Умри ради меня

16

Выходные прошли как в тумане, потому что мое тело занималось одними делами, а ум — совершенно другими, то и дело возвращаясь в дом на улице Грене.

Я не знала, когда мне стоило ожидать каких-то вестей от Винсента. Утром в понедельник, когда мы с Джорджией отправились в школу, я заметила конверт, приклеенный клейкой лентой к входной двери, — с моим именем, написанным изумительными старомодными буквами. Я распечатала его и достала плотную белую карточку, на которой красовалась лаконичная надпись: «Скоро. В.».

— Кто такой В.? — спросила Джорджия, вскинув брови.

— Да просто тот парень.

— Который парень? — резко произнесла сестра, застывая на месте и хватая меня за руку. — Преступник?

— Да. — Я засмеялась, выдергивая руку и увлекая Джорджию к станции метро. — Только он никакой не преступник. Он…

«Он ревенант, нечто вроде неумирающего ангела-хранителя или весьма необычного монстра, который бродит вокруг, спасая человеческие жизни…»

— Он просто связался с некоторыми отчасти сомнительными людьми.

— Хм… Думаю, мне бы следовало с ним познакомиться.

— И не думай, Джорджия. Я вообще-то и не знаю, намерена ли я и дальше с ним видеться. Мне только того и не хватало, чтобы еще ты вмешалась и окончательно все запутала, когда я даже не решила, нравится ли он мне.

— О, он тебе нравится, это уж точно!

— Ладно, он мне нравится. Но я все равно не знаю, буду ли с ним встречаться.

Джорджия бросила на меня скептический взгляд.

— Правда, Джорджия! Я не могу пока этого объяснить. Давай не будем об этом говорить. Обещаю, если что-нибудь случится, — я обязательно тебе расскажу.

Дальше мы шли молча, но недолго, потому что уже через несколько секунд Джорджия сказала:

— Ты не беспокойся. Я и пытаться не стану увести его у тебя.

Я стукнула ее сумкой, и мы помчались вниз по ступеням на станцию метро.

Винсент говорил, что хотел бы увидеться со мной «через несколько дней», но шел уже четвертый день, и я начала с тревогой думать, когда же я его увижу снова, и увижу ли вообще. Может, он передумал насчет меня, как только набрался сил? Или, может быть, его заставил передумать Жан-Батист? Я лишь вспоминала записку Винсента и надеялась, что он рано или поздно появится.

Как только прозвенел последний звонок в четверг, я вышла за ворота школы и поспешила к автобусной остановке. Но тут же замедлила шаг, увидев на другой стороне улицы знакомую фигуру. Это был Винсент.

Его черные волосы блестели на позднем сентябрьском солнце, и он излучал энергию и бодрость. Винсент выглядел как какое-нибудь идеальное существо из древних мифов. «Вообще-то, он и есть идеальное мифологическое существо», — мысленно напомнила я себе. У меня перехватило дыхание. Хотя глаза Винсента скрывались за зеркальными солнечными очками, я видела, как изогнулись в улыбке его губы, стоило ему заметить меня в воротах школы.

Рядом с Винсентом стояла винтажная красная «Веспа», и, когда я пошла через мостовую, направляясь к нему, он поднял вверх два шлема такого же красного цвета. После четырехдневного ожидания я чувствовала себя настолько радостной, что мне хотелось обнять его. Но потом я вспомнила, как он выглядел тогда, когда я видела его в последний раз.

Ведь Винсент был близок к смерти. Он лежал там, в той кровати, почти без чувств, и это было похоже на сцену из старого черно-белого фильма ужасов. А теперь, спустя четыре дня, он стоял передо мной, и каждая клетка его тела источала здоровье. Да что со мной такое происходило? Мне же следовало бежать от него как можно дальше и как можно быстрее, а вовсе не стремиться в его объятия! «Он монстр, не человек», — напомнила я себе.

