Угонщик

Глава 17 Звонок на рассвете

Утро для меня началось очень рано и было оно недобрым. Когда в сером свете нарождающегося дня я нащупал курлыкающую трубку радиотелефона, часы показывали пять часов утра.

— Какого…

— Привет Паша, дежурный беспокоит — в трубке раздался усталый голос дежурного по РОВД: — У нас труп, начальство сказало тебя поднять.

— А я к трупам какое имею отношение?

— Убитый — таксист. Группа по тяжким вчера допоздна работала, только в двенадцать из РОВД ушли, Александр Александрович сказал тебя поднять. Тебе машину направить?

— Нет, Степаныч, спасибо, сам доеду. Адрес только подскажи, куда ехать?

— Улица Листопада, дом семь. — дежурный обрадовался, что не надо гнать за мной дежурку и быстро распрощался: — Только не задерживайся, ладно, Паша.

В руку мне ткнулся влажный нос Демона.

— Привет. — я на ходу почесал пса за ухом: — Сейчас кофе выпью и поедем. Поедешь со мной на работу? Поедешь? Вот какой молодец, хороший мальчик.

Из спальни вышла, пошатывающаяся как сомнамбула, Светлана и, не открывая глаз, неуверенной походкой пошла в сторону кухни.

— Эй, а ты куда собралась? — я поймал девушку за теплую со сна руку.

— Завтрак тебе готовить. — нечесаная головка ткнулась мне в плечо. Света, не открывая глаз, стала устраиваться на моей груди поудобнее.

— Иди спать. Время пять часов утра, какой завтрак? — я ткнулся губами в пахнущую чем-то приятным макушку и, легким шлепком по оттопыренной попке, направил спящую девицу обратно, в сторону кровати.

— Мне мама рассказывала, что если не будешь мужчину кормить завтраком, то его будет кормить кто-то другой. — Света задержалась на пороге спальни, ухватившись двумя руками за косяк двери.

— Мама твоя молодец, но в пять утра ты должна еще спать. Я сам себе что-нибудь найду. Сладких снов.

— Угу. Спасибо. — спящая голова изобразила энергичный кивок и девичье тело, обряженная во что-то, облегающее и очень короткое, окончательно скрылось в районе такой, манящей и зовущей вернуться, кровати.

Родители Светланы, обитающие в далеком Минусинске (или Междуреченске? Я все время забываю), баловали великовозрастное чадо всякими вкусняшками, передаваемыми многочисленными знакомыми, часто заезжающими по делам в Город. Вот и сегодня, я побаловал себя приличным молотым кофе из зеленой картонной пачки, первый сорт, ГОСТ, все дела. Не долго им осталось существовать, таким упаковкам. Которые любят люди, ценящие качество. Скоро все завалит непонятные субстанции под этикеткой «Кофе растворимый», «Три в одном», которое всегда вызывало у меня кислое послевкусие. Сцедив в чашку с кофе струйку кремового цвета сгущенки из сине-белой банки, изготовленное в Кемеровском поселку Тяжино, я подвинул к себе блюдце с хлебом — сыром. В тоже мгновение в руку мне ткнулась чья-то жалобная морда.

— Иди кашу есть. — я отпихнул попрошайку, но Демон был зачастую весьма настойчив. У меня появилась альтернатива — либо поделится, либо беспокойно пить кофе, все время ощущая на себе пристальный взгляд, сравнимый со всей скорбью еврейского народа.

— Хорошо, но только один кусочек, и ты идешь есть кашу — ломтик сыра мелькнул в воздухе, щелкнули крепкие зубы, и мохнатый вымогатель отправился к своей миске, где он принялся с удовольствием поглощать овсянку с кусочками мяса, в магазине появляющееся под наименованием «Обрезь говяжья».

Выпустив Демона побегать по кустикам на пять минут, я загрузился в «Ниву», завел мотор и включил радио.

«Центральным событием пленума ЦК Компартии России стало заявление первого секретаря Центрального Комитета товарища Полозкова с просьбой освободить его от обязанностей первого секретаря ЦК Компартии России и вывести из состава Политбюро в связи с переходом на другую работу. Пленум удовлетворил просьбу товарища Полозкова. На должность первого секретаря ЦК Компартии РСФСР избран Валентин Купцов, секретарь ЦК КПСС, передает агентство ТАСС», — бодро зачитал сообщение диктор радиостанции «Маяк»: — «Переходим к новостям сельского хозяйства».

