Первая часть Мерлезонского балета[93]

Я постиг, что Путь Самурая — это смерть…

Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем.

«Хагакуре (Сокрытое в листве)».

Если бы люди вели себя так, как ведут себя нации, все сидели бы в каталажке.

Теннесси Уильямс.

Серо-синие волны Тихого океана покорно расступались перед форштевнями самых грозных в этих водах кораблей и словно пытались поскорее убежать подальше от их пути. Броненосцы Постоянной эскадры вышли на учения из своей базы под командованием недавно назначенного руководить усиленной подготовкой флота вице-адмирала Того. Надо заметить, что Того, переведенный из военно-морской академии на должность начальника Постоянной эскадры вместо безынициативного адмирала Нисибы, сразу потребовал включения в нее всех всех броненосных крейсеров. А заодно добился увеличения расходов на боевую подготовку. До этого Постоянная эскадра совершала походы исключительно между японскими портами, иногда посещая порты Китая, Кореи и России. Но состояла она исключительно из нескольких авизо, двух новых бронепалубных, «Идзуми» и «Иосино», а также одного броненосного крейсера из двух, «Якумо» и «Адзума», имеющихся в строю. Теперь корабли не просто переходили с места на место по морю. Последнее время короткие стоянки в портах и на рейдах чередовались с эскадренным маневрированием, артиллерийскими стрельбами и межбазовыми переходами. Много внимания уделялось ночным минным атакам, которые производились отрядами миноносцев и их отражению. А совсем недавно японцы получили в счет английских кредитов целых четыре эскадренных броненосца типа «Канопус». Перегнанные англичанами на японскую военно-морскую базу в Йокосука, они несколько месяцев осваивались командами. А сегодня, наконец, вышли в совместный поход.

Идущие впереди строем фронта авизо «Чихайя», «Тацута» и «Мияко» следили за тем, чтобы ни одно гражданское судно не смогло приблизиться к основному отряду. Но и наблюдатели на самих броненосцах не дремали, внимательно рассматривая однообразную гладь воды, раскинувшуюся от горизонта до горизонта. Японские адмиралы хотели сохранить подготовку эскадры к боя в тайне от всех, кроме своих союзников. Для сохранения тайны в нескольких газетах даже опубликовали статьи о трудностях освоения новой техники матросами японского флота, появившиеся потом в иностранной прессе.

Хэйхатиро Того, стоявший на мостике флагманского броненосца с невозмутимым видом опустил бинокль. Кильватерная линия, надо признать, пока выдерживалась не слишком точно. Корабли плохо выдерживали дистанцию, а временами уклонялись от курса и вынуждены были совершать коордонат, чтобы вернуться в строй. Но все равно, отряд выглядел внушительно и грозно. «Фудзи», «Ясима» «Сикисима» и «Хацусе»… четыре бронированных гиганта. Не самые современные, но вполне удачные английские корабли, с максимальным ходом в восемнадцать узлов, вооруженные четырьмя двенадцатидюймовками, четырнадцатью скорострельными шестидюймовками, две из которых установили уже в Японии, и десятком противоминных трехдюймовок. Единственная претензия, которую мог предъявить Того этим кораблям, это ослабленная броневая защита. Главный пояс по ватерлинии имел толщину всего в шесть дюймов, меньше чем у русских броненосцев на целых три дюйма. И еще неизвестно, удастся ли компенсировать слабую защищенность за счет превосходства в скорости, теоретически весьма незначительного — восемнадцать узлов против семнадцати у русских… Разумеется, он предпочел бы иметь под рукой более мощный флот. Например, получить у тех же англичан самые последние их броненосцы типа «Лорд Нельсон». Но он также понимал и то, что новых кораблей англичане не отдадут. Они и не такие уж новые скоростные «Дунканы» согласились передать только в следующем году и всего три. Заказать же постройку броненосцев самим — просто нет денег.

Но самураю не пристало жаловаться на остроту своего меча. Воевать придется с тем, что есть и воевать, судя по всему совсем скоро. Не зря сам Ито[94] лично потребовал от Того ускорить насколько возможно подготовку флота, обещая любое содействие и любое финансирование.

