Ужин в «У Фокси»

Глава 4

Люк

В лисьей форме я направляюсь к дому моего кузена Гэрри, расположенного у озера и окруженного лесом. Подозреваю, что все грязные делишки моих кузенов управляются отсюда. Меньше, чем в полумиле от дома до меня доносится запах, сильный и резкий. Коты-оборотни. Как минимум трое.

Моя семья никогда не связывалась с котами. Зачем им это сейчас? Но если коты — враги, то как смогли подобраться так близко без обнаружения? И почему мои кузены терпят кошачьи метки на своей территории?

Несмотря на тошнотворный запах, я опускаю морду и обнюхиваю землю, пытаясь хоть что-то понять. По мере моего продвижения в сторону дома, запах крепчает, и к нему примешиваются бензин, моторное масло и кожа, что говорит об их частой работе с машинами. Так они партнеры по преступному бизнесу?

Я заставляю себя следовать за запахом, чтобы узнать, что еще мне удастся выяснить. Сейчас я отчетливо распознаю запах пяти разных котов. Намечается что-то серьезное, и я должен узнать что.

Насторожившись, я приближаюсь к дому. Ломается ветка, я замираю и принюхиваюсь, пытаясь уловить хоть что-то, кроме кошачьей вони.

Кролик. Моя лисья сторона хочет пуститься в погоню за ним, но человек во мне знает, что нужно оставаться сосредоточенным.

Я продолжаю идти к дому, напрягаясь с каждым шагом все сильнее. Раздается щелчок, и свет заливает все пространство вокруг меня.

Раздается мужской крик:

— Не двигайся!

Я срываюсь с места и бегу. Он стреляет в меня, но промахивается. Я не сбавляю скорости. Не хочу дать ему шанс получше прицелиться.

Черт, как я не заметил систему безопасности? Обычно я не такой рассеянный.

Наконец, я убегаю на достаточное расстояние, и человек сдается и перестает преследовать меня. Я собираюсь узнать больше о местной кошачьей банде. Дома. В человеческой форме. После сытного обеда. Но сегодня никакой курицы. Перед тем как перекинуться, я собираюсь выследить того кролика.

***

— Люк? — зовет меня Бет, мой менеджер. Она настояла помочь мне с уборкой в ресторане, чтобы быстрее открыться.

— Что тебе нужно?

— Там пришла женщина, Натали. Я подумала, она клиент, но она сказала, что у нее сеть сообщение для тебя от милого маленького копа.

Я вскакиваю и, в спешке, почти врезаюсь в Бет. Она точно привлекла мое внимание.

— Вот таким ты мне нравишься, — ухмыляется она, — Знаешь, тебе следует взять у него номер, иначе я сама его возьму для тебя.

Я хмурюсь и прохожу мимо нее. Мне не нужны отношения с копом. Мне ни с кем не нужны отношения.

Я узнаю Натали. Она олень-оборотень, и, возможно, она как-то связана с парнем-криминалистом, который приходил сюда вчера вечером. Как его звали? Джек? Нет, Джейсон. Но они точно не пара, Натали обычно приходит в забегаловку вместе с Вулфом, копом, волком-оборотнем.

— Я Люк, — протягиваю ей руку, и она крепко пожимает ее, — Бет сказала, тебя прислал Сайлас.

Она кивает:

— Он хочет поговорить с тобой.

— Так он поэтому попросил тебя прийти?

— Он пришел бы сам, но его мучает такая головная боль, что он едва может дойти до двери, и ты не отвечаешь на его телефонные звонки.

Я достаю телефон из кармана и смотрю на экран.

— Он звонил на ресторанный телефон, — уточняет она, — У него нет твоего личного номера.

Оу, точно. И почему я веду себя как безмозглый мудак?

«Потому что ты хочешь этого парня и знаешь, что никогда его не получишь».

— Прошу прощения. Я забыл, как долго люди исцеляются. Мы не отвечаем на телефон, когда закрыты.

— Он не похож на нас. Он человек, и его легко травмировать.

Что-то мне подсказывает, что она говорит не только о физической боли. Она предупреждает меня.

— Если ему так плохо, то почему он на работе?

— Он на больничном. Это неофициальный визит, не имеющий никакого отношения к делу. Он вообще не должен с тобой говорить, но у него есть к тебе несколько вопросов. Личного характера.

Я смотрю на часы. Еще пара часов работы, после чего установка нового окна, и можно снова открывать ресторан.

— Насколько неотложны его личные вопросы?