Господи, кто эти люди? Наверняка они сейчас значимые и номенклатурные, с пайками, спецдачами и персональными «Чайками». А через несколько дней Ельцин влезет на танк в Москве и все эти Полозковы — Купцовы будут сброшены со своих шестков, а, чуть попозже, в результате, исключительно, демократических процедур и в рамках правового поля, лишаться того, что они сейчас имеют. А через пару-тройку лет их «Чайки» и спецдачи будут выглядеть смешно и убого. Новые демократичные хищники будут пожирать всенародное добро в несопоставимых масштабах, а все льготы советской номенклатуры, наличие которых не дает спать спокойно всему советскому народу, будут смешны и нелепы, по сравнению с благами, которыми будет пользоваться любой начальник среднего звена в Новой России. Ладно, пора ехать.

Я хлопнул ладонью по переднему сидению, и черная туша, одним прыжком, заняла свое законное место рядом со мной в салоне «Нивы». Вывернув со двора и проехав перекресток под мигающий «желтый» сигнал светофора, я проехал чуть — чуть и припарковал машину рядом с машиной дежурной части, из приоткрытой форточки которой доносился громкий храп водителя. Человека убили или выбросили из машины уже трупом всего в двухстах метрах от места моего временного жительства.

Тело мужчины средних лет и среднего телосложения лежало в позе эмбриона возле крыльца медицинского училища. Никто не накрывал тело, никто не обводил его контур на асфальте мелом. Юрист третьего класса Кожин Евгений Викторович, следователь Дорожной прокуратуры писал протокол осмотра, положив папку на теплый капот дежурного «УАЗика», на газоне, под окнами медучилища, эксперт-криминалист копался среди чахлых незабудок, собирая в целлофановый пакет найденные бычки.

— Здорово! — я пожал руку прокурорскому «следаку»: — От нас кто-нибудь был?

— Да, дежурный опер, молодой, я его не знаю. Пошел поквартирный обход делать.

— А ты, что, дежуришь?

— Ну да, два часа осталось. Не мог этот сука найти тело попозже. — со злобой, к неизвестному мне человеку, пробубнил Кожин.

— Тут к восьми часам студентки бы в училище пошли, кто-нибудь, все равно, к трупу бы полез, врачебный долг выполнять. Встречаются еще такие люди. Так что тебя все равно до девяти часов успели бы сюда отправить. Сам понимаешь — криминальный труп в центре города валятся без присмотра не должен. А так есть у тебя вариант к десяти утра освободиться, если отвлекаться не будешь. Кстати, а кто труп нашел?

— Да вон БОМЖ сидит.

— И что, он сам милицию вызвал?

— Ну, якобы он.

— Понятно, ладно, тоже пойду на обход.

БОМЖ на корточках сидел метрах в десяти от машины дежурной части и курил сигарету с золотистым фильтром, наверное, это был дружеский подгон от членов следственно-оперативной группы за правильную гражданскую позицию. Рядом стояли две старые матерчатые сумки со стеклотарой.

— Здорово, бродяга.

— Здорово, начальник, курить есть?

— Нет, сигарет нет.

Услышав, что курева в обмен на информацию не будет, БОМЖ, мужик без возраста, с пегой клочковатой бородой, в засаленной кепке, когда-то белого цвета с нашлепкой на лбу «Москва −80», демонстративно отвернулся.

— На тебе! — я протянул ему десятку.

— Это что, начальник?

— Ты слепой? Деньги, на развитие бизнеса.

— М-м-м… — видно, что король помоек в это время суток предпочел бы сигареты, но, поколебавшись, деньги он принял, потянувшись за купюрой темной, от загара и грязи, рукой.

— Что надо, начальник?

— Про труп рассказывай.

— Что рассказывать?

— Слушай, если я тебе деньги дал, то это означает только то, что мне тебя пнуть лень. Если ты сейчас не расскажешь, как ты оказался возле трупа, я, все-таки, совершу насилие над собой и преодолею свою природную лень…

— Да, понял я тебя начальник, что орать то сразу. — БОМЖ чуть отодвинулся от меня, опасливо косясь на мои ноги, обутые в тонкие китайские тапки, сделанных по подобию детских «чешек» — ну, не проснулся я до конца, надел очень неудобную обувь, а возвращаться и будить Свету не стал.

— Тебя как зовут, кстати?

— Толик я, Епишев.

— Год и место рождения. Ну и отчество, заодно.

