Угонщик

Глава 5 Неожиданный попутчик

В двенадцать часов ровно я сидел на лавочке во дворе дома Светланы и протирал стекла бабулиных очков мягкой тряпочкой. За моей спиной раздались чьи-то торопливые шаги, я напялил на нос оптический прибор и испуганно обернулся.

Расставив руки в стороны, как будто идет штангист с перекачанными бицепсами, в мою сторону быстро двигался Костя.

— Принес деньги, чмошник?

Я молча кивнул на лежащий на лавке подле меня импортный пакет с цветной фотографией Саманты Фокс.

Громко сопя, Костя вытащил из пакета конверт, в котором лежали три тысячи рублей и начал их пересчитывать, постоянно сбиваясь со счета. Наконец, закончив считать, придурок засунул деньги в карман, сгреб пакет с сисястой Самантой и двинулся в сторону железной дороги.

— Пакет оставь, он три рубля стоит! — пискнул я вслед, на что получил, брошенное на ходу, предложение отсосать.

Если бы за деньгами Костя пришел бы в компании стальнозубова, они бы уже лежали мордами в пыли. Но молодой пришел один, а одного его брать за вымогательство не было никакого смысла. Вместо повязанного Кости через пару дней появился какой-нибудь Сережа, или еще кто. Они были мне нужны оба — и Костя и Стальнозубый. В любом случае, в кабинете у меня лежал готовый материал — заявление Светланы, что неизвестные ранее лица вымогают у нее крупную сумму денег, акт, в котором, в присутствии понятых, лежащие сейчас в кармане Константина деньги были самым тщательным образом переписаны. А в дежурной части Дорожного РОВД дожидался моего сигнала местный участковый. Сейчас я должен убедится, что Константин вернется в свою квартиру, а в квартире его дожидается пожилой зэка. После этого мы с участковым ворвемся в квартиру, благо, дверь по словам околоточного, там несерьезная, всех задержим, деньги, в присутствии понятых изымем, и тогда-то я отыграюсь за мое вчерашнее долготерпение. Костина спина скрылась из виду, а я, запрыгнув в припаркованную в кустах «Ниву», медленно поехал по следам злодея.

За дверью Костиной квартиры кто-то громко топал и что-то передвигал, но, к моей досаде, я не слышал признаков присутствия второго человека. Вдруг обитатель квартиры шагнул в коридор — теперь нас разделяло лишь, рассохшееся от времени, тонкое полотно двери и, судя по звукам, человек в квартире начал обуваться. Не желая, чтобы меня застали под дверью, я, на цыпочках, бросился по лестнице вниз. Сверху грохнула дверь, скрежетнул замок, и кто-то бегом побежал по лестнице, вслед за мной. Двор дома был просторен и пуст, до угла дома я добежать не успевал, поэтому я юркнул за вторую входную дверь в подъезд, вцепился в ручку двери, крепко притянув дверь к себе и затаил дыхание.

В щели, между дверью и косяком, мелькнула Костина фигура и он выскочил на улицу, после чего, оглянувшись по сторонам, двинулся к выходу со двора. Продолжая стоять в дверном проеме, я задумался. Инстинкт охотника кричал, что надо двигаться за Костей, который, скорее всего, приведет меня к новым открытиям, но, была большая вероятность, что в квартире остался плешивый зэк и мои деньги, а они были мне нужнее. Я побежал на второй этаж и застучал костяшкой пальца в дверь квартиры Константина, выбивая мелодию на мотив «Спартак — чемпион». Но за дверью никто не шевелился, никто не распахивал передо мной дверь, с вопросом «Костя, ты что-то забыл?», в жилище молодого подонка царила мертвая тишина. Я бегом бросился на улицу — не хватало еще упустить Костю. Парня я узнал исключительно по силуэту. Курицин, одетый как типичный рыбак — рюкзак, штормовка, сапоги, чехол с удочками и большой сачок, неторопливо шел в сторону остановки троллейбуса, будучи от меня уже на значительном расстоянии. В этой, быстро удаляющейся, фигуре я узнал Костю только по, неестественно расставленным в стороны, якобы перекачанным, рукам.

