К звездам

— А почему Александр Васильевич ничего не ест?

— Так ведь пост, матушка. До первой звезды нельзя, — Суворов.

— Звезду Суворову Александру Васильевичу! — Екатерина II.

Реклама банка «Империал».

Per aspera ad astra — через тернии к звездам.

Латинская пословица.

Возвращение на Балтику получилось не столь триумфальным, как ожидал Петр. Не было того всеобщего ликования и энтузиазма, как в описаниях возвращения героев 1812 года в пушкинских «Повестях Белкина». Никто из дам не бросал чепчики в воздух и не кричал «ура». Впрочем, цветы и оркестры были, радостно встречающий героев войны народ тоже. И даже награды, пусть и не столь щедро, как ожидали многие, но появились на мундирах участников экспедиции. Петру досталась «аннушка», орден Св. Анны четвертой степени. За морской бой под Сасебо, где состоящие под его командой скорострелки Гочкиса повредили одну из атакующих миноносок, командир броненосца представил Анжу к Владимиру с мечами. Но, как говорили, большую часть наград отклонил лично генерал-адмирал великий князь Алексей. Так что получил Петр только «аннушку» на кортик.

А в целом, как понял Анжу, недавно закончившаяся война где-то далеко на задворках мира волновала жителей России куда меньше, чем недавно заключенный торговый договор с Германией или удачное выступление балерины Матильды Кшесинской в последней постановке «Лебединого озера». Еще охотнее, хотя и полушепотом, во избежание так сказать, обсуждались слухи о связи оной Матильды с великими князьями Сергеем Михайловичем и Владимиром Алекснадровичем. В объятиях которых она искала утешения после гибели великого князя Николая Александровича, который, как говорили, был ее первым и самым обожаемым любовником. И уже совсем шепотом шло обсуждение слухов об ухудшении состояния Его Императорского Величества и чахотке наследника-цесаревича Георгия.

Впрочем, у морских офицеров были и свои темы для разговоров. Говорили о путях развития флота, вспоминая о затонувшем в сентябре прошлого года совершенно устаревшем броненосце «Русалка». Обсуждали слухи о серьезной ссоре между генерал-адмиралом и цесаревичем по поводу флотских программ. Рассказывали, что посетив спущенный на воду новейший броненосец «Гангут», обычно деликатный цесаревич Георгий не сдержался. И высказал вслух все что он думает о корабле и тех, кто его заказал. Причем корабль цесаревич охарактеризовал так, что все морские остряки только завидовали умению его императорского высочества: «Одна пушка, одна мачта, одна труба — одно недоразумение!». В кают-компаниях разговоры неизменно сворачивали на этот случай. Каждый раз заканчиваясь спорами о том, кто же кого перетянет — генерал-адмирал цесаревича или цесаревич генерал-адмирала. Причем большинство было на стороне цесаревича Георгия, который не смог стать моряком только из-за болезни. Но все равно, человек-то свой — флотский. Конечно, великий князь Алексей тоже моряк, но он уже подпортил свою репутацию в кают-компаниях. Во-первых, уменьшил количество награжденных за войну с Японией, доказывая, что борьба против азиатских варваров не заслуживает столько поощрений. Ну, а во-вторых, просочились сведения о том, какие суммы генерал-адмирал и его окружение потратили на «представительство», пребывая в Париже во время всей военной кампании. Это при том, что ведущим боевые действия силам флота приходилось экономить на всем, даже на боевом угле. Надо признать, Анжу в такие разговоры старался не встревать, переводя все в шутку. Потому что считал, как и большинство населения, что «плетью обуха не перешибешь». Впрочем, одно bon mot[40], которое быстро вошло в обиход, он все же выдал: — «Что вы хотите, много мяса надо, чтобы с такой фигурой не похудеть». Шутку оценили и капитан первого ранга, директор Балтийского завода Кази в ответ наградил известное всем лицо кличкой «Семь пудов августейшего мяса». Дошли ли эти шутки до самого генерал-адмирала, или нет, никто, естественно не знал, но и без того ситуация складывалась для мичмана не самым лучшим образом. Броненосец после всех военных и морских приключений уходил на ремонт. А команда на это время переходила в береговые экипажи. Так что о том, чтобы «выплавать» полный «морской ценз»[41] на чин лейтенанта можно было забыть надолго. Желающих побывать в море для получения очередного чина всегда было больше, чем кораблей. А сейчас конкуренция еще больше усилилась, учитывая, что возвратившимся с войны «выплавать ценз» можно было быстрее. Что, естественно, вызывало зависть у не имеющих такие возможности соратников и самые разнообразные интриги. В которых Анжу, надо честно признать, был не силен. А пользоваться протекцией не хотел, даже не смотря на деда адмирала. Так что ничего хорошего в ближайшем будущем Петр не ждал…