Хэйхатиро не зря считался одним из лучших японских адмиралов, он умел видеть множество факторов, влияющих на флотские планы. Причем не только военно-морских, но и политических и даже экономических. Роскэ[95] уже заканчивают постройку своего железнодорожного пути. И закончив его, смогут посылать в Китай войска сотнями тысяч. Конечно, армия роскэ — это забота японской армии. Но обеспечивать возможность высадки армии на материке придется флоту. И чем раньше будет решено ее десантировать, тем меньше времени останется на подготовку экипажей. А еще подготовка к войне и сама война стоит больших денег. У Японии, признавал Того, ни таких денег, ни таких возможностей и не имелось и не имеется. Поэтому воевать надо будет на заграничные займы и заграничным же оружием. Эти долги Японии никто не простит. И найти ресурсы на следующий виток гонки вооружений без громкой победы и доступа в Маньчжурию, островная империя уже не сможет. Таким образом, получается, что войну необходимо начинать и начинать как можно скорее. И это он видел, кажется, лучше многих министров и даже гэнро[96]. Видел и молчал, скованный цепями субординации и почтительности к старшим. Молчал и старался выполнять свои обязанности самым лучшим образом, со всем присущим японцам, как нации, перфекционизмом…

Между тем авизо отогнали с курса отряда неведомо откуда появившийся вдали от основных торговых трасс идущий под американским флагом пароход. А потом сообщили о замеченных впереди дымах.

— Полагаю, это идет Камимура, — отметил Того и добавил, обращаясь к командиру корабля, тайса[97] Нидзима Итиро и стоящим около него сигнальщикам. — Приготовиться к бою!

Под звуки колоколов громкого боя и свист боцманских дудок экипажи занимали посты по боевому расписанию. И хотя бой предстоял учебный, некоторые волновались, словно в ожидании, что сейчас начнется настоящее сражение.

Корабли торопливо сближались друг с другом. Камимура, имея четыре быстроходных броненосных крейсера явно собирался сделать идущим десятиузловым ходом броненосцам Того «кроссинг Т». В ответ Того приказал начать разворот влево, прибавив ход до двенадцати узлов. Но упрямый Камимура тоже прибавил ход и тут же, несмотря на дистанцию, превышающую привычные пятнадцать кабельтов, «открыл огонь»…

Оба отряда «вальсировали» в заданном районе несколько часов. В результате Камимура все же смог охватить своим строем голову кильватерной колонны броненосцев и «обстреливать» ее в течение примерно четверти часа. А потом Того все же ускользнул, приказав своим кораблям развернуться «все вдруг» на новый курс. Обе колонны кораблей азартно палили холостыми друг в друга, изображая ведение огня. После того, как отряд Того ускользнул из охватывающих «объятий» Камимуры, на флагманском корабле подняли сообщение сигнальными флагами «Вторая часть учений». Естественно, продублировав это сообщение по беспроволочному телеграфу. На этом этапе и броненосцы старались перехватить крейсера, развив большую скорость, чем ранее. А крейсера ускользали, используя свое преимущество в скоростных характеристиках.

Этот этап закончили быстрее, потому, что уже начинало темнеть и в район учений вышли несколько групп больших миноносцев. В наступившей темноте отрабатывали атаки миноносцев на колонну броненосных кораблей и ее отражение. Учебный бой закончился быстро, из-за неожиданного происшествия. Два миноносца, «Сиратака» и «Фукурю» столкнулись во время выполнения атаки. А потом потерявший ход «Сиратака» попал прямо под таран крейсера «Якумо», слегка отклонившегося от курса, которым следовала остальная колонна. Столкновение на крейсере почувствовали, легли в дрейф и даже подобрали троих чудом спасшихся матросов. Учения прервали. Большие корабли вышли из района учебной минной атаки не меняя курса. Посланные на поиски миноносцы к утру нашли дрейфующий из-за поврежденной во время столкновения машины миноносец «Фукурю» в трех милях от района учений. И даже успели отбуксировать его в Йокосуку до начала шторма…

Одновременно с флотом к будущей войне готовилась и армия. На английские кредиты в Германии у фирмы Крупп купили почти шесть сотен семидесятипятимиллиметровых пушек, полевых и горных. И начали строить пушечный завод взамен уничтоженного во время русского нападения. С пулеметами сделали еще проще, просто купив готовые «Максимы — Виккерсы» под английский патрон. А винтовки «Арисака» нового типа «38», кроме выпуска на собственном заводе, заказали еще и у американцев. Как патроны к ним. Сложнее оказалось с восстановлением кавалерии, из-за того, что подходящих лошадей пришлось закупать в САСШ и Австралии. Зато пехоту развернули сравнительно быстро. Немецкий корреспондент, посетивший Нагасаки, описал в газете впечатления о состоявшемся там в этот день параде местного пехотного полка: «…поразила безупречная чистота военной формы, высокая дисциплина, строевая выучка и решимость на лицах солдат…Внезапно раздались приветственные возгласы — это шла пулеметная рота. … Затем полевые кухни. … Завершал шествие интендантский обоз — все лошади в новой упряжи, все повозки, вся амуниция по высшему разряду. Великолепное зрелище…»