В жаркий, июльский день, Костя, в костюме рыбака, выделялся из толпы легко одетых горожан, поэтому следить за ним было легко и приятно. Перебравшись через реку на троллейбусе, Костя вылез на предпоследней остановке маршрута, после чего сел в подошедший, задыхающийся от жары, оранжевый «ЛиАЗ».

Из автобуса Константин вылез на остановке «База» и двинулся вдоль технологического проезда, мимо глухих, бетонных заборов, в глубь промзоны. Минут через десять мой «путеводный клубок» вышел к какому-то заброшенному строению, высотой в девятиэтажный дом, сбоку к которому, под углом, шла закрытая галерея ленточного погрузчика. «Рыбак», подозрительно оглянувшись, нырнул в одну из многочисленных дверей сооружения. Я, спрятав «Ниву» за каким-то складом, последовал за ним. Внутри гигантское здание было абсолютно заброшенным. На полу валялись обломки мебели, кирпичи, какой-то бытовой мусор. Я медленно, стараясь не шуметь, поднимался по узкой лестнице, осторожно заглядывая во все помещения. Костя обнаружился только на шестом этаже. Распаковав свой чехол с удочками, он, достав оттуда какую-то палку с крючком на конце, сейчас крутился у окна, примеряясь к его размерам, делая палкой движения, как будто забрасывал закидушку.

Я не стал ждать развития событий — половинка кирпича, с деревянным стуком, соприкоснулась с Костиной головой и «рыбак», выронив палку, сполз на пол. Через распущенную горловину костиного рюкзака я разглядел большую, туго перемотанную синей изолентой во много слоев, квадратную коробку, с торчащей на уголке веревочной петелькой. Мне стало все понятно. С учетом того, что прямо под окном здания шел высокий, наверное, метров в восемь в высоту, забор Исправительно-трудового учреждения номер два общего режима, цель странных приготовлений молодого человека было однозначным. Острое лезвие перочинного ножа вспороло заботливо перемотанную посылку — свой конверт я обнаружил сразу — он лежал сверху в, туго набитом, подарке «с воли». Пальцы в нитяных рабочих перчатках слушались меня плохо, но конверт свой я из нутра коробки вытянул. Дальше я сам сделал пару пробных движений, убедившись, что Костин крюк не задевает обрамление оконного проема.

Резкий свист, и ярко-синий короб, сорвавшись с крюка, отправился в свой полет, щедро рассыпая содержимое через широкий разрез на боку. Коробка, неловко кувыркаясь, преодолело только внешнее ограждение и, зацепившись за натянутую колючую проволоку, вяло упала между внутренними преградами, не преодолев «запретку». Безликий «ЗЭКа» в черной робе, шустро выскочивший из какого — то строения внутри зоны и, огромными прыжками, мчавшийся в сторону места переброса, заметил, что посылка для него недосягаема, что — то эмоционально выкрикнул в мою сторону и мгновенно бросился бежать обратно. На вышках закричали часовые, а я, бросив прощальный взгляд на, лежащего в неудобной позе, но вполне живого, Константина, поспешил к лестнице. Дальнейшее пребывание меня в этом месте было рискованным. Когда я добежал до склада, где пряталась моя машина, вдалеке показались три фигурки в зеленной форме — сотрудники колонии бежали на поимку перебросщика.

На следующее утро я с удовольствием читал ориентировку, что на территории, прилегающей к ИТУ-2, был задержан за переброс на территорию колонии житель Дорожного района гражданин Курицын Константин Иннокентьевич, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, нигде не работающий и не учившийся. В настоящее время правонарушитель находится в больнице «скорой помощи» номер два, с диагнозом «сотрясение головного мозга», ушиб мягких тканей. С места происшествия изъяты денежные средства в сумме две тысячи пятьсот рублей, вещества, похожее на наркотические, общим весом сто пятьдесят грамм, направлены на экспертизу.