— Он не помнит взрыва. Его воспоминание ограничены лишь тем, как он пришел допросить тебя и тем, как его усаживали в машину скорой помощи. А между ними пустота. Он очень обеспокоен этим. Дрю… Детектив Дэнверс передал ему слова очевидцев, но он хочет поговорить с тобой лично. Думаю, он хочет узнать, что произошло, с твоей точки зрения.

Мне следует держаться подальше. Я не подхожу Сайласу, и отношения с ним не приведут ни к чему хорошему. Лисы по своей природе являются одиночками, но я не могу выбросить его из головы. Половину из того времени, в которое я должен был работать, я потратил на мечты о делах, которыми я был бы не прочь заняться с ним.

— Где я могу с ним встретиться?

— Так ты поговоришь с ним?

Я киваю:

— Я расскажу ему обо всем, что он хотел бы узнать.

— Обо всем? — она одаривает меня скептическим взглядом.

— Порой даже лис может быть честным.

— Почему именно сейчас? — она прищуривается.

— Он мне нравится.

— Не сделай нему больно. Он хороший человек.

— А я нет?

Натали вздыхает:

— Все, что я знаю о тебе, родом из городских слухов. Возможно, я несправедлива по отношению к тебе, но даже не думай воспользоваться им.

Я злюсь. Из-за того, что я лис, люди ожидают от меня подлостей.

— Он уже большой мальчик, и сам может о себе позаботиться.

Она смотрит на меня, и я вижу силу в ее глазах. Будь она сейчас в своей оленьей форме, я бы уже был отправлен в нокаут путем попадания копытом по моему лицу.

— Сайлас пытается казаться сильным. Даже когда ранен и беззащитен, и я просто… Ай, забудь о том, что я говорила, — она разворачивается и собирается уйти.

— Подожди, — окликаю я ее. Я должен увидеть Сайласа. И я не могу позволить глупым обидам встать у меня на пути, — Я не сделаю ему больно. Обещаю. Возможно, меня и считают лжецом, но я сразу даю людям понять, чего я хочу. Если кто-то не согласен на секс без обязательств, я просто уйду. Мне нравится доставлять удовольствие, а не причинять боль. Этим я отличаюсь от своих братьев.

Она отводит взгляд:

— Я не должна этого делать.

— Чего? Поощрять меня встретиться с Сайласом?

Она кивает:

— Он является частью расследования. Ему следует допросить тебя официально.

— Я согласен сделать все, что ему потребуется, — намек произвольно проскальзывает в моих словах.

Она медленно качает головой:

— Ты ничего не можешь с собой поделать, не так ли?

— Да, но у тебя есть мое слово. Так где он живет?

Она несколько секунд изучает меня. Я терпеливо жду ее ответа, и, наконец, она диктует его адрес.

***

Через полчаса я стучу в его дверь:

— Сайлас! Это Люк.

Тишина.

Я стучу громче.

Опять никакой реакции.

Что если он потерял сознание? Упрямый придурок, он сейчас должен быть в больнице. Под наблюдением врачей. Я зову его еще несколько раз и барабаню по двери, слишком хлипкой, чтобы выдержать натиск оборотня. Это небезопасно для него. Я наседаю на дверь плечом, пока она не поддается и не открывается.

Он лежит на диване. Он шевелится, но не просыпается.

— Сайлас! Черт!— я достаю телефон, чтобы позвонить в 911, когда он открывает глаза.

Я опускаюсь на колени рядом с диваном:

— Ты как?

— Л-Люк?

— Да, это я.

— Я целовал тебя?

Я фыркаю:

— Что?

Он хмурится:

— Ничего. Сон. Это был просто сон.

Его взгляд опускается на мои губы. Я должен отойти, дать ему очнуться ото сна, но не могу.

Он снова смотрит мне в глаза. Его зрачки расширены.

— На самом деле, я не думаю, что сделать это прямо сейчас, хорошая идея, — произносит он.

«Проделать с ним сейчас все то, что роится в моей голове, тоже не очень хорошая идея».

Он обводит языком свои губы, от чего мой пульс ускоряется. Мне так хочется наклониться и попробовать их на вкус. Он бы не стал сопротивляться, но сейчас его разум затуманен принятыми лекарствами или болью, и я не могу этим воспользоваться. Я отодвигаюсь:

— Натали сказала, ты хотел поговорить со мной.

— Ага, — его голос хриплый из-за сна.

— Тебе принести воды?