Винсент заметил, как я замерла, и, хотя уже собирался наклониться ко мне, тут же отступил на шаг и стал ждать, что я скажу или сделаю.

— Привет. Ты выглядишь куда как… живее прежнего, — сказала я, напряженно улыбаясь, хотя во мне все так же отчаянно боролись желание приблизиться к нему — и осторожность.

Он усмехнулся и потер ладонью шею; на его лице было написано нечто среднее между лукавством и извинением.

— Ну да. Прогулки, разговоры…

Винсент затих, внимательнее всмотревшись в меня.

«Ну же, решайся!» — мысленно подтолкнула я себя.

И, протянув руку, взяла у него второй шлем.

— Значит, это твое… возвращение с той стороны… было просто фокусом? — сказала я, надевая шлем на голову.

В глазах Винсента мгновенно отразилось облегчение.

— Ну да, надо же было тебе показать, как оно бывает.

Винсент засмеялся и, закинув одну ногу через седло мотороллера, протянул мне руку.

Я с некоторым опасением приняла ее. Рука была теплой. Мягкой. Смертной. Я села позади Винсента и запихнула все свои сомнения в самый дальний уголок ума.

— И куда мы едем? — спросила я, наконец-то позволив себе ощутить волнение, которое давно уже рвалось наружу.

— Да просто немножко прокатимся по городу, — ответил Винсент, трогая «Веспу» с места и направляя ее вдоль по улице.

Держаться за Винсента было истинно райским наслаждением, а уж поездка по Парижу на старой «Веспе» выглядела как самое лучшее приключение за много лет. Мы проехали по мосту через Сену и покатили вдоль реки. Вода поблескивала в лучах осеннего солнца.

Минут через двадцать мы добрались до Сен-Луи, одного из двух естественных островов в середине Сены, соединенных с материком и между собой мостами.

Винсент поставил мотороллер у ворот, прикрепив его к столбику цепочкой с замком, и мы, взявшись за руки, прошли по мосту и спустились по длинной лестнице к самой воде.

— Слушай, извини, что я не смог прийти раньше, — заговорил Винсент, когда мы шли по набережной острова. — У меня были кое-какие дела с Жаном-Батистом, нужно было их закончить. Так что пришел, как только смог.

— Все в порядке, — ответила я, стараясь сдержаться и не засыпать его вопросами.

Я предпочла забыть о тех странных, вполне фантастических событиях, что произошли в прошлые выходные. Мне хотелось сделать вид, что мы самые обычные парень с девушкой, которые решили прогуляться вдоль реки. Но все равно меня терзало назойливое ощущение того, что эти мечты очень скоро развеются.

Мы добрались до мыса, и тут узкая дорожка вывела нас на просторную террасу, вымощенную булыжником.

— Летом здесь всегда толпы народу, но в остальное время года никому и в голову не приходит сюда заглянуть, — сказал Винсент, поворачивая к северной стороне мыса. — Так что все это предоставлено нам двоим.

Присев на краю террасы, он расстелил на камнях свою куртку и протянул мне руку, предлагая сесть. Мне на мгновение показалось, что мы — последние люди, оставшиеся на земле. Что это рыцарь в сверкающих доспехах увез меня на свой маленький мирный островок посреди шумного города и хотел теперь, чтобы я провела рядом с ним несколько сказочных мгновений. «Это все не на самом деле, так просто не может быть».

Мы наблюдали за тем, как крошечные волны играют солнечными бликами на поверхности быстро бегущей голубовато-зеленой реки. Пышные, пухлые облака плыли по бесконечному пространству неба. Облака, которых мы почти не замечаем, торопясь куда-то между городскими зданиями. Об основание каменной стены громко плескалась вода, и эти звуки то и дело переходили в оглушительное крещендо моторных лодок, проносившихся мимо. Я закрыла глаза и позволила безмятежному спокойствию заполнить мои ум и тело.