Я аккуратно выписал номер КУСП из ориентировки — не знаю еще как, но ситуацию с Костей надо держать на контроле. Если местный РОВД с администрацией колонии сработали правильно, то привязать Костю к недоброшенной «посылке» можно, и количества наркотиков там вполне достаточно для уголовного дела по статье два — два — четыре. А если государство не докажет Косте, что он перевозил и хранил наркотические вещества, то у его стальнозубого наставника и его друзей к Косте обязательно должны появиться вопросы. Если проанализировать вчерашние события, по прибытию на место Костя наверняка дал какой-то сигнал, ведь шнырь в черной зоновской униформе появился в ту же секунду, как синяя коробка отправилась в полет.

Если бы все было удачно, и посылка перелетела бы «запретку», то шустрик в черном рабочем костюме, не снижая скорости, подхватил бы на ходу коробку и, через несколько секунд, скрылся бы среди многочисленных построек колонии. Но, не срослось. Зато все заинтересованные лица видели, как посылка раскрылась в полете, и все, собранное «обществом» на «грев» узников, начало сыпаться из коробки еще в полете. Первое объяснение случившемуся — небрежная упаковка посылки. И кто виноват — Костя виноват. А когда станет известна пропажа денег, лежащих в моем конверте… меня передернуло — Косте я откровенно не завидовал. Кстати, я тоже понес потери. В конверте отсутствовало триста рублей, наверное, Костя или стальнозубый отстегнули за свои труды от моих трех тысяч. Не знаю, кто взял деньги, но было неприятно.

Я так погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что меня уже несколько раз окликнул начальник розыска.

— Громов?!

— Я, товарищ майор. Извините, задумался.

— Ты давай, не задумывайся, на развод не ходи, сразу бери папку и езжай на вызов. Сегодня отдежуришь, а то у нас Николай Михайлович заболел.

Николай Михайлович Зуев был старшим опером по розыску без вести пропавших и преступников. Сорокапятилетний майор, дорабатывающий последний год был хорошим специалистом по своей, очень специфической линии работы, но в последнее время язва выбивала его из строя все чаще и чаще.

Ну, что сказать? Дежурить я не люблю, тем более так внезапно, но деваться было некуда. Я спустился в кабинет, не торопясь, выпил стакан чая, проверил наличие в старой кожаной папке запаса всевозможных бланков и листов чистой бумаги, запихнул в специальный держатель две авторучки и карандаш. Как я и предполагал, никакой необходимости куда-то мчаться не было, хотя заявки, традиционно сыпались градом — граждане выходили из дома или приходили на работу, и обнаруживали, что за ночь…

— Машина минут через двадцать будет, на заправку поехала — дежурный протянул мне лист бумаги — два сообщения из больницы и потеряшка. Только вам надо будет сначала с дежуркой в аэропорт съездить, там нашего малолетку «линейщики» задержали, он пытался на рейс до Москвы проникнуть.

— Не, Михайлыч, я в аэропорт не поеду, на хрен надо четыре часа туда — сюда тащится. Я на своей метнусь по заявкам, но ты мне должен будешь.

— Павел Николаевич! Павел Николаевич! — я сначала не понял, что это ко мне относится. Но дорогу мне загородил малознакомый парень, примерно моего возраста, невольно пришлось остановится. Когда он обратился ко мне в третий раз, я вспомнил, что Павел Николаевич — это, вероятно, я и есть.

— Здравствуйте. Чем могу помочь?

— Павел Николаевич, Александр Александрович сказал, чтобы я с вами поехал.

— Поехал со мной в качестве кого?

— Мне стажироваться надо. Я у Зуева работаю, три дня как из роты перевели. Сегодня должен был с Николаем Михайловичем дежурить до двенадцати ночи, но он заболел и мне сказали с вами ездить и поддежуривать.

Теперь я вспомнил этого парня — видел его несколько раз в форме, на Привокзальной площади, и один раз на утреннем разводе в уголовном розыске.

— Отлично! — я сунул парню увесистую папку с бумагами: — Стажироваться будешь в режиме «интенсив». Как у тебя с почерком?

— Ну так. — парень неуверенно пожал плечами.

— Будешь заполнять бланки, так быстрее все освоишь. Пошли за мной, у нас три заявки.

