Удар катаны

Испанское comienzo[53]

За три года пребывания в статусе императорской резиденции Ялта сильно разрослась. Не помогали даже всевозможные ограничения, установленные Дворцовым Управлением и жандармерией для желающих поселиться в городе и окрестностях. Все же Крым не настолько близок к столице, как Гатчина или Царское село, поэтому все министерства завели здесь свои представительства. К ним добавились придворные, желающие оказаться поближе к персоне государя. Поэтому теперь город больше походил на Санкт-Петербург, чем на старую провинциально-курортную Ялту. Причем охрану города с моря тоже усилили. Обычно в гавани стояла у причала вооруженная царская яхта «Алмаз». В море, в виду от берегов, обязательно дежурил один из минных крейсеров — «Гридень» или «Казарский». А на рейде, в получасовой готовности, стоял броненосец, а иногда и два. Кроме того, в окрестностях города поставили две береговые батареи нового типа. Так как времени на сооружение полноценной береговой обороны, с крепостными укреплениями, было мало. К тому же необходимости расходовать деньги и ресурсы на долговременные укрепления для защиты временной, по сути, резиденции, никто, включая самого царя, не хотел. Поэтому ограничились сооружением подъездных путей, по которым могли двигаться транспортеры с восьмидюймовыми орудиями, снятыми с кораблей в связи с переходом на флоте на девятидюймовый стандартный калибр.

Но при всех изменениях, Ялта все равно оставалась провинцией. Милой, обжитой, но несколько скучной и серой провинцией. Причем в городе даже и пойти-то вечером развлечься оказалось особо некуда, всего два ресторана и один театр. Так что жизнь у Петра получалась скучноватая, отчего он даже начал усиленно изучать испанский язык. Когда же об этом узнал государь, то посмеялся и потом похвалил. Потому что из сообщений военных агентов (атташе) из САСШ, Испании и Британии, а также по статьям в газетах складывалось впечатление, что рано или поздно САСШ и Испания будут воевать между собой. Причем основные сражения войны обязательно должны были развернуться на море. Отчего и Анжу и Георгий следили за происходящими событиями очень внимательно. Потому что опыт русско-японской войны, против азиатского противника¸ многие адмиралы считали недостаточным для каких-либо выводов о характере современной войны на море. А созданные на его основе проекты кораблей — как минимум спорными. Теперь же должны были встретиться в боях флоты двух несомненно цивилизованных противников. Имелись, конечно, и скептики, особенно из числа сотрудников министра иностранных дел Муравьева, считавшие, что войны не будет. Поскольку у Испании, с трудом удерживающей свои последние колониальные владения, сил для войны нет, а американцы предпочтут не воевать, а торговаться. И рано или поздно уговорят испанцев продать им Кубу. Они уже пытались ее купить, по некоторым сведениям, за пятьдесят миллионов долларов. Рано или поздно, но испанцы, разоренные борьбой с инсургентами на Кубе и Филиппинах, согласятся на продажу острова, уверяли «скептики»…

В начале августа Георгий с небольшой свитой побывал в Санкт-Петербурге, на церемонии спуска на воду броненосца «Сисой Великий». В поезде он вызвал к себе Анжу и они поговорили о том, что Петру скоро необходимо будет покинуть свиту его величества для того, чтобы выплавать морской ценз. Вспомнили и испанский язык, который продолжал изучать Петр, и возможную войну…

Спуск прошел торжественно, особенно если учесть прибытие царя и некоторых высокопоставленных особ. Ничем не примечательное мероприятие кроме русского императора, неожиданно для многих наблюдателей, посетил и германский кайзер.

Вильгельм II был, как всегда, громогласен и многоречив. Вспоминал «славный поход против узкоглазых островитян», хохотал над своими, довольно топорно сколоченными шутками и просто умирал от смеха от тонких шуток Георгия. Оставшись же тет-а-тет с царем, немецкий император сразу стал серьезным и заговорил о дележе наследства «старой и больной испанской империи».