Он кивает. Я приношу ему кружку, наполненную водой. Он выпивает почти все, но останавливается и хмурится.

— Что-то не так? — спрашиваю я.

— Я не помню, когда ел в последний раз.

Я киваю в сторону кухни:

— Там что-нибудь съедобное осталось?

— Сомневаюсь.

Я отодвигаю баночку с таблетками на дальний край прикроватного столика, чтобы он не мог до них дотянуться:

— Ты не должен принимать таблетки на голодный желудок, — говорю я строгим тоном. И когда меня стали волновать предписания в инструкциях?

— Может, из-за сотрясения я чувствую себя так плохо.

— Тебе плохо от всего вместе: и от голода, и от сотрясения, и от таблеток и так далее, — может, маленькому упрямому говнюку нужен кто-то, кто позаботится о нем. Полагаю, сейчас мне придется побыть этим Кем-то, мне, парню, практикующему встретились-и-разбежались отношения. Но с Сайласом, вопреки его размытым воспоминаниям, я даже не целовался. Так что со мной не так?

Я достаю телефон из кармана:

— Что тебе заказать?

Он закрывает глаза, и я уже было подумал, что он уснул, но он отвечает:

— Пад-Тай. Я знаю, довольно странный выбор, но это единственное, что пришло мне в голову. Здесь недалеко есть ресторанчик, где я часто его заказываю. (Прим. переводчика: Пад-Тай — блюдо тайской кухни, одно из самых распространенных «уличных» блюд. Это обжаренная лапша в соусе. «Классический» уличный Пад-Тай положено готовить с сушеными креветками и цветком банана, но в угоду новым веяниям в него вместо этого по выбору клиента часто кладут свежие креветки, курицу, свинину или тофу.)

Я улыбаюсь:

— «Тайский Дворец». Я знаю это место, — горячий парень с юга хочет тайской еды, пока болеет. Разве это не чертовски… Мило? Не думаю, что готов начать использовать это слово в своей речи. Потребность позаботиться о нем творит со мной нечто странное. Мне хочется, чтобы ему было комфортно. Я трясу головой. Должно быть, это из-за неудовлетворенных сексуальных потребностей.

Я звоню и заказываю доставку:

— Пока мы ждем еду, можешь ответить мне, о чем так срочно нам надо было поговорить? На вид ты при смерти.

Он хмурится:

— Я…

— Что?

— Я и правда так плохо выгляжу?

— Тебе больно и… черт, ты не выглядишь очень уж плохо, просто немного бледнее и потрепанее, чем обычно, — и это убивает меня, ведь я привык к его я-весь-такой-собранный-коп виду.

Он одаривает меня смущенной улыбкой, от которой количество эротических сцен в моей голове с его участием увеличивается втрое. Но несколькими секундами позже выражение его лица становится чертовски потерянным, и я мечтаю вернуть ту улыбку и его легкий румянец обратно.

— Я не могу ничего вспомнить о прошлом вечере. Стоит мне только попытаться пробудить воспоминания, голова начинает раскалываться. Я вошел в ресторан. Увидел тебя, и вот меня уже окружают парамедики. Остальное проявляется вспышками. Твой голос. И… Я действительно не целовал тебя?

О, как бы мне хотелось, чтобы это реально произошло. Стоит ли мне говорить, как близок был я в тот момент, чтобы поцеловать его?

— Нет, ты не целовал меня. Я держал твое лицо в руках, когда пытался снова привести тебя в сознание. Наверное, именно это ты вспомнил.

— Нет, я… Неважно, — его лицо заливается краской, и кожа перестает выглядеть мертвенно-бледной, — Расскажи мне все, пожалуйста. Мне плевать, что сказал доктор. Я не почувствую себя лучше, пока не узнаю.

Я рассказываю ему все, что могу вспомнить, кроме момента, когда я собирался поцеловать его, и сделал бы это, если бы Бет не прервала меня. Я слишком стесняюсь сказать ему, что готов был поцеловать его, пока он истекал кровью. И что еще хуже, я хочу поцеловать его сейчас, несмотря на то, что он находится под действием обезболивающего. Несмотря на сотрясение и размытую память. Я хочу притянуть его к себе и целовать до полусмерти. Хочу проникнуть языком в его рот, и это не единственное место, куда я не против проникнуть.

Трель дверного звонка прерывает мои мысли.

Сайлас говорит мне принести столовые приборы и салфетки, и мы едим сидя на диване. Мы не разговариваем. Я даже не догадывался, что так проголодался, пока не открыл желтую картонную коробочку с едой:

— Черт, это вкусно.