Все эти действия не прошли мимо внимания российской разведки, вот только в этот момент начался кризис в Марокко[98], грозящий перерасти в войну, и Санкт-Петербургу стало не до забот дальней окраины. Николай Николаевич посла несколько докладов в столицу, даже переговорил с императором по телеграфу лично. Но получил заверения, что приготовления японцев отслеживаются и в настоящее время не представляют опасности для наместничества, успокоился. Надо признать, что успокоился не сразу и не совсем. Сначала, тихо и незлобливо вспомнив несколько раз большой и малый Петровские загибы, он вызвал к себе командующего Тихоокеанским флотом адмирала Чухнина. Получив от последнего сведения, что флоту всего лишь требуется получить дополнительные ассигнования на боевую подготовку и ускорение прибытия отряда адмирала Небогатова, задержанного в связи с кризисом в Средиземноморье, попытался добиться этого. И лишь получив часть денег и ответ, что броненосец «Сисой Великий», броненосный крейсер «Баян» и крейсер «Аврора» пока необходимы на западе, притих. Выпив перед этим со своим адъютантом бутылку лучшего французского коньяка и бутылку шустовкой финь-шампани…


А ситуация вокруг Марокко складывалась напряженная. Французы, действовавшие до этого осторожно, обеспокоенные проникновением в независимый пока султанат немецких предпринимателей, перешли к открытому давлению на султана Мулай Абд аль-Азиза. Судя по тому, что англичане, итальянцы и испанцы молчали, с ними по этому вопросу французы договорились заранее. Поэтому, похоже, особых трудностей в установлении протектората над одной из последних независимых стран Африки они не ожидали. Но немцы, как выяснилось позднее, хотели помешать Франции получить контроль над Марокко, поскольку географическое положение этой страны делало ее стратегически очень важной. По этой причине канцлер Германии фон Бюлов призвал султана не соглашаться с притязаниями Франции и сохранять свою независимость. План канцлера, составленный, как считалось, под влиянием «серого кардинала германской дипломатии» барона фон Гольштейна, состоял в том, чтобы кайзер посетил марокканский город Танжер и вызвал кризис. Который канцлер планировал разрешить в свою пользу на международной конференции. Поэтому в Танжер неожиданно прибыл на лайнере «Король Альберт» в сопровождении канонерской лодки «Пантера» кайзер Вильгельм II. Он выступил с речью, в которой пообещал султану свою поддержку и предложил заключить оборонительный союз. Это была замечательно зажигательная речь, полная намеков на неких злодеев, «желающих поработить свободолюбивый марокканский народ», «германцев, как лучших друзей мусульман» и уверений, что «мы не хотим никаких территориальных приобретений. Только отрытых портов, железнодорожных концессий и свободы для ввоза товаров».

Речь произвела неоднозначное впечатление в разных странах. В России, Италии и Испании получила широкое распространение шутка, что выслушав эту речь султан «испытал внезапное и сильное облегчение», с намеком на облегчение в сортире. Во Франции речь подействовала словно неожиданный взрыв бомбы. Шовинисты тотчас потребовали извинений, серьезных действий и чуть ли не немедленного объявления войны. Даже более острожные круги настаивали на необходимости получить от германского правительства удовлетворительные разъяснения и гарантии невмешательства в двусторонние отношения. Воинственно настроенный министр иностранных дел Делькассе, удержавшийся на своем посту после падения предыдущего правительства, немедленно вызвал немецкого посла Гуго фон Рандолина и вручил ему ноту с протестами по поводу «недружественных действий и речей» и требованием объяснений по этому поводу. Ходили слухи, что на заседании правительства он требовал немедленного предъявления ультиматума немцам, с требованиями не вмешиваться в действия Франции и угрозой начала войны в противном случае. Но судя по тому, что никакого ультиматума официально не появилось его не поддержали ни министры, ни премьер Рувье.

