пробитая колодцем шахты, заполненным до краев водой. Прямо над ней, на вогнутом под тяжестью земли потолке, в глубоких складках среди вздувшихся натеков, зияла черная дыра тюбинга. Когда-то, давно, труба спускалась в озеро, неся в своих недрах сточные воды. Теперь часть ее обвалилась и упала в озеро. Обрывок, скорее всего, лежал на дне, обрастая илом. Наверху, перевитый по краям изогнутой лентой спайки, торчал обломок трубы, из которого продолжала стекать вода. Изъеденный коростой сталактитов, потолок казался телом огромного чудовища, склонившегося над озером и опирающегося как на конечности на каменные своды пещеры, и жерло трубы наверху — его ртом, из которого извергался водопад зловонной жидкости.

Поток льющейся сверху воды то ослабевал, то усиливался. В те редкие минуты, когда он полностью иссякал, пещера погружалась в тишину. Только слышно было, как назойливо толкается вода в мусорные бока крохотного острова.

Среди гнили, ветоши, человеческих останков, разлагающихся пластиковых отбросов, среди обнаженных штырей арматуры, на которые, казалось, нанизан весь мусор, стараясь держаться подальше от воды, сидел Ариец. Смертельно усталый, опустошенный. Сидел, тупо разглядывая пятно света, застывшее на водной глади. Чудилось, что луч не скользил по воде, а наоборот — пытался пробиться оттуда, с глубины. Когда пятно расплывалось, сливаясь с вечной ночью, диггер тряс головой как застоявшийся в конюшне боевой конь, чья память еще не оскудела воспоминаниями о прежних победах.

Сон легко перетекал в вечный — Ариец убедился в том, насколько опасно даже кратковременное забытье. Островок был шатким, неустойчивым. Как мертвец многолетней выдержки — от него отваливались сгнившие куски и тонули в озере. Быстро, словно в глубине их, привязанных, кто-то дергал за веревку.

Скоро не спасла и боль в плече, притупленная действием обезболивающего. С полчаса назад Ариец забылся и не заметил, как съехал вниз. Вдруг погас луч света. Нахлынул мрак, мгновенно вытолкнув из глубины тень из забытого, а может надуманного кошмара. Из воды бесшумно появилась похожая на крокодилью пасть и нацелилась на беззащитную ногу. Диггер дернулся, проворно забрался выше, не переставал удивляться: откуда во сне такая прыть?

Тупая, безглазая, усеянная наростами морда не шевелилась. Двинулась вправо, наводя на человека огромные ноздри. До диггера с опозданием дошло, что сон, если он и был, давно кончился.

Существо подтянулось на остров, выставив вперед трехпалую лапу, заскрежетало когтями по железу и сорвалось в воду. Вспенились пузыри и водная гладь успокоилась.

Ариец не стал начинать стрельбу. Неизвестно, сколько собратьев этого «симпатяги» скрывала глубина. Вполне возможно, им ничего не стоило растащить хрупкий островок на запчасти. И до сих пор основательно заняться мусорной свалкой им не позволяла либо лень, либо сытый желудок.

Чтобы придти в себя, Ариец вынул диодный фонарь и направил его вглубь огромной, с футбольное поле, пещеры. Всюду темная даль, пойманная в силки каменными сводами. Пристанище, которому суждено стать могилой. И сцена готова к тому, чтобы внимать последним, наверняка лишенным смысла словам. И… череп бедного Йорика белеет, пялясь на диггера давно высохшими глазами.

У смерти богатая фантазия. Все могло бы кончиться пару часов назад — Ариец уложился бы в пару минут, когда захлебываясь в черной мути, летел вниз. Но смерть решила записать его в любимчики, растянуть удовольствие, наблюдая за тем, как постепенно он превратится в ходячий труп, сутками напролет балансируя на краю гибели.

Ариец усмехнулся в угоду собственным мыслям. Вот такого занятного зрелища он пообещать не мог. В воротнике куртки, зашитая, ждала своего часа ампула с цианистым калием.

Из любой ситуации можно найти выход — сказка для детей школьного возраста. По крайней мере, так считал Ариец. Отвратительней всего, что выход имелся. Метрах в семи — восьми от острова из воды торчал валун. Осклизлый, в бархате плесени, расщепленный надвое ветвистой трещиной. Что было за ним, диггер не видел, но дальше, у стены начиналось что-то похожее на тропу. Петляла между камнями, пряталась тропа. Неизвестно, куда выводила, но была…

— Сука, — то ли затянувшейся смерти, то ли окатному боку камня адресовал ругательство Ариец.

Без ложной бравады — страха не было. Была мучительная, совершенная усталость, от которой виделось только одно избавление.