На бал в Дворянское собрание столицы Анжу попал совершенно случайно. Дежурил в казармах экипажа, когда прибыл посыльный с приглашениями. Одно из которых и досталось Петру. Так что теперь он стоял в Зеркальном зале собрания и с удовольствием смотрел на вальсирующие пары. Успехом у местных дам и девушек пользовались в основном гвардейские офицеры, но и молодой моряк без внимания не остался. Пришлось даже спрятаться за колонной, чтобы слегка передохнуть от назойливого женского внимания. Но, как выяснилось, укрытие оказалось не слишком надежным. Внезапно две пахнущие духами руки с силой ухватили мичмана за плечо. Держась за Петра, как за точку опоры, женщина издала не очень приятный звук и тут же произнесла:

— Извините меня, мон шер, — голос звучал мелодично и нежно, хотя несколько хрипловато. Кроме того, Анжу уловил доносящийся из-за плеча запах. Отчего стало ясно, что его собеседница успела немного выпить. Или, что вероятнее — очень много. — Как мне плохо… Уведите меня отсюда, мон амираль, я вас очень прошу…

— К-куда? — удивился Петр.

— Куда-нибудь на улицу, мне срочно нужно на свежий воздух, — попросила незнакомка. — Мне… нехорошо… Я сегодня напилась, как сапожник, в зюзю, нах… Прошу меня простить за мой иностранный… Пойдемте же отсюда…

Петр аккуратно развернулся. Одновременно перехватив соскочившие с плеча руки и готовясь к тому, что собеседница не удержится на ногах. Однако барышня устояла, еще раз удивив мичмана. Потому что перед ним стояла невысокая, ладно сложенная девушка, совсем еще ребенок на вид. Вот только выглядывающие из лифа высокая грудь и нездорово покрасневшие щеки и кончик носа, да отдающее перегаром дыхание, доказывали, что она старше и эмансипированней, чем выглядит на первый взгляд.

— Извините, мадмуазель, не имею чести быть вам представленным… — попытался внести ясность Анжу.

— Фи! Между прочим, мадам, — обиженно нахмурила брови женщина. — Какой вы скучный! Наверное, вы недавно вернулись в Петербург и редко бываете в свете?

— Прошу меня простить, мадам, — только и смог ответить Анжу, неожиданно обнаруживший, что они уже покинули зал и идут каким-то неизвестным ему коридором. — Азия-с. Только недавно по морю ходил, от береговых нравов отвык-с.

— Оно и видно, — пьяно усмехнулась прелестница. — Но пойдемте же скорее, мне действительно нехорошо. Сейчас я немного похвастаюсь съеденным, и мы поедем, мон амираль.

— Куда? — снова удивился Анжу.

— Фи! И еще раз фи! Неужели вы столь недогадливы? — деланно удивилась незнакомка. — А говорят, моряки никогда не теряются и весьма умны. Ко мне, разумеется… Я вам покажу свой будуар. Ручаюсь, такого вы еще не видели, мон амираль.

— Польщен вашим предложением, сударыня… но, быть может, ваше желание уехать со мной обманчиво?

Незнакомка усмехнулась, совершенно неожиданно для Петра, язвительно, тонко и в тоже время умно…

— Вы не поверите, мон амираль, но я после Института перевидала столько разных мужских причиндалов, сколько вы морских волн не видели! И уж как-нибудь в них, могу вас уверить, я разбираюсь… Скажу вам прямо. Вы не похожи на обычного столичного хлыща… Вы настоящий мужчина, воин, офицер и моряк. Карета за углом, так что едем скорее… Я уже вас хочу…

Сопротивляться столь откровенному предложению Петр оказался не в силах. Тем более, что они уже вышли через неизвестную ему боковую дверцу в переулок.