Однако обмен нотами между Германией и Францией продолжался, становясь все более угрожающим. К «войне нот» присоединялись и некоторые другие страны. Ситуация постепенно накалилась до такой степени, что многие уже ожидали скорого начала войны. Англичане привели в готовность флоты Канала и Средиземноморский. В Австрии начали расконсервацию стоящих в резерве броненосцев. В Германии и Франции отменили отпуска офицерам и начали предмобилизационные мероприятия на железных дорогах. А затем начали частичную мобилизацию в приграничных корпусах. И только Россия хранила внешнее спокойствие. Оставив при этом Средиземноморскую эскадру в усиленном отрядом адмирала Небогатова составе. Предназначавшиеся для Тихоокеанского флота линкор «Сисой Великий» и броненосный крейсер «Баян», а также пятерка больших контрминоносцев, стояли на рейде Крита вместе с североморскими линкорами «Ослябя» и «Пересвет» и крейсерами «Аврора», «Паллада» и «Артемида» и тройкой балтийских контрминоносцев. К тому же были объявлены большие флотские учения на Балтийском море. И все…

Позднее выяснилось, что активное, хотя и не афишируемое участие в «дипломатическом сражении» принял лично Михаил II. Его конфиденциальные послания к Вильгельму II, президенту Лубе и премьер-министру Рувье, королям Эдуарду VII, Виктору Эммануилу III и Альфонсо XIII помогли утихомирить разбушевавшиеся страсти и договориться о созыве конференции по разрешению кризиса. В результате европейские дипломаты начали подготовку к встрече на уровне специальных посланников. Поначалу местом проведения конференции считались Танжер или Мадрид, но, наконец, местом проведения конференции стал Альхесирас на юге Испании, в нескольких километрах от Марокко. Конференция началась в январе следующего, 1907 года. С первых же заседаний стало ясно, что представителей Германии Радовица и Татенбаха поддерживают только представители Австро-Венгрии. Русский уполномоченный Кассини вел себя пассивно и не пытался даже оспаривать ни одного предложения любой из сторон. Так же вел себя шведский дипломат. Американский посланник Генри Уайт на первом же заседании сделал заявление от имени правительства:

— Правительство США… присоединяясь к постановлениям и декларациям конференции… и соглашаясь на применение их в отношении американских граждан и интересов в Марокко, не принимает на себя никаких обязательств и никакой ответственности за меры, которые могут потребоваться для проведения в жизнь упомянутых постановлений и деклараций.

И в дальнейшем американец оживленно участвовал лишь в обсуждении вопросов, связанных со свободой торговли и разнообразными концессиями. Представители же Великобритании, Бельгии, Италии, Испании, Голландии, Португалии как правило дружно поддерживали французов, возглавляемых лично бывшим премьер-министром Рувье. Но даже несмотря на то, что германские дипломаты действовали практически в одиночку, быстро сломить их сопротивление не удалось. Тем более, что и представители султана не очень торопились идти навстречу французским требованиям, понимая, что в результате могут попасть под власть Франции. Ее не прервали даже после сообщения о начале новой русско-японской войны, поступившем в начале марта. Поэтому заседали дипломаты вплоть до апреля. Без поддержки остальных участников конференции, за исключением австро-венгров, немцы были вынуждены принять соглашение. В итоге конференция все же закончилась принятием документа, сохраняющим независимость Марокко.

Но заключенный в Альхесирасе документ, в конечном итоге, не удовлетворял никого. Марокканцы считали, что он слишком ущемляет их права. Французы остались недовольны срывом планов по установлению протектората. Больше всех проиграли в итоге немцы, оказавшиеся в дипломатической изоляции и вновь поссорившиеся с русскими. Среди немногих положительных моментов, достигнутых Германией, оказалось только право свободно торговать в этом районе. Разъяренный кайзер возложил всю ответственность за этот дипломатический провал на барона Гольштейна и отправил его в отставку.

А затем Вильгельму пришлось лично отправиться в Санкт-Петербург, чтобы попытаться восстановить доверительные отношения с царем. Михаил II остался очень недоволен тем, как кайзер и его политики использовали заключение оборонительного союза для шантажа французов по незначительному колониальному вопросу. И только начавшаяся вторая русско-японская война заставила его внешне примириться с кайзером и принять его извинения. Но в разговоре с Беатрис-Викторией он заметил:

— Никак не могу поверить, что монарх может быть столь легкомысленным и нисколько не сознавать этого. Как я теперь могу доверять своему дядюшке и его словам?

Загрузка...