Ариец отогнал мысли о скорой смерти. У него никогда не возникало желания выключить фонарь. В темноте ему начинало казаться, что опасность обступает его со всех сторон. Сейчас ему вдруг захотелось не видеть стен, бездонной черноты озера. И камня, недоступно торчащего из воды.

Где-то, в одном из коллекторов, плавало в темноте тело правильного мальчика Бармалея. Появился из ниоткуда, в буквальном смысле свалился как снег на голову, и сгинул, обретя одну из самых глубоких могил.

Где-то, утопая в алых вспышках лежала мертвая девочка. На обнаженной груди, испачканной кровью, блестели капли льда. Та борьба, которая предстояла Арийцу, для нее была уже закончена. Тайну, гнавшую ее по бесконечным артериям коллекторов, девочка унесла с собой. По большому счету, Арийцу было плевать, что носила она в душе. Он принял ее сразу — со шрамом на запястье, странными зрачками и уверенностью в собственной исключительности. Только продолжал водить себя за нос, прикрываясь тем, что раз взялся за гуж…

Ни одна из тех девчонок, с кем пришлось иметь дело Арийцу, не выразила желания разделить его подземную жизнь. Да и не больно-то ему хотелось делиться!

Бывают вещи, которыми хочется поделиться со всеми, а бывают такие, которые держишь при себе, вдалеке от любопытных глаз. Имеет ли смысл делиться мясом с вегетарианцем? В силу определенных причин, которые давно стали смыслом его жизни, он не способен оценить вкуса блюда, пусть даже приготовленного по экзотическому рецепту.

Подземка стала для Арийца венцом, самой драгоценной маркой в коллекции какого-нибудь филателиста. Ее, как недоступный «святой Грааль» — марочку с изображением Франклина, следовало показывать только своим же братьям, коллекционерам.

Только близкие знали, чем стал мир подземелья для Арийца. Насколько пустой ему представлялась обычная жизнь, без погружений на глубину. Он и работу выбрал со свободным графиком — трое суток через трое. Стоило провести несколько дней дома, как возникало зудящее под ложечкой чувство неполноценности бытия. Как притягивали взор ребристые спины канализационных люков, за которыми виделось не брезгливо сморщенное в непонимающей улыбке «дерьмо», а другой мир, уводящий в иные пространства. Как волнующе звучала гулкость подземных переходов под улицами и как разочаровывал свет в конце туннеля.

Пальцем, крутящимся у виска «только для идиотов», представлялось диггерство девочкам, которые делили с Арийцем постель и удовольствие. Для него же, на поверхности давно не осталось ничего высокого: улетела в космос надежда, утонула в океане вера, сгорела в жерле вулкана любовь. Люди, живущие на земле, только делали вид, что все это живет, дышит и трепещет.

Подземному миру дела нет до чужой игры. И талантливую он не собирался встречать аплодисментами так же, как бесталанную — гнилыми помидорами. Андеграунд плевал на тебя и на твои ценности, так что ты смело мог оставаться самим собой. И если в твоей душе выживали принципы, то оставались ясными, без примесей, как чистой воды алмаз.

Когда Ариец уходил в свой очередной заброс, его никто не ждал на поверхности. Может, отсюда вытекало желание однажды остаться тут навсегда. Одно в мечту не вписывалось — он был одиночкой. Даже — Одиночкой. Для которого любая компания — уже стая. Или стадо, исходя из того какая компания.

Та девочка, на чьей груди стыл лед, тоже была одиночкой. Она еще не знала, что внутри у нее живет то же чувство, которое толкало под землю и Арийца. И в странных глазах, никак не желающих реагировать на свет, царило то же влечение к тайной жизни оставленной без присмотра подземки. Жаль…

Жаль, что ему не хватило сил на то, чтобы защитить ее, хотя он старался. Очень старался.

Жаль. Что теперь уже не вернуться. Не взять тонкое, потерявшее гибкость тело, не отнести в скрытое от людских — и не только — глаз место. Свеча догорела. Последние отблески растаяли в глубине вселенной. А тело… Тело — жалкий огарок с каплями застывшего воска. И только свет и тепло, которые она дарила, навсегда остались в его душе.

Шумела вода, падающая сверху. За шумом вряд ли расслышишь то, что творилось внизу, у подножия свалки, — вяло подумал диггер. Фонарь включать не стал. Лезть на рожон он не собирался, но если уж гибнуть, то в борьбе, цепляясь за жизнь зубами, чем, давясь от жалости к самому себе, часами решаться на самоубийство.

Внезапно заревело. Стремительно, летящим мимо скорым поездом нарастал грохот.