А потом была карета, незнакомый дом, недлинный коридор…

Через пару часов Петр лежал на спине и бездумно смотрел на высокий расписной потолок. Ни на что другое сил уже не было, даже дышать было тяжело. Ныл натруженный «рабочий инструмент» и побаливала покрытая засосами грудь. Но, как ему показалось, реноме настоящего морского волка Анжу не уронил. Поскольку незнакомка, явно удовлетворенная и утомленная не меньше мичмана, спала с улыбкой ангела на лице.

Внезапно в дверь спальни негромко постучали.

— Жорж, вы? — сонным голосом задала вопрос незнакомка. — Вы же знаете, что вам всегда ко мне можно. Входите же…

— Кто? — только и успел задать вопрос Петр. И даже получил на него парадоксальный ответ.

— Муж…

— Кх-х-то? — только и успел прохрипеть Анжу, когда в спальню, не чинясь, вошел пожилой представительный мужчина в домашнем халате, напоминающий своим видом о царствовании незабвенного Александра II Освободителя.

— Лежите, лежите… Прошу меня извинить, что я вот так по-домашнему, — вежливо склонив голову, поприветствовал он лежащих в постели любовников. — Еще раз примите мои извинения, ежели я вас фраппировал своим поведением, — обратился он к недоумевающему Анжу. — Мы же даже не представлены… Дубровский, Гавриил Иудович, полковник по Адмиралтейству. Честь имею.

— Анжу Петр… Иванович, мичман, — выдавил ответ Петр.

— Мой муж, — притворно потупив глазки, добавила раскрасневшаяся незнакомка, которую все происходящее явно веселило. И только Петр никак не мог понять свою роль в этой комедии дель арте[42].

— Очень приятно-с, — еще раз кивнул Петру Гавриил Иудович. — Знаком-с, знаком в вашим дедом, Петром Федоровичем[43]. Но что это я… совсем заболтался. Как ты себя чувствуешь, Мари? Тебе хорошо?

— О, да, мне очень хорошо, у меня все прошло. И голова не болит, но кое-что другое побаливает… гхм-гхм… — прелестница притворно закашляла, одновременно стреляя глазками в лежащего в позе смирно Анжу.

— Тогда я удаляюсь. А вас, Петр Иванович, приглашаю на утренний чай, — еще раз куртуазно поклонившись, полковник вышел из спальни.

Через полчаса умытый, освеженный и слегка опомнившийся Петр сидел столовой и поглощал великолепные пирожки с не менее отлично заваренным чаем.

— Так уж мы привыкли, Петр Иванович, — очередной раз оправдывался Дубровский за свой, скудный, по его мнению, стол.

Они уже успели обсудить сложившуюся комическую ситуацию. Анжу узнал, что Мария Андреевна вышла замуж за пожилого полковника сразу по окончании Смольного института благородных девиц. А поскольку, как выразился полковник, «старый конь глубоко не вспашет», то мудрые супруги дали друг другу вольную. Которой, как можно было понять, пользовалась прежде всего Мари. Ибо полковнику, столоначальнику в одном из департаментов Морского Министерства, препятствовали как возраст, так и служебные обязанности.

— Но вы бы знали, как трудно найти подходящего мужчинку. Одни грубияны, болтуны и бугры[44]! — возмущалась Мари. — А вы… такой нежный, такой… надежный…

В общем, ситуация для Петра не только прояснилась окончательно, но и оказалась весьма выгодной. Ибо заиметь знакомство в морском ведомстве даже потомку адмирала было не слишком просто…

Поговорив о низменной стороне бытия в виде необходимости для молодой жены иметь постоянные и желательно необременительные любовные отношения и подкрепившись, полковник пригласил мичмана в кабинет. Мари же, извинившись, отправилась «по своим женским делам» на Моховую. Где, как невольно узнал Анжу, располагалось модное ателье Анны Гиндус, у которой «одеваются все, кто ценит в нарядах утонченность, шарм и легкую смелость».

Оставшись тет-а-тет, Гавриил Иудович предложил Петру не стесняться, угостив ароматной кубинской сигарой и не менее ароматным французским коньяком «Курвуазье». И предложил общаться по-простому, без чинов.