Сайлас улыбнулся:

— Да, так и есть. Я часто заказываю у них еду на вынос.

Я рад, что у Сайласа хороший аппетит. Он съедает бо́льшую часть своей порции лапши за пару минут. Он перестает есть, и я вижу, что он, ухмыляясь, смотрит на меня.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты не захочешь этого слышать…— он снова краснеет. Сейчас его взгляд стал более ясным, чем когда я разбудил его. Он сосредотачивает свое внимание на мне, отчего мой член начинает твердеть.

— Правда? — что я надеюсь от него услышать? «Давай переспим?». Думаю, что от этого ему будет намного больнее, чем от попыток что-либо вспомнить, вопреки запрету доктора.

— Моя мама часто читала мне в детстве басни Эзопа. Моя любимая была про Лису и Журавля. А сейчас я ужинаю с лисой.

Я улыбнулся:

— И наслаждаешься каждым кусочком. Поверь мне, я не собираюсь как-то обманывать тебя, чтобы съесть твою еду. Клянусь.

— Зачем он сделал это?

Неожиданная смена темы сбивает меня с толку:

— Мой дядя?

Он кивает и морщится:

— Постоянно забываю, что не стоит так делать.

Я ругаю себя за то, что разочарован тем, что он решил поговорить о деле, а не попытался снять сексуальное напряжение между нами.

— Мой дядя ненавидит меня, впрочем, ничего нового. И я действительно не знаю, почему он решил прийти за мной именно сейчас.

— Ты знал, что он жив?

— Догадывался, но у меня не было доказательств.

Я отвожу взгляд от коробки с лапшой и замечаю, что он пялится на меня. Он смущенно отворачивается и начинает теребить пальцами одеяло, которое лежит на его ногах:

— Расскажи мне, что ты знаешь о своих кузенах, — произносит он своим я-профессиональный-коп голосом. И почему это меня заводит?

«Потому что ты сразу представляешь, как нагибаешь его, стягиваешь с него полицейскую форму и «берешь закон в свои руки».

— Это для протокола? — от возбуждения мой голос звучит хрипло.

В течение нескольких секунд он изучает меня. Как коп, не как любовник.

— Я на больничном, так что забудь про протокол.

— Но ты намерен использовать то, что я расскажу, когда вернешься на работу.

— Ты хочешь, чтобы твоего дядю посадили?

— Да, конечно, но…

— Ты не доверяешь копам, — сейчас он гораздо более наблюдателен, чем перед тем, как поел. Возможно, он возвращается в норму.

— Копы — черт, да большинство людей — не доверяют лисам.

— А мы должны? — спрашивает он. Он смотрит на меня, и я знаю, он пытается прочитать меня, понять, что у меня на уме. Я поднимаю уже пустые коробки от лапши и ухожу на кухню, чтобы избежать его пристального взгляда.

— Дай мне день или два. Я соберу информацию для тебя, — Я что, действительно только что это сказал? Подписался на работу с копами?

«Ты просто хочешь справедливости. И да, к тому же, ты хочешь его».

— Только не делай глупостей, — говорит Сайлас.

Я поднимаю бровь:

— Сказал тот, кто сейчас должен находиться в больнице.

— Я… Я просто не люблю больницы, ясно?

— А кто любит?

— Полагаю, никто. Кроме того, у меня есть плохие воспоминания, связанные с больницей.

Я молчу, позволяя ему решить, рассказывать мне или нет.

Он ложится головой на подушки, лежащие на подлокотнике дивана. Я уже собирался спросить, в порядке ли он, и нужны ли ему еще обезболивающие, когда он заговорил:

— Когда мне было восемнадцать, меня избили несколько парней потому, что я гей. Я отбивался, как мог, но их было трое, и я попал в больницу. Как только меня приняли и определили в палату, моя медсестра сказала, что я сам виноват, что, если бы я был мужчиной, этого бы не произошло.

Волна гнева охватывает меня:

— Да как она посмела? А ты что ответил?

— Я не мог ответить, у меня была сломана челюсть.

— Это…— он был уязвим, и тот, кто должен был заботиться о нем, унижал его.

— Ужасно? Да.

— Если бы я знал, я бы…

— Что? Сам бы меня лечил?

— Я бы попытался. Или же поехал бы с тобой.

— Но ты едва знаешь меня.