Ариец поднялся, стараясь не делать резких движений, включил фонарь. Ревущим водопадом сверху обрушился шквал воды. Пенные брызги разбились о колодец, наполнили его до краев и с шипением окатили мусорную свалку.

Вытирая мокрое лицо, Ариец попятился, насколько было возможно. Верхняя одежда не промокала, но диггера пугала не возможность промокнуть, его беспокоил неистовый напор воды. Колодец гудел, полнился, забитый сток не справлялся с обилием воды. Волны безостановочно перекатывались через край, подмывали мусор.

Опять плеснуло, едва не сбив Арийца с ног. Мусор под ним превратился в кашу, потек вниз. Диггер пытался утвердиться на ногах, зарываясь в жижу. Машинально оглянувшись, он убедился в том, что твари были в курсе происходящего. Одна из них высунула из воды тупую морду, реагируя на перемещения загнанного в угол человека. Рядом с островом зеркальная гладь морщилась, кругами сползая с боков вспученных бурунов.

— Не дождетесь, — сквозь зубы пообещал Ариец.

Водопад усиливался, высекая фонтаны брызг из железного обода колодца. Волна залила человеческий череп, добралась до глазных провалов, плеснула внутрь. Подвинула, но череп еще прочно держался на шейных позвонках, вросших в мусор. Ревело так, словно потолок с трудом сдерживал толщу воды. Казалось, еще минута-другая, и пробитый сотнями струй, он рухнет вниз, соединяя в чудовищной бетономешалке каменные своды пещеры и чашу подземного озера.

В первый момент Арийцу показалось, что бешеный поток выбросил труп. Пародией на японские страшилки в черноте мелькнуло белое лицо, обнаженные кисти рук. Тело, подняв тучу брызг, упало в колодец — в середину. Также повезло и Арийцу — он рухнул в центр, в падении плотно прижимая к груди ремень автомата, заботясь только об одном — чтобы не выбило из рук оружие.

Богатыми на урожай оказались сегодня подземные стоки. Удивленный Ариец понял, что рано похоронил очередную добычу подземной стихии.

Потом ему стало не до раздумий. Тонкая рука выбилась из потока, в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться. Ариец рванулся вперед, спотыкаясь на ходу. Подскочил к колодцу, вцепился в ледяные пальцы и что есть силы рванул на себя.

Тело подалось неожиданно легко. Не удержался на ногах — размытый мусор зыбучим песком потащил вниз. Диггер упал, придавленный сверху спасенным. Они поползли к воде, и только у самой кромки падение замедлилось. Сбросив с себя мокрое тело, Ариец ухватился за торчащую в куче металлическую скобу.

Озеро заворочалось С неожиданным проворством из воды высунулась крокодилья пасть. Повертелась туда-сюда, вынюхивая добычу. Бугрилась сдавленная наростами грязно-коричневая кожа. Настырное чудовище заколотилось как в агонии, пытаясь забраться выше.

Диггер ударил ногой прямо по узловатым ноздрям не в меру суетливой твари. Морда дрогнула, но убираться назад не спешила. Наоборот — трехпалые лапы, увенчанные когтями, пробили мусор, закрепились, вытягивая тяжелое тело.

Перехватив автомат, Ариец выстрелил в упор. Пули легли кучно — шрапнелью разлетелись по сторонам осколки черепа, секли мусор, сгустками липли к сапогам. Лапы обезглавленной твари еще скребли, пытаясь то ли утянуть в воду то, что осталось, то ли наоборот — вытолкнуть тело на остров.

Ариец обернулся, проверяя, куда делся спасенный, и не поверил своим глазам. Он удивился бы меньше, увидев на куче мусора светлого, как солнечный день ангела. Хотя, какие ангелы? Подземка — вотчина других сил. Так что, делая скидку на обстоятельства, появление рогатого с хвостом, поразило бы Арийца меньше.

Девушка сидела, обхватив себя за плечи. Белое, тонкое лицо хранило воспоминание боли, последнего вздоха. Хрупкая, беззащитная, она дрожала, не отрывая от диггера огромных, утопающих в синих тенях глаз. За ее спиной поток воды, словно справившись с возложенной на себя задачей, стал ослабевать. Иссяк и затих.

Ариец не верил в эту тишину так же, как не верил в появление живой Примы. Скорее всего случилось худшее — он сошел с ума. Вот в это как раз верилось легко.

Диггер осторожно шагнул вперед, надеясь, что как только он коснется девушки, все вернется на круги своя. Зрительная галлюцинация — это одно дело, а…

— Ариец, — синие губы разжались. — Ты опять мой ангел-хранитель.

…а слуховая — другое дело.