— Джорджи, я пытался выкупить у них хотя бы Манилу вместе с островом. Не хотят, гордо заявляют, что никому не отдадут доставшееся от предков достояние. А у самих инсургенты почти у стен этой самой Манилы спокойно свою власть устанавливают. А на Кубе вообще бардак, как мне пишут, испанская власть осталась только в городах. Денег у них ни на что не хватает, даже ремонт своего единственного боеспособного броненосца не могут сейчас оплатить. А гордости… — кайзер внезапно остановился и развернулся всем телом к стоящему спокойно Георгию. — Слушай, Джорджи, ты же с регентшей в неплохих отношениях. Переписываешься, говорят. Посоветуйся с ней? Может быть, хотя бы тебе удастся ее уговорить. Заодно и себе что-нибудь прикупишь из островов. База у твоего флота дополнительная будет. Сам посуди — если не американцы, то англичане эти острова захватят, как только война начнется. Захватят, захватят, — увидев скептическое выражение лица Георгия начал заводиться Вильгельм.

— Подожди, дядя. Мне кажется, нам и так удалось обеспечить себе самые возможно более сильные позиции. У тебя уже есть целых две базы, в Сасебо и Циндао, которые твои поданные до сих пор осваивают.

Возражения царя сбили настрой Вильгельма, собиравшегося привычно разразиться небольшой, минут на тридцать речью о коварстве англичан и неблагодарности американцев. Поэтому он ответил кратко, почти как легендарный спартанец Леонид.

— Только плыть к ним приходится мимо чужих берегов. Ты же у японцев эти, как их, Крилские острова забрал, чтобы свободный выход в океан иметь.

— В этом я тебя понимаю, дядя, — согласился Георгий. — Попробую помочь. Но не уверен, что получится.

Разговор перешел в деловое русло. Два императора обсуждали, что и как можно предпринять, чтобы укротить рвущихся в великие державы заморских торгашей. При этом старательно обходя вопросыо своих собственных торговцах и промышленниках, которые как раз в это время спорили по поводу тарифов.

Однако пребывание в сыром воздухе столицы не прошло даром. Георгию стало плохо. Обострение болезни застало императора поезде. Поездку решили не прерывать, стремясь быстрее доставить царя в Ялту. Врачи делали все возможное, чтобы купировать приступ. Применяли самые новейшие лекарства, включая новомодную смесь от кашля с героином. Лечение помогло, но когда вызванный к императору Петр зашел в кабинет его величества, то был очень потрясен болезненным видом государя.

— Что, Дюк, неважно выгляжу? Почти как упырь из народных сказаний, — нашел в себе силы пошутить Георгий. «Дюком», то есть герцогом «на французский и английский манер», он называл Анжу, только когда шутил, обычно наедине.

— Государь…

— Молчи, молчи. Не стоит льстить, все равно не умеешь, — опять пошутил Георгий. — И вообще. Navigare necesse est, vivere non necesse[54], — напомнил он старую морскую поговорку. — Вот ответ на твой рапОрт о необходимости выплавать морской ценз, — царь передал удивленному Анжу бумагу. — Поедешь во Францию, в Тулон, на строящийся там «Пересвет». Старшим артиллерийским офицером. Старшим офицером корабля назначен великий князь Александр Михайлович. Понимаешь, зачем? — пытливо посмотрел он на Анжу.

— Так точно, государь. Вспоминая наш разговор перед вашей встречей с германским императором… Вы считаете, что война будет. И мы с его высочеством сможем на ней оказаться. В качестве наблюдателей.

— Молодец, Петр, все правильно понял. Да, несмотря на заверения Муравьева[55], полагающего, что американцы воевать не будут, — Георгий усмехнулся, что на его изможденном лице смотрел дико, — я считаю, что война будет. После аннексии Сандвичевых[56] островов жители САСШ почувствовали вкус к экспансии. Испания же просто напрашивается на то, чтобы ей дали взбучку. Поэтому… — царь закашлялся и некоторое время сидел, приходя в себя, — как только начнется война — уходите в отпуск вместе с великим князем и отправляетесь в Испанию. Желательно попасть на корабли… Впрочем, инструкции у тебя будут, почитаешь потом. А сейчас — иди. Позови дежурного и свободен…

Вот так и получилось, что Петр сошел с царского поезда в Киеве, а через пару месяцев уже разгуливал по улицам Тулона. Сообщения об очередном обострении испано-американских отношений, вызванных нотой правительства нового президента Мак-Кинли к испанскому правительству, настигли его в дороге. Петр даже решил, что на войну уже не успеет. Но кризис как-то сам собой рассосался. А перед католическим Рождеством в газетах появилось неожиданное сообщение о предоставлении Кубе самоуправления. Среди непосвященных в истинные причины появления в Тулоне столь многочисленной колонии русских офицеров, это известие не произвело особого впечатления. А вот Анжу и Александру Михайлович она добавила немало интересных размышлений о том, когда и каким образом американцы создадут предлог для войны.