Я хотел найти ту медсестру и парней, что избили Сайласа, и разорвать их в клочья:

— Никто не заслуживает такого обращения.

Он улыбается, и его лицо становится таким милым и юным:

— Спасибо.

Я борюсь с желанием обнять его. У меня раньше никогда не было таких порывов. Лисы не созданы для нежности. Но все, чего я хочу, заключить его в объятья и никогда не отпускать.

«Черт!». Еще не прошло двадцати четырех часов с тех пор, как он вошел в мой ресторан и случился взрыв. Произошедшее просто выбило меня из колеи. Обычно я сбегаю от парней, желающих начать со мной встречаться, так быстро, как могу. Но сейчас сбежать — последняя вещь, что я хотел бы сделать. Уверен, я вернусь в норму после того, как разберусь со своим дядей.

«Но ты захотел Сайласа задолго до появления дяди. Заткнись. В первый раз, когда ты увидел его…».

— Я рад, что ты не остался в больнице. Тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужна информация.

— Ты хочешь информации.

— Нет, я… Я хочу быть детективом, хочу доказать, что я полезен и могу помогать с раскрытием дел. Несправедливо. Чтобы тебя повысили до детектива, нужно отслужить в полиции, как минимум, два года, и я давно отслужил их. Но все еще остаюсь офицером.

Я внимательно его изучаю:

— Сколько тебе лет?

Он смотрит на меня:

— Мне двадцать пять.

Из-за своей внешности, он выглядит на девятнадцать. Удачливый придурок, не так ли?

— Так ты хочешь выяснить, что происходит, чтобы впечатлить Дэнверса.

— Я… да.

— Я разнюхивал рядом с домом моего старшего кузена.

— Ты имеешь в виду, буквально разнюхивал, да? Ну, как лис.

Я улыбаюсь:

— Да, именно так. И еще немного поохотился. Поймал кролика на обед. Это проще, чем готовить дома, но, я полагаю, ты не хочешь слышать об этом.

Он очень старается не казаться удивленным. Это забавно.

— Я выясню что-нибудь для тебя, — или умру, пытаясь. Пожалуйста, пусть лучше первое.

— Ты не должен рисковать собой ради меня. Я не это имел в виду, когда просил помочь.

Он стоит гораздо больше, чем кто-либо или что-либо, и я бы убил ради него:

— Я подвергаю себя опасности каждый день из-за образа жизни, который я выбрал, фактически, бросая вызов своей семье. И недавно ты убедился в этом.

— Твой дядя попытается снова, не так ли?

— Я бы ответил, если бы знал точно, чего он хочет — припугнуть меня или убить. Я думаю, что случай в ресторане был просто предупреждением. Ему что-то от меня нужно.

— И если ты не дашь ему то, чего он хочет…

— Тогда он, возможно, попытается меня убить. Начну беспокоиться тогда, когда это произойдет. Сейчас еще не время, — Сайлас хотел возразить, но я жестом прервал его, — Преступная деятельность моей семьи преследует меня всю мою жизнь. Я привык рисковать.

— Тебе нужен кто-то, кто сможет тебя защитить.

— И это человек будет тоже подвержен опасности. Я этого не хочу.

Сайлас хмурится:

— Черт, ненавижу быть бесполезным.

— Даже если бы у тебя было разрешение доктора, я бы никогда не позволил тебе противостоять моей семье ради меня, потому что: во-первых. Тебя итак чуть не убили. Во-вторых. Тебя бы могли выгнать с работы. В-третьих. Я работаю один.

— Ты кто, Бэтмен что ли?

Я фыркаю:

— Вряд ли. Разве что, какой-то умник решил назвать крыланов летучими лисами, хотя мы вообще никак не связаны.

Он засмеялся, но потом затих:

— Просто будь осторожен. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

У меня защемило в груди. Я хочу — нет, мне необходимо — поцеловать его.

— Я должен идти.

Сайлас резко садится, его лицо опять становится бледным:

— Черт, голова кружится. А я-то думал, мне стало лучше.

— Ты уверен, что справишься сам?

— Да, я… да.

— Я могу позвонить доктору или еще кому-нибудь, чтобы они приехали и присмотрели за тобой.

— Зачем? Никто не будет нянчиться с копом, нашедшим приключения на свою задницу.

— Моя подруга будет. Она оборотень, но…

— Я не имею ничего против оборотней. Джейсон, Вулф и Натали — лучшие люди, которых я когда-либо знал, да и ты, кажется, не так уж плох.