Винсент коснулся моей руки, разрушив чары. Он озабоченно нахмурил лоб и, похоже, искал какие-то слова. Наконец он заговорил:

— Ты теперь знаешь, что я собой представляю, Кэти. Ну, по крайней мере, знаешь главное.

Я кивнула, гадая, что может последовать дальше.

— Дело в том, что… мне хочется как следует узнать тебя. У меня такое чувство к тебе, какого не было уже очень, очень давно… Но из-за того, что я… ну, то, что я есть… — Винсент немного помолчал. — Все становится слишком запутанным.

Я видела, какая боль отразилась на его лице, и мне захотелось прикоснуться к нему, утешить его, — но, собрав все остатки самообладания, я осталась сидеть неподвижно и придержала язык. Винсент явно обдумывал то, что собирался сказать дальше, и я не хотела ему мешать.

— Ты недавно пережила огромную потерю. И последнее, чего бы мне хотелось, так это еще более усложнять твою жизнь. Будь я обычным парнем, живущим как все, я бы и говорить не стал о таком. Мы могли бы просто встречаться, а дальше пусть бы все шло, как получится, и если бы что-то получилось — отлично. А нет, так разошлись бы в разные стороны.

Но я не могу так поступить с чистой совестью. Не с тобой. Я не могу допустить, чтобы человек, к которому я испытываю такие глубокие чувства, начал наше совместное путешествие, не понимая возможных последствий. Не зная, чем я отличаюсь от других. Что я понятия не имею, что может получиться, если все зайдет достаточно далеко… — Винсент, казалось, и страшился собственных слов, и был полон решимости сказать все до конца. — Мне вообще ненавистно говорить с тобой вот так. Как-то все… слишком быстро, слишком избыточно…

Он помолчал немного, потом посмотрел на наши руки, лежавшие так близко друг к другу, всего на расстоянии нескольких дюймов…

— Кэти, я не могу справиться с желанием быть рядом с тобой. Поэтому я и хочу тебе все выложить, чтобы ты подумала. Чтобы разобралась, чего тебе хочется. Я хочу попытаться… Представить, как оно может быть. Но стоит тебе сказать слово, и я сразу уйду, — потому что только ты сама знаешь, с чем тебе по силам совладать, а с чем — нет. И то, что будет с нами дальше, зависит только от тебя. Тебе не обязательно все решать прямо сейчас, но было бы здорово, если бы ты сказала, что ты думаешь о моих словах.

Подтянув под себя ноги, свисавшие с края набережной, я обхватила колени руками. И несколько минут молча раскачивалась взад-вперед, что очень редко себе позволяла. Я думала о своих родителях. О моей матери.

Она частенько поддразнивала меня из-за моей порывистости, но при этом всегда говорила, что я должна следовать зову сердца. «У тебя зрелая душа, — сказала она однажды. — Я не могу сказать того же о Джорджии, и, бога ради, ты тоже ничего ей не говори! Но у нее нет такой интуиции, как у тебя. Нет дара видеть вещи такими, каковы они есть на самом деле. И я не хочу, чтобы ты боялась получить от жизни то, чего тебе действительно хочется. Потому что мне думается: ты захочешь правильного».

Если бы только она видела сейчас, чего мне захотелось, она бы сразу взяла свои слова обратно.

Переведя, наконец, взгляд с проплывавших мимо лодок на Винсента, неподвижно сидевшего рядом со мной, я всмотрелась в его профиль. Винсент смотрел на воду, глубоко уйдя в собственные мысли. Но речь ведь даже не шла о выборе. Кого я пыталась одурачить? Я все решила в тот самый момент, когда увидела его, в чем бы потом ни старалась меня убедить рассудочная часть моего ума.