— Я очень уважаю североамериканцев. Как вы знаете, Петр, даже посетил Северо-Американские Соединенные Штаты и посмотрел на них вблизи, — сказал, прогуливаясь по набережной Александр Михайлович. — Они очень упорны и, я бы даже сказал, упрямы. Поставив цель, будут стремиться ее достичь любыми путями.

— Полагаете, ваше императорское высочество, они что-нибудь придумают? — уточнил Анжу.

— Обязательно. Или испанские войска показательно уничтожат какое-нибудь поместье, принадлежащее американцам. Или устроят в порту массовую драку между испанскими и американскими моряками… например, с пришедшего в Гавану с визитом корабля, — пошутил великий князь. — Знаю, господин лейтенант, — прервал он взмахом руки пытавшегося возразить Анжу, — что на полноценный casus belli[57] ни одно из этих происшествий не подходит. Но при желании можно и из такой мухи сделать полноценного слона.

— Полагаю, ваше императорское высочество, что слон будет настолько надутым, что американцам не поверит никто, — ответил шуткой на шутку Анжу.

— Посмотрим, Петр Иванович, посмотрим, — не согласился с ним великий князь. — Но в любом случае, сейчас никто войну развязывать не будет. Вот весной…

Действительно, как и предсказывал Александр Михайлович, до февраля никаких неожиданных событий не произошло. Назначенный в октябре главнокомандующим испанскими войсками на Кубе маршал Бланко понемногу в меру своих возможностей пытался давить местных повстанцев. Газеты САСШ со смаком описывали злодеяния испанских карателей. «Кровь на дорогах, кровь на полях, кровь у дверей домов, кровь, кровь, кровь. Старые. Молодые, слабые и калеки — всех убивали без жалости… Разве не найдется ни одной нации, — писал корреспондент газеты „Нью-Йорк Сан“, которую Анжу купил в Париже, — достаточно мудрой, достаточно храброй и достаточно сильной для того, чтобы восстановить мир на этой залитой кровью земле». Исходя из тона статьи, становилось ясно, что война неизбежна.

Командующий Практической эскадрой испанского флота контр-адмирал Паскуаль Сервера-и-Топете уже второй год пребывал отнюдь не в лучшем настроении. Несмотря на недвусмысленно недружелюбную политику Соединенных Штатов, на откровенно агрессивный характер дипломатических нот и президентского послания, многие испанские политики и дипломаты все еще не верили в то, что США в спешном порядке готовятся к войне с Испанией. В число таких «оптимистов» входил и его непосредственный начальник, министр военно-морского флота Сегисмундо Бармехо. В результате все подаваемые им записки и рапорта о недостатках боевой подготовки и кораблей флота, и необходимых мерах по их устранению исчезали в недрах министерства бесследно и безответно. А недостатков накопилось столько, что для их исправления потребовалось бы несколько сотен миллионов песет и несколько лет времени. Но никого, кроме Серверы, это не волновало. Адмирал прошелся по каюте и снова взял в руки полученную недавно английскую «Таймс». Отыскал среди прочих заметок небольшое сообщение о том, что 24 января в Гавану прибыл броненосец второго класс «Мэн» с целью «защиты американских граждан во время гражданских беспорядков». «Черт побери, это же откровенная пощечина нашей стране. Неужели и теперь мы оставим эту выходку североамериканцев безнаказанной! — швырнув газету на стол, подумал Паскуале. — Даже мадридские газеты пишут о стремлении США низвести Испанию на уровень вассального государства, которому свысока делается внушение как можно скорее покончить с восстанием под угрозой военного вмешательства США…»

— Разрешите? — постучав, в каюту заглянул дежурный офицер. — Ваше превосходительство, к вам курьер из морского министерства! — доложил он.

— Проси, — хмуро бросил Сервера.