— … Я, конечно не адмирал Чихачев и даже близко к нему не вхож, — задумчиво заметил Дубровский, — но некоторый вес в ведомстве имею. А вам, Петр, надо до следующего чина еще почти год выплавать. При этом, учитывая, как вы сошлись с Мари, мне бы очень хотелось, чтобы вы служили где-нибудь неподалеку и могли с ней… встречаться, хотя бы время от времени. Иначе у нее болит голова. А что такое мигрень у недовольной женщины, вы, по молодости и холостяцкому образу жизни и представить себе не можете… служба страдает, не говоря уже о личном моем здоровье. Знаете что… на миноносцы пойдете? С посещением Минных курсов?

— Конечно, Гавриил Иудович, с превеликим удовольствием, — невольно согласился Петр. Подумав про себя: «А старичок-то не промах… впрочем, какой еще, черт побери, старичок? Опытный канцелярский боец… Внимательный, осторожный, очень и очень себе на уме… такой при необходимости и человека самолично завалит. А уж карьеру сломает запросто и без моральных мук…»

— Вот и отлично, — обрадовался Дубровский, разливая собственноручно еще по одной порции коньяка. — Служить будете неподалеку и сможете с Мари встречаться при сходе на берег… Не возражаете?

Петру в альфонсы не слишком-то и хотелось. Но возможность плавать, да еще на миноносце, плюс заветные лейтенантские погоны… К тому же Мари была женщиной раскованной и приятной в любви, что избавляло от необходимости искать утешения в домах терпимости. И эти соображения не могли не перевесить.

— Значит, жить будете в Гельсингфорсе, с командировками в Петербург, — констатировал Дубровский. Они еще немного побеседовали на разные темы. Между прочим, Дубровский рассказал, что прототип пушкинского Дубровского — его дальний родственник, владевший в восемнадцатом веке селом неподалеку от имения Пушкиных. Вспомнили и деда Анжу, с которым, как оказалось, тогда еще прапорщик по адмиралтейству Дубровский встречался в Кронштадте.

Раскатались они совершенными друзьями.

А через неделю в экипаж пришел неожиданный приказ о назначении мичмана Анжу на миноносец «Луга». Миноносец находился в Петербурге, поэтому Анжу, срочно собравшись уже через пару часов оказался на борту корабля. Точнее — кораблика, водоизмещением всего в семьдесят пять тонн.

Как только Петр представился командиру, капитану второго ранга Александровскому, он сразу заявил, что назначает Анжу штурманским офицером. И приказал Анжу немедленно принять штурманскую часть от старшего штурмана, который оставался в Петербурге. На заявление, что Анжу никогда до того времени нигде штурманских обязанностей не нес, командир ответил: «Ничего, как-нибудь справитесь». Предшественником Анжу на этом посту оказался лейтенант Курочкин, уже штатный штурман со значком. Принимая от него штурманскую часть, Петр уточнил, когда определялась девиация компаса. На что получил ответ, только что перед прибытием в столицу, они определили девиацию в Кронштадте после стоянки миноносца в доке.

В ту же ночь миноносец снялся с якоря и вышел в море, направляясь в Гельсингфорс на соединение с дивизионом и всем минным отрядом. Расстояние было невелико, курс хорошо известен. Поэтому компасом пользовались очень мало и Петр не заметил ничего ненормального в его показаниях. Контролируемый командиром, он благополучно довел миноносец до Гельсингфорса.

По прибытии на место Анжу, закономерно вновь получивший прозвище герцог Анжуйский, прошел посвящение в миноносники и с гордостью надел на руку золотой браслет с надписью: «Минный отряд. Погибаю, но не сдаюсь».

Миноносец часто использовался для посыльной службы, гоняя на всех парах из Гельсингфорса в Петербург и обратно, так что Петр даже не успевал соскучиться по будуару мадам Мари и беседам с ее пожилым, но весьма опытным в служебных делах мужем. Жизнь казалось, окончательно наладилась и не обещала никаких сюрпризов. Единственное, чего стало не хватать Анжу — это времени. Приходилось нести службу, отстаивая вахты, учить разнообразные штурманские премудрости, а в столице буквально разрываться между Минными классами и очень гостеприимным домом Дубровских…

Загрузка...