Прима протянула руку. Ариец сорвал с себя перчатку и когда их ладони встретились, ему вдруг стало легко. И спокойно.

— Я схожу с ума, — вслух сказал он и улыбнулся. Потому что такое сумасшествие ему даже понравилось.

— Нет. Ты не сходишь с ума, — она притянула его к себе и заставила сесть рядом. — Я жива. Так бывает.

— Так не бывает. Но мне все равно.

— Я жива. Ты скоро сам все поймешь. Просто я умею долго не дышать. И сердце мое может долго не биться.

— Пробитое пулей…

— Получается что так, Сережа. Тебя же Сергей зовут?

— Звали.

— Зовут. А меня Марина.

— Хороший… сон, — Ариец завладел ее рукой. — Мне нравится. Жаль, что я не смог сказать тебе этого раньше… Знаешь, я никогда не встречал девушки, похожей на тебя.

— Я тоже…

— Я… Не уходи больше.

— Не уйду, — она улыбнулась. Близко-близко огромные глаза, в которых стремительно таяли зрачки.

Ариец не сдержался. От наплыва чувств он прижал ее к себе, стиснул. До боли. Ее боли.

— Мне больно, — голос ее прервался и Ариец разжал объятия.

— Странный сон, — он криво усмехнулся. — Тебе не должно быть больно.

— Думаешь? — она снова улыбнулась. — Посмотри, — рванула ворот куртки, обнажая рану, затянутую тонкой розовой кожей.

Ариец поднял руку, осторожно коснулся пальцем шрама.

— Это не сон, — задумчиво, не веря сам себе, сказал он. Просто ему безумно, до боли в груди вдруг захотелось произнести эти слова и отказать себе он не смог.

— Нет.

— Ты жива, — еще два слова, на которые напросился утвердительный тон.

— Я жива, Ариец. Скоро будет очень много таких, как я. Очень много. Может, только они и выживут. Те, кто прошел анабиоз.

— Анабиоз? Сказка покойного Дикаря.

— Это не сказка, — она взяла его руку и поднесла к лицу. Прижалась губами.

Ариец сидел тихо-тихо, боясь дышать.

— Те, кого родили методом щадящей беременности… они другие. Люди? Я не знаю, — она говорила, прижимаясь щекой к его руке.

— А ты?

— Человек ли я? Не знаю. Она… по крайней мере, человеком меня посчитала.

— Кто — она?

— Потом. Я расскажу тебе все потом. Мне очень нужна твоя помощь. Мы должны остановить ее… их.

— Мне тоже очень нужна… ты, — он отнял руку, притянул девушку к себе и коснулся губами щеки. — Нам не выбраться отсюда, Прима, — тихо сказал ей на ухо.

— Почему?

— Твари в воде. До камня не добраться.

— Я люблю тебя, Сережа, — просто сказала она. Повернулась, глубоко вздохнула и выпила его поцелуй до дна…

Хлопнул выстрел. Ариец вскочил, проехавшись по свалке. Стиснул с руках оружие, готовый убивать, рвать на части любого, посягнувшего на то, что дороже реальности. Взгляд его, не теряя надежды, перебегал с груды пластиковых обломков на гнилую ветошь, добрался до воды и повернул назад.

После короткого сна сознание раздвоилось. На одной чаше весов покоилось желание убедиться в том, что ничего не происходило и рассудок его остался неизменным. На другой — нисколько не отклоняясь от равенства, дразнила надеждой нереальность воскрешения девушки. И что с того, что эта вера как в допинге нуждалась в помутнении сознания?

Мусорная свалка была пуста. Пустота тревожным набатом отозвалась в душе и все расставила на свои места.

Да. Так и должно быть. Оставшаяся жизнь на острове будет складываться из кратковременных — и все длиннее — приступов шизофрении. Хорошо бы, чтобы действующим лицом по-прежнему оставалась Прима.

Когда Ариец перевел взгляд дальше, это было как продолжение сна. Он увидел странную картину. Так бывает во сне, когда происходят вещи, на которые никто не может дать ответа.

Луч его фонаря нащупал стройную фигуру девушки. Только стояла она на другом берегу, у самой стены.

— Прима… Прима!

Девушка не обернулась. Она шла по тропе прочь. Делом всей жизни — рукописью, брошенной в камин — вдруг занялись огнем и мысли о сумасшествии, и раздумья о скорой смерти. Вся реальность, сколько ее оставалось вокруг, да и та, что существовала лишь в голове, вдруг сосредоточилась на крохотной, удаляющейся фигурке.

— Прима! Не уходи!! — крикнул он.

Девушка уходила. Она то появлялась, то исчезала, а потом и вовсе потерялась среди камней.