Курьер привез послание от министра. Барьехо предупреждал о возможной войне с Соединенными Штатами и о том, что Испания готовится закупить все корабли и вооружение, которые сможет получить, чтобы к апрелю быть готовой к ведению военных действий. Кроме того, в послании сообщалось, что «Мэн» действительно прибыл в Гавану без согласия испанского правительства. В результате, чтобы избежать позора, генерал-губернатору Кубы пришлось направить в Нью-Йорк крейсер «Бискайя» с «ответным дружеским визитом».

Прочитав письмо, Сервера прошелся по каюте и изобретательно выругался. Он очень хорошо представлял, что и где могут закупить эти казнокрады из министерства. И кого назначат воевать на том, что эти кабинетные флотоводцы закупят. Подумав, он решился на самый храбрый поступок в своей жизни и сел писать доклад об истинном положении дел на флоте. Еще через сутки, размноженный в четырех экземплярах доклад отправился в канцелярию королевы-регента, премьер-министру, в морское министерство и в Морской штаб. Неожиданно для него самого, вызов в Мадрид прибыл на эскадру уже через несколько дней. Причем вызывали адмирала не в морское министерство, а на прием к королеве.

В тот же день, когда адмирал Сервера получил аудиенцию у королевы, из Гаваны пришла ошеломляющая новость. В порту Гаваны взорвался и затонул броненосец «Мэн». Возможно, именно этим совпадением и объясняется то, что к аргументам адмирала отнеслись столь серьезно. Пытаясь отсрочить войну дипломатическими методами, в то же время правительство премьер-министра Сагасты взялось за подготовку флота и армии к боевым действиям. И в первую очередь ассигнования получил именно флот. Все корабли Практической эскадры, а некоторые — с Кубы отзывались в Кадис, Картахену и Бильбао. На верфях этих городов начались работы по ремонту всех этих кораблей. Очень кстати оказалось прибытие в Испанию нескольких морских офицеров русского флота во главе с родственником самого императора. Через него удалось договориться о покупке в России, причем сравнительно дешево, нескольких десятков морских орудий и мин, как заграждения, так и самодвижущихся (торпед). Как ни удивительно, но сроки поставки оказались неожиданно короткими, просто сказочными, словно русские заранее готовились к такой ситуации. Удалось даже сэкономить часть оплаты, продав русским остров Гуам.

Немцы опять предлагали продать им Манилу, но испанцы вновь отказались. Но переговоры испанцы не прервали, предложив взамен этого продать Каролинские и Марианские острова. Отчего отказались уже немцы. Надо заметить, что германская делегация вела переговоры не слишком настойчиво.

Тем временем две комиссии — испанская и американская опубликовали свои выводы о причинах гибели «Мэна». Испанцы считали причиной внутренний взрыв в бомбовых погребах из-за халатности или небрежности экипажа. Прибывшая же позднее, причем опять-таки без всякого согласования с испанским правительством, американская комиссия объявила, что взрыв произошел из-за попадания в корабль торпеды. Виновниками происшествия американцы посчитали испанцев.

Испанский кабинет все же не терял надежды отдалить войну с США. В начале апреля по просьбе Испании послы Германии, Австро-Венгрии, Великобритании, России, Италии и Франции посетили президента САСШ Мак-Кинли и вручили ему коллективную ноту. В которой говорилось, что державы выступают «с настоятельным призывом к чувствам гуманности и умеренности президента и американского народа в их разногласиях с Испанией…и искренне надеются, что дальнейшие переговоры приведут к соглашению, которое, обеспечивая сохранение мира, дало бы все необходимые гарантии для восстановления порядка на Кубе». Мак-Кинли уже через несколько часов собрал послов и зачитал им ответ: «правительство Соединенных Штатов оценивает гуманный и бескорыстный характер сообщения, сделанного от названных держав, и со своей стороны оно уверено в том, что одинаковое понимание будет проявлено в его собственных искренних и бескорыстных усилиях, направленных к тому, чтобы исполнить свой долг перед человечеством, положив конец ситуации, продолжение которой стало невыносимым».

Один из американских журналов кратко и образно объяснил произошедшее: «Европейские державы заявили: — Мы надеемся, что во имя гуманности вы не будете воевать. — Президент Мак-Кинли ответил: — Мы надеемся, что вы поймете — мы будем воевать во имя гуманности».