Его застенчивая улыбка творит нечто странное со мной. Я отвечаю ему лучшим лисьим оскалом, на который только способен:

— Не позволяй своему мнению обо мне измениться.

Он пытается встать. Я поддерживаю его под локоть, но он отталкивает мою руку.

— Мне нужно в туалет.

— Позволь мне хотя бы помочь тебе дойти до ванной.

— Ладно, — его голос дрожит, и я понимаю, что сделаю что угодно, чтобы защитить его. Меня не волнует, что он коп, или что его прислали допросить меня. И я не собираюсь разбираться со своей семьей законным путем. Хотя, я не считаю их своей семьей. Я создал свою собственную семью. Большинство из них работает в ресторане, еще несколько ребят ходили со мной на бизнес курсы, а теперь и Сайлас стал частью моей семьи.

Стоп. Какого черта я говорю? Отношения не могут завязаться так быстро, мы даже для дружбы мало знакомы. К тому же…

Сайлас дрожит, и я понимаю, что его кожа слишком холодная для человека. Я помогаю ему пересечь его маленькую квартиру:

— Давай я позвоню моей подруге Люси.

— Доктор-оборотень?

— Ага.

Мы доходим до ванной, и он отвечает:

— Ладно.

— Правда? — я ожидал, что он будет протестовать.

Он поворачивается и смотрит на меня, и мое сердце скачет, будто я подросток, охваченный первой влюбленностью.

— Я бы хотел, чтобы ты сделал это? — произносит он низким, с придыханием голосом.

— Сделал что?

— Поцеловал меня.

— Саааааайлас, — стону я.

— Прости, но…

— Я почти сделал это, — перебиваю я его. «Я об этом пожалею».

Он улыбается:

— Правда?

— Я бы хотел сказать, что остановил себя потому, что ты был ранен и находился в полубессознательном состоянии, но это не так. Бет, мой менеджер, вошла и застала нас.

Он прислоняется к дверному косяку, его губы приоткрываются, а глаза темнеют.

«Нет. Нет. НЕТ». Я не стану его целовать, пока он находится под воздействием сотрясения и обезболивающих. Или стану? О, черт.

Я касаюсь его губ своими. Едва ощутимый поцелуй.

Он ахает. С небольшим придыханием. Чертовски эротично. Мне нужно еще.

Он протягивает руку и зарывается пальцами в волосы у меня на затылке, притягивая меня к себе. Я не могу больше сдерживать себя.

И я целую его по-настоящему, пробуя его на вкус, вкушая его, скользя языком между его приоткрытых губ. Я обнимаю его за талию и прижимаю его крепче к себе, чтобы дать понять, как сильно я нуждаюсь в нем. Черт! Что я делаю? Он не мог самостоятельно встать пару минут назад. Я отрываюсь от него, и мы смотрим друг на друга, прерывисто дыша.

— Скажи, что это реально произошло.

— Это произошло, — мой член абсо-блять-лютно в этом уверен, — Это было глупо, но это произошло.

— Глупо? — он выглядит уязвленным.

— Черт, я не это имел в виду… Это было горячо. Господи, очень горячо, но ты болен и…

— Я понимал, что делаю.

— Ты даже не был уверен, что это правда произошло.

— Дело не в сотрясении. Просто, такие парни, как ты…

— Даже не думай говорить мне, что полагал, что я не обращу на тебя внимание. Ты хоть понимаешь, насколько ты привлекателен?

Он фыркает:

— Ты же это несерьезно.

— Я абсолютно серьезно. Твоя кожа. Твои волосы, — я протягиваю руку и зарываюсь пальцами в его густые светлые волосы. Они такие же мягкие, какими выглядят, — Ты чертовски великолепен.

Он облизывает губы. Я до сих пор ощущаю их вкус.

— Ты в порядке? Справишься сам? — я жестом указываю на дверь ванной.

— Оу… Да. Я в порядке. Но я хотел бы…— задумчивое выражение его лица вызывает у меня эмоции, которые не должно вызывать.

— Слушай, все, что между нами происходит — просто безумие, но я знаю, что мы когда-нибудь сорвемся, поэтому предупреждаю тебя, мы переспим только тогда, когда ты полностью восстановишься, — он резко вдыхает, а его глаза расширяются, — Давай. Делай свои дела. Потом я помогу тебе лечь на диване или на кровати, — я молюсь, чтобы он выбрал диван, потому что, если он выберет кровать, я не смогу обещать, что сдержу свои низменные инстинкты.