— Епишев Анатолий Вячеславович, тысяча девятьсот пятьдесят шестой год, третье января, город Тула.

— Ну и как ты в четыре часа утра оказался в этом районе, Епишев? — я постарался разборчиво записать данные свидетеля.

— Так я это, валюту собирал. — БОМЖ ткнул пальцем в сумки со стеклотарой.

— В четыре утра, в темноте?

— Так эти помойки Колек Вшивый держит и его котла, меня сюда не пускают. Уже трижды с ними дрался, только их всегда трое-четверо. Я, значится, и начал в темноте по контейнерам лазить, пока Колек спит еще.

— Ну ладно, с этим мы разобрались, что ты Вшивого обносишь. Давай, рассказывай, как труп нашел.

— Да как нашел. Я же осторожно хожу. Вшивый и его пацаны конечно ушлепки, но пару раз меня чуть не отловили, поэтому я из-за угла вылезу, постою, послушаю, потом дальше иду. И вот я здесь стою, а, из-за угла, с улицы Переворота, такси заезжает, и здесь, в трех метрах от меня, останавливается. Ну я стою, смотрю из-за угла, как мышка. А оттуда парень, с заднего сидения вылезает и водительскую дверь открывает. Водителя за плечи выволакивает, садится на его место и уезжает. Вот и все.

— Так ты его видел?

— Кого?

— Парня, что на такси уехал?

БОМЖ отвернулся и замолчал. Но мне ответа и не требовалось.

— Ну и что дальше?

— А что дальше? Я в ментовку позвонил и стал вас ждать.

— И почему ты в ментовку позвонил, а не убежал?

— Мог бы — хрен бы я с вами связался. — БОМЖ от досады заскрипел зубами.

— Ну так ответь.

— Бабка меня спалила.

— Какая бабка?

— Вон ее окно. — Толик ткнул пальцем в одно из темных окон дома напротив: — Она целыми днями во дворе или у окна сидит, всех знает и все видит. Терентьевна зовут. Я, когда мужика обшарил, то уйти от греха хотел, а она мне из окошка говорит — Если ты, Пешка, говорит, ментов не вызовешь, то я тебя, говорит, ментам и сдам. И Вшивому расскажу, когда ты по помойкам лазишь, его бутылки тыришь.

— И что ты, убогий, бабки испугался?

— Ее попробуй не испугайся. Я ее в прошлом году послал по маме, так она участковому сдала мой балаган, что я в сарайках, на Социалистической, соорудил, и прикрыли мне килдымку мою. А там зимние вещи у меня хранились и вообще…мебель стояла.

— Понятно, что с Терентьевной лучше не связываться…

— А ты начальник не лыбся, оно, может быть, тебя еще коснется. Вот ты ее бабкой назвал, а она этого очень не любит.

— Ладно, я понял и забоялся. Ты у потерпевшего что нашел?

— У кого?

— У мертвяка что нашел?

— А, так у него уже карманы вывернуты были. Я только пропуск в таксопарк нашел в нагрудном кармане рубахи и все. И пропуск вон тому мужчине отдал — БОМЖ показал на сосредоточенного Кожина, лишь изредка поднимающего голову от протокола.

— Понял я тебя, спасибо за предоставленную информацию…

— Чего?

— Спасибо говорю. — я двинулся к Кожину.

— Слушай Женя, БОМЖа надо в спецприемник отправлять.

— Зачем?

— Он же видел убивца, в трех метрах от него стоял.

— Да? — следователь покосился на беспокойно вертящего головой товарища без места жительства: — А зачем? Я его здесь допрошу…

— Женя, а с чего ты решил, что он свои данные тебе назвал. Не факт, что у него паспорт есть, а если и есть… — я вернулся к важному свидетелю: — Анатолий, у тебя документы есть?

— Как же. У меня, начальник, с документами полный ажур. Сейчас, погоди. — БОМЖ достал из-за пазухи засаленную тряпицу, из тряпицы прозрачный пакет, из пакета истертый паспорт гражданина СССР: — Смотри, начальник, все чики-пуки.

Я уставился в на потертую фотографию на второй странице паспорта. Вроде бы похож, но…

— Так это же не ты на фото!

— Как не я! — БОМЖ с неожиданной прытью попытался выхватить из моей руки документ, но я умел отскочить, избежав переселения на меня всего его зоопарка.

— Сел на место, быстро! Демон, ко мне! Из открытого окна «Нивы» неловко выпала черная туша и доброжелательно помахивая хвостом побежала ко мне.