Я наклонилась к Винсенту. Протянув руку, я коснулась его кисти, осторожно проведя кончиками пальцев по теплой коже. Он повернул голову и посмотрел на меня с такой страстью, от которой у меня подпрыгнуло сердце. Я слегка задела губами его загорелую щеку и, собравшись с силами, произнесла слова, которые, как я знала, нужно было произнести:

— Я не могу, Винсент. Я не могу сказать «да».

В его глазах вспыхнула боль, отчаяние, — но не удивление. Он ожидал от меня именно такого ответа.

— Но я не говорю и «нет», — продолжила я, и он заметно расслабился. — И если мы будем продолжать наши встречи, мне кое-что понадобится.

Винсент низко, соблазнительно рассмеялся:

— Значит, ты выдвигаешь требования, да? Ну, давай, хочу услышать.

— Мне нужен неограниченный доступ.

— Это уже интересно. Доступ к чему, уточни?

— К информации. Я не могу продолжать, не понимая, во что впутываюсь.

— Хочешь узнать что-то прямо сейчас?

— Нет, но все равно мне не хочется испытывать ощущение, что ты что-то скрываешь.

— Вполне справедливо. В любом случае.

Легкая улыбка тронула его безупречные скульптурные губы. Я отвела взгляд, пока не растеряла всю свою храбрость.

— Мне нужно знать, когда наступит такой момент, что я не смогу видеть тебя какое-то время. Когда ты провалишься в этот свой летаргический сон. Потому что я не хочу тревожиться, подозревая, что тебя оттолкнула моя смертность. Или мои бесконечные вопросы.

— Согласен. Вот только… когда все идет спокойно, предупредить очень легко. Но если что-то случится… ну, что нарушит течение вещей…

— Вроде чего, например?

— Ты помнишь, как мы тебе объясняли, почему остаемся молодыми?

— Ох… Верно. — Ужасающая картина вспыхнула перед моими глазами: Юл, прыгающий на рельсы перед поездом… — Ты хочешь сказать, если тебе придется «спасти кого-то».

— Но я тогда позабочусь о том, чтобы кто-то из моего клана дал тебе знать.

Я вспомнила, что уже слышала это слово прежде.

— Почему ты говоришь «клан»?

— Клан, родня… обычно мы друг друга называем родней или «сходными».

— Звучит немножко по-средневековому, но, в общем, неплохо, — чуть насмешливо сказала я.

— Что-нибудь еще? — спросил Винсент с видом нашкодившего школьника, ожидающего наказания.

— Да. Конечно, это не прямо сейчас, но все же… ты должен познакомиться с моими родными.

Винсент открыто рассмеялся, и этот чудесный смех поразил меня, прозвучавшими в нем весельем и облегчением. Наклонившись, он обнял меня и сказал:

— Кэти… я так и знал, что ты девушка старомодная. Как раз мне по сердцу.

Я позволила себе несколько секунд таять в его руках, но потом отодвинулась и постаралась изобразить на лице максимальную серьезность.

— Я не хочу пока связывать себя, Винсент. По меньшей мере до следующего свидания.

И тут вдруг я почувствовала, что прежняя я — та, что жила в Бруклине еще до автокатастрофы, — как будто стоит рядом и рассматривает меня теперешнюю, ту, которой меньше года назад внезапно пришлось повзрослеть. Ту меня, которая была разбита трагедией. И я с изумлением видела себя сидящей рядом с потрясающе красивым юношей и говорящей ему такие осторожные слова. Как, черт побери, я умудрилась так быстро превратиться в столь рассудительную особу? Как я вообще могла сидеть там, стоически сопротивляясь тому, чего хотела больше всего в жизни?

Самосохранение. Это слово вспыхнуло в моем уме, и я поняла, что действую правильно. Все мое существо разорвалось на клочки, когда я потеряла родителей. И я не хотела отдаваться любви к Винсенту — а заодно и риску потерять его. Глубоко в душе я понимала, что с огромным трудом пережила «исчезновение» своих родителей. И могу не пережить новой потери.