— А это уголовного розыска машина? — мой стажер с удивлением осматривал салон моей «Нивы».

— Машина моя личная, бензин тоже мой. «Дежурок» с самого утра уже нет, а когда они появятся, мы накопившиеся заявки будем до утра разгребать. Тебя, кстати, как зовут?

— Руслан, Руслан Конев.

— Меня Павлом зови, а то я не сразу понял, что ты ко мне обращаешься.

Мы обменялись рукопожатием, и я повернул ключ в замке зажигания.

Сообщения из больницы никаких неожиданностей не принесли, благо, что пришли из одного места — больницы скорой медицинской помощи номер два, расположенной за забором Осеннего колхозного рынка. Потерпевшие, грустно взирая на свет подбитыми, налившими синевой, глазами, скорбно шептали распухшими губами, что случившиеся с ними вчерашнее прискорбное событие произошло по их вине, является их личным делом и более органы внутренних дел по данному вопросу они просят не беспокоить, а то навязчивое внимание милиции мешает им быстро восстанавливать здоровье. Руслан, скрючившись на колченого табуретке своим мощным телом, старательно выводил под мою диктовку короткие тексты заявлений, неловко держа ручку толстыми пальцами. Дав бедолагам расписаться под коротким текстом заявления, мы, пожелав болящим здоровья и скорейшего выздоровления, покинули обветшалые больничные палаты.

— Ну что, поехали. Заявка как раз, по твоей специальности — по «безвестнице». — я пропустил летящую по «главной» дороге серую «зубилу» и вырулил с больничного дворика.

— Да мне бы эти «безвестницы»… уже жалею, что в розыск перевелся. — нервно дернулся Руслан, и полез за сигаретой.

— Извини брат, но в моей машине не курят. Если прижало, могу остановится, но курить только на улице. Ну что, останавливаемся?

— Нет, приедем, покурю. — Руслан сунул сине-белую пачку «Ту» обратно в карман.

— Чем тебе твоя линия не нравится? Зуев вообще на этом собаку съел, да и не все там так грустно.

— Я преступления хочу раскрывать, а не бомжей на стадии полураспада фотографировать и из морга не вылазить на свет Божий.

— Ну, это да, гнилые бомжи — это неприятно. Но, надо абстрагироваться, смотреть мимо. Привыкнешь.

— Не знаю. Мне кажется, что к этому привыкнуть невозможно.

— Привыкнешь. Давай, папку бери, мы приехали.

Многократно перекрашенную коричневой краской входную дверь в квартиру нам открыла заплаканная худенькая женщина без возраста.

— Добрый день, милицию вызывали? — я показал удостоверение и шагнув за порог.

— Проходите пожалуйста. — женщина отступила вглубь квартиры: — Не разувайтесь, полы все равно, грязные.

— Дочь не появлялась?

— Какой там. Как вчера, с утра, ушла из дома, так ни слуху, ни духу. — женщина отвернулась к окну.

— Раньше из дома не уходила?

— Нет не разу.

— Понятно. Паспорт пожалуйста ваш принесите и фотографию дочери.

История исчезновения блудной дочери была банальной и не вызывала пока особой тревоги.

Шестнадцатилетняя Яна воспитывалась мамой. Папа примерно через год после свадьбы начал пить, после чего, спустя десять лет уговоров и обещаний «завязать», глава семьи исчез, не давая о себе знать, и, уже несколько лет, мать воспитывает девочку одна. Так как особо ценной специальности мама Яны не имела, то она мыла полы, числясь на двух работах, особо много не зарабатывая и не уделяя дочери достаточного внимания. Последние полгода у Яны сорвало резьбу. Учеба резко упала, отношения с матерью ухудшились, и дочь, в своих спорах с мамой, стала называть родительницу жалкой неудачницей. Основные претензии дочери касались низкого уровня доходов. Вчера утром Яна ушла в школу, а в девять часов вечера, вернувшись с работы, мама обнаружила, что ребенок после шкоды не был дома. Около часу ночи мать поняла, что что-то случилось, побежала по окрестным дворам, а утром, в семь часов утра, позвонила в Дорожный отдел милиции.