— Все, все! Начальник, убери собаку! — БОМЖ бухнулся на задницу и, закрыв голову руками, замер, став, как будто, раза в два меньше.

— Что, ранее судим?

— Да двести шестая и сто сорок четвертая…

— И где тебя на зоне собаки рвали?

— Я уже не помню. Начальник, Христом Богом прошу, убери собаку.

— Не бойся, он к тебе не подойдет, если ты дергаться не будешь. Чей паспорт?

— Кореша моего. Прошлой зимой в теплотрассе помер, стеклоочистителя перепил. Мне наследство завещал. Я его там прикопал, за могилкой ухаживаю.

— Понятно. — я вернулся к следователю: — Жень, его надо в спецприемник отправлять. Его там отмоют, постригут, вшей выведут, потом можно будет допросить и фоторобот составить. А паспорт, кстати не его, а память о почившем друге. Я даже не знаю, как его зовут по-настоящему.

— О как! — Женя отложил протокол и задумался: — Я тебе отдельное поручение даю — отвези свидетеля в РОВД и оформи его в спецприемник.

— Хрен вам во все лицо, товарищ следователь. Я этого типа на своей личной машине возить никуда не обязан. Давай лучше на дежурке его отправим, а я тебя, когда ты закончишь все, до РОВД на «Ниве» доброшу.

— Ладно, делай, мне на полчаса работы осталось, и кстати, скажи дежурному по рации, что труповозку надо сюда прислать, а то действительно, студентки пойдут, будет неудобно.

— Здорово, Пахом. — голос в спину застал меня в тот момент, когда я, доложив начальнику УРа о трупе таксиста, спускался в свой подвал перевести дух и выпить кофе: — Где твоя шавка?

Капитан милиции Князев Олег Николаевич, старший оперуполномоченный по раскрытию тяжких преступлений Дорожного РОВД мне никогда не нравился. Типом он был заносчивым и самодовольным, но руководство РОВД его ценило и позволяло определенные вольности. А с ростом уровня преступности по стране в целом и, в отдельно взятом районе Города, особенно умышленных убийств, эти ребята стали, в структуре УРа отдельным государством. Вот и теперь, парни, чтоб подчеркнуть свою непомерную крутость, получили на складах ХОЗУ УВД старые «Тетешники», и обзавелись, устрашающих размеров, охотничьими ножами, что носили в клепанных кожаных ножнах на попах.

— Говори, что хотел, Олежка, а то некогда мне с тобой тут стоять. Говорят, вы вчера хорошо побухали?

Князев на «Олежку» скривился, как будто съел крупный лимон без коньяка. Наверное, его больше устроило, чтобы я называл его Олегом Николаевичем, но формально я был тоже старшим опером и, хотя звездочек у меня было в два раза меньше, я был в своем праве.

— Что по убийству таксиста?

— Есть свидетель, БОМЖ, видел душегуба с трех метров, в темноте, но тем не менее. Оказалось, правда, что паспорт у БОМЖа на чужое имя, поэтому я его отправил в спецприемник.

— А, понял тебя. Ну ты в это дело не суйся, тут работа для спецов, тем более, что у нас информация по убийствам таксистов идет, поэтому занимайся своими малолетками, что ржавые «копейки» покататься берут. Давай, будь.

И вся кодла особо страшных оперов, в количестве трех рыл, гремя амуницией и усмехаясь над шуткой их шефа в мой адрес, двинулась в сторону их кабинета, что занимал отдельный закуток в конце коридора РОВД, отделенный дополнительной металлической дверью от прочих смертных.

— Так, это, Олежка, не получится так. — последнее слово я оставил за собой.

— Чего?

— Я говорю, не получится так. Мне Кожин отдельное поручение выдал, раз от вас никого на месте не было, а Александр Александрович его мне отписал. Так что, как выполню поручение прокуратуры, так и не буду в это дело лезть.

— Дай сюда! — Олег в оказался рядом со мной и требовательно тянул руку.

— Ты чего ручки тянешь? У меня его, во-первых, с собой нет, а во-вторых, делай как положено, у шефа на с меня на себя перепиши и забирай.

Старший опер по тяжким сплюнул на пол, совсем рядом от белых подошв моих черных китайских тапочек и, круто развернувшись, пошел по коридору.

— И в хате плевать нельзя, запомни вдруг пригодится. — я потопал в свой подвал не слушая гогот «тяжких», наверное, их шеф пытался остроумно шутить насчет меня и Демона.