Кауфман так и не рассказал ничего нового. Сэм упорно держал его в сознании, давая маньяку возможность зациклиться на собственном безумии. Устраивать очную ставку Кауфмана с Батлером, как я собирался, не пришлось, потому что ни один из них не отрицал своей вины и своего участия. Но подробности от Кауфмана я так и не получил.
Корабль продолжал свой долгий путь. Изредка однообразие наших будней скрашивалось великолепными картинами Майкла [Майкл Адамс — Факельщик], да метеоритными тревогами.
Сэм и Гарри изготовили и подарили мне шлем констебля. Он был нелепо высоким и вычурным, со звездой и прочими атрибутами. Вручая мне бокс с ним, они сделали серьёзные лица, но я-то видел, что они едва удерживаются от смеха. Когда я открыл бокс, они просто покатились от хохота и если бы аватары могли плакать, они обязательно бы прослезились от смеха.
Сэм заставил меня надеть этот ужас, после чего оба они пали ниц и сделали вид, будто молятся мне.
— Ну вы и придурки, — заключил я, снимая нелепый головной убор.
— Нет! Постой! Тебе действительно идёт! — хохоча повскакивали они и принялись наперебой останавливать меня.
— Парни, хватит. Ну не смешно уже.
— Но ты такой красавец в этом ночном горшке! — захохотал Сэм.
Гарри предложил выпить и мы направились в реакторную. Через некоторое время, когда мы изрядно расслабились, Гарри уселся на пол, я и Сэм последовали его примеру. Он сидел спиной к ограждению и просто откидывался назад, прижимаясь к нему, а когда доходил до нужной кондиции, наклонялся вперёд.
— Похоже Гарри изобрёл новый способ выпивать, — улыбнулся Сэм.
— Выпьем за это! — предложил я и мы дружно откинулись назад.
Мы спели «Звёздно-полосатое знамя», затем что-то из кантри, потом ещё что-то. В ноты мы не попадали, но было весело.
В какой-то момент Гарри спросил:
— Ну что, Олдман, тебя можно поздравить?
— Похоже на то.
— Чем теперь займёшься?
— Не знаю, Гарри. Может напишу книгу об этих событиях. Чертовски хорошую книгу. У меня ведь почти сто лет впереди.
— Олдман, дружище, если ты пишешь как расследуешь, то хорошей книги не выйдет даже за целую вечность, — он со звоном хлопнул меня по плечу и мы расхохотались.
— Ты хороший друг, Гарри.
— Конечно. Никогда не упущу возможности подколоть, — вновь захохотал он и откинулся к ограждению. Я тоже улыбнулся.
— Слушай, Олдман, а ведь на обложке должно быть какое-то имя. Что ты там напишешь? — справился Сэм
— Не знаю. Это важно?
— Я к тому, что до сих пор не знаю твоего имени. Давай, колись, как тебя зовут?
— Точно! — подхватил Гарри, — Колись, как твоё имя?
— Просто Олдман.
— Так не бывает. Ну давай, говори, как тебя зовут? Обещаю, я не буду смеяться.
— И я не буду, — заверил Сэм.
— Точно не будете?
— Даю слово!
— Обещаю!
— Моё имя Дик.
— Дик? Олдман Дик?!
— Да.
Они недоверчиво смотрели на меня с полсекнуды, а затем расхохотались так, что, кажется, корабль стал резонировать.
— Я буду звать тебя Олд Дик. Нет! Я буду звать тебя Биг Дик! — Сэм снова захохотал, держась за живот. А за ним со смеху покатился и Гарри
— Я так и знал, что вы начнёте ржать!
— Подумать только, Дик! Должно быть, твои родители были очень вежливыми и культурными людьми, раз так тебя назвали, — заметил Гарри, переводя дух.
— Да. Папаша обожал Германа Мелвилла. Собственно, в честь «Моби Дика» меня и назвали.
— Да брось, — он положил мне руку на плечо, — ну ты чего завял? Воспрянь, Дик! — и они снова захохотали.
Гарри и Сэм издевались надо моим именем как могли, но через некоторое время Гарри сказал:
— Олдман, ты же понимаешь, что я просто дурачусь?
— Угу.
— Я тоже, Олдман. Мы тебя ценим и уважаем.
— Я так и понял, Сэм.
— Спасибо, дружище. Ты проделал большую работу и спас миссию. Мы в долгу перед тобой. И не только мы, но и всё человечество.
Я насторожился, ожидая новых шуток, но Гарри продолжил:
— Я рад, что прислали именно тебя. Мир? — он протянул руку.
— Мир, — улыбнулся я.
— Надо же, я трогаю Биг Дик, — расхохотался он, пожимая мою руку. Сэм тоже засмеялся.
— Да ну тебя, Гарри. Уже не смешно.
— Ну всё, всё, не дуйся. Увидимся позже. Кстати, надо бы отпраздновать твою победу. Как насчёт выпить ещё раз, завтра? Я угощаю.
— С удовольствием. И это… не говорите моё имя никому, пожалуйста.
— Обещаем, — кивнули они, хитро